Глава 22
Петроград в июле и августе 1917 г. Шанс Керенского

Я вернулся в Петроград вечером 8 июля и обнаружил, что состояние гарнизона почти не отличается от того, что было в конце мая. Не было ни службы, ни дисциплины. Политическая обстановка несколько изменилась, так как Совет теперь номинально сотрудничает с Временным правительством, а экстремистские элементы все больше склоняются в сторону большевиков. Их требование немедленно заключить мир стало более популярным, чем запоздалый призыв Совета к национальной обороне. По вечерам Ленин, выступая с балкона дома танцовщицы Кшесинской на правом берегу Невы, как раз напротив британского посольства, собирает толпы людей при полном невмешательстве властей.

Виделся с помощником военного министра Якубовичем, который сообщил мне, что, по его мнению, в армии в течение месяца снова будет введена смертная казнь. Министры становятся не такими идеалистами, как прежде. Теперь они говорят только о восстановлении порядка. Большим препятствием в этом является Львов, самый большой идеалист. Будет божьим даром, если он решит уйти в отставку. 15-го вернулся Керенский и вчера вечером снова уехал из города, на этот раз на Западный фронт.

Я спросил, что произойдет, если смертная казнь не будет вновь введена. Якубович ответил: «Тогда к октябрю с русской армией будет покончено». Я переспросил: «Это означает сепаратный мир?» Якубович на это ответил: «Нет. Это означает, что армия будет сидеть в окопах».

Вошел другой помощник министра, Туманов, и я зачитал обоим «Инструкции немецкому агенту перед отправкой в Россию». Копию этого документа мне прислали из Англии. Когда я дошел до пункта, где рекомендовалось всячески раздувать разногласия между Временным правительством и Советом, Туманов заметил: «Здесь они пропустили еще один пункт: им следует работать и над тем, чтобы создавать разногласия между солдатами и комитетами их представителей; в этом кроется реальная опасность».

Вечером в понедельник 16 июля в Петрограде состоялось первое большевистское восстание.

Главной ударной силой был запасной пулеметный полк, один из четырех сформированных осенью 1916 г. для того, чтобы готовить фронту опытных пулеметчиков. В начале революции 12 марта полк насчитывал 19 тыс. солдат. К 16 июля его численность сократилась до 6–7 тыс., в основном из-за обычного дезертирства. И за все эти месяцы ни одного солдата не было отправлено на фронт. Сразу же после революции полк открыл свое представительство в Народном дворце, после чего четыре недели солдаты отказывались возвращаться в казармы, несмотря на все усилия рабочего Годева, специально направленного Гучковым, в то время военным министром, для того чтобы урезонить солдат.

Как это бывает во всех ненадежных частях, недовольства возглавил прапорщик. На этот раз его фамилия была Семашко. По приказу Керенского в начале июля этот человек был арестован как дезертир, но вскоре освобожден по требованию солдат. На следующий день он повел полк по главным улицам столицы. Участники процессии тащили за собой пулеметы. Правительство ничего не предпринимало, а жители города дрожали от страха.

В воскресенье 15 июля в полку состоялся митинг, событие, как указывалось в газете «Правда», имевшее «огромное значение и встреченное с исключительным энтузиазмом, так как оно отражало рост и укрепление революционного движения». К солдатам обратились двое большевиков, Троцкий (Бронштейн) и Луначарский. Участников митинга в конце концов удалось подвигнуть выразить суровое негодование по поводу несправедливого расформирования, как описывал один из солдат, гвардейского гренадерского полка только за то, что они просто отказались выполнить приказ и отправиться в окопы!

Запасной батальон гренадерского полка, новобранцы которого сумели разложить одну из прекраснейших боевых частей русской армии, согласился принять участие в демонстрации вместе с пулеметчиками.

Большевики всю ночь заседали в доме Кшесинской. Самого Ленина с ними не было, так как он вернулся из Финляндии только 17-го числа.

В понедельник во все части петроградского гарнизона были отправлены делегаты. Солдат приглашали принять участие в вооруженной демонстрации, однако в большинстве случаев на приглашение следовал прямой отказ.

Около девяти утра 1-й пулеметный полк во главе с Семашко, запасной батальон гренадерского полка и примерно тысяча солдат московского запасного батальона прошли маршем на юг через Троицкий мост. В сопровождении толпы вооруженных рабочих они проследовали мимо британского посольства. На улицах демонстранты захватывали все попадавшиеся им навстречу автомобили, на которые устанавливались пулеметы и усаживались вооруженные винтовками с примкнутыми штыками солдаты. Для того чтобы произвести большее впечатление на прохожих, солдаты ехали улегшись на крылья кабин автомобилей. К демонстрантам присоединилась часть запасного батальона Павловского полка, 1, 3, 176 и 180-й запасные батальоны, 6-й запасной саперный батальон, а также 89 и 90-я дружины ополчения.

Наиболее здравомыслящие представители так называемой «милиции» – маскарадного подобия прежней полиции, – созданной в марте, члены которой в день зарабатывали столько, сколько сотрудники старой полиции, действительно обеспечивавшей защиту жизни и собственности людей, зарабатывали в месяц, разошлись по домам. Остальные присоединились к мятежникам.

Толпа разделилась на две группы, одна из которых направилась в западном направлении, к Мариинскому дворцу, где обычно собиралось министерство, а вторая – на восток, к зданию Думы. Надписи на плакатах гласили: «Долой десять министров-капиталистов», «Вся власть Советам». В составлении лозунгов было видно отсутствие воображения, так как некоторые из «министров-капиталистов» отправились в отставку всего несколько часов назад, а исполнительный комитет Совета неустанно повторял, что работает в полном согласии с Временным правительством и не имеет намерения узурпировать власть.

Министерство в этот день не заседало в Мариинском дворце, поэтому западная колонна восставших проследовала к Невскому проспекту, где практичные солдаты сразу же начали грабить магазины.

