Книга: Человек с поезда
Назад: Часть 4
Дальше: Глава 33. Преступления 1908 года

Глава 32. Затишье

Между 13 июля 1906 года и 6 марта 1908 года, то есть на протяжении 20 месяцев, не было ни одного сообщения о преступлениях, которые можно было бы приписать «нашему» маньяку. Существуют три причины, способные объяснить это затишье:
1. «Человек с поезда» находился в тюрьме.
2. Он покинул Северную Америку и убивал людей где-то еще.
3. В его жизни происходило нечто такое, что мешало ему проявлять активность. Например, он мог получить травму; также вероятно, что он совершал убийства в состоянии алкогольного опьянения, а теперь бросил пить. Иногда серийные убийцы перестают действовать, когда у них завязываются более или менее стабильные отношения, которые мешают им надолго отлучаться. Однако представляется маловероятным, чтобы «Человек с поезда» мог иметь с кем-то близкие отношения, как и то, что он совершал убийства под воздействием алкоголя.
Очень трудно строить предположения по поводу чьих-либо действий, основываясь только на том, что этот человек перестал убивать людей. На мой взгляд, наиболее правдоподобное объяснение – это то, что маньяк попал в тюрьму. Давайте же воспользуемся передышкой и зададим себе несколько вопросов, касающихся «Человека с поезда». Вот первые два:
1. Следил ли он за своими жертвами?
2. Правильно ли будет назвать «Человека с поезда» трусом?
Что касается тщательного выбора и выслеживания жертв, то мы считаем, что до 1906 года «Человек с поезда» обычно готовился к нападениям и пытался хоть что-то узнать о семьях, с которыми собирался расправиться. Однако после 1908 года, выйдя из тюрьмы, а в некоторых случаях и до этого, он не придавал подготовке большого значения, а просто выбирал подходящий, с его точки зрения, дом и забирался в него. Например, я не думаю, что маньяк тщательно готовился к убийству семьи Лайерли. Скорее всего, он просто сошел с поезда, увидел дом, стоящий по другую сторону рельсов, и решил, что он ему идеально подходит.
Справедливости ради следует отметить следующее:
1. Впервые «наш» маньяк пролил кровь в 1898 году – об этом случае мы еще не рассказывали.
2. Убийство семьи Ван Лью в 1900 году, возможно, не имеет отношения к серии и лишь похоже на преступления, которые совершал «Человек с поезда».
3. Убийство семьи Аллен в штате Мэн в 1901 году было совершено именно «Человеком с поезда», но это было явно незапланированное преступление, спровоцированное вспышкой гнева у маньяка, когда мистер Аллен оскорбил и прогнал его.
4. После убийства семьи Аллен «Человек с поезда» окончательно превратился в раба своих звериных инстинктов и – начиная с расправы над семьей Келли на Хеллоуин в 1903 году – в настоящего серийного убийцу, действующего по все более сложной схеме.
Мы не можем утверждать наверняка, что какое-либо из этих предположений соответствует истине, но я тем не менее считаю, что все они верны – на 51 процент или даже больше.
Между 12 мая 1901 года и 31 октября 1903 года «Человек с поезда» окончательно решил стать кочующим убийцей. Я, однако, сомневаюсь, что, приняв такое решение, он немедленно отправился убивать семью Келли. Куда более вероятно, что с этого момента он серьезно задумался о том, как убивать так, чтобы не быть пойманным.
Зато можно с уверенностью сказать, что «Человек с поезда» не был бродягой в полном смысле этого слова, то есть он не разъезжал бесцельно днем и ночью по железной дороге. Он приезжал в тот или иной район, устраивался на работу, обычно лесорубом или рабочим на лесопилку, и, как правило, жил на одном месте несколько месяцев. Мы знаем это, поскольку (1) свои преступления «Человек с поезда» совершал главным образом в тех местах, где проводились активные лесоразработки; (2) если бы он не имел привычки устраиваться где-то на несколько месяцев, убийства были бы гораздо больше разбросаны географически. Если бы «Человек с поезда» бродяжничал, ареал его вылазок не имел бы таких четких границ. Скажем, за убийством в штате Виргиния последовало бы убийство в Юте. Но, за некоторым исключением, преступления концентрировались в каких-то определенных районах. Итак, маньяк жил на одном месте от трех до шести месяцев, почти наверняка работая на одном из соседних предприятий, а затем переезжал. Но не за тысячу миль – обычно он перемещался на расстояние от 100 до 400 миль от того места, где успел совершить убийство.
