ИЗГНАННИК
Первый бонусный рассказ к дилогии «Цветок лори»
Время действия – после окончания книги «Зачем цветет лори»
***
Ран сидел в каменном мешке подземелья, за толстыми прутьями решетки, чуть тронутой ржавчиной. У Лавьера больше не было силы, да и жизни почти не было, над ним хорошо поработали, прежде чем кинуть в темницу. Он умирал, лежа на прогнившем тюфяке тюрьмы. И когда пришел наследный принц, даже головы не повернул в его сторону.
Впрочем, Ошар надолго не задержался. Лишь на несколько минут, чтобы рассказать о смерти Темного Владыки и о красках на теле раяны. Он вглядывался в лицо Лавьера пристально, но желтый свет факела обрисовывал совершенно равнодушные черты в корке засохшей крови и грязи.
Ошар вздохнул, сдаваясь.
– Она передала вам кое-что, – сказал он. – Это прощальный подарок.
Принц еще постоял, рассматривая человека, которым не мог не восхищаться. И которого так и не понял. Порой ему казалось, что все, что делал Ран Лавьер, было для Верховного лишь игрой, и, чем губительней она была, тем больше ему нравилась. Такой человек слишком опасен, чтобы оставлять его в живых, и Ошару было слегка жаль. Он хотел бы, чтобы Ран Лавьер оказался в числе его союзников.
Но – увы.
Ошар ушел, потому что Лавьер все так же не смотрел на него. Желтый свет факела уплыл вслед за принцем, и подземелье снова погрузилось во мрак.
Ран подполз к решетке, затаил хриплое дыхание. Прощальный подарок? От Оникс? Что раяна могла передать своему мучителю? Лавьер приподнялся, всматриваясь во тьму. Моргнул, прогоняя дымку забвения из своих глаз. Сломанные ребра сдвинулись, угрожая проткнуть внутренности. А может, это уже случилось.
Аид знал, что смерть совсем рядом. Она всегда была рядом, порой даже реальнее, чем жизнь, он ощущал ее дыхание на своем затылке каждое мгновение своего существования. Смерть была его спутницей – преданной и верной. В конце концов, аид исправно поставлял ей души и всегда знал, что настанет день, когда она заберет и его. Осознание, что этот день пришел, не вызвало в аиде ни сожаления, ни страха. Сумеречные Врата давно открыты для него, архар скалится в ожидании Рана Лавьера с той минуты, как он родился на этот свет.
В темноте и сырости подземелья Ран подошел к Вратам так близко, как никогда. Он уже видел демонов, кружащих рядом и ждущих его последний выдох, за которым не последует вдох.
Лавьер криво усмехнулся разбитыми губами. Кажется, он испортит новому императору удовольствие и сдохнет еще до казни. Палачи перестарались, зная о силе дара Верховного аида. И не понимая, что избивали человека, в котором дар магии исчез навсегда.
Даже странно, что он все еще дышит…
Но сейчас Лавьер не думал об этом. Он рассматривал тусклый предмет на грязном камне. Ему пришлось моргнуть несколько раз, чтобы увидеть. И протянуть руку, чтобы поверить. Кольцо. Оникс отдала ему кольцо. Почему?
Хотела избавиться от последнего напоминания об аиде?
Или…?
Лавьер не знал. Не понимал. И злился от этого непонимания.
Он сжал в ладони темный ободок. Шанс? Жизнь? Но почему?
Выдохнув, Ран надел кольцо на палец, думая о единственном человеке, что мог оттащить его сейчас от Сумеречных Врат. И это все, на что его хватило.
***
Пробуждение оказалось мучительным.
Не открывая глаз, Лавьер попытался оценить обстановку и понять, где он находится. Тихий треск поленьев, запах трав и шорох ветра за окном. Значит, он не в темнице. Уже хорошо. Но попал ли туда, куда хотел?
Он осторожно провел ладонью, нащупывая грубое сукно покрывала, и дернулся, поняв, что руки привязаны. Открыл глаза, поднял голову, снова рванул путы.
– Тихо-тихо, – знакомый голос заставил аида расслабиться. – Не вырывайся, иначе кости снова сместятся. Мне стоило немалого труда сложить тебя, Ран. Из какого архара ты вылез?
– Из глубокого, – во рту поселился вкус крови и чего-то кислого. Ран повернул голову и прищурился, пытаясь сложить расплывающуюся фигуру в белых одеждах. – Я рад, что ты все еще жив, старик.
Анакин тихо рассмеялся и поднес к губам аида глиняную кружку.
– Пей. Это поможет.
Лавьер с трудом сделал несколько глотков и снова закрыл глаза. Даже слабый свет свечей причинял невыносимую боль.
– Насколько я плох? – хрипло спросил он.
Целитель молчал, и Ран вскинулся, жестко всмотрелся в старческое лицо.
– Ты умер, Ран, – тихо сказал Анакин. – Когда я нашел тебя, твое сердце остановилось.
Лавьер усмехнулся.
– Но я ведь по-прежнему здесь, ведь так?
– Мне пришлось потрудиться, – старик отошел к грубо сколоченному столу, на котором темнели пучки трав.
Лавьер окинул взглядом сгорбленную спину, трясущиеся ладони, лицо, испещренное столь глубокими морщинами, что казалось куском высохшего дерева. Он не стал спрашивать, сколько силы влил в него целитель. Он и так знал ответ. Много. Очень много. Возможно, все силы, что у него были.
– Знаешь, я никогда не спрашивал, почему ты делаешь это для меня, – задумчиво протянул Лавьер, и Анакин пожал плечами.
– Возвращаю долг, Верховный аид, – беззубо улыбнулся он. – Ты дал мне больше, чем я мог желать.
Лавьер качнул головой.
– Я лишь не хотел потерять твою силу, старик.
– Конечно, – Анакин снова поднес кислое питье к его губам. – Конечно, Ран. А теперь пей и спи. Ты должен выздороветь, иначе я зря потратил свою силу.
***
Несколько дней слились для Лавьера в бесконечную череду провалов, в которые он падал, словно в архар, и мучительных пробуждений. Даже сила целителя не была способна полностью восстановить израненное человеческое тело того, кто уже шагнул к Сумеречным Вратам. Ран Лавьер всегда знал, что человек, называющий себя Анакин, был самым сильным светлым из всех, кого он встречал в своей жизни. Возможно, он даже мог встать в один ряд с тем, кого называли Белый Свет. Ведь он совершил почти невозможное – запустил сердце, что молчало в груди аида уже несколько мгновений. Но даже сила Анакина не могла изменить пустоту внутри Рана.
С каждым днем, восстанавливающим его тело, эта пустота становилась все больше.