У здания Думы срочно собрали митинг секции рабочих исполнительного комитета Совета. Она состояла главным образом из большевиков. Зиновьев (Апфельбаум) призвал принять суровые меры против контрреволюционных замыслов буржуазных министров, офицеров Ставки и чиновников министерств. «Контрреволюционная агитация, – провозгласил он, – проводится при участии видных дипломатов союзников. В пригородах Петрограда для достижения контрреволюционных целей размещены казачьи полки, о чем не знает даже Керенский». Каменев (Розенфельд) предложил в резолюции потребовать передачи верховной власти рабочей секции Совета, при этом он не упомянул солдатскую секцию. Представители всех партий, кроме большевиков, от голосования отказались, поэтому резолюция прошла.

Командующий округом генерал Половцев принял все возможные меры. За несколько недель до начала событий он сумел изъять из 1-го пулеметного полка 380 из имевшихся там 800 пулеметов, которые были отправлены на фронт. Из Михайловского артиллерийского училища изъяли снаряды, так что захваченные восставшими пушки оказались для них бесполезны. Вечером в понедельник он собрал в столице восемь эскадронов донских казаков, единственные имевшиеся в округе войска, на которые можно было возложить активную работу. Из казаков был сформирован мобильный резерв, который сосредоточили во дворах в районе Аничкова и Зимнего дворцов. Волынский батальон генерал отправил на охрану здания Думы, «как это было в дни великой революции». Удачная мысль, демонстрирующая, что хотя бы один генерал учился новым методам командования в соответствии со свежими политическими веяниями! Для охраны зданий командования округа был задействован запасной батальон Преображенского полка.

В штабе хранили спокойствие и невозмутимость, несмотря на то что никто из его сотрудников не спал уже три ночи. Сначала у них не было достаточных сил, чтобы попытаться помешать демонстрантам, поэтому приходилось ждать реакции большей части войск гарнизона.

В ночь понедельника в некоторых районах звучала перестрелка, но в ней не участвовали лояльные правительству войска. Автомобиль с восставшими с установленным на нем пулеметом выехал на Невский проспект и, когда некоторые прохожие стали криками выражать свое негодование, открыл стрельбу. Было убито и ранено большое количество посторонних людей, а также около сорока демонстрантов из Павловского полка. Возможно, этот инцидент погасил боевой задор павловцев, потому что, когда примерно в одиннадцать часов ночи я направлялся из посольства в штаб округа, то навстречу мне попались солдаты, возвращавшиеся в свои казармы. На первый взгляд в течение всего дня во вторник 17-го все говорило о том, что город полностью находится под контролем мятежников. Утром генерал Половцев рассказал мне, что из Кронштадта прибыли примерно шесть тысяч человек с колючей проволокой, а когда мы с Рамсденом шли назад к себе на обед через Троицкий мост, навстречу нам попалась толпа черни, ужасающее зрелище с надписями на транспарантах: «За сепаратный мир с Вильгельмом!», «Долой французских и английских капиталистов!».

В три часа пополудни положение было критическим. Министр-социалист Чернов попытался обратиться к восставшим перед зданием Думы, но с ним обошлись очень грубо, и его спасло только вмешательство двух других митингующих против войны социалистов, политические взгляды которых были еще более непатриотичными, чем у Чернова.

Исполнительный комитет Совета издал воззвание, в котором решительно осуждалась вооруженная демонстрация. В то же время какие-то господа из экстремистов захватили издательство газеты «Новое время» и напечатали листовки за подписью «Петроградская федерация анархистов». В листовках высмеивался Керенский, которого называли «маленьким Наполеоном», пожертвовавшим 500 тыс. жизней в последнем наступлении. Войска призывали направлять делегатов в Революционный комитет по контролю исполнительного комитета Совета.

В это время для активных действий в распоряжении штаба округа имелись восемь казачьих эскадронов, несколько запасных кавалерийских эскадронов, батарея конной артиллерии и примерно 240 юнкеров Павловского и Владимирского военных училищ. Стало известно, что основная часть войск гарнизона, то есть все запасные части 1-й и 3-й гвардейских пехотных дивизий, на этот момент отказалась присоединиться к восставшим, однако представлялось сомнительным, можно ли рассчитывать на эти части при проведении карательных мероприятий.

Примерно в это время, когда судьба правительства балансировала на грани, группа чиновников Министерства юстиции предприняла шаг, который спас положение. В распоряжении министерства оказался материал, доказывавший, что большевики через посредников Парвуса, Ганецкого, Зуменсона и Козловского получали деньги от германского Генерального штаба. Чиновники министерства считали, что Временное правительство обречено, а после победы большевиков этот неудобный для них материал обязательно будет уничтожен. Они донесли эту информацию до штаба округа и с согласия министра юстиции опубликовали коммюнике в вечерней газете «Живое слово». Поскольку время поджимало, они посчитали, что даже этого шага недостаточно, и передали широкую подборку своих досье солдатам Преображенского полка. Министр путей сообщения Некрасов для того, чтобы заслужить одобрение комитета Совета, некоторые из членов которого имели все основания опасаться разоблачений, сделал все, что мог, чтобы сорвать этот патриотический шаг, но у него ничего не вышло. Новости распространились мгновенно и произвели ошеломляющий эффект на мятежные войска.

Во второй половине дня во вторник Балабан рассказал мне, как он направлял сводные отряды, состоявшие из эскадрона казаков, полуэскадрона регулярной кавалерии и 50 солдат Преображенского полка, на зачистку улиц. Я предположил, что 50 солдат было слишком мало, но, по словам Балабана, он предварительно проконсультировался с командованием полка. Но фактически казакам пришлось выезжать на патрулирование в одиночку.

Торнхилл в ночь понедельника ночевал в посольстве. Я переехал туда во вторник, и мы оба оставались там до сегодняшнего дня.