Вопрос – когда он творил свои злодеяния: сразу по прибытии в новый район, основательно в нем обжившись или перед тем, как уехать? Наиболее вероятным представляется вариант, что он совершал убийства тогда, когда был полностью готов сменить дислокацию.
Думаю, что между 1901 и 1903 годами «Человек с поезда» жил и работал в городке Марианна, штат Флорида, или же неподалеку от него. И при этом без конца размышлял о том, как, убив кого-то, замести следы, скрыться и остаться безнаказанным. Он сразу же понял главное – убивать лучше людей с низким социальным статусом, бедных и чернокожих. И еще он выбирал дома, стоявшие особняком от других, чтобы никто не увидел, как он проникает в чужое жилище и покидает его.
Покончив с жертвами, он поджигал дом – либо чтобы скрыть улики, либо потому, что получал от этого такое же удовольствие, как от убийств. Я думаю, что первое объяснение – что он старался уничтожить улики, – более правдоподобно, хоть и не уверен в этом. И все же я склоняюсь именно к этому. Во-первых, когда он постепенно стал переходить от убийств вблизи небольших городков к убийствам в самих небольших городках, он перестал заниматься поджогами. Это – логично, рационально. Понятно, что, если поджечь дом, вокруг которого живут люди, к месту происшествия сразу же сбегутся соседи. Поскольку это было слишком рискованно, он перестал совершать поджоги. Таким образом, он действовал вполне осмысленно.
Я также полагаю, что, хотя «Человек с поезда» испытывал извращенную гордость за свои кровавые деяния, он в то же время мог стыдиться своих сексуальных отклонений. Да, думаю, он стыдился того, что проделывал с телами девочек-подростков, и устраивал поджоги еще и чтобы скрыть следы своих извращенных половых утех. Впрочем, это всего лишь предположение.
Возникает вопрос и почему «наш» маньяк проникал в чужие дома в районе полуночи. Не от трусости ли? Вероятно, «Человек с поезда» забирался в чужие жилища, когда в них все спали, опять-таки из чисто рациональных соображений, то есть чтобы уменьшить вероятность того, что его заметят и схватят. А может – потому, что был трусом и боялся вступить в прямое противоборство со своими жертвами.
В любом случае то, что он убивал людей, когда они спали, свидетельствует о его трусости – неважно, страх был тому причиной или вполне логичное желание не быть схваченным. Это трусливое поведение.
Но все же следует ли считать «Человека с поезда» трусом? Думаю, все не так просто. И вот почему. То, чем занимался «Человек с поезда», требовало если не мужества, то очень близкого к нему качества. Это способность сохранять хладнокровие в стрессовой ситуации. Ему нужно было действовать спокойно, целеустремленно в условиях, когда он сам рисковал, – хотя он и старался минимизировать риск.
Вы могли бы забраться с топором в чужой дом, убить всех его обитателей и жить дальше как ни в чем не бывало? Нет, конечно, не могли бы. И я тоже. Я был бы в ужасе, дрожал бы как осиновый лист, а может быть, даже и обмочился. Правда, мне бы никогда не пришло в голову заниматься такими вещами, но ясно, что в подобной ситуации сохранять хладнокровие мне было бы не под силу. Чтобы совершать подобные преступления, требуется самообладание, хладнокровие и поразительное умение подавлять собственный страх. Так можно ли сказать, что тот, кто проделывал такие вещи, был трусом?
Да, можно. «Человек с поезда» ненавидел риск. Он никогда не полагался на случай. Для серийных убийц такое качество обычно нехарактерно. Многие из них любят риск. Иногда они едва ли не специально провоцируют полицию, чтобы их включили в число подозреваемых и допросили. А «Человек с поезда» проявлял исключительную предусмотрительность, фокусируясь на том, чтобы избежать негативных последствий своих действий. Он все тщательно продумывал и не просто опережал полицию, шерифов и частных детективов, которые пытались его вычислить и поймать, – он опережал их значительно. Все, что делалось для его поимки – использование собак-ищеек, сбор денег для выплаты вознаграждения, привлечение к расследованию частных детективов, – всегда очень сильно запаздывало.
Со временем – в том числе и в период вынужденного бездействия – «Человек с поезда» постепенно эволюционировал, меняя схему своих действий. Выйдя из тюрьмы, он был уже не тем убийцей, каким был до этого. Выйдя из тюрьмы, он стал убивать людей в самих небольших городках, а не в их окрестностях, как раньше.
Кроме того, он практически перестал хоть что-либо выяснять о привычках и распорядке жизни людей, которых собирался убить. Думаю, что в 1903, 1904 и 1905 годах он, живя и работая в том или ином районе несколько месяцев, путешествовал по «своей» территории, скорее всего по выходным, и искал дом, в который можно было бы проникнуть, чтобы отправить на тот свет всех его обитателей. Он обращал внимание на вполне конкретные вещи. Например, «Человек с поезда» предпочитал действовать в домах, рядом с которыми имелся сарай. И еще – поленница с топором. Привлекали его внимание и детские игрушки на крыльце или во дворе. Особенно ему нравились дома, стоящие поодаль от других: ему не хотелось, чтобы соседи заметили его, когда он в темноте будет подбираться к дому со стороны черного хода. Наличие собаки было крайне нежелательным. И еще для него было важно, чтобы не более чем в пяти минутах ходьбы от дома проходила железная дорога. Конечно же, он предпочитал места, которые не патрулировались полицией. Всем этим требованиям удовлетворял разве что один дом из ста, а может, и из тысячи. И когда приходило время действовать, «Человек с поезда» точно знал, куда ему идти.
Но к 1909 году он уже приобрел большой опыт в своих кровавых делах. Ему больше не требовалась тщательная подготовительная работа – он научился импровизировать. Именно поэтому он дважды проникал в дома, где жили молодые супруги, не имеющие детей (это семья Кобл в Рэйнире, штат Вашингтон, и семья Хадсон в Паоле, штат Канзас). Это произошло именно по той причине, что он ничего заранее не выяснял – а просто спрыгнул с поезда, огляделся и выбрал первую более или менее подходящую цель. По этой же причине он совершил преступление в Сан-Антонио, где имелась собственная полиция. Это опять-таки был результат спонтанных действий. Поезд прибыл в Сан-Антонио с северо-востока, а железнодорожная ветка проходила по самой его окраине, и в темноте маньяк просто не понял, что оказался в довольно крупном городе. Он полагал, что это очередной крохотный городишко.
По той же причине – неподготовленности нападения – в Колорадо-Спрингс «Человек с поезда» проник сначала в один дом, а затем в другой, стоявший рядом. В Эллсуорте, штат Канзас, он уже почти пробрался в чужое жилище, но, поняв, что в нем еще не спят, прошел на полквартала дальше и вломился в другой дом. Все это – свидетельства того, что он импровизировал.
К 1910–1911 году он уже был матерым убийцей и четко действовал по отработанному сценарию: приезжал в небольшой городок, селился там, устраивался на работу, а затем убивал и тут же уезжал. Такая схема себя оправдывала. Живя и работая в маленьком городишке, преступник получал прекрасную возможность выбрать цель по своему вкусу. К тому же в небольших населенных пунктах, как правило, не было постоянных полицейских подразделений, что также облегчало маньяку задачу. Словом, со временем «Человек с поезда» понял, что ему вовсе не обязательно выбирать дома, стоящие на большом удалении от других жилищ, – тем более что до момента преступления он ничем не привлекал к себе внимания, а совершив убийство, тут же исчезал. Он был просто ничем не примечательным незнакомцем. Он никому не сообщал своего имени и не давал никаких поводов, чтобы его запомнили. А после преступления пропадал, словно призрак. Риск, таким образом, сводился к минимуму.