Там, где раньше был дар, теперь зияла пропасть, и она разрасталась трясиной, грозя засосать разум и душу. Никогда Лавьер не ощущал такой всеобъемлющей, такой невероятной пустоты внутри. Он чувствовал себя выпотрошенной рыбой, что все еще бьется на песке, надеясь дотянуться до соленой воды. Не понимая, что даже если ее подхватит волна, это уже ничего не изменит.
Пустота пожирала Лавьера, тянула все глубже в бездну, убеждала сдаться. «Зачем ты борешься? Ради чего?» – шептала она. Заглядывала в покрасневшие и слезящиеся глаза, усмехалась. «Зачем, Ран Лавьер? Все кончено… Для тебя все кончено… смирись»
Смирись и прими свою судьбу, в которой больше нет ничего для тебя. Смирись и перестань дышать, потому что твое дыхание больше не нужно. Ты проиграл. Ты проиграл…
Впадая в забытье, Ран Лавьер слышал голос своей пустоты так ясно, как не слышал живых людей. Она звала его, она угрожала, она манила.
Смирись… Ты проиграл… Все кончено… Калека без дара… Изгнанник без власти… Человек без души… Мужчина без… раяны. Для чего тебе жить?
И, проваливаясь в пропасть, Ран не мог найти ответ. Для чего? Для чего…
…Она стояла там, у берега холодного моря. Соленый ветер играл белыми волосами и трепал подол синего платья. На него она не смотрела, лишь на бушующие, беспокойные воды. Сердце привычно остановилось, стоило ему увидеть Оникс. Он уже привык к этой боли, к остановке дыхания, к мучительной, отчаянной, больной надежде. К желанию и тоске, что всегда шли рука об руку, стоило подумать о ней.
Между граней черных камней раяна казалась цветком – слишком нежным и слишком хрупким для этого сурового мира. И ему хотелось закрыть ее. От холодных соленых брызг, от ветра, от людей. Странная потребность для того, кто причинял ей столько боли. Странная потребность в отношении той, что уничтожила его.
– Оникс.
Она вздрогнула и повернула голову. В синих глазах возникло удивление, а потом… что? Ран всматривался изо всех сил, пытаясь увидеть то чувство, что пришло сразу за неверием. Что было там, на самой глубине синей пропасти? Страх? Ненависть? Или… Или что-то иное, то, что он почти увидел в их последний раз, то, из-за чего цветок на спине раяны стал цветным. То, чему нет названия, потому что у них это слишком сложно, чтобы обозначить одним словом.
Но Оникс отвела взгляд и сделала шаг назад.
– Тебя нет… – ее слова принес ветер, швырнул в лицо аида. – Нет…
Ран очнулся и тяжело втянул воздух, все еще ощущая на губах соль.
– Я есть.
Лавьер открыл глаза, осматривая низкий потолок, крашеное окно и низкий стол. Опустил ноги на пол, осмотрел стежки, которыми была заштопана его рана, хмыкнул. Потом потянулся к штанам, что лежали на лавке, медленно оделся. Он смог слезть с низкой кушетки и, хватаясь за стены, доползти до двери. Толкнуть ее. Холодный морской воздух лизнул лицо бывшего Верховного аида, заросшее густой щетиной. Анакин осуждающе цокнул языком, увидев Рана на пороге, но промолчал. Он знал, что спорить с сумеречным бесполезно, Лавьер все равно сделает по-своему.
– Сколько прошло дней? – Ран медленно повел головой, осматривая тесный дворик, огороженный простой дощатой оградой. Жилище целителя располагалось в стороне от долины, где селились местные жители. Оно стояло почти в лесу, скрытое густыми зарослями колючего можжевельника.
– Семь. Тебе рано вставать.
Лавьер прищурился.
– Мне нужно оружие. Одежда. И лошадь.
– Тебе нужно лечь в постель и не вставать ближайший месяц, – ворчливо отозвался целитель. – Не заставляй меня жалеть о том, что я сделал, Ран.
– Ты сделал бы это в любом случае, – Лавьер приложил ладонь к глазам, всматриваясь в очертания скал. Солнце зашло за тучу, и в наступившей тени стали видны шпили замка. Родовое гнездо рода Лавьеров возвышалось черной громадой с реющим на башне синим флагом.
– Да. Но не заставляй меня жалеть.
– Анакин, мне нужно то, что я сказал. – Ран отвернулся от синих скал. – Ты говорил обо мне?
– Обижаешь, аид.
– Хорошо. Мне надо уходить, ты и сам знаешь. Меня будут искать.
– Тебе нельзя садиться на лошадь, Ран! – целитель возмущенно всплеснул руками. – Это ты тоже знаешь! Тебе нужно время, чтобы срослись твои ребра и внутренности, чтобы затянулись раны! Я влил в тебя силу, чтобы ты смог хотя бы дышать, а ты хочешь сдохнуть? Ты этого хочешь?
– Я сдохну, если останусь здесь, – ровно произнес Лавьер. – Первое, что сделает Ошар, обнаружив мое отсутствие – это направит отряд в Синие Скалы. Не упрямься, старик. И приведи мне лошадь. Я уеду на рассвете.
– Тебе нельзя уезжать! – Старческое лицо Анакина исказилось. – Ты слаб, Ран! Слишком слаб! Тебе нужно время…
– У меня нет времени, – Лавьер жестко посмотрел в блеклые глаза целителя. – Даже если бы я хотел.
– Но…
– Не спорь. Просто сделай, как я сказал.
Аид прислонился спиной к темным доскам лачуги. И слабо улыбнулся.
– Никогда не понимал, почему ты живешь здесь, старик.
– Здесь легче дышится.
– Ты прав, – подумав, отозвался аид. – Легче. А теперь отправляйся за лошадью.
Целитель поджал губы, но все же направился к шаткой калитке. Но, не пройдя трех шагов, обернулся.
– Твоя сила, Ран… что с ней? Ты не исцеляешься. И я не чувствую больше ток дара в тебе. Они… забрали его? Но как? Как это возможно?
– Нельзя забрать дар, Анакин, ты и сам это знаешь, – в голосе Рана Лавьера не проскользнуло ни одно чувство. – Но его можно отдать. Добровольно.
Выцветшие от времени глаза старика расширились в безмолвном ужасе.
– Отдать? Отдать свой дар? – Сказанное не укладывалось в его голове. Дар для мага всегда был ценнее души. Да что там! Он был даже ценнее жизни, он и был жизнью. Никто не отказывался от дара добровольно, это невозможно было даже представить! Ток магии в крови – это бесценно!
И вдруг понимание озарило глаза старика.