На обед приезжала княгиня Салтыкова, и мы только успели закончить, когда вбежал наш егерь Вильям, который сообщил, что казаки ведут бой с матросами. Примерно 90 казаков через Марсово поле атаковали 200 моряков из Кронштадта, которые поспешно ударились в бегство и скрылись в Мраморном дворце. Мы прибыли, когда представление уже закончилось, но все равно видели проезжавших мимо верхом казаков, у многих из которых за плечами висело по три-четыре винтовки. Они проскакали мимо посольства в сторону набережной.

Через несколько минут в обратную сторону прошли двое пеших казаков, которые сопровождали пленного. Тот кричал в толпу лениво прогуливавшихся неподалеку солдат Павловского полка, чтобы те спасли его. Один из казаков решил бросить пленного, но второй, здоровенный детина, держался как мужчина. Он оказался в одиночестве против примерно двадцати противников, и эти трусы сгрудились вокруг него, а затем напали. Пленник был освобожден и сразу же пустился наутек. «Герой»-павловец вытащил у казака саблю и, пока остальные держались сзади, нанес ему скользящий удар по голове. Это было хладнокровное убийство человека, который остался верным своему долгу, и мы в окне сверху, будучи дипломатами, не могли ничего сделать, даже кричать, а не то что спуститься вниз и задать трепку одному или двум этим животным.

Но казак замешкался только на мгновение, потом он собрался и побежал за своим эскадроном. Другой солдат побежал в противоположном направлении, и мятежники выстрелили несколько раз по обоим, но не попали.

Через несколько минут мы наблюдали бег нескольких лошадей без всадников в сторону набережной. Примерно пять животных упали на мостовой на углу, прямо напротив посольства. Позже мы узнали, что эскадрон попал в засаду и потерял несколько человек от пулеметного огня.

На следующий день я прочел в газете, что автомобиль, который перевозил убитых и раненых казаков через мост, был остановлен толпой. Все тела выбросили на землю, а раненых избили. Можно ли представить себе что-то более мерзкое, чем эти чудовища, которые рядятся в мундиры наших «доблестных союзников»!

Во вторник ночью, как и в среду утром, шел проливной дождь. Погода помогла несколько разрядить обстановку. Я проснулся в четыре утра в среду и из своей комнаты в посольстве увидел несколько грузовых машин, перевозивших снаряды под охраной вооруженных матросов. Затем через Троицкий мост переехал броневик с огромным красным флагом, очевидно, на разведку. Но вскоре он вернулся назад. В семь утра прибыла охрана для того, чтобы открыть движение через мост. С облегчением я убедился, что это были верные правительству войска.

Половцев направил юнкеров военных училищ и отряды преображенцев с задачей разоружать всех солдат, которые бесцельно бродили по улицам, было собрано несколько тысяч винтовок.

Во второй половине дня я находился в штабе округа, когда прибыли примерно 50 автомобилей с солдатами таких патрулей. Пока я находился в здании, приходил большевик Каменев в сопровождении Либера и еще одного своего друга той же национальности и попросил выдать им пропуск на автомобиль. Когда преображенцы узнали, кем были эти люди, они сразу же потребовали задержать их.

Половцев объяснил, что он не получал такого приказа, но солдаты очень хотели этого. Тогда Либер с тенью недовольства на лице спросил о том, командуют ли военным округом солдаты или командующий. Насколько легче все-таки сеять, чем пожинать урожай! Половцев на какое-то время задержал все трио, но затем позволил им уйти.

Точно так же в среду утром по указанию правительства солдатами была арестована типография газеты «Правда», но по распоряжению правительства все захваченные документы возвратили!

К вечеру среды все войска, принимавшие участие в мятеже, за исключением 1-го пулеметного полка и 180-го полка, принесли свои извинения и пообещали не повторять подобного в будущем.

Вызванные с фронта части, 14-я кавалерийская дивизия, батальон самокатчиков и одна бригада 45-й дивизии, начали прибывать в среду вечером.

Этим утром (19-го) в 6.30 ко мне в кабинет зашел Торнхилл, чтобы сообщить, что намечается штурм Петропавловской крепости и что необходимо эвакуировать южное и восточное крыло посольства на случай, если мятежники начнут стрельбу. Терещенко прислал послу приглашение использовать в качестве временного убежища здание Министерства иностранных дел, но это предложение было с благодарностью отклонено.

Мы со скукой наблюдали за приготовлениями. Волна за волной солдаты переходили через мост. Дом Кшесинской заняли примерно в 7.30, и ленинцам пришлось бежать из своей крепости. В 15.30 крепость сдалась, а ее примерно 700 защитников, в основном из Кронштадта и 1-го пулеметного полка, были разоружены и. освобождены! Когда сегодня в штабе я узнал об этом освобождении, то направился к Половцеву и Балабану и заявил, что либо русские являются самым мудрым народом на земле, либо самыми большими глупцами. Я указал, что все было у них в руках, им только требовалось принять строгие меры, что если они упустят полученные возможности, то на сотрудничестве с союзниками могут ставить крест. Половцев ответил, что у него связаны руки, что у него есть приказ на арест одного только Рошаля, руководителя кронштадтцев. Он только вздохнул после моей кровожадной тирады и назвал меня «горячим ирландцем».

Половцев вручил мне что-то вроде грубой гравюры, где изображалось принесение в жертву молодой девушки евреями, имевшее место, как говорят, в 1882 г. в Венгрии, и заявил, что большое количество таких антисемитских поделок нашли на квартире Ленина в доме Кшесинской.

Вчера я написал документ следующего содержания. Посол вручил его Терещенко, который заявил, что согласен с ним полностью, за исключением первого пункта: «Если правительство смеет обуздать сложившееся критическое положение и намерено эффективно продолжать войну вместе с союзниками, ему предлагается выполнить следующее:

1. Вернуть смертную казнь на всей территории России для всех субъектов военного и военно-морского права.

2. Потребовать от частей, участвовавших в незаконных демонстрациях 16 и 17 июля, выдать организаторов для того, чтобы те понесли наказание.

