Глава 14
Перевод на юг. События на Северном и Западном фронтах в июне – июле 1916 г

Брусиловский прорыв был организован по распоряжению императора как жест демонстрации в помощь союзникам. С чисто русской точки зрения собственных резервов Юго-Западного фронта на 4 июня было недостаточно для того, чтобы надеяться добиться серьезных результатов, оправдывавших заплаченную за этот «прорыв» цену. Но сразу же достигнутые успехи опрокинули все расчеты русского Верховного командования.

С военной точки зрения стало важно укрепить Юго-Западный фронт, чтобы обеспечить Брусилову возможность удержать захваченные территории и не дать войскам вернуться к окопной войне, так мало подходящей для русского темперамента. По политическим причинам не менее важным было и развить успех с целью поднять дух населения, уже уставшего от войны.

Начались настоящие гонки в направлении участка Юго-Западного фронта. Вопрос состоял в том, смогут ли русские собрать достаточно войск, отведя их с Северного и Западного фронтов, вовремя перебросив на Юго-Западный фронт, чтобы отразить удар тех сил, которые сосредоточивал на этом участке противник, так же стягивавший сюда войска со всех участков: из Франции, Италии и с Балкан, а также с других участков Восточного фронта? Как это часто происходило в России, приказы отдавала Ставка, но их выполнение зависело от состояния железных дорог.

Уже 11 июня была начата переброска с Двинского плацдарма на юг XXIII корпуса и еще одного армейского корпуса. Они оказались в плотном потоке других частей, перебрасывавшихся по железным дорогам в условиях их чрезвычайно напряженной работы.

Вскоре было решено отменить наступление в районе Крево. Русское командование сумело нащупать мягкое подбрюшье противника, и теперь ему не нравилась идея рисковать разбить кулаки о немецкую оборону западнее Молодечно.

18 июня генерал Рагоза получил приказ вместе со штабом 4-й армии выехать из Молодечно, переправиться через реку, выйти в тыл 10-й армии, а 3 июля «любой ценой» нанести удар к северу от Барановичей. Вечером 21 июня генерал прибыл в Несвиж, после чего принял под свое командование войска на участке фронта от Делятичей на реке Неман до озера Выгоновское. Справа налево этот участок занимали XXV, IX, гренадерский и X армейские корпуса. Во втором эшелоне находились XXXV и III Кавказский корпуса; кроме того, ожидалось прибытие сюда еще двух армейских корпусов.

23 июня командиров корпусов вызвали в штаб армии. Было принято решение нанести основной удар на участке 7500 ярдов восточнее города Городище, примерно в 15 милях строго на север от железнодорожного узла Барановичи.

Назначенный участок находился в центре участка обороны 4-й армии. Он был выбран потому, что являлся единственным на фронте от Балтики до Припяти, где оборонялись австро-венгерские войска.

Предполагалось, что главный удар нанесет IX армейский корпус, правый фланг которого будет прикрывать 46-я дивизия XXV армейского корпуса. Силами гренадерского и X армейских корпусов должны были наноситься вспомогательные удары на назначенных им участках южнее.

Корпуса поровну разделили между собой 247 тяжелых орудий. Артиллерийская подготовка не должна была дать противнику догадаться о том, где будет нанесен главный удар. Вся сила удара легла на пехоту. На участке шириной 7500 ярдов командир IX корпуса Абрам Драгомиров развернул 5-ю и 42-ю дивизии; во втором эшелоне за ними расположились 67-я и 53-я дивизии XXXV армейского корпуса. Далее в тылу находился III Кавказский корпус, назначенный в резерв командующего армией. В тылу подтягивался назначенный в резерв командующего фронтом IV Сибирский корпус.

Артиллерийская подготовка началась 2 июля в семь часов утра и продолжалась до шести часов вечера.

В десять часов вечера разведчики доложили о том, что перед позициями противника проделано достаточное количество проходов.