– Раяна, – почти прошипел он. – Это все из-за нее, ведь так? Она погубила тебя!
– Замолчи, – приказал аид.
– Всегда знал, что она сделает это, – Анакин сжал слабые руки в кулаки. – Знал. Чувствовал вот здесь, – он поднес ладонь к сердцу. – Как ей это удалось? Как? Зачем ты… Почему она?
Лавьер пожал плечами.
– Небесные любят забавляться смертными, ты ведь знаешь. А теперь иди.
– Ты умрешь, Ран! – запричитал старик. – Умрешь, понимаешь? Твое тело слишком слабо…
Лавьер не отвечал, всматриваясь в горизонт. На исхудавшее лицо набежала тень, и он процедил ругательство. Над шпилем Синих Скал разгоралось зарево пожара, полотнище с белым волком затянуло черным дымом.
– Поздно. Замок горит.
– Что? – не понял целитель. Он вертел головой, пытаясь рассмотреть синие скалы, но старческие глаза были слабы и уже не обладали прежней зоркостью.
– Иди в дом, – коротко отдал приказ Лавьер. – Собери все, что нужно. Продовольствие, целебные отвары, одежду. Живо.
– Что?
– Иди! – рявкнул Лавьер и сам шагнул к двери, сдернул со стены старый арбалет, скривился. Похоже, это оружие не снимали с ржавого гвоздя лет десять. Впрочем, неудивительно, ведь это дом целителя, а не сумеречного. Ран быстро проверил колодку и тетиву, выругался сквозь зубы. Анакин застыл в центре единственной комнате, склонившись над своими склянками.
– Скорее! – поторопил Ран.
– Я не пойду, – проскрежетал старик, поднимая на аида глаза. – Иди один, Ран.
– Живо на выход! – разозлился Лавьер. – Хочешь, чтобы я тащил тебя, целитель? Выметайся. Немедленно!
– Я не пойду, – заупрямился Анакин. – Я уже слишком стар, чтобы убегать.
– Хочешь сдохнуть в муках? – прищурился Ран. – Сумеречные поймут, что я был здесь.
– Это уже неважно.
Целитель махнул рукой, и Лавьер снова выругался.
Топот лошадиных копыт заставил его напрячься и крепче сжать арбалет.
– Сиди здесь, – снова приказал он, понимая, что им уже не уйти. Теперь главный вопрос лишь в том, сколько сумеречных отправилось проверить лачугу старого целителя.
Ран осмотрел помещение, зацепился взглядом за крышку люка наверху. Такие делали на случай задымления или пожара, так как окна в доме не открывались. Быстро запер дверь и устремился к шаткой лестнице.
– Не высовывайся, – бросил он целителю, карабкаясь наверх и не обращая внимания на боль.
Несмазанные петли крышки поддались с трудом, но все же позволили аиду выбраться на крышу. Он растянулся на соломе, рассматривая приближающихся всадников. Четверо.
Лавьер выдохнул, успокаиваясь, и вложил болт в гнездо арбалета.
Первый снаряд вскопал дерн у ног всадника, и Ран сжал зубы, не позволив себе ругательство. Только сделал вывод и поправку на несбалансированное оружие, что подвело меткий взгляд аида. Пристреливаться было некогда, к сожалению. Второй болт лег точно в цель, пробив грудь сумеречного. Правда, дальше стрелять стало сложнее, потому что охотники поняли, что обернулись жертвами, и рассредоточились. Но не раньше, чем Ран избавился еще от одного сумеречного, свалившегося в траву.
Двое. Осталось двое.
Следующий снаряд попал в лошадь, но всадник ловко спрыгнул на землю и вскинул собственный арбалет, выискивая аида. Лавьер опустил голову, пережидая. Раз, два… Болт чиркнул крышу совсем рядом. И у него лишь несколько мгновений, пока сумеречный перезаряжает арбалет. Конечно, при условии, что второй охотник сейчас не выжидает с натянутой тетивой. Но выбора у Рана не было. В ближнем бою его свалят через минуту. К тому же, вероятнее всего, эта четверка лишь разведующие, следом подтянутся и другие каратели.
Аид вскинул арбалет, приподнимаясь над краем крыши, и спустил болт.
С коротким чавкающим звуком снаряд вошел в тело сумеречного, и Лавьер привычно и четко вложил в гнездо арбалета следующий. Четвертого всадника видно не было. Значит, рассредоточились. Значит… Ран откатился как раз в тот момент, когда сталь клинка вошла в деревянное перекрытие крыши. Там, где еще мгновение назад была его спина.
Последний снаряд он выпустил в упор, глядя в удивленные глаза сумеречного, не успевшего вытащить меч из доски. Он словно не верил, что видит перед собой аида. И что тяжелый металлический болт уже пробил его тело, отправляя к Сумеречным Вратам.
Ран полежал, переводя дыхание.
Надо уходить.
Спускаясь в лачугу целителя, он точно знал, что увидит. Он сам был учеником цитадели, он знал сумеречных.
Анакин скорчился у лавки, белое одеяние окрасилось кровью.
Лавьер сел рядом, прижал к себе голову старика.
– Я ведь сказал тебе не высовываться… – тихо произнес он.
Целитель слабо улыбнулся. Он еще был жив, но оба знали, что это ненадолго.
– Не теряй… время… – чуть слышно произнес Анакин. – Иди.
– Молчи, – Ран остро глянул на рану. Безнадежно. Жаль.
– Иди, Ран… – старик сжал его руку. – Подпол… монеты. И настойки… красное стекло… Забери. Раз в день… поможет…
Лавьер кинул, не отводя взгляда от лица целителя. Он словно не давал этим блеклым глазам закрыться, удерживая своей волей.
– И еще… – последние слова прозвучали еле слышно. – Письмо… шкатулка… Там. Отнеси… Там написано. И живи, Ран…
Ток силы ударил в руку раньше, чем аид успел убрать ее. Живой поток на миг лишил сознания и разума, закружил в теплом водовороте. А когда Ран пришел в себя, Анакин уже не дышал. Он отдал аиду всю свою силу, до последней капли.
– Я постараюсь, старик, – глухо произнес Ран Лавьер, закрывая невидящие глаза. – Я постараюсь. Надеюсь, ты знал, что значишь для меня. Кажется, я так и не сказал тебе.
Он посидел еще минуту, держа на коленях голову Анакина. На руках осталась чужая и своя кровь. В груди зияла пустота, та самая, что снова звала за собой, манила, соблазняла… Когда кажется, что терять нечего, небесные находят, что еще можно забрать. Раньше Ран не задумывался об этом.