3. Разоружить всех рабочих в Петрограде.

4. Создать военную цензуру в прессе с правом конфискации печатного оборудования у газет, из-за которых в войсках и у населения создается предвзятое мнение о порядке и воинской дисциплине.

5. Создать в Петрограде и других крупных городах милицию из числа солдат и офицеров, получивших ранения на фронте. При этом отдавать предпочтение лицам в возрасте 40 лет и старше.

6. Разоружить все части в Петрограде и округе, которые не согласны с вышеперечисленными пунктами, и перевести этих солдат в тыловые части и подразделения».

Если правительство и сейчас ничего не предпримет, то это, как я полагаю, будет его последним шансом.

Отвратительно сидеть здесь и думать о том, что мы ничего не можем сделать.

Сегодня утром мы с Торнхиллом покинули посольство.

События развиваются с драматической стремительностью. Вчера вечером Керенский вернулся с фронта и в ходе бурного совещания в кабинете министров потребовал для себя диктаторских полномочий для того, чтобы вернуть в армии дисциплину. Социалисты не согласились с этим. Львов и Терещенко изо всех сил старались примирить противоположные точки зрения. Керенский уехал встречать митавских гусар (14-ю кавалерийскую дивизию). Пока он обращался к солдатам с речью, ему передали телеграмму, в которой рассказывалось о катастрофе на Юго-Западном фронте, где немецкие войска прорвали наши позиции. Он вернулся с этой телеграммой на заседание Совета министров. Теперь отношение к его предложению изменилось. Львов подал в отставку, и Керенский теперь будет одновременно и премьер-министром, и военным министром.

Ушел в отставку и министр юстиции. Его активно критиковали Терещенко и Некрасов за то, что он передал на суд общественности и в прессу материал против большевиков, прежде чем те могли быть арестованы. Как будто Некрасов может хоть кого-то арестовать!

Пока мало признаков применения жестких мер. Очевидно, аресту по подозрению в шпионаже в пользу Германии подвергаются лишь отдельные лица, а организаторы военного мятежа 16-го и 17-го числа так и останутся безнаказанными.

С целью «успокоить рабочих» исполнительный комитет Совета опубликовал уведомление, что массовые обыски с целью конфискации оружия проводиться не будут.

Сегодня после двух часов дня всю Дворцовую площадь заполнили войска, окружившие солдат 1-го пулеметного полка, который был разоружен. Вчера вечером этот полк согласился к девяти утра снести оружие на Дворцовую площадь, но долго откладывал сдачу, снова надеясь на поддержку других частей гарнизона. Семашко как зачинщик был арестован, но остается неясным, понесет ли он наказание.

Я имел беседу с Половцевым. Терещенко встречал Керенского на вокзале по его возвращении и жаловался на то, что Половцев, постоянно консультируясь с Советом, демонстрирует слабость. Подслушавший этот разговор шофер отправился прямиком к Половцеву и предложил организовать демонстрацию протеста перед домом Терещенко на набережной! Половцев пояснил, что ему приходится иметь дело с комитетом Совета, так как большинство частей гарнизона отказывается даже пальцем пошевелить без его указаний.

Он сказал мне, что Керенский по прибытии составил список из 20 большевиков, которых он должен был сразу же арестовать. Керенский затем вернулся и заметил, что Троцкого (Бронштейна) и Стеклова (Нахамкеса) арестовывать не нужно, так как они являются членами исполнительного комитета Совета. Но Половцев возразил на это, что соответствующие приказы уже отданы. Тогда Керенский вскочил в автомобиль, чтобы поехать на нем и отменить приказы. В конце концов он утвердил арест шести большевиков. Все остальные также могут быть арестованы, но только по обвинению отдела контрразведки.

Керенский на самом деле запретил выпуск газет «Правда» и «Окопная правда», которая издается в Риге. Но в то же время он отказался разрешить применять силу для разоружения столичных рабочих, имеющих винтовки.

Всего за полдня людям Половцева удалось собрать более тысячи винтовок у рабочих Сестрорецкой фабрики без всякого кровопролития, однако правительство предпочитает методы убеждения. Оно приказало расклеить в городе плакаты, где жителей призывают в течение трех дней сдать свое оружие. Они, видно, забыли, что Корнилов, который пытался применить ту же систему в апреле, не сумел получить ни одной винтовки.

Генерала Половцева на его должности сменил 37-летний генерал казачьих войск Васильковский. Генерал Балабан и его помощник инженер Паршин оставили штаб, причем Балабан получил назначение к генералу Багратиону, с которым я путешествовал по Центральной Азии в 1913 г. В лице Балабана правительство потеряло то, что русские называют «золотым парнем». Он всегда спокоен, полон человеческой симпатии, обладает прекрасной работоспособностью, имеет ясную голову и хорошее чувство юмора. Он с Паршиным работали вместе с дней революции над тем, чтобы восстановить порядок, не прибегая к кровопролитию, не покладая рук, без всякой надежды на награду.

Казаки, убитые при неудачной попытке большевистского восстания, были торжественно похоронены. На церемонии присутствовали около двадцати офицеров военных миссий союзников. Под приветственные крики толпы приехал Керенский на автомобиле, принадлежавшем прежде императору. Он произнес взволнованную речь со ступеней собора Святого Исаакия.

Одна дама в толпе спросила у стоявшего рядом солдата, указав на британских и французских офицеров, кто эти люди. Тот ответил: «Те, что в хаки, – это немцы, а те, что в синих штанах, – австрийцы. Как любезно с их стороны было приехать на похороны».

В то время как Керенский постепенно терял свой шанс спасти страну, восстановив порядок в столице, события на фронте следовали своим чередом.

8 июля 8-я армия Корнилова прорвала австрийский фронт западнее Станислава, в течение следующих дней заняла Галич и Калуш и переправилась через реку Ломница.

Но успех был кратковременным. Противник контратаковал, и сопротивление русских, несмотря на героизм и самопожертвование офицеров, вскоре было сломлено.

Калуш был оставлен 16 июля. Через три дня противник прорвал фронт на участке 11-й армии восточнее Злочова. Это произошло из-за предательского отступления полка 6-й гренадерской дивизии.

Бегство 11-й армии стало повальным. В официальном коммюнике от 22 июля говорилось: «Западнее Тарнополя противник продолжал наступление в общем направлении на Тарнополь и в южном направлении вдоль берега реки Стрипа.

Наши войска в состоянии полной потери управления продолжили отступление за Серет. Некоторые сдались противнику.

Только 155-я дивизия и подразделения бронеавтомобилей оказали врагу сопротивление.

Несмотря на наше подавляющее превосходство в живой силе, а на этом участке – и в технике, отступление шло почти непрерывно. Это произошло из-за полной ненадежности наших войск, из-за дебатов о том, выполнять или нет приказы командиров, а также благодаря преступной пропаганде большевиков».

Везде творилось то же самое. В коммюнике за следующий день отмечалось: «На Вильненском направлении наши войска атаковали противника и заняли часть его траншеи, на отдельных участках вклинившись в его оборону на глубину до трех верст и захватив в плен более тысячи немецких солдат».

Попытка развить успех показала ненадежность и слабый моральный дух в отдельных частях. Офицеры действовали достойно и массами гибли, выполняя свой долг.

Вслед за 11-й армией в беспорядочное бегство ударилась и 7-я армия. 23 июля пал Галич, а русские 11, 7 и 8-я армии отступали в полном беспорядке на фронте 150 миль.

В Станиславе и Тарнополе бегущие солдаты грабили и насиловали, но в Калуше «самая свободная армия в мире» продемонстрировала такие откровенные зверства, каких не знали даже при ужасах Великой войны.

Предыдущий военный министр Гучков присоединился к кавказской Дикой дивизии 8-й армии. По возвращении в Петроград в отпуск он дал интервью прессе. Бывший министр заявил: «То, что случилось в Калуше, не поддается описанию. Я прибыл туда перед самой эвакуацией. Было достаточно увидеть искаженные страхом лица горожан, украдкой выглядывавших из подвалов. Свидетели рассказывали, как сорока– и пятидесятилетние мужчины по очереди насиловали семидесятилетних старух и молодых девушек. Пьяные солдаты безжалостно грабили всех и убивали, если жители отказывались отдавать им деньги. Они отрывали детей от материнской груди и грозили выбросить их из окна, если женщина не отдаст им ценности».

Позже корреспондент при 8-й армии прислал более подробный отчет о тех событиях для петроградской газеты. Город брали штурмовые батальоны, в первых рядах которых стояли офицеры. Затем на укрепление обороны бросили два полка. Солдаты нашли вино и предались пьяной оргии. Офицеры изо всех сил пытались восстановить порядок; при этом многие были убиты собственными солдатами. «Отступающие немцы подвергли город бомбардировке, но грохот разрывов тонул в криках женщин, которых насиловали солдаты. Иногда жертвам отрезали руки или грудь. Не жалели даже старух и восьмилетних девочек».

Некоторые из несчастных жителей сложили свои последние сбережения в небольшие сумки, которые прятали на телах собственных детей. «Но это не помогало. Солдаты заставляли маленьких девочек раздеваться догола, опустошали кошельки и сумки, а потом по очереди прямо на улице насиловали детей, буквально разрезая их после этого на куски».

Кавказская Дикая дивизия направила два эскадрона для наведения порядка, но в них было всего 80 спешившихся кавалеристов, слишком мало, чтобы справиться с четырехтысячной толпой обезумевших дикарей. Некоторые русские пехотинцы, менее пьяные, чем их товарищи, просто ставили на позиции пулеметы и под угрозой огня заставляли кавказцев отходить обратно на передовую, чтобы сдерживать немецкое наступление, пока они продолжали оргии. Кавказцы запрашивали разрешения вступить в бой. Они говорили, что успеют перерезать много этой скотины, пока те не задавят их числом. Но офицеры решили, что такая смерть будет слишком постыдной. Наверное, это была великолепная картина, когда храбрые и гордые горцы, которым религия запрещает употреблять спиртное, с презрительной насмешкой наблюдали за сыновьями тех, кто когда-то сумел покорить их.

21 июля вместо генерала Гутора командующим Юго-Западным фронтом был назначен генерал Корнилов. Командование 8-й армией принял генерал Черемисов, до этого командовавший XII армейским корпусом.

Генерал Корнилов при поддержке ставшего комиссаром на Юго-Западном фронте Савинкова на свой страх и риск и под свою ответственность отдал офицерам приказ «принять исключительные меры, вплоть до расстрела» для восстановления порядка. Одновременно он отправил в Ставку генералу Брусилову телеграмму, в которой рекомендовал вернуть на фронте смертную казнь, «иначе вся ответственность падет на тех, кто рассчитывает одними словами контролировать обстановку на полях сражений, где царят бедствия и смерть, предательство, трусость и эгоизм». 25 июля правительство приняло решение о восстановлении смертной казни, но только на фронте. Корнилов запретил на фронте любые митинги.

29 июля Керенский председательствовал на совещании в Ставке, где также присутствовали Терещенко и генерал Алексеев, сам генерал Брусилов и начальник его штаба Лукомский, бывший и нынешний командующие Северным фронтом генералы Рузский и Клембовский, командующий Западным фронтом генерал Деникин, а также комиссар Юго-Западного фронта Савинков. Генерал Деникин выступал как храбрый и опытный солдат. Он потребовал отменить в армии все выбранные комитеты и вернуть всю полноту дисциплинарной власти офицерам. Но его товарищи поддержали генерала как-то очень нерешительно, и определенное решение так и не было принято.