Есть основания полагать, что в Эллсуорте он спрятал вблизи железной дороги чистую одежду, чтобы переодеться после убийства. Возможно, он проделал такой же фокус и в Виллиске: чья-то одежда была обнаружена в реке вблизи того места, куда собаки-ищейки вывели людей, преследовавших убийцу. В 1903 году он к таким уловкам, похоже, не прибегал, но затем в какой-то момент осознал, что, если кто-нибудь увидит его в запачканной кровью одежде, это может кончиться для него очень плохо. Поэтому со временем маньяк стал предпринимать соответствующие меры предосторожности.
Став организованным убийцей, «Человек с поезда» уже ничего не брал с места преступления – ничего. Он понимал, что, если при нем найдут хоть что-то, связанное с убийством, ему конец. В те времена многих, очень многих людей казнили только потому, что обнаруживали у них какой-то предмет, принадлежавший убитому. Деньги у маньяка были – как-никак он работал. Возможно, он и крал деньги в каких-то других ситуациях, но с места преступления не брал их никогда.
Поначалу он оставлял кровавые отпечатки пальцев на рукоятке топора. Затем стал их смывать. Это говорит о том, что он читал газеты и знал, что происходит в мире. Его методы менялись.
Я не сразу сообразил, что маньяк совершал преступления не просто вблизи железной дороги, но зачастую рядом с пересечениями двух и более линий. Это увеличивало вероятность того, что ему удастся быстро сесть на поезд. Такая деталь стала характерной для его действий с 1903 года.
Не могу быть в этом полностью уверен, но предполагаю, что этому трюку он научился у бродяг. Сам «Человек с поезда» бродягой не был, но, по всей вероятности, периодически с ними контактировал, и временами довольно тесно. Многие из них были мелкими воришками, а некоторые – возможно, и не просто мелкими воришками. Так или иначе, они, скорее всего, говорили о том, как не быть схваченными. Готов поспорить, многим из них было известно, что быстрее всего уехать с места преступления можно с какого-нибудь полустанка на пересечении железнодорожных веток. Человек же, долго слоняющийся по платформе в ожидании поезда, поневоле привлекает к себе внимание. Впрочем, при таком образе жизни, как у бродяг, подобный опыт вполне очевиден.
А сейчас я скажу вам нечто такое, что покажется вам невероятным. Я полагаю, что на самом деле «Человек с поезда» оставлял деньги на месте преступления. Я имею в виду не то, что он их не брал. Нет, я о другом: он вынимал деньги из собственного кармана и клал их куда-нибудь на видное место.
Знаю, это покажется глупостью – оставлять деньги в доме, который потом подожжешь. Но не забывайте: «Человек с поезда» был ненормальным. Да, он был чрезвычайно рационален в том, как избежать риска, но его поступки были продиктованы неконтролируемым гневом, перераставшим в ненависть ко всем и вся. Видите ли, мне кажется, что в репортажах с мест преступления я слишком часто встречал фразу о «лежащих на виду деньгах». Не исключено, что маньяк специально оставлял деньги в залитой кровью комнате, чтобы показать свое презрение к ним – а следовательно, и к обществу в целом. Я понимаю, что это звучит неправдоподобно.
Мы не знаем точно, когда преступник начал переносить с места на место лампы, но у меня сложилось впечатление, что он поступал так с самого начала. Впрочем, такая привычка могла выработаться у него со временем. Но если это было импульсивное действие, вызванное какими-то психологическими причинами, то оно, скорее всего, было встроено в схему действий маньяка изначально. Во всяком случае, ему нравилось это делать. Наверное, ему приятно было бродить по полутемному дому с лампой в руке, предвкушая то, что он собирался совершить. Во всяком случае, в 1898 году он уже это делал.
Что касается его привычки плотно закрывать ставни и занавешивать окна, то это легко объяснить стремлением максимально обезопасить себя. Хотя не исключено, что это давало ему ощущение комфорта. Во всяком случае, плотно занавесив окна, он получал возможность после совершения преступления спокойно бродить по дому с зажженной керосиновой лампой в руке, изучая дом и разглядывая результаты своей кровавой «работы», перетаскивая тела с места на место. Разглядеть с улицы движущееся внутри дома пятно света при закрытых ставнях и задернутых занавесках было невозможно.
Я считаю, что характер действий «Человека с поезда» был обусловлен действием шести факторов. С течением времени они претерпели некоторые изменения.
Во-первых, на убийства его толкали злоба и ненависть. Скорее всего, в детстве он подвергался жестокому обращению, да и когда стал взрослым, вероятно, не пользовался всеобщей любовью. Он был низкорослым, уродливым, жалким ублюдком, жизнь которого была тяжела и полна лишений, – и при этом обладал недюжинным умом и другими положительными качествами, такими, как трудолюбие и умение планировать свои действия.
Во-вторых, его сексуально привлекали юные девочки, а возможностей получить половое удовлетворение он не имел. Думаю, он стыдился своих желаний.
В-третьих, совершая преступления, он наслаждался приливом адреналина. Да, ему нравилось, когда под влиянием страха в крови резко возрастало содержание этого гормона. В эти моменты у него обострялись зрение, слух, обоняние, осязание – ничто другое не давало ему подобных ощущений. Когда он обдумывал следующее нападение, это тоже его возбуждало. Совершив задуманное, он снова и снова прокручивал в голове все, что сделал, и получал от этого наслаждение. Вероятно, некоторые случаи вызывали у него разочарование, как, например, в Паоле, другие же были предметом гордости и восхищения. Именно поэтому я считаю, что «Человек с поезда» совершал свои злодеяния не под воздействием алкоголя – он притупляет ощущения. Кроме того, употребление алкоголя наверняка заставило бы маньяка делать ошибки – а он совершал их нечасто.
В-четвертых, я полагаю, что совершаемые им преступления давали «Человеку с поезда» ощущение превосходства над другими людьми. Полицейские часто говорят, что преступники считают себя умнее других. Мне кажется, что это чушь, но в данном случае все так и было. «Человека с поезда» часто унижали, обижали, ему казалось, что жизнь к нему несправедлива. Он видел окружающий мир в черном цвете, и на то у него были свои причины. Он был далеко не глупым человеком, и я считаю, что, убивая, «Человек с поезда» тем самым доказывал самому себе, что он умнее других. И лучшим доказательством для него было то, что ему удавалось одно за другим совершать страшные преступления и при этом не попадаться.
В-пятых, важным, а может, и главным стимулом для маньяка было ощущение власти над мертвыми телами. Разумеется, более всего его привлекали тела девочек-подростков, но сейчас я имею в виду не это. В этой книге мы много раз упоминали о том, что преступник перетаскивал трупы с места на место. Нередко он убивал обитателей дома в одной комнате, оставляя в ней лужи крови, но в итоге тела обнаруживали в других помещениях дома. Часто маньяк придавал трупам какие-то особенные позы, убивал людей рядом с домом, а затем волок их внутрь. Казалось бы, для этого не было каких-то видимых причин. Но в том-то и дело, что «Человек с поезда» любил демонстрировать свою власть над чужими телами. Ему нравилось трогать их, приподнимать и передвигать.
И, наконец, убийства стали для «Человека с поезда» некой формой самоидентификации, его самовыражением. Благодаря им он чувствовал себя человеком, имеющим тайну, которую никто не в силах разгадать. Ему нравилось думать, что люди, глядя на него, даже предположить не могли, какое чудовище скрывается за его вполне заурядной, хоть и не слишком приятной внешностью. Вы видите перед собой низкорослого некрасивого мужчину, думал он про себя, но я способен сделать такое – и я делал такое, – что вы и представить себе не можете. Перед вами тот самый Монстр, который приводит вас в ужас, а вы и понятия не имеете, что это я. Крохотный человечек, он отбрасывал огромную страшную тень и в своем воображении казался себе таким же громадным, как она.
Назад: Часть 4
Дальше: Глава 33. Преступления 1908 года