Выдохнув, он поднялся, уже не глядя на тело старика. Анакина больше не было, пустая оболочка в испачканных белых одеждах – это лишь сосуд без содержимого. Последний дар целителя – его сила – билась внутри Лавьера, наполняя потерянной мощью мышцы и латая раны. Кровь из разошедшегося шва на боку прекратила течь, затянувшись розовой тонкой коркой. Старик сделал все, чтобы подарить бывшему аиду еще один шанс.
Ран не глядя смахнул в наплечный мешок склянки, подсохший хлеб и сыр, нож, упомянутую целителем шкатулку, которую не стал открывать. Надел рубаху и плащ, собрал болты, что смог найти. Обулся. Осмотрел лачугу. Скинул зажженную свечу в ворох сухих трав на столе.
И вышел, тихо закрыв за собой дверь. Уже через несколько минут заросли можжевельника сомкнулись за путником, углубляющимся в лес.
Горизонт над долиной затянулся черным дымом, что стелился от горящего замка Синие Скалы. Вскоре к нему добавился дым сизый – от скромной лачуги старика-целителя.
***
Лавьер углублялся все дальше в лес, понимая, что четверка всадников, оставленная у лачуги – это лишь малая часть отряда. У него не было сил и времени, чтобы подчистить следы, значит, довольно скоро сумеречные их найдут.
На стороне аида было отличное знание этих мест. На стороне сумеречных – превосходящие силы, мощь, обученные ищейки, магия и время. Невыгодный расклад для раненного путника, что лишь семь дней назад стоял у Врат. Сила целителя подлатала его, но не больше. Лавьер по-прежнему был мучительно слаб, а тело двигалось слишком медленно. Он заставлял свои ноги идти, сжимая зубы и не обращая внимания ни на холодную испарину, ни на смертельную усталость. Двигался в чащу, туда, где начиналась цепь болот и непроходимых топей. Несколько раз аид слышал лай собак, что пытались взять след беглеца. Ран шел вдоль узкого ручья, иногда по воде, сбивая своих преследователей. Шел, пока ноги не начинали деревенеть от холода, а сбитые ступни кровоточить. Ему надо было добраться до топи раньше, чем сядет солнце, и поэтому Лавьер двигался, сжимая зубы и подчиняя слабое тело железной воле.
Иногда падал. Чаще, чем хотелось бы… Но вновь заставлял себя встать.
Когда чаща начала тонуть во мраке, Ран достиг дерева, трухлявые корни которого прикрывал толстый слой мха и опавших листьев. Последним усилием аид разгреб свое укрытие, влез в трухлявое и пахнувшее гнилью нутро, закрылся ворохом сухих веток. В углублении у корней можно было вытянуться в полный рост, и Ран затих, не в силах даже дотянуться до своего мешка, в котором был хлеб и сыр. Ему нужен был отдых. Иначе он просто свалится, потеряет сознание на радость ищейкам.
Измученное тело ныло и болело, не желая больше шевелиться.
Ран закрыл глаза, проваливаясь в темноту то ли сна, то ли забвения…
***
…Топь простиралась со всех сторон – необъятная и губительная. Черное болото, из которого не было выхода. Позади лаяли собаки и стучали копыта лошадей, что несли врагов. Впереди укрывалось мягким покрывалом мха болото, заманивая в самую середину, на глубину.
Лавьер вздрогнул, рассмотрев силуэт, нерешительно замерший у края опасной тропки. На этот раз – никакого синего платья. На ней надеты штаны и грубая суконная рубаха, в руке мешок.
– Стой! – слова вырвались раньше, чем Лавьер успел подумать.
Оникс повернула голову, прижала ладошку к перепачканному лицу.
– Не ходи туда! – сдерживая страх и злость, произнес аид.
Раяна подняла бровь, рассматривая его.
– А разве ты оставил мне выбор, аид? Твои псы загоняют меня, словно дичь. Хотя… – она улыбнулась. – Теперь они загоняют нас обоих, верно?
Лавьер осмотрелся. Топь. Мшистые корни деревьев. Оникс… Желание. Тоска.
Что происходит?
– Не ходи туда. Останься со мной. Я знаю, где можно переждать, раяна.
– Остаться с тобой? – тихий смех пролетел над болотом. – Ты сошел с ума, аид…
***
Ран открыл глаза, возвращаясь в реальность. Сознание включилось мгновенно, выстраивая воспоминания и оценивая обстановку. Звуки. Запахи. Ощущения. Свет – тьма. Тело затекло и замерзло, но он все еще был жив. И, похоже, за минувшую ночь его так и не нашли.
Ран осторожно отвел мох и листья, осмотрелся. Его преследователям не было смысла устраивать засаду. Если бы аида обнаружила, он бы уже был в цепях.
Безумно хотелось согреться, холод пробрался до костей. Но он не мог позволить себе развести огонь, лишь сделал несколько упражнений, разминая онемевшие мышцы. Быстро осмотрел раны, разжевывая кусок хлеба, чтобы не терять время. Запил настойкой из красной склянки и устремился к топи.
На миг в глазах потемнело, и показалось, что он снова видит тонкий женский силуэт у самого края. Видения прошедшей ночи терзали сознание. Так реально… Он видел Оникс так реально. Так осязаемо и близко.
Аид сцепил зубы, выбрасывая из головы раяну, подобрал палку, которую можно использовать как шест, и шагнул на неустойчивую кочку.
Уже на середине болота он услышал злобный лай собак и крики сумеречных. Его ночное убежище все-таки обнаружили. Ран усмехнулся, не позволяя себе обернуться. Топь не прощает ошибок, в этом она была похожа на самого аида. Ран не стал оглядываться даже тогда, когда позади раздался вопль и хрип кого-то из сумеречных, что угодил в гнилое и жадное нутро болота. Он шел лишь вперед.
***
Через десять дней у двухэтажного дома, стоящего на окраине Лиордана – небольшого городка к востоку от столицы, появился путник. Его голову и нижнюю часть лица закрывал черный платок, как носят странники, приходящие из далеких южных пустынь. Простая одежда и заляпанный грязью плащ не вызывали у встречных горожан желания приближаться к незнакомцу. Так же как и ярко-зеленые глаза, глядящие слишком недобро из-под темных бровей.
Ран остановился у ворот дома. Дернул шнурок. Внутри дома тихо звякнул колокольчик, потом прошелестели шаги. Створка распахнулась, и из полумрака на Лавьера уставились светло-карие глаза. Аид склонил голову, разглядывая тонкую женскую фигуру в простом платье, каштановые волосы, лицо сердечком. На бумаге в шкатулке был лишь адрес и запечатанный сургучом конверт, который Ран не стал вскрывать. Он ожидал увидеть старуху, приходящуюся целителю сестрой, а не молодую женщину.
– Чего вы хотите? – девушка вздрогнула под его пристальным взглядом. – Что вам нужно? Еды?
– Пожалуй, – усмехнулся Ран, не отводя взгляда. – У меня для вас послание.
– От кого? – вскинулась девушка.
– От Анакина.
– Дядя? – изумилась незнакомка. – Он писал мне… что случилось? Что с ним?
– Он мертв, – сухо ответил Лавьер. – Я могу войти?
– Конечно, – она суетливо распахнула дверь. – Конечно… Проходите. Вот сюда…
Лавьер вошел в небольшую комнату, осмотрелся. Цветы на окне и в вазе. Маленькие картины на стенах. Потрепанная, но еще добротная мебель. Простая обстановка.
– Вы живете одна? – он поставил на стол шкатулку Анакина и сел на стул, лицом ко входу. Протянул письмо.
– Да, после смерти мужа… – Девушка торопливо схватила послание, замерла на миг, а потом сломала печать и впилась глазами в строчки. На смуглых щеках вспыхнул румянец, глаза лихорадочно заблестели. – О небесные…
Потом метнулась к столу, щелкнула замочком на деревянной крышке шкатулки. Застыла. Ран отвернулся. Он знал, что привез. Несколько колец, бусы, браслеты… наследство старого целителя, что он собирал для своей родственницы. Думать об этом Лавьеру не хотелось, и восторженные охи девушки его не трогали. Он рассматривал светлую лестницу на второй этаж, крепкие двери и чистые окна. И думал о том, что старик Анакин никогда не рассказывал о своей семье. Он жил в Синих Скалах так долго, что его привыкли считать одиноким. К тому же, целитель не отличался болтливостью.
А значит, ему подходит этот дом, чтобы переждать и зализать раны.
Закончив охать, девушка вновь вспомнила про гостя.
– Это просто невероятно! – она вскочила, прижимая к себе шкатулку. – Я даже не думала… Небесные! Простите меня! Вы, вероятно, устали! Что я могу для вас сделать? Может, дать вам воды? Или вы голодны?
– Да, – Ран медленно размотал платок, закрывающий лицо. – Да. Я, пожалуй, останусь.
И поднявшись, прошел на кухню, откуда доносились аппетитные запахи жареного мяса и специй. Несколько сбитая с толку, девушка последовала за ним, ощущая странную робость и смущение рядом с этим мужчиной.
– Меня зовут Лоис, – неуверенно сказала она, глядя на гостя, который по-хозяйски сел за стол, вытянув длинные ноги. И тут же поймала себя на мысли, как обманчиво первое впечатление. Когда она открыла дверь, то увидела лишь грязную одежду и черный платок, и потому решила, что перед ней усталый старик. А сейчас она видела широкие плечи, ясный взгляд и хищные черты худого лица, заросшего щетиной. Впавшие щеки, остро обозначенные бугры скул, шрамы…
Озноб прокатился по хребту, и молодая женщина вздрогнула.
– Я вас накормлю… конечно. Сейчас…
Она бестолково заметалась по кухне, теряясь в знакомом помещении и спиной ощущая взгляд незнакомца. На миг кольнула мысль, что лучше бы его прогнать. Прямо сейчас, без ужина и даже воды. Потому что ее кровь содержала каплю дара, не пробудившегося, но все же позволяющего Лоис иметь обостренное чутье. И это чувство просто вопило, что там, за спиной, сидит зверь, слишком опасный, чтобы вообще поворачиваться к нему этой самой спиной…. Даже чтобы просто находиться с ним в одном доме.
«Глупости! – мысленно одернула себя девушка. – Ты просто переволновалась. Он лишь уставший с дороги странник! И он привез шкатулку, полную сокровищ, на которые можно безбедно прожить несколько лет! Если бы он был опасен, то оставил бы драгоценности себе, а не тащил с севера до самого Лиордана!
Незнакомец молчал, пока Лоис накладывала в глубокую тарелку мясо с картофелем, ставила на стол.
– Как он умер? – очнулась она, нервничая от этой тишины. – Дядя?
– Его время закончилось, – мужчина опустил в рагу ложку, втянул запах. Медленно положил кусочек мяса в рот.
– Конечно, – хозяйка дома почему-то снова смутилась. – Дядя был стар. Я не видела его с шести лет. Он никогда не приезжал. Но часто писал моей матери, своей сестре. Я почти не знала его, к сожалению… Не думала, что он передаст мне столько… такое…
Мужчина равнодушно пожал плечами. На девушку он не смотрел, занятый своим обедом. И Лоис снова вскочила, достала кувшин с ягодным напитком, закружила по комнате, всем своим существом ощущая присутствие незнакомца. Словно он заполнил эту тесную кухоньку целиком, словно выдавил весь воздух.
Она покосилась на мужчину, размышляя.
– А вы? Надолго в Лиордан?
Гость отодвинул тарелку и поднял на нее взгляд. И снова Лоис удивилась тому, насколько насыщенный зеленый цвет у мужских глаз. Лицо незнакомца выглядело изможденным, скулы заострились, словно он голодал. И все равно казался опасным.
– Я задержусь здесь, – ровно ответил мужчина, глядя на нее.
– Да? – Лоис покусала нижнюю губу, разрываясь между своим вопящим чутьем, призывающим молчать, и благодарностью, требующей предоставить гостю кров. Незнакомец никак не влиял на ее решение, он привалился плечом к стене и смотрел на девушку с отрешенным и равнодушным лицом.
«Он привез послание от дяди… И путь был долгим, устал… Я просто обязана…»
– Вы могли бы остаться у меня, – выпалила Лоис и тут же пожалела, потому что чутье внутри взбесилось и завыло раненным зверем. – На несколько дней. У меня есть комната, я иногда сдаю путникам…
– Хорошо.
Мужчина поднялся и пошел к выходу из кухни.
– Меня зовут Ран.
Лоис посмотрела на его спину, ощущая, что совершила огромную ошибку.
Впрочем, несколько дней прошли спокойно, Лоис почти не видела своего постояльца, хотя слышала, как он ходит в комнате наверху. Ее снедало любопытство – кто он, откуда, почему Анакин доверил ему послание, куда держит путь? Но расспросить все не удавалось, потому таинственный гость, кажется, не был склонен к общению.
И хозяйка дома даже не понимала, радует ее это или огорчает.
***
Ран снял одежду и осмотрел затянувшиеся рубцы. Анакин оказал ему неоценимую услугу, сила целителя сотворила чудо и вернула мощь израненному телу аида. Жаль, что она не могла так же залатать дыру в его душе.
Несколько дней отдыха и нормального питания также способствовали выздоровлению. Его кости и кожа срослись, шрамы побелели, а мышцы снова могли держать оружие. Он восстанавливался. И Лавьер был благодарен Анакину еще и за этот дом. Аид не сомневался, что правильно понял целителя. Если бы старик желал лично порадовать свою племянницу, он мог бы и сам привезти той шкатулку. Но целитель не торопился сделать это. Зато отправил сюда Рана, понимая, что в этом городе и в этом доме его никто не станет искать.
Старый Анакин всегда заботился только о Ране.
Лавьер вытянулся на узкой кровати, размышляя, что ему делать дальше. Разум работал четко, с холодным спокойствием отсекая чувства и ненужные эмоции. Рассматривая обстоятельства, как рисунок черным грифелем на желтой бумаге. Сопоставляя и продумывая следующие ходы, способные дать аиду желаемое. И самое главное в этой партии – правильно определить цели.
Ран закрыл глаза. Итак… что дальше, аид?
Чего он хочет теперь?
…В синих глазах ненависть, и Ран тяжело втягивает воздух. Ему нравится. Ненависть горяча, она обжигает, она так похожа на страсть. Лучше ненависть, чем холодное равнодушие, за которым Оникс так часто прячется. Равнодушие сводит его с ума, доводит до безумия и желания убить. Равнодушие убивает. А ненависть понятна и уже близка… Он глотает ее привычно, ощущая боль и невыносимое вожделение…
Раяна распята под ним. Им. Он держит хрупкие запястья, не давая девушке пошевелиться. Она обнажена, она бьется, она кусает свои прекрасные распухшие губы, усиливая его вожделение и голод. Кровь стучит в висках, застилает глаза, словно алая лента, оставляя лишь ощущения. Нежной кожи, тонкого тела, рывков…
– Отпусти… – ее шепот легкий, как вдох, невесомый, как лепесток… Тяжелый, как могильная плита. – Отпусти меня…
Ран не отвечает. Он не хочет разговаривать, он хочет забыться. Раствориться в горячем движении, в ударах внутри ее тела. Он закрывает ей рот своим языком, не дает говорить, просить, шептать… Он не желает этого слышать. Потому что знает ответ. Он не отпустит. Никогда. Не умеет. Он сдохнет сам и убьет ее, но не отпустит. Будет мучить и мучиться, бесконечно, раз за разом глотая ее ненависть, но никогда не даст ей свободу.
Потому что раяна что-то изменила в нем. Что-то изменила навсегда, безвозвратно, так что он не знает, как жить с этим изменением. Ему было больно и слишком хорошо, когда она была рядом.
Почему именно она? Он не знал. Да и неважно. Он сделал выбор в тот момент, когда увидел впервые. Или он ничего не выбирал, и их встреча – лишь насмешка демонов архара.
Неважно…
Прикусил нежные губы, обрисовывая ореолы розовых сосков. Сжимая их между пальцев, предвкушая момент, когда почувствует их во рту. Сладкие ягоды, которые так приятно ощущать… Провел языком по скуле Оникс, спускаясь ниже – туда, где бился на шее ток крови, и дальше – до нежных ямочек у ключиц, до груди… В его животе узлом завязались внутренности, рождая мучительное напряжение, заставляя мышцы сокращаться и дрожать. Раяна… проклятая раяна. Его архар и его счастье. Агония, которую он желает снова и снова, как самый божественный нектар. Ран прижался бедрами к сжатым ногам Оникс. Хорошо… И невыносимо мало…
– Мне надо увидеть, – ему так хочется двигаться в ней, что разум затянут дымкой. Но все же… Еще сильнее ему необходимо увидеть. Это желание сводит с ума. Он не дает дышать… – Мне надо увидеть, Оникс…
Отстранился рывком, так же перевернул девушку. Она выгнулась и зашипела рассерженной кошкой, выворачиваясь из мужских рук. Но она никогда не могла совладать с ним… Слишком неравны силы. Лавьер прижал ногой брыкающуюся раяну, откинул со спины белые пряди. И замер. Узкие листья. Стебель вдоль выступающих косточек позвоночника. Бутон на лопатке…
Черный. Лори был черный. Ни капли цвета, лишь грифельная чернота. Ошар соврал бывшему аиду. Не было никаких красок. Лори так и остался губительным цветком, не раскрасившимся от чувств. Потому что и чувств не было. Только его одержимость, его невыносимое желание и ее ненависть.
Он откинул голову, глотая воздух, что стал слишком густым, ядовитым и колючим.
Оникс вывернулась и повернула голову, приподнимаясь на локте. В синеве глаз застыло ожидание и странное чувство, которое Ран не мог понять.
– Что такое шер саан, аид?
– Я не знаю, о чем ты… – он усмехается, становясь похожим на зверя. А потом рывком приподнимает бедра Оникс и входит. Стоны сплетаются, его и ее, глухие, жаркие, яростные. Их близость мучительна и прекрасна, черный цветок под его губами смещается и дрожит…
– Саннама, Оникс…
– Отпусти, Ран…
– Никогда…Скажи, что тебе хорошо…
И снова соединение, еще жестче и еще глубже… сплетение тел, языков, пальцев… И хочется кричать, но Лавьер лишь дышит, уже не позволяя себе даже стонов…
– Скажи!
– Мне хорошо… Мне так хорошо с тобой… я тебя ненавижу…
***
Лоис замерла у двери гостя, раздумывая. Она приготовила ужин, надеясь, что мужчина спустится вниз, а за горячей едой ей удастся его разговорить. Но в комнате наверху было тихо, и девушка решила, что позовет гостя сама.
Она толкнула дверь, сделала шаг. Моргнула. И ощутила, как уходит из груди воздух. Ее постоялец лежал на узкой кровати без одежды, и взгляд молодой женщины заметался, жадно отмечая широкую грудь с литыми мышцами, сильные руки, узкие бедра. Голова Рана была откинута, и Лоис видела, что он прикусил губу, а глаза двигаются под плотно закрытыми веками, словно мужчина видел что-то, доступное лишь ему. И все его великолепное, возбужденное, совершенное мужское тело дышало таким напряжением, что почти вибрировало. На загорелых предплечьях выступили вены, губы приоткрылись, с силой втягивая воздух. Одна нога Рана была согнута, вторая отодвинута в сторону, позволяя увидеть степень его желания. Руки лежали вдоль тела, пальцы подрагивали. И Лоис ощутила, как ослабли колени от такой откровенной и порочной картины. И с ужасом девушка осознала, что больше всего хочет в этот момент… прикоснуться к этому мужчине. Провести рукой по этому телу, ощутить его силу, его ярость, его неистовство… Сомкнуть пальцы на его члене и почувствовать его губы…
Ноги не держали, и Лоис схватилась рукой за дверную ручку. И в то же мгновение гость повернул голову и посмотрел на нее. Зеленые глаза – ясные и злые – уставились на женщину. В них не было ни смущения, ни неловкости. И с отчетливой ясностью Лоис осознала, что этот человек вообще не знает о подобных эмоциях. В хищном лице с запавшими щеками и злыми глазами было лишь желание, чтобы она убралась.
Пролепетав что-то невразумительное, Лоис шагнула назад, ощущая, как горят пунцовые щеки, как дрожат колени и разливается жар между ног. Закрывая дверь, она увидела, как вновь опустились черные прямые ресницы, скрывая зелень глаз, а Ран вздохнул, откидывая голову. Где бы он ни был, в том месте ему нравилось гораздо больше, чем в доме на окраине Лиордана.
Потому что за яростью Лоис рассмотрела и еще кое-что. Мучительное… Счастливое…
***
Ран бесшумно закрыл дверь комнаты и ступил на лестницу. Остановился, прислушиваясь. Лоис внизу была не одна. Лавьер спустился на несколько ступней, внимательно вслушиваясь в разговор двоих. Женский голос дрожал от сдерживаемых слез и напряжения, мужской – рокотал самодовольством и властью. Ран прислонился к стене.
– Убери от меня свои грязные лапы, Брон! – короткий звук пощечины. – И проваливай из моего дома! Слышишь? Я уже все тебе сказала!
– Корчишь из себя недотрогу, Лоис? – в рокоте добавилось гнева. – А зря! Этот поганый городишко принадлежит мне, ты знаешь это! И теперь, после смерти Марка, у тебя нет защиты и нет выбора. Ты сама приползешь ко мне и будешь умолять взять тебя, поняла?
– Пошел вон!
– Не заиграйся, глупышка. Это пока я добрый и хочу все уладить по-хорошему. Но я ведь могу и разозлиться. И тогда наш разговор станет совсем другим, Лоис.
– Угрожаешь?!
– Подумай над моими словами.
Ран отлепился от стены и вошел в кухню. Мазнул равнодушным взглядом по краснолицему здоровяку, сел за стол.
– Завтрак готов? – бесцветно произнес он.
– Конечно, – Лоис нервно смахнула с лица слезы, вытерла ладони фартуком и бросилась к очагу.
Здоровяк Брон прищурился, глядя на Рана.
– А ты кто такой? – злобно оскалился он.
– Это мой родственник с севера, – торопливо объяснила Лоис. – Гостит у меня…
Мужик цокнул языком, не сводя с Лавьера въедливого взгляда. Впрочем, последнему плевать было и на взгляд, и на самого Брона. Он придвинул к себе тарелку с кашей и неторопливо ел, поглощенный лишь своим завтраком.
– Подумай, Лоис. Пока я даю тебе шанс самой принять решение, – бросил на прощание мужик и резко развернувшись, ушел.
Хозяйка дома застыла, отвернувшись к окну и сминая в пальцах край фартука. Ран молчал, вопросов не задавал, а ей так хотелось, чтобы спросил… Не выдержав, женщина стукнула кулаком по стене.
– Ненавижу таких уродов! – в сердцах произнесла она. – Ненавижу! Думает, что все ему позволено, берет, что хочет! Чтоб он в архаре сгорел, проклятый Брон!
Лавьер отложил ложу и поднялся.
– Спасибо за завтрак, Лоис, – сказал он, выходя из кухни.
***
Проклятый Брон!
Это Лоис бурчала все время, пока выбирала в торговых рядах продукты и зелень. Ушлая торговка, пользуясь рассеянностью покупательницы, даже попыталась всучить ей жухлый веник вместо свежих трав! Ругаясь уже и на торговку, хозяйка гостевого дома решила прогуляться до маленького пятачка, который в городе горделиво величали площадью. Хотя на деле это был лишь кусок вытоптанной земли, главным украшение которого являлся помост для глашатая с важными вестями и столб с городскими сплетнями.
Сейчас у столба толкалось несколько человек, которые рассматривали листок с нарисованным углем портретом. Пергамент висел высоко, да и был защищен магией на случай, если кто-то из местных решит прикарманить бумагу.
– Что там? – Лоис подошла ближе
– Верховный аид, тот самый. Слышали о нем? – прошамкала в ответ беззубая старуха Рита. – Тот, что чуть не занял престол. Вон, портрет его повесили. Все, кто видел, получат вознаграждение. Эх, я б на него посмотрела, да еще и за монеты, так кто ж к старухе на огонек пожалует? Даже крысы не заходят, не то что беглый аид!
Остальные поддержали смехом. Лоис пробралась к столбу, запрокинула голову.
– Верховный аид Империи? – переспросила она.
– Сумеречный пес, – сплюнул себе под ноги какой-то парень и добавил, но значительно тише: – Чтоб их всех архар сожрал…
Лоис не слышала. Шум площади, торговых рядов и сплетничающих горожан вдруг стих, оставляя девушку в коконе собственных чувств. Она неотрывно смотрела на листок, который оторвался с одного угла и трепыхался на ветру, словно желая сорваться со столба и улететь. Будто даже нарисованный черным углем на желтой бумаге Верховный аид Сумеречной Империи стремился сбежать.
Парень снова что-то сказал, и голоса вернулись. Кажется, Лоис спрашивали о ее комнатах… но она уже не слышала. Взметнув юбкой, молодая женщина устремилась к своему дому, совсем забыв о припасах, которые так и не купила.
***
В дверь она ворвалась, как дух архара, и остановилась, ощущая колотящееся в груди сердце. Медленно прошла на кухню, отставила корзину. Ей нужно было подумать. Подумать…
Но она не успела.
Чужое присутствие Лоис ощутила нутром, потому что слух снова предал, не доложив о шагах гостя. И только сейчас женщина задумалась о том, насколько бесшумно ходит этот мужчина. Ни одна доска старого дома не скрипела под его сапогами. Ни разу. Словно заколдованные.
– Что-то случилось? – негромкий голос Рана заставил женщину судорожно втянуть воздух и обернуться. Она должна взять себя в руки. Должна…
– Нет, все в порядке, – с трудом выдавила улыбку. – Дождь начинается, пришлось бежать. Не хотела промокнуть.
Мужчина вошел в помещение, и Лоис против воли попятилась, прижалась спиной к деревянному шкафу.
– Значит, боялась промокнуть, – тихо повторил, приближаясь. Остановился, склонил голову, заглядывая в светло-карие глаза девушки. Мягко приподнял пальцем ее подбородок, и хозяйка дома отчаянно втянула воздух.
– А теперь правду, Лоис.
– Я не вру!
– Конечно, врешь, – не повышая голоса, сказал Ран Лавьер. Верховный аид… От сочетания этих букв у женщины темнело в глазах и подгибались колени. Имя, внушающее ужас всей империи. Мужчина, который сейчас смотрел на нее с легкой насмешкой.
Надо было довериться чутью и прогнать его еще в первый день… впрочем… Он все равно остался бы, если захотел.
Ран медленно погладил большим пальцем кожу девушки, заставив ее жалобно всхлипнуть.
– Ты что-то узнала, – уверенно произнес он. – Обо мне. Не так ли?
– Портрет на столбе… – слабым голосом произнесла девушка. – Сегодня повесили… Портрет. Верховный аид. Ран Лавьер… Разыскивается.
– И что же ты сделала, Лоис? – он смотрел внимательно, не в глаза – в душу.
– Ничего! – выдохнула она. – Поверь мне, ничего! Я никому не сказала! Я сразу ушла! Я не сказала…
Она выдохлась и умолкла. Колени дрожали. Все тело дрожало. Ужас, которого она не испытывала никогда, сводил с ума.
Мужчина молчал, обдумывая ее слова.
– Ты меня убьешь? – не вопрос, не утверждение, не мольба. Все и сразу.
Лавьер отпустил ее, а потом развернулся и пошел наверх, в свою комнату.
Лоис без сил сползла вниз и замерла, обняв колени. Почему-то ей даже не пришло в голову, что можно бежать, кричать, спасаться. Этот мужчина словно отобрал всю ее волю, сломил желание сопротивляться. Она лишь молча ждала и удивилась, когда Ран снова вошел, уже в плаще и с дорожным мешком на плече.
Аид присел на корточки, рассматривая сжавшуюся женщину.
– Спасибо тебе за все. И лучше не говори обо мне, Лоис. Иначе сумеречные вытряхнут из тебя всю душу.
Легко поднявшись, он развернулся и ушел, так же беззвучно, как всегда.
Еще некоторое время Лоис глупо таращилась на дверь, не веря, что гость покинул ее.
На следующее утро на городской площади ветер трепал листок с новой вестью. Ночью был убит Брон, сын Горда, владелец мясных лавок и торговых рядов. Неизвестные, а их, несомненно, было множество, подло проникли в дом почтенного горожанина Брона Горда и перерезали несчастному горло.
Славный город Лиордан скорбит и помнит…
***
Море лизало голые ступни Рана. Он втянул соленый воздух, прикрыл глаза. Море здесь, на юге, пахло иначе, чем у Синих Скал. Здесь оно першило на языке кислинкой водорослей и отзывалось сладким послевкусием. К тому же оно было теплым, ласковым. Другим.
Лавьер сделал шаг назад и отошел к песчаным валунам. Солнце садилось, значит, скоро…
Скоро он ее увидит.
Он приходил сюда каждый день, чтобы увидеть Оникс.
Первый раз она показалась ему иллюзией, созданной его сумасшедшим разумом и невыносимым желанием. Первый раз он чуть не завыл, когда тонкий силуэт показался на берегу. Ветер трепал подол простого темного платье, из короткой белой косички выбились непослушные прядки. Девушка шла неторопливо, порой останавливалась, чтобы подобрать ракушку или гладкий камушек, складывала морские трофеи в привязанный к поясу платок.
И Ран кусал губы, чтобы не сорваться с места. Чтобы не тронуть, не прижать к себе, не повалить на желтый песок. Не увезти с собой, снова привязав, уже не магией, но обычной веревкой. И хотел он именно этого. Хотел плюнуть на все и снова привязать ее.
Он закрывал глаза, позволяя Оникс пройти мимо, так близко, что он почти чувствовал ее запах и вкус. Кажется, даже море пахло Оникс…
Время вынуждало его принять решение. Ему, изгнаннику и преступнику, нельзя было задерживаться в этой прибрежной деревушке. Но он не мог уйти.
Хватит.
Лавьер встряхнулся и посмотрел вслед удаляющейся девушке. А потом быстро пошел к лачуге, которую она называла домом.
***
Кольцо он положил на тонкое лоскутное одеяло. Задержался на миг, провел пальцами по шершавой ткани. И вышел, скользнул в тень за угол домишки. Из распахнутого крошечного окошка доносились звуки. Хлопнувшая дверь. Шаги. Шорохи и тихие вздохи Оникс. Снова шаги.
Тишина. Несколько бесконечных минут тишины, растянувшиеся во времени и пространстве на целые века. Его хриплое дыхание. Ее молчание.
Тихий всхлип, когда она увидела кольцо.
Скрип половиц…
Лавьер прижался затылком к почерневшим от соли и ветра деревяшкам дома. Он больше не видел море, валуны на берегу, полоску леса вдали. Он больше ничего не видел. Все его чувства и ощущения сосредоточились на том, что происходило за хлипкой дверью старой лачуги. На шагах и дыхании…
Ей достаточно лишь пожелать. Лишь вспомнить, кому принадлежит это кольцо, и пожелать. Захотеть увидеть его, Рана Лавьера. И тогда… тогда он увезет ее с собой, туда, где никто не знает ни псов, ни раян. Он увезет и своей жизнью искупит вину перед Оникс. Докажет, что умеет по-другому. Хочет по-другому. Ради Оникс Ран готов был не только вывернуть свою душу, но и изменить ее. Больше не будет аида, империи, проклятой судьбы, интриг и жестокости. Будет мужчина и женщина, дом в тихом и безлюдном месте, новые имена и простая, безыскусная жизнь. Спокойные дни, наполненные делами и заботами, тихие вечера – лишь для них…
Ей достаточно лишь открыть дверь. Или надеть на палец кольцо.
Лишь захотеть – к нему…
Минуты сплелись в удавку, все крепче сжимающую шею бывшего аида. Минуты стали песком, что засыпали его, хороня под своим легким и безжалостным весом. Минуты утекали, а дверь лачуги оставалась закрытой.
Раяна не желала всего того, что мечтал отдать ей Ран Лавьер.
Он усмехнулся. Лори черный. Он, наверняка, черный. Все лишь обман.
Оттолкнувшись от стены, Ран пошел к скальной гряде, темнеющей на горизонте. Больше не оборачиваясь. Кому нужны его изменения? Да и кто поверит в них?
Никто. Даже он сам в них не верит.
А архар никогда не отпускает своих прислужников.
***