1 августа генерал Корнилов отдал приказ, где подчеркивалось, что русская армия с самого начала своего существования не знала такого позора, к какому привело предательство некоторых частей 11-й и 7-й армий. «В жестоком кошмаре тех дней свою боевую ценность продемонстрировали лишь те пехотные части, что остались верны долгу, все штурмовые и самокатные батальоны, вся артиллерия, казаки и кавалеристы, которые противостояли наступлению противника». Приказ заканчивался словами, в которых отдавалась дань героизму офицеров: «Офицеры и вы, немногие солдаты пехоты, оставшиеся верными долгу, не запятнавшие себя постыдным бегством и предательством, я обращаюсь к вам. Ваши подвиги бессмертны, ваш героизм войдет в историю, и о нем будут с благодарностью вспоминать будущие поколения. Брошенные своими одурманенными злостной пропагандой товарищами, совершившими предательство, вы остались на фронте в одиночку и противопоставили полчищам врагов свою храбрость и пали в неравном бою один против сотни».

Но трусливой толпе был неведом стыд. За два дня до этого, 30 июня, во время митинга в Кронштадте по инициативе делегатов 5-й и 11-й армий была принята резолюция с требованием, помимо других «реформ», отмены смертной казни и военной цензуры, расформирования всех штурмовых подразделений, конфискации типографского оборудования у буржуазных газет, а также отправка в Царское Село делегации, которая должна была убедиться в том, что семья бывшего императора охраняется достаточно надежно.

31 июля генерал Брусилов был смещен с должности Верховного командующего. Его сменил генерал Корнилов, который, однако, принял дела только 5 августа. Генерал Радко-Дмитриев оставил командование 12-й армией, официально по состоянию здоровья, но на самом деле оттого, что он наконец убедился, что его уступки не успевают за растущими требованиями солдат. На его место назначили генерала Парского. Генерал Черемисов получил назначение на должность командующего Юго-Западным фронтом.

Пока на фронте армии разрывались на части, в тылу наступил экономический и продовольственный кризис. Требования рабочих выходили за любые рамки, грамотных чиновников изгоняли или убивали, а правительство продемонстрировало свою неспособность восстановить порядок. Крестьяне прятали зерно, бумажные деньги обесценивались, фабрики и заводы не желали делиться своей продукцией. Производительность в крупных поместных хозяйствах резко упала, так как их владельцы были изгнаны, а крестьяне-экспроприаторы до того, как начать работать, ждали, пока им не выдадут «законные документы» на землю. Работа железных дорог стремительно разрушалась. В августе 1917 г. 26 % паровозов и 8 % вагонов находились в ремонте. В августе 1916 г. эти показатели составляли соответственно 18 и 3 %. Самодержавие почти подвело Россию к военной катастрофе, но вялость нового правительства за четыре месяца его существования принесла стране больше вреда, чем самодержавие за предыдущие два с половиной года.

Имел долгую беседу с помощником военного министра князем Тумановым. Он считает, что Совет потерял свою власть и поддерживается на плаву лишь личными амбициями его отдельных членов. Он обладал огромным влиянием в стране как орган демократической власти, но теперь не ясно, что придет ему на смену: возможно, это будет неограниченная диктатура или «консилиум» комитетов и общественных организаций в Москве.

Для того чтобы отвлечь его, я привел ему несколько цифр, являвшихся показателями экономического и транспортного кризисов. Мой оппонент ответил: «Ваш пессимизм основан на голых цифрах, но вы не берете в расчет прекрасную русскую душу!»

Я ответил, что много слышал о «прекрасной русской душе» после революции, но я предпочел бы меньше думать о ней, так как собственными глазами видел толпы здоровых и крепких мужчин, которые ежедневно собираются вместе и грызут подсолнечные семечки и предпочитают не нести службу, а доверить воевать за себя женским подразделениям. Мне никогда не доводилось слышать ни об одном племени в Индии или где-либо еще, которые позволяют вместо себя воевать своим женщинам. Туманов ответил, что стыд в мужчинах умер в результате водочной политики предыдущего правительства. Да! Но тогда какой практический толк для возрождения страны может быть от прекрасной русской души?

Позже мы говорили об актах насилия в Калуше, и Туманов заметил, что русские, которые в обычной обстановке обладают хорошим нравом, в пьяном виде или при возникновении паники превращаются в диких зверей.

Хуже всего то, что сейчас русский человек в основном пребывает либо пьяным, либо в панике.

Другая характеристика этого народа была затронута Балабаном, который говорил: «Я не понимаю русского человека. Он всегда будет говорить в десять раз больше, чем делать, и всегда будет свободно, не обращая внимания на чины, говорить с теми, с кем не имеет права этого делать».

4 августа исполнительный комитет Совета утвердил резолюцию о доверии «товарищу Керенскому», которому поручалось сформировать Кабинет министров из членов различных партий. Голосование прошло при 146 за, 47 против и 42 воздержавшихся.

В сформированное 6 августа «правительство спасения революции» в качестве заместителя военного министра вошел Савинков. Портфель министра сохранил за собой Керенский. Никто особо не верит в это правительство, но некоторые из его членов верят в Керенского.

Через два дня в Петрограде открылась всероссийская конференция большевиков и интернационалистов. Но Россия официально все еще находится в состоянии войны! Выборы на некоторых предприятиях Петрограда продемонстрировали растущее влияние большевизма.

В столице внешне все было спокойно, но ничто не указывало на то, что гарнизон удалось взять в руки. В приказе по гарнизону жаловались, впрочем, безрезультатно: «Часовые потеряли военную выправку; они сидят, курят и по своему желанию оставляют посты».

Социалисты опасались контрреволюции. Немногие из тех, кто хотел восстановления порядка, с надеждой смотрели на Колчака, в недавнем прошлом командующего Черноморским флотом, как на возможного вождя. Но Керенский назначил его главой российской военно-морской миссии в Соединенных Штатах и выказывал явное желание как можно скорее устроить выезд адмирала к месту назначения. Другие подумывали о генерале Гурко, который был отозван Брусиловым из отпуска на Кавказе для участия в совещании в Ставке 30 июля. По прибытии генералу сообщили, что некоторые из членов правительства настроены против его присутствия. Тогда он проследовал в Петроград, где был арестован за то, что написал письмо, адресованное бывшему императору, где выражал тому свои симпатии.

Савинков понимал необходимость дисциплины в армии, но он надеялся восстановить ее, укрепив власть военных комиссаров.

В своем интервью прессе он выразил опасение, что после восстановления смертной казни офицеры, получив обратно власть над солдатами, вздумают воспользоваться ею в политических целях. Он отверг идею об отмене комитетов. Если бы у этого человека было больше опыта, наверное, он бы понял, что армия с комитетами никогда не воевала и не способна воевать.

Ни Керенский, ни Савинков не имели в Военном министерстве грамотных помощников. 9 августа отвечающий за тыловое снабжение генерал Маниковский заявил, что не может встретиться с министром вот уже два месяца. «Иногда, – продолжал генерал, – мне хочется пустить себе пулю в лоб, а иногда – в кого-нибудь другого». Его подчиненный, отвечающий за военно-техническое обеспечение, заявил, что в его отделе давно уже не ведется реальная работа. Офицеры Артиллерийского управления на вопрос, откуда у них столько свободного времени, отвечают, что реальная работа в России после революции сократилась примерно наполовину и они просто стараются идти в ногу со временем!

Генерал Маниковский говорил также о двух других помощниках военного министра – генерале Якубовиче и князе Туманове как о своих «няньках». Другие офицеры клеймят их как «карьеристов». Оба согласны с мнением офицеров, выступающих за введение жестких мер для спасения положения, но, наверное, оба согласны и с Керенским, когда тот призывает их к осторожности.

Керенский до сих пор остается единственным, кто хоть как-то может управлять толпой, а в народе, должно быть, поражаются, как это им не удалось создать более крупную фигуру. У этого человека присутствуют актерские качества, как это было у Наполеона, но нет душевной силы и разумной жестокости последнего.

Он расположился в Зимнем дворце там, где когда-то жил Александр III, и, поскольку его тоже зовут Александром, его наградили прозвищем «Александр IV». Он ездит на «роллс-ройсе» Николая II. Он до сих пор лелеет детскую мечту прийти к мирному согласию с Германией. Редактор официальной военной газеты как-то предложил опубликовать материалы, полученные от двух вернувшихся в Россию врачей, о плохом обращении с военнопленными в Германии, но, как говорят, Керенский предпочел «не слишком раздражать немцев»!

После восстания 16 и 17 июля командующий округом генерал Половцев получил от Керенского, который в это время находился на фронте, шифрованную телеграмму, где говорилось, что в такой-то день он планирует вернуться и хотел бы, чтобы на улицах от вокзала до Зимнего дворца были размещены верные власти войска. Несомненно, маленький министр-социалист намеревался поблагодарить своих солдат, когда он с триумфом будет проезжать мимо. Приказ был опубликован, и, конечно, о нем сразу же узнали в Совете, где он стал предметом всеобщего беспокойства. Министр труда Скобелев поспешил в штаб округа, чтобы убедить Половцева отменить приказ, который, как полагал чиновник, был отдан исключительно для того, чтобы заслужить благосклонность военного министра. Увидев телеграмму, Скобелев сразу же поехал в кабинет министров и на ухо сообщил новость Церетели, сидевшему рядом с ним. Он шептал о том, что давно предвидел, что изо всех щелей вот-вот должны появиться наполеоны, чтобы «разрушить прекрасное здание революции». Наконец, министры обратились к князю Львову, который, как всегда, легко разрешил ситуацию. Он написал на приказе: «Эти указания не следует выполнять», и вопрос был снят.

Власть исполнительного комитета Совета была ослаблена после разоблачений Управления разведки о том, что хотя в теории большинство членов Совета были против большевиков, Совет черпал свое влияние, пропагандируя экстремистские идеи в пику правительству. С точки зрения образованных и патриотически настроенных людей, он совершил грубую ошибку, пытаясь прикрыть связь большевиков с немецкой пропагандой, назначив комитет из пяти чистокровных евреев, господ Либера, Дана, Гоца, Крокмаля и Гольдмана для проведения расследования.

В то же время все люди устали от войны. Они не желали сражаться, а их невежество и душевная черствость делали их способными с готовностью принять любой предлог, каким бы постыдным и надуманным он ни был, лишь бы он обеспечивал достижение мира.

Было сложно рассчитывать на то, что все еще не поздно спасти армию, но единственным шансом для этого стало бы то, что если Керенский использует собственную популярность для поддержки Корнилова, развяжет тому руки и позволит действовать любыми методами, а Корнилов окажется именно той великой личностью, которой требовала сложившаяся ситуация.

25 и 30 июля, когда посол рассчитывал встретиться с Керенским, я сделал несколько заметок по поводу сложившегося военного положения. Поскольку вчера наконец появилась надежда, что встреча состоится, я вручил ему краткий перечень этих заметок.

Возможно, как результат, вчера посол привез мне послание, что со мной желает встретиться Терещенко. Он, несомненно, знает, что я готовлюсь к отъезду, и хочет внушить мне оптимистичный взгляд на вещи перед тем, как я прибуду в Англию!

Я отправился на встречу с ним сегодня в 11.30. Мы обсудили большинство важных вопросов, но когда я покидал кабинет Терещенко, то не чувствовал, что меня увлек легкий оптимизм этого человека. По его словам, Корнилову предоставят свободу действий. Совет обрушился на него как на контрреволюционера, но, когда через два дня после этого его назначили на пост главнокомандующего, все нападки прекратились и больше не возобновлялись.

Терещенко согласен со мной в вопросах об офицерах и дисциплине. Я заметил, что некоторых прекрасных офицеров изгнали из армии, на что Терещенко возразил, что это было сделано Гучковым! Каледин вот-вот вернется в армию в качестве главного инспектора казачьих войск или командующего одним из фронтов. Вопрос о полиции все еще «рассматривается».

Я спросил, действительно ли он думает, что Россия будет сражаться и эту зиму. Он ответил: «У нас есть все основания так думать». Савинков, которого я встретил позже, заявил, что к осени дисциплина в армии будет восстановлена и что войска под страхом наказания не посмеют оставить окопы.

Я привел Терещенко три довода, которые, помимо разложения армии, должны повлиять на участие России в войне зимой: экономический кризис, разруха на железных дорогах, а также утаивание зерна крестьянами.

Терещенко полагал, что экономическое положение наладится само по себе, что рабочие, немного поголодав, и после того, как, возможно, сожгут одну-две фабрики, согласятся принять ту заработную плату, которую их хозяева окажутся в состоянии платить. Высказавшись таким образом, он продемонстрировал гораздо более оптимистичный взгляд на вещи по сравнению с большинством, которое уверено, что будет еще много пожаров и убийств, прежде чем рабочие научатся прислушиваться к голосу рассудка.

По словам Терещенко, правительство под первым же подходящим предлогом должно ввести военное положение на железных дорогах. Самой сложной проблемой было утаивание зерна крестьянами, и здесь он не знал, как правительство, не имея товаров для обмена, сумеет убедить крестьянство поделиться.

Министр считает очередное восстание в Петрограде неизбежным, но он уверен в том, что войска сумеют его подавить. На руках рабочих все еще остается 100 пулеметов и 40 тыс. винтовок, и никто не знает, сколько у них пистолетов и револьверов.

Савинков производит хорошее впечатление как бесстрашный и честный человек. По его словам, он полностью согласен с Корниловым, и пока он останется в правительстве, я могу быть уверен, что у него будут развязаны руки.

Он признал, что в России сейчас в полном разгаре финансовый, экономический, продовольственный, транспортный и военный кризисы и что будущее полностью зависит от того, сможет ли правительство занять жесткий курс. Дважды он назвал имя министра земледелия Чернова и заметил, что невозможно предпринять какие бы то ни было действенные меры, как, например, милитаризация труда, пока в правительстве остается министр, не желающий рисковать своей популярностью.

Как считает Савинков, сепаратный мир или мир, где Россия не будет иметь права голоса, разрушит Россию, а поэтому он, хотя и в принципе выступает против войны, решил для себя, что страна должна сражаться до конца. Другой проблемой является то, что люди забыли, что при нынешнем состоянии русской армии демобилизация невозможна, так как солдаты разрушат все на своем пути домой.

Савинков был удивлен тем, что подавляющее большинство в лейбористской партии Англии проголосовали за участие в Стокгольмской конференции. Я заметил, что, возможно, они посчитали это желательным, так как русская делегация будет там в любом случае, а я сообщил им о том, что русское правительство приветствовало идею созыва этой конференции. Он отметил, что сам он лично и, как он думает, многие в правительстве с ним согласны, выступают за созыв конференции по одной-единственной причине: это даст возможность на какое-то время избавиться от ее делегатов.

Я открыто высказался о страданиях офицеров и заявил, что дисциплина должна быть восстановлена, что даже лучший солдат должен смотреть на худшего офицера как на бога. Савинков ответил, что к этому придется идти постепенно. Будет назначен комиссар в Ставку (Филоненко), по одному комиссару – на каждый из фронтов и по три их помощника – в каждую армию.

К сожалению, недостатком Савинкова является нехватка опыта. Говоря о минусах русских офицеров, он заявил: «Офицерам часто не хватает такта в обращении с солдатами. Я узнал о факте, когда один из полков отказался идти в окопы, но немедленно отправился туда, когда сменили их командира». Этот полк, конечно, был безнадежно развращен командованием, которое постоянно уступало требованием его солдат-бунтовщиков. И не важно, оказался он в конце концов в окопах или нет, потому что в любом случае он не станет воевать.

Разумеется, бедные русские офицеры часто демонстрируют полное отсутствие характера, что плачевно. П. вчера был очень осторожен в своих высказываниях относительно царящего в армии развала, пока с нами в комнате присутствовал некий доброволец первого года службы. Когда тот вышел, мой собеседник так быстро сменил тон, что не мог не спросить, кто был с нами в помещении, и узнал, что это был один из членов Совета!

Надеюсь выехать завтра.

Вчера вечером ужинал с Терещенко, где встречался с Керенским, Савинковым, Корниловым и моим французским коллегой Лаверном.

Керенский выглядел уставшим и нервным. Я сказал ему что-то о чрезмерных нагрузках на работе, на что он вздохнул и заговорил о каких-то «постоянных конфликтах». Когда он вышел из здания и на автомобиле отправился улаживать какой-то очередной «конфликт», я обратил внимание, что бездельничавшие на тротуаре напротив обленившиеся солдаты даже не обеспокоились тем, чтобы встать и приветствовать его.

В полночь я выехал на автомобиле, чтобы побеседовать с Корниловым, но мне не удалось получить от него почти никакой информации. Он говорил об амбициозных планах введения военного положения на железных дорогах и в промышленности, но, похоже, не хотел замечать, что до сих пор так ничего и не делается.

Виделся с бедным маленьким Диаманди. Для того чтобы спасти последний клочок румынской территории, он намерен убедить русских отправить свои лучшие войска в Румынию и одновременно обратиться к союзникам с просьбой об активных наступательных действиях. По его словам, румыны ненавидят русских, которые, говоря словами Милюкова, предали их дважды, сначала втянув в эту войну, а потом, когда это произошло, отказавшись сражаться.

Прощаясь, я сказал, что надеюсь увидеть его по возвращении. Он ответил: «Могу только надеяться, что к тому времени я не буду представлять страну, которая прекратила свое существование».