Действия батарей дальнобойных орудий сильно затруднялись из-за полного господства противника в воздухе. Аэропланы русских имели медленную скорость, большая часть из них не была оснащена радио, практически у всех на борту отсутствовали пулеметы. Наблюдение с высоты было возможно только с воздушных шаров в своем тылу, поэтому гаубицы выводили из строя только те пулеметные позиции, которые можно было различить визуально с передовых постов или с воздушных шаров.

Наступление началось 4-го числа в два часа утра. К четырем часам 46-я дивизия прорвала вражескую оборону перед всем своим участком и захватила 11 орудий. Связь была нарушена. Командующий армией Рагоза до восьми часов утра ничего не знал об успехе дивизии; однако к этому времени остатки соединения под огнем немецкой артиллерии были вынуждены отойти на прежние позиции.

IX и XXXV армейские корпуса сумели захватить первые траншеи противника, но не смогли развить успех. Были большие потери среди командиров – 46-я дивизия лишилась командира бригады и двух командиров полков, 42-я дивизия – трех командиров полков из четырех.

Успех пришел там, где его не ждали. Никто не сумел понять сложившуюся обстановку на этом участке и предпринять необходимые дальнейшие шаги.

7-го числа со свежими силами русские предприняли еще одну попытку пойти вперед, но на передовой на смену австро-венгерским пришли немецкие войска, которые к тому же подтянули сюда несколько батарей тяжелой артиллерии. Южнее подразделения гренадерского и X армейских корпусов на некоторых участках заняли вражескую траншею, но вскоре были вытеснены оттуда обратно. Бои продолжались еще несколько дней. В них русские войска до 14 июля потеряли до 80 тыс. человек, в основном от огня артиллерии. Так, 9 июля в болотистой местности были целиком уничтожены две роты сибирских стрелков.

Встречался с В. (офицером гвардии), который остановился здесь по дороге в Петроград. Он убежден, что наше наступление на Юго-Западном фронте оказалось успешным только потому, что немцы с их превосходной разведкой, вскрывшей наши приготовления в районе Крево, никак не ожидали еще одного наступления на юго-западном участке. Он сожалеет об отказе от наступления в районе Крево.

В то же время генерал-квартирмейстер Западного фронта (отвечающий за проведение боевых операций) Лебедев считает, что наступление не дало бы никаких результатов, кроме значительных потерь. По его мнению, пытаться прорвать оборону на укрепленных по всем правилам позициях, которые занимают такие известные своим упорством войска, как немецкие, да еще и при почти неограниченном количестве боевой техники и вооружений является почти невозможным делом. По словам генерала, вину Ставки он видит единственно в том, что там проигнорировали его предложение вообще отказаться от мысли наступать где бы то ни было на Западном фронте для развития успешного наступления на юге.

На мой вопрос о том, почему наступление решено было проводить севернее Барановичей, он ответил, что идея заключалась в достижении эффекта внезапности и что, несмотря даже на то, что этот эффект сейчас наполовину обесценился из-за применения колючей проволоки и пулеметов, тот факт, что некоторым из частей удалось добиться вклинения в оборону противника на глубину до четырех верст, доказывает, что наступление могло бы быть успешным. Мой собеседник объясняет неудачу потерей управления частями и подразделениями после того, как в них был выбит командный состав.

В июле русские предприняли попытку наступать юго-восточнее Риги. Наступление началось 16-го и с перерывами продолжалось до 21-го числа. Замыслом командования предполагалось перерезать железную дорогу Якобштадт – Митава, от которой зависит тыловое снабжение войск противника в районе нижнего течения Двины. При условии достижения цели наступления неприятель был бы вынужден отойти от реки, и тогда русские 12-я и 5-я армии вновь могли бы пользоваться железной дорогой на ее правом берегу без постоянного опасения, что эта ветка будет перерезана.

Удар наносился силами VI и VII Сибирских корпусов; при этом главную роль играл VII Сибирский корпус.

Рагоза полагает, что его наступление было полезным, так как оно вынудило немцев бросить против него все имевшиеся на том участке резервы, тем самым обеспечив успешный выход войск Леша к Стоходу. Похоже, поначалу Леш пытался наступать сразу на Пинск, но потерпел неудачу.

Рагоза является сторонником неторопливых действий против хорошо укрепленных позиций противника, как, например, у немцев. Я возразил, что для наступления медленными темпами необходимо иметь достаточное количество техники и боеприпасов, но генерал ответил, что все это у русских должно быть.

В течение часа он рассказывал мне, как готовят моральный дух русского солдата. По его словам, при умелом руководстве русский солдат способен на все, однако офицеры сами не обладают достаточно высоким моральным духом и не подают примера подчиненным. Они безнадежно ленивы. В качестве примера генерал привел случай, как два офицера спали на передовой на одной полевой кровати в течение нескольких недель, потому что один из них был слишком ленив, чтобы потребовать доставить ему собственную постель из тыла! Генерал говорил, что русский солдат не станет так же строго придерживаться дисциплины, как пруссак: ему необходим командир, который следил бы за ним. И тогда он будет готов совершить все, что от него потребуется. К сожалению, в своей массе русские офицеры считают, что их обязанности начинаются и заканчиваются в тот момент, когда они идут во главе своих солдат в атаку, а это лишь небольшая часть долга офицера. Они не занимаются обеспечением нормальных условий жизни для своих солдат и не подают своим подчиненным примера того, как нужно самим обеспечивать себе такие условия. Отсюда и человеческие потери.

По мнению генерала, все, что можно было сделать во время войны для того, чтобы поднять моральное состояние офицеров, заключается в грамотном подборе командного состава. Следует избегать постоянных переводов офицеров из части в часть, чтобы у них сформировался собственный круг подчиненных. То, как перевели сюда его самого, можно было рассматривать в качестве поощрения и свидетельства доверия со стороны вышестоящего командования, но все равно этот перевод прошел для него тяжело и не дал нужных результатов. За три дня до мартовского наступления генерала Рагозу назначили на должность командующего 2-й армией, которой предстояло сыграть в том наступлении ключевую роль. Затем его перевели в Молодечно, поскольку главный удар предполагалось наносить там. Далее его направили в Несвиж, предварительно проинструктировав, что в течение двух недель он «любой ценой» должен организовать наступление. Но у него не было времени провести необходимые мероприятия для того, чтобы это наступление правильно организовать. Ему пришлось действовать с армией в составе десяти корпусов, из которых прежде он знал только два. Одним из корпусов командовал человек, которого уже четыре раза за время этой войны приходилось переводить из его подчинения. Как же Рагоза мог доверять суждениям этого человека? Эта постоянная переброска корпусов из одной армии в другую приводит к катастрофическим результатам. Если бы ему дали всего четыре корпуса, но на год, он мог бы навязать свою волю командира всем, вплоть до самого последнего солдата, и тогда эти корпуса были бы способны на все.

В русской армии нет инициативы, потому что последняя в мирное время постоянно подавляется высшими военными инстанциями как нечто опасное и неудобное.

Рагоза обвинил Ставку главного командования в отсутствии продуманных планов и воли для составления таких планов, будь они плохими или хорошими. По его словам, те, кто работает в Ставке, слишком впечатлительны и постоянно отвлекаются на все новые предприятия. Как и большинство офицеров, что готовили наступление в районе Крево, Рагоза сожалеет о том, что оно не состоялось.

Отправился на автомобиле к генералу Абраму Драгомирову. Это мужчина небольшого роста, очень активный и, разумеется, вполне здравомыслящий.

Я спросил его о причинах неудачи. В ответ он заметил: «Простительно, если вы совершаете некоторое количество ошибок. Но если вы не делаете ничего, кроме ошибок, вам никогда не видеть успеха. Мы спешили начать наступление в то время, когда еще только сосредоточивали для него силы. Мы атаковали на узком участке фронта шириной всего семь верст. Мы распределили силы атакующих параллельно линии фронта, вместо того чтобы нарастить их в глубину. Слишком много войск оставили в резерве, вместо того чтобы доверить их командирам на местах. В распоряжении командира на направлении главного удара необходимо было передать 46-ю дивизию».

Все это звучало не очень убедительно. Генерал-квартирмейстер 4-й армии Стаев рассказал мне, как Драгомиров по собственной инициативе расположил IX и XXXV корпуса параллельно фронту. Сам же Драгомиров заявил, что приказ о таком построении войск поступил сверху, то есть от Стаева. Возможно, если бы 46-ю дивизию передали ему в подчинение, Драгомиров и сумел бы поддержать ее, но не очень понятно, почему он не сделал этого по собственной инициативе.

Во всех донесениях единодушно заявляется, что войска атаковали с редкой отвагой. Никто не выказал ни малейшей нерешительности или страха. IX корпус потерял 55 % личного состава, но сейчас он снова доукомплектован людьми.

После ужина встречался с Радко-Дмитриевым. Беседовали о неудачном июльском наступлении. Причина заключалась не в нехватке артиллерии, так как для поддержки наступавших на участке четыре версты двух армейских корпусов мы сосредоточили 300 легких и 100 тяжелых орудий. Выделенных сил тоже было достаточно: в резерве у Радко был еще один армейский корпус, и четвертый корпус имелся в распоряжении командующего фронтом в районе Риги.

16-го числа методично провели пятичасовую артиллерийскую подготовку. При этом видимые позиции противника на переднем крае были разрушены. Войска бросились туда, но сразу же натолкнулись на вторую линию хорошо укрепленных траншей, которая осталась целой, так как была хорошо замаскирована среди деревьев. Куропаткин приказал готовиться снова идти вперед на следующий день, но от этой идеи пришлось отказаться из-за нехватки снарядов к тяжелым орудиям.

Радко полагает, что наступление не удалось только из-за необходимости экономить снаряды крупного калибра. Артиллерийская подготовка по хорошо замаскированным позициям в лесистой местности может быть проведена только огнем тяжелой артиллерии по площадям. А для этого мы не имели достаточного количества снарядов, и, скорее всего, так будет до конца этой войны.

«И что дальше? – восклицал Радко. – Мы так и будем спокойно сидеть перед противником, который вдвое нас слабее?»

Он предложил Куропаткину попробовать воспользоваться эффектом внезапности, для чего скрытно сосредоточить в течение трех-четырех дней на нужном участке несколько дивизий со всего фронта, внезапно открыть примерно на полчаса ураганный огонь из всех орудий, что даст скорее моральный, чем материальный эффект, а потом, не делая паузы, обрушиться сразу на все три оборонительные позиции противника. Генерал допускает, что потеряет при этом примерно 10 тыс. солдат, но верит, что такой удар должен увенчаться успехом.

На 21 августа готовили бросок на крайнем правом участке 12-й армии с высадкой десанта в районе Роена, в 60 милях от Риги строго на северо-запад.

Десант должен был состоять из частей 115, 116 и 3-й стрелковых дивизий. По просьбе командира десанта XXI армейский корпус сначала выдвинулся строго на запад от Шлока; при этом корпусу удалось добиться некоторого успеха. Корабли и три дивизии собрали в районе Риги, однако командование местных морских сил не гарантировало безопасность транспортных судов, поэтому пришлось отказаться от этой деликатной части операции. Кроме того, поскольку Рига наводнена шпионами, немцев вовремя предупредили об операции, и они сосредоточили в западной части Рижского залива свои резервы и артиллерию.

Помимо перечисленного выше, русские не предпринимали серьезных попыток наступления на Северном и Западном фронтах с целью не допустить переброски неприятельских войск с Юго-Западного фронта, несмотря на то что на этих двух участках они были гораздо сильнее, чем противник, по крайней мере в пехоте. В частности, на Северном фронте в середине октября русские по количеству батальонов превосходили немцев в два с половиной раза. Все пришли к мысли, что любые попытки наступления в условиях нехватки снарядов к тяжелой артиллерии и аэропланов превратятся в бесполезную бойню.

С другой стороны, русские не понимают, как союзники, у которых есть и снаряды, и аэропланы, постоянно позволяли противнику перебрасывать свои дивизии с их театра, чтобы остановить Брусиловский прорыв. Становится очевидной тенденция к преувеличениям того, как описывается бездействие западных союзников.

Некоторые из русских считают, что на Россию взвалили все бремя войны.

К таким русским относится начальник 3-й донской казачьей кавалерийской дивизии князь Долгорукий, в штабе которого, расположенном в нескольких верстах от Двины, мне довелось провести ночь.

Долгорукий был состоятельным человеком и имел большое количество имущества, но при этом отсутствовали другие причины, почему ему поручили ответственный пост командира. Он обрушился на меня с заявлениями, что Великобритания должна принять меры против обесценивания рубля. Очевидно, князь считает, что на войне существует разделение труда и при этом Англии выпало отвечать за войну на море и платежи. Я попытался объяснить Долгорукому, что покупательная способность рубля еще больше упала в самой России, чем за границей, что Англия и так расплачивается за русские закупки военного имущества за границей, но для нас невозможно обеспечить ему возможность покупать зарубежную технику для своих нужд по довоенным расценкам.

На Двинском плацдарме через несколько дней начальник штаба XIX армейского корпуса генерал Федотов сделал довольно обидное заявление о том, что союзники «после начала Брусиловского наступления позволили отправить с Западного театра 18 дивизий». Я ответил, что никогда и не предполагалось, что Великобритания возьмет на себя большую долю военных действий на суше, но, даже несмотря на это, мы призвали у себя в армию больший процент населения, чем это сделала Россия. Федотов решил, что мы должны ввести воинскую повинность в Индии, а я попытался убедить его, что даже если мы отправим в окопы во Францию все 80 млн бенгальцев, это ничего не даст.

После возвращения в Петроград я отправил генералу Федотову отчет о реальном положении дел, из которого видно, что несмотря на то, что немцы отвели с Западного театра несколько соединений, после начала наступления на Сомме их место сразу же заняли вновь сформированные дивизии. Таким образом, на 22 октября у немцев во Франции было на 11¹/₂ дивизии больше, чем в январе (127 против 115¹/₂, или 1299 батальонов против 1290).

Переброска войск с запада на восток имела место:

в июне, когда русское наступление достигло своего пика (73 батальона);

в июле, после начала наступления на Сомме (37 батальонов, место которых заняли две новые дивизии);

в августе, когда было переброшено три потрепанных дивизии, место которых заняли восемь новых дивизий;

в сентябре, когда на Восточный фронт перебросили одну свежую и одну потрепанную дивизию, вместо которых на Западном театре появилось четыре новых дивизии.

Однако в целом подобные инциденты вполне естественны, к тому же они являются исключением.

Когда я общался с офицерами 1-й армии, выяснилось, что мы представляем собой толпу космополитов. Командующий армии Литвинов является чистокровным русским, начальник штаба Одишелидзе – чистый грузин, начальник артиллерии Вартанов – настоящий армянин, генерал-квартирмейстер Рычков – наполовину русский и наполовину армянин. Все они были очень любезны со мной и воспринимали меня как своего.

Литвинов – резкий пожилой человек, и хотя на первый взгляд он производит впечатление ничем не занятого человека, он до мелочей знает все, что происходит в армии. Его супруга прислала ему английскую грамматику для изучения английского языка, так как она решила свозить мужа в Англию сразу же после окончания войны. Мы провели вместе с ним много времени, совершенствуя звук th!

Одишелидзе мечтает о том, какой будет Россия после войны, что она превратится в большую конфедерацию народов по примеру Англии. Такие умные люди, как он, сразу же признают все, что делает Англия.

Когда я разговаривал с Вартановым об артиллерии, то обнаружил у него на столе две книги – Жизнеописание Христа и русское произведение о городах-садах в Англии.