Барбер-Джанкшен в штате Северная Каролина представлял собой просто-напросто пересечение железных дорог, но при этом имел название. Одна ветка шла с востока на запад, другая с севера на юг. Место на территории округа Роуэн, где они встречались, находилось в одиннадцати милях от Солсбери. Там была небольшая станция, где пассажиры могли, подождав некоторое время, пересесть с одного поезда на другой. Эта станция существует до сих пор, хотя в 80-е годы XX века ее передвинули чуть к северу от Солсбери. Если бы следующий на запад поезд остановился в Барбер-Джанкшен и с площадки в конце длинного состава спрыгнул бродяга, он бы сразу же увидел дом Исаака и Аугусты Лайерли – тот стоял через дорогу всего в 100 ярдах от того места, где ноги незнакомца коснулись земли.

Представим, что вечером 13 июля 1906 года все именно так и произошло. Это была пятница, 13-е. Семья Лайерли, состоявшая из семи человек, жила в обветшавшем доме, которому было не менее 100 лет и который принадлежал многим поколениям их предков – сначала рабовладельцев, а затем крестьян-издольщиков. В 1906 году в доме проживали супруги Исаак и Аугуста, их младшие сын и дочка, а также еще три девочки постарше, которые днем усердно работали на ферме, а ночь проводили в доме на втором этаже.

Незадолго до полуночи Адди Лайерли проснулась, почувствовав запах дыма. Адди была средней из старших девочек. У нее была астма – поэтому она и очнулась первой. Сбежав вниз по лестнице, она увидела кошмарную картину. Ее отец был мертв – его ударили обухом топора по голове. Ее мать также была убита, тело ее лежало наполовину на кровати, наполовину на полу. По всей видимости, ее били не только обухом, но и острием топора, но Адди этого не поняла, потому что голова матери была накрыта подушкой.

Я не буду вас мучить, описывая страшный вид тела брата Адди, Джона, – скажу только, что он тоже был мертв. Джон спал в кровати вместе с отцом – так в семьях в те времена было принято. Именно эта кровать и горела. Стоявшее рядом бюро с выдвижными ящиками было обильно полито керосином и тоже подожжено – как и труп Джона. Младшая из дочерей, Элис, была еще жива, но находилась в состоянии агонии и громко стонала. По всей видимости, Элис спала вместе с матерью. Вторую кровать преступник не поджег. Не успев толком понять, кто жив, а кто мертв, Адди стащила тела отца и брата с горящей кровати, а затем бросилась вверх по лестнице, громко крича и зовя сестер.

Три девочки стали лить из кувшина воду на огонь, пытаясь его погасить. Водопровода в доме не было, но им все же удалось залить пламя, а затем вытащить тлеющие остатки кровати во двор. Туда же они вынесли шестилетнюю Элис, которая все еще продолжала цепляться за жизнь, и попытались перевязать ее раны, но тут от остатков кровати начали заниматься дворовые постройки, и девочкам снова пришлось тушить огонь, таская воду из колодца.

Входная дверь дома была открыта, одно из окон тоже. Деньги и другие ценности, находившиеся в доме, остались нетронуты – денег, кстати, было довольно много. Часть из них находилась на виду, в той самой спальне, где разыгралась кровавая драма. Лампа, изначально стоявшая на бюро (две дочери супругов Лайерли определенно видели ее там уже после того, как их отец крепко заснул), была перенесена в другое место. Топор, который всегда держали рядом с поленницей, лежал, окровавленный, у открытой двери.

Немного опомнившись, девочки отправились за помощью. Неся на руках Элис, они все вместе дошли до дома Филмора Кука, соседа, чей дом стоял примерно в трех четвертях мили от их жилища. Там, в этом доме, Элис и умерла, дожив только до утра. Другие соседи жили ближе (в том числе сын Исаака Лайерли, единокровный брат девочек, не ладивший со второй женой отца, погибшей Аугустой). Однако Куков девочки хорошо знали и доверяли им. По пути им пришлось миновать хижину издольщика Диллингэма. Проходя по тропинке рядом с ней, девочки притихли: они боялись, что это именно Диллингэм напал на их семью. Когда около полуночи они добрались до дома Куков, те запрягли лошадей в повозку и поспешили к дому Лайерли.

