– Так как мне скоро придётся вас покинуть, – продолжал Лю, – пойдемте, я покажу вам, где растёт то растение, соком листьев которого натираются многие представители вашего вида.

– Представители… они называется… мы называемся людьми, – пояснила Светлана. – Это в множественном виде. Или человек, если речь идёт об одном.

– Прекрасно, я уже слышал подобные названия, впредь буду использовать их. А завтра я провожу вас до места, где недавно группа пятнистых животных напала и растерзала одного такого человека. За спиной у него была тряпичная полость для переноски предметов, а в руках какое-то орудие, возможно, там есть то, что вам может пригодиться, человек Светлана-Света.

– Они его убили? – спросила девочка. Вещи вещами, но человека ей тоже было жалко.

– Обездвижили, разделили на фрагменты и поглотили их.

– Поглотили? – Света всё ещё не привыкла к тому, как формулирует свои мысли Любопытный.

– Поглотили всё, оставили лишь фрагменты внутренней кальцинированной структуры ввиду её низкой энергетической ценности. Но его вещи ещё никто не нашёл. Полагаю, что некоторые из них могут вам пригодиться.

Девочка потрясла головой, ей, конечно, нужны вещи, ей всё было нужно, начиная с простой верёвки для подвязки штанов и заканчивая носками, поэтому она сказала:

– Может, до фикуса я потом дойду, а сегодня до этого… человека?

– До растения, которое вы называете фикусом, у меня хватит времени вас довести, до вещей идти дольше, и место там менее безопасное, я бы хотел, чтобы вы находились там только со мной, иначе с вами может произойти что-либо для меня неприемлемое, – отвечал голос.

Это объяснение её устроило. Свете понравилось, что Лю о ней заботится, и она произнесла:

– Хорошо, тогда покажите мне, где фикус.

Розовая церковь, в которой не раз останавливалась императрица Екатерина Вторая, стояла среди руин, как новая. Двери призывно чернели распахнутым проёмом. Но голос вёл её дальше, ещё и подгонял:

– Человек Светлана-Света, вам можно двигаться быстрее, ваше внимание к незнакомой дороге и окрестностям меня радует, но сейчас оно чрезмерно, я не вижу ни одного существа поблизости, которое вам могло бы угрожать.

И девочка, слушая его, переходила на бег, надеясь, что Лю побудет с нею подольше. Но с этим ничего не вышло.

– Вон ту тёмную конструкцию видите?

Она видела величественное и мрачное здание, что возвышалось абсолютно целое над руинами, что лежали вокруг.

– Это Ленсовет, – сказала девочка.

– Восточнее его – поле мха. И на самом краю того поля растёт фикус. – объяснял Любопытный. – На восточном краю поля он и находится. Не задерживайтесь там, у летящей вверх воды, на западе, живут сильные и опасные существа. У воды и в воде всегда живут опасные существа. Через поле мха они к вам не побегут, но они умны, они могут устроить вам засаду, когда вы будете возвращаться. Не теряйте времени, берите листья растения и уходите. Вон он, и будьте внимательны, мне кажется, это растение имеет ценность среди людей, что тут появляются, – сказал Лю прежде, чем исчезнуть, и закончил: – Всё.

У Светы ещё были вопросы к нему, она, не снижая темпа движения, спросила у него что-то в надежде, что он ответит хотя бы на ещё один. Но голос уже не отвечал.

Фикус. Ну… она представляла себе его совсем не как квёлый, фиолетовый, растущий на краю серебряной лужайки стебель в метр высотой с парой небольших, только что пробившихся из него листьев. Цвета они были черно-фиолетового, каждый в пол-ладони Светланы, и ничем не пахли. Света один за другим сорвала оба листочка. Толстые, гладкие, плотные. Ну и что с ними делать? Девочка разглядывала листья, как вдруг у большой кучи разбитого кирпича, поросшего чёрными кустиками, что была невдалеке, шумно захлопали крылья. Она поправила рюкзак, в котором были запасная майка и куртка, огляделась. А птица, взлетая, ещё и начала орать изо всех сил.

Уродливые, горластые, Светлана уже лично была знакома с этими здоровенными птахами, девочка знала, что просто так эти птицы не орут. Делать тут больше было нечего, она оглядела окрестности и потихоньку, всё время оборачиваясь, пошла обратно к своему убежищу.

Когда она увидала, как из развалин весьма проворно выбирается немолодой сгорбленный человек на костылях, она ещё раз убедилась, что птицы здесь не орут понапрасну. Этот был такой же неприятный голый дедок, как и тот, со слепыми глазами, которого она видела в первый раз. Этот дед на вид был так же крепок, только сгибался вдвое под большим заплечным мешком на спине, сгибался, но, наваливаясь на костыли, спешил как раз ей наперерез. Но разве какой-то старый калека с мешком за спиной мог её догнать? Чтобы не менять направления, не искать нового пути среди развалин, Светлана просто сразу перешла на бег. Хотела пробежать этого чудика побыстрее, пока он спускается с большой кучи битого кирпича. Затопала своими разными ботиночками по ещё сохранившемуся кое-где асфальту. И старик ещё больше заспешил, стал быстрее переставлять свои костыли… Костыли? Света, пробегая мимо, поравнялась с ним и поняла, что это никакие не костыли, это вообще не костыли. Это кости дедка, растущие поверх кистей рук, прямо из кожи предплечий. Белые, чуть искривлённые, как клинки, продолжения костей рук, на которых дедок ходил, как на костылях. А мешок на его спине не был мешком, это был огромный горб, полупрозрачный нарост, в котором колыхалась, раскачивалась в такт его движениям желтоватая жидкость. Он был на удивление уродлив, но девочка его не боялась, его проворство не шло ни в какое сравнение с её скоростью. Света даже не прибавила шага.

А старик, так до конца и не спустившись с кучи битого кирпича, вдруг остановился, выпрямился и поднял свою большую уродливую голову с маленькими глазками и огромными серыми губищами.

Девочка, пробегая мимо, видела его колючий, неприязненный взгляд. Видела, как открывается серый бездонный рот, уже похожий на раструб громкоговорителя. И когда она уже собиралась отвернуться, чтобы следить за дорогой перед собой, старикан звучно рыгнул на всю улицу. Фу. Света всё увидела, и увидела отчётливо, в мелочах. Хоть она и привыкла к местным запахам и видам, но это зрелище её покоробило. Как только дед рыгнул, сразу у него в пасти и на его губах появились… Мухи? Фу, блин… Мухи, огромные, жирные, откормленные. Даже не мухи, скорее цикады с красными глазами. Такие же мерзкие… но всё-таки… мухи, просто очень большие. Светлана таких уже видела тут. И сразу пара этих мух сорвались от мокрых губ старика и с гулким, тяжёлым жужжанием понеслись к девочке.

Мамочки! Хорошо, что она не отвела взгляда от старика, когда он рыгал. Скорость на максимум! Она даже мысли не хотела допустить, что какая-то из этих жирных жужжащих тварей прикоснётся к ней. А мухи-цикады именно это и собирались сделать, гудели в жарком воздухе своими крылышками, неслись к ней. А стрик ещё раз звучно рыгнул, и потом ещё раз. Света всё слышала и знала, что каждый подобный звук добавляет ей вслед ещё несколько мерзких насекомых. Она быстро обернулась. Одно движение головы. Несколько? Да за ней летел уже десяток, а то и больше, тошнотных созданий. В лучах жаркого солнца этих толстух отлично было видно. А уже на дороге, на удивление быстро, на своих длинных костяшках ковылял за нею повелитель мух, муходед, и ещё успевал размахивать костылём-костью, словно подгонял своих питомцев, мол, давайте, давайте, поднажмите, догоните её. Догоните! Пасть разинута, глаза злые с азартом.

Жужжание. Она слышала его даже через топот своих ботинок. Какой же отвратный это был звук, девочка раньше и не понимала, насколько неприятным бывает гудение летящей стаи мух.

– Света, вкладывайся, вкладывайся, – кричала Светлане её тренер Татьяна Станиславовна, стоя за круг до финиша с секундомером в руке. – Давай, давай…

Вот сейчас был как раз такой момент, она уже не думала, громко ли стучат её разноцветные ботинки по асфальту. Уже плевать. Главное было удержать спадающие штаны и выдать при этом максимальную скорость. Вот она и вкладывалась, вот она и давала. Выдала хороший отрезок, настолько хороший, что большинство отвратных насекомых отстали, видно, потеряли её, и до девочки добрались всего две мухи. Скорее всего те, что вылетели из пасти муходеда первыми. Одну, ту, что первая села ей на майку сзади, радом с лямкой рюкзака, на плечо, почти на лопатку, она заметила, почувствовала и сразу, не останавливаясь, стряхнула рукой, чуть раздавив её, а вот вторую согнать не успела. Эта тварь плюхнулась ей прямо на шею, залетела под волосы и сразу, за мгновение, как иглой проколола девочке кожу. О, как это было больно, боль электричеством пронзила ей шею до правой руки, она едва не остановилась от боли. Девочка даже выгнулась, так сильна была боль. Но всё-таки она не остановилась, не закричала и продолжила бег, убегая от старика и мух всё дальше. И бежала ещё достаточно долго, перешла на шаг и восстановила дыхание, когда ни мух, ни деда, уже не было видно. Шея, как ни странно, не болела, она, всё ещё оглядываясь, быстро шла мимо церкви к улице Гастелло. Шла и растирала себе шею. Ей не давала покоя мысль, что это был не простой укус: вдруг эта муха ядовита или заразная? Светлана нащупала укус, маленький бугорок, и стала пальцами сдавливать его, сдавливать, не чувствуя боли, пытаясь хоть что-то выдавить из него. Она уже видела своё убежище, шла к нему, и ей хотелось заплакать, как она жалела, что хотя бы не убила эту муху. Хоть какое-то облечение было бы.

Впредь ей нужно носить куртку и со штанами что-то сделать. Всё-таки нельзя выдать хороший шаг, если тебе всё время приходится придерживать штаны. Она снова поднесла пальцы к месту укуса и… Ничего не почувствовала, нет ни бугорка, ни шеи, как будто там ничего не было. Шея словно затекла, мышцы не хотели слушаться, чтобы в очередной раз обернуться, ей пришлось поворачивать всё тело. Ну как тут не заплакать?

Господи! Да что же это такое? Она терла укус, щипала кожу, пальцы послушно выполняли приказы, но вот ни одного ответного сигнала на раздражение мозг девочки не получал. В кожном покрове шеи словно не осталось ни одного нерва, который мог подать ей сигнал, что шея ещё принадлежит ей. Света довольно неосмотрительно, позабыв про жабу, вошла в развалины, взобралась к себе на лестничную площадку. Села на груду ломаного бетона. Уже не только шея, уже и затылок, и верхняя часть спины потеряли чувствительность. Нет, руки у неё работали, ноги тоже, но всё равно ей было страшно. Она вспомнила. Точно такие же ощущения девочка испытывала у дантиста, когда женщина-врач сделала ей обезболивающий укол в десну. Десны словно не стало. Но то было явление временное. Света очень надеялась, что и эта «заморозка» шеи со временем отойдёт. И тут она почувствовала что-то влажное, маслянистое в левой руке. Пока она бежала от мух, сжимала это в кулаке. Разжала кулак. Взглянула. Как она могла забыть про это? В чёрной ладони лежали два раздавленных листочка фикуса. Она чуть-чуть подумала, зачем-то взяла их в правую руку и стала натирать себе шею жирными листочками. Ну мало ли, вдруг поможет. Вдруг листья спасут. Потом она намазала, выкрасила себе обе руки соком фикуса, от запястий до локтей, ну не выбрасывать же то, что осталось от листьев. Руки приобрели синеватый оттенок. Совсем не чёрный, какой имела левая ладонь, наверное, сока уже было мало. Потом, налюбовавшись руками, девочка подумала, что если бы куртка не лежала в рюкзаке, была надета, то, возможно, воротник куртки не дал бы мухе укусить её. Девочка посидела, подумала, да и решила, что впредь она будет носить куртку, как бы жарко ни было. Она полезла в рюкзак за этой нужной одеждой.