К рассвету у дома, где произошла трагедия, собралась целая толпа. Как написал потом один журналист, двор, в котором росли могучие клены и вязы, был буквально забит запряженными повозками и оседланными лошадьми. Собравшиеся люди тихо переговаривались с мрачным видом. Окружной шериф прибыл на место преступления между четырьмя и половиной пятого утра. Попытка пустить по следу ищеек, которых привезли к восьми утра, ничего не дала – возможно, из-за большого количества людей, а может, просто потому, что след обрывался у железной дороги, которая проходила совсем неподалеку.

Еще до приезда шерифа подозрение пало на местных издольщиков. Разумеется, все они были чернокожими. Девочки в разговоре с кем-то упомянули, что пробирались мимо хижины Диллингэма на цыпочках. Кто-то вспомнил, что якобы недавно Исаак Лайерли поссорился еще с одним издольщиком, Низом Гиллеспи. Джека Диллингэма арестовали примерно в пять утра 14 июля, приблизительно через шесть часов после преступления. Часов в шесть местные жители нагрянули в хижину Низа Гиллеспи и не только схватили его, но и конфисковали кое-что из его пожитков. Вскоре после восхода солнца на место приехали репортеры как минимум трех газет.

Низ Гиллеспи был довольно неприятной личностью – настолько, что его вполне можно было бы назвать «типом». Другие издольщики жили в окрестностях Солсбери на протяжении многих поколений, что же касается Низа, то он приехал (или вернулся) сюда после женитьбы на Фанни Гиллеспи. Он взял ее фамилию – вероятно, по той причине, что она была хорошо известна жителям округи. У Фанни был 11-летний внук по имени Генри Мэйхью. Отец Генри был белым, поэтому у мальчика были голубые глаза и довольно светлая кожа, однако жил он с Фанни и Низом. (Об этой истории написана книга «Игра под названием Солсбери». В ней утверждается – по всей видимости, основанием для этого стали данные переписи населения, – что Генри Мэйхью был скорее сыном, а не внуком Фанни, но, возможно, это ошибка.)

Низ был очень груб с женой и ее внуком, хотя прожил с Фанни до брака много лет и женился на ней примерно в 1902 году. За это время он произвел на свет сына по имени Джон Гиллеспи, причем от дочери Фанни (!). Низ занимался тяжелым физическим трудом и был очень нервным, легко возбудимым мужчиной. Судя по всему, его можно было назвать умным человеком, но у него была тяжелая жизнь, он много пил, имел вспыльчивый характер, поэтому для домочадцев был настоящим тираном. Фанни, например, заявила в суде, что они с Низом уже давно почти не разговаривали и она по возможности старалась держаться от него подальше.

Телеграфное сообщение, отправленное утром со станции Барбер-Джанкшен в офис губернатора штата, начиналось со слов: «Неизвестный мужчина проник в дом…» Это было предположение, но вполне резонное. Тем не менее впоследствии коронер сделает вывод, что «члены семьи Лайерли были убиты топорами, которыми действовали Низ Гиллеспи, его сын Джон, Джек Диллингэм с женой, а также Джордж Эрвин и Генри Ли».

К делу могли пристегнуть еще и Букера Т. Вашингтона, но забыли. На следующий день после убийства, согласно «Солсбери пост», был «тщательно допрошен» одиннадцатилетний Генри Мэйхью. Он заявил, что слышал, как Низ признался в совершении убийства. Более того – если верить Генри, Низ не только сказал, что убивал сам, но и назвал других участников преступления – Джека Диллингэма и остальных четверых, которым были предъявлены обвинения. Как утверждает в книге «Игра под названием Солсбери» ее автор Сьюзан Барринджер Уэллс, эта история просто не может быть правдой. По ее словам, если бы шесть человек принялись размахивать топорами в такой маленькой спальне, они бы наверняка перебили друг друга.

В течение нескольких недель Генри Мэйхью неоднократно менял свои путаные и неправдоподобные показания, которые к тому же противоречили показаниям всех опрошенных взрослых. Но… дело ведь происходило в 1906 году. Было совершено страшное преступление, и местное население сразу же утвердилось во мнении, что это дело рук чернокожих. А журналисты некоторых газет чуть ли напрямую заявляли, что Генри Мэйхью говорит правду, поскольку в его жилах течет кровь белого человека.

Власти стали принимать меры, чтобы не допустить линчевания подсудимых разгневанной толпой. Между тем отдельные газеты практически сразу же, в первые 24 часа после преступления, стали называть обвиняемых-издольщиков убийцами – а не предполагаемыми убийцами или подозреваемыми. Арестованных перевезли в тюрьму города Шарлотт. Тем не менее у ворот тюрьмы округа Роуэн все равно собралась толпа. Представители желающих линчевать подсудимых обыскали тюрьму. Затем помещения осмотрела еще одна делегация, потом еще одна. В конце концов собравшимся пришлось смириться с тем, что пролить кровь не удастся, и толпа разошлась.

Заседание Большого жюри было назначено на начало августа. Местные власти заверили власти штата, что обстановка в округе Роуэн нормализовалась и подсудимых при необходимости удастся защитить. В результате 6 августа обвиняемых вернули в Солсбери. День выдался невыносимо жаркий. В зале суда было очень душно, и, кроме того, чувствовалось сильное эмоциональное напряжение собравшихся. В 15.40 присяжные вынесли вердикт о виновности всех шестерых подсудимых. Судебное заседание было назначено на следующий день.

У обвиняемых имелся адвокат. Если верить книге «Игра под названием Солсбери», это был очень хороший специалист. Он выступил с часовой речью, в которой (а) он потребовал, чтобы слушания перенесли в другое место, поскольку справедливое рассмотрение дела в Солсбери невозможно, и (б) заявил, что ему, адвокату обвиняемых, было отказано в возможности побеседовать с потенциальными свидетелями защиты. Буквально в течение нескольких секунд просьба о переносе процесса была отвергнута – его всего лишь отложили до следующего утра.

Адвокат потребовал, чтобы судья отдал специальное распоряжение об отборе присяжных для процесса из 200 кандидатов. Судья в ответ заявил, что в этом нет необходимости. Однако в конце концов он все же удовлетворил требование защитника и приказал шерифу к 10 часам утра следующего дня привести в здание суда 200 потенциальных присяжных заседателей. В связи с этим заседание решено было начать в 17:30.

Мисс Уэллс в своей книге задается вопросом, действительно ли организаторы процесса пытались не допустить суда Линча – или же их следует считать соучастниками произошедшей в тот вечер трагедии. Лично я не сомневаюсь в искренности их намерений, но у меня вызывает серьезные вопросы их компетентность. Под организаторами процесса я подразумеваю шерифа, персонал тюрьмы, судью, мэра и других представителей местной власти.

В 1880-х годах суды Линча устраивались довольно часто и в сознании многих американцев ассоциировались с торжеством справедливости. К 1906 году многие уже смотрели на эту практику неодобрительно, и количество случаев линчевания резко сократилось. Мой личный опыт говорит о том, что люди весьма склонны к самообольщению. Полагаю, что организаторы процесса просто переоценили свою способность контролировать ситуацию. Им хотелось верить, что жители Солсбери – люди прогрессивные и сознательные, а не темная, отсталая деревенщина, способная на любую глупость. Более того, я не сомневаюсь, что три четверти населения городка вполне соответствовали мнению о них властей. Однако следовало беспокоиться по поводу остальных 25 процентов – именно они представляли опасность.

Между тем не так уж трудно было понять, что приближается трагедия. На первых полосах газет публиковались статьи, авторы которых призывали своих читателей сохранять спокойствие и не препятствовать правосудию. С аналогичными заявлениями то и дело выступал и шериф. Кроме того, он постоянно слал в офис губернатора штата телеграммы, в которых утверждал, что вполне способен защитить жизни подсудимых и при необходимости сделает это. Судья 6 августа большую часть дня потратил на увещевание местных жителей, призывая их сохранять хладнокровие и соблюдать закон. Другими словами, все понимали, что грядет, но уверяли окружающих и самих себя, что смогут удержать ситуацию под контролем.

Джейк Ньювелл был тем самым очень хорошим адвокатом, который защищал обвиняемых. «Приехав в Солсбери, я увидел перед зданием суда большую группу людей и услышал, о чем они говорят, – сказал он газетному репортеру через две недели после случившегося. – Мне стало ясно, что будут неприятности». Шериф предупредил Джейка Ньювелла, чтобы он оставался в своем номере в отеле, поскольку появляться на улице было для него небезопасно. Около восьми часов вечера Ньювелл отправился в тюрьму округа Роуэн, чтобы побеседовать со своими клиентами. «Около здания тюрьмы собралась большая толпа, – вспоминал адвокат. – Правда, никаких враждебных проявлений не было. Тем не менее в разговоре со мной охранники сказали, что опасаются, как бы мое появление не вызвало подозрений, что заключенных собираются перевести в другое место. К тому времени охранники уже были сильно напуганы, вели себя неадекватно и казались ни на что не способными». Ньювелл отправился в отель, где находился судья, и проинформировал его о сложившейся ситуации.

Судья отказался протелеграфировать в офис губернатора и попросить о помощи. Вместо этого он провел совещание с представителями местной власти. Было решено, что шериф, мэр и прокурор обратятся к собравшейся толпе. Между тем газеты, выходящие в близлежащих городах, предвидя суд Линча, отправили в Солсбери своих корреспондентов. Люди собирались у редакций местных газет, чтобы узнать самую свежую информацию. Газета «Шарлотт обсервер», описывая ситуацию, в девять часов вечера распространила следующее сообщение: «На данный момент положение негров кажется очень печальным. Улицы запружены людьми, и толпе не хватает только решительно настроенного лидера. В эту самую минуту около тюрьмы собралось примерно 500 человек. Вдоль фасада здания сидят на корточках охранники и держат на коленях ружья – их около дюжины. Несколько энергичных призывов – и толпа пойдет на штурм. Так что, если охранники решат исполнить свой долг, им, возможно, придется убить кое-кого из местных, с которыми они живут в одном городке».

Регулярное движение по местной железной дороге началось в 1905 году. Теперь с каждого проходящего мимо поезда спрыгивало по десятку человек, которые тут же присоединялись к толпе. Другие приезжали на лошадях, привязывали их к деревьям и тоже шли к тюрьме. Какой-то мужчина попытался перелезть через забор, окружавший здание тюрьмы, но тут же был арестован. Другой мужчина, лет сорока, с сильным голосом, вдруг громко выкрикнул: «Послушайте, парни! Неужели мы позволим убивать наших белых женщин и не поставим ниггеров на место?»

В какой-то момент вдруг раздались выстрелы. Стреляли из толпы. Однако охранники остались стоять на своих местах. Власти вызвали отряд местной милиции, известной под названием «Стрелки округа Роуэн». Судья, мэр Солсбери, шериф и прокурор, а также другие представители местной власти обращались к толпе с призывами разойтись.

В то время как у входа в тюрьму обстановка все больше накалялась, какие-то трое мужчин с помощью кувалды взломали задние ворота и поднялись по лестнице к камерам. Их тут же арестовали. В 17:30 судья отдал распоряжение, чтобы прожекторы вокруг здания тюрьмы горели всю ночь. Толпа немедленно принялась бить стекла прожекторов.

Человек, который некоторое время назад уже попытался взять на себя роль вожака, снова вышел вперед. «Отпустите наших парней, и мы уйдем!» – крикнул он. Подойдя к мужчине, шериф договорился о сделке: он отпускает трех человек, которые взломали задние ворота тюрьмы, а лидер недовольных, о котором газеты написали только то, что это был «человек в шляпе с широкими полями», уговаривает собравшихся разойтись по домам (газетчики наверняка знали, кто такой этот «человек в шляпе с широкими полями», но так и не назвали его имя). Между тем свое обещание этот мужчина сдержал: когда он приказал людям разойтись, толпа стала рассеиваться. Это было примерно в 22:00.

Однако, по словам Джона Чарльза Макнейлла, «самые опасные люди еще не прибыли к месту событий». Толпа растеклась по боковым улицам Солсбери и перегруппировалась.

Как раз в это время у тюрьмы появились «Стрелки округа Роуэн», которых вызвали на подмогу часом раньше. Это, судя по всему, снова привело в ярость толпу, и в милицию полетели камни. Раздалось даже несколько выстрелов в воздух. Стрелки, однако, либо не зарядили оружие боевыми патронами, либо получили приказ их не использовать. Члены отряда начали палить в воздух, причем, судя по всему, холостыми. Это еще больше разозлило горожан. Двое местных жителей были случайно ранены выстрелами из толпы. Вид крови, казалось, на какое-то время охладил пыл собравшихся, и они снова начали успокаиваться. После десяти часов вечера «Шарлотт обсервер» сообщила, что напряжение спало и люди снова стали расходиться.

Но, как оказалось, это было обманчивое впечатление. Волнения начались снова. Около 22:30 командир «Стрелков округа Роуэн» отдал своим подчиненным приказ отойти с позиций вокруг здания тюрьмы – численное превосходство рассерженных горожан было слишком велико. В 23:00 губернатор отдал приказ милиции в Шарлотт, Гринсвилле и Стейтсборо погрузиться в спецпоезда и немедленно отправиться на подмогу в Солсбери. Но буквально через несколько секунд приказ был отменен: было уже слишком поздно. Толпа ворвалась в тюрьму и захватила заключенных.

Как ни странно, сторонники суда Линча не убили всех обвиняемых. Так что здесь впору снова вернуться к теме веры в лучшее в человеке. В руках толпы оказались девять чернокожих – шестеро обвиняемых в убийстве семьи Лайерли, важный свидетель и двое детей. Женщин, арестованных по делу об убийстве Лайерли, а именно Фанни Гиллеспи и Деллу (Янг) Диллингэм, побили и оставили в камерах, как и детей – Генри Мэйхью и ребенка Деллы, который находился в тюрьме вместе с ней. Таким образом, в руках толпы осталось пятеро. Им устроили импровизированный «суд», в результате которого – что также поразительно – двое из обвиняемых были оправданы. Поначалу их хотели отпустить на все четыре стороны, но затем, решив, что в этом случае их попросту убьют на улице, передали шерифу. В итоге в руках линчевателей остались Низ Гиллеспи, его пятнадцатилетний сын Джон и Джек Диллингэм. Их провели по улицам Солсбери примерно с милю – до парка, а именно до росшего там дуба, на котором, как поговаривали, до этого повесили не одного преступника.

Толпа пыталась заставить троих обвиняемых признаться в убийстве семьи Лайерли. Их хлестали прутьями, кололи ножами, били руками и ногами, потом заставили встать рядом с дубом на колени и молить о прощении. Тем не менее все трое продолжали стоять на своем – что они не убивали членов семейства Лайерли, не имеют к этому злодеянию никакого отношения и ничего о нем не знают. Между одиннадцатью и половиной двенадцатого вечера 6 августа 1906 года, через двадцать четыре дня после убийства семьи Лайерли, троих обвиняемых повесили на ветвях дуба в Уорт-парке. Из толпы в мертвые тела было выпущено несколько пуль. За эту расправу никто не понес наказания.

Оставшиеся в живых обвиняемые, а также важные свидетели Фанни Гиллеспи и Генри Мэйхью оставались в тюрьме до января. Суд над ними перенесли в Стэйтсвилл, который расположен в 26 милях к западу от Солсбери (и в 15 милях от Барбер-Джанкшен). Прокурор попытался предъявить им обвинение. Но Генри Мэйхью, одиннадцатилетнему ребенку, которого заставили предать свою семью, не разрешили выступать в суде и давать показания. Было ясно, что все, что он может сказать, – всего лишь слухи и домыслы. Правда, закон позволял ему дать показания против Низа Гиллеспи. Но, поскольку Низа убила толпа линчевателей, применить это положение не было возможности. Таким образом, Генри Мэйхью был исключен из числа свидетелей. В итоге прямо в ходе процесса прокурор снял свои обвинения. Подсудимым вручили небольшие суммы денег, отпустили на свободу и позволили уехать из Солсбери.

Как я уже отмечал, большая часть информации, которая фигурирует в этом повествовании, была взята из книги «Игра под названием Солсбери», которую написала Сьюзан Барринджер Уэллс. Наши с ней выводы в целом совпадают: против тех, с кем 6 августа расправились линчеватели, не было реальных улик. На мой взгляд, есть все основания полагать, что членов семьи Лайерли убил «Человек с поезда».

Правда, если рассматривать этот случай как часть серии, можно заметить две нехарактерные детали. Во-первых, три девочки остались живы. Это едва ли не единственный случай, когда «Человек с поезда» пропустил кого-то, кто находился в доме в момент его визита. Впрочем, было еще одно или два преступления, когда он недоделал свою «работу» до конца.

Другой аномалией было то, что после убийства входная дверь в дом осталась широко открытой, в то время как «наш» маньяк обычно как следует все запирал. Эти две особенности имеют вполне понятное объяснение. Если вы немного подумаете, то догадаетесь, в чем дело.

Поняли?

Преступник услышал шум приближающегося поезда. На той железнодорожной ветке движение было далеко не оживленным: за ночь проходило два-три состава, а может, и того меньше. Если бы убийца не запрыгнул в тот поезд, ему, возможно, пришлось бы нескольких часов ждать следующего. Если вы находитесь не в крупном городе, а в небольшом городке или в сельской местности, услышать звук подходящего поезда нетрудно. Творя свои мерзкие дела в спальне Исаака Лайерли, маньяк, скорее всего, услышал свисток паровоза. Чтобы успеть на поезд, у него оставалось минут восемь, может быть, десять. Состав должен был остановиться на пересечении железнодорожных линий. Преступник быстро вывалил содержимое ящиков бюро на кровать и поджег его. Искать в помещениях дома других его обитателей у него просто не было времени. Он выскочил из дома, оставив дверь открытой, и побежал к железной дороге, торопясь на поезд.

И все же, несмотря на эти небольшие расхождения с обычной схемой, оснований считать, что в доме Лайерли орудовал «наш» маньяк, более чем достаточно. Близость железной дороги, не имеющее никакого мотива внезапное убийство ни в чем не повинных мирно спящих людей, использование топора, взятого во дворе дома, нанесение ударов не острием, а обухом, оставленные нетронутыми деньги, лежащие на самом виду, подушка, брошенная на тело одной из жертв, поджог дома – все это указывает на «Человека с поезда». Кстати, убийца семьи Лайерли тоже проник в дом через окно… Да и территориально все произошло там, где он обычно действовал, – исключение составил только случай в Новой Шотландии.

Многие убийства, как, в частности, и убийство Лайерли, были совершены не просто рядом с железной дорогой, а в местах, где поезд останавливался или замедлял ход, позволяя тому, кто предпочитал ездить зайцем, вскочить на подножку или, наоборот, спрыгнуть с нее. Так что своей безнаказанностью «Человек с поезда» во многом был обязан развитию железнодорожного транспорта.

А вот описание Фанни, взятое из номера «Шарлотт обсервер» от 21 июля 1906 года. Оно интересно само по себе. Я его немного сократил, но в остальном оставил без изменений.

Если бы самую страшную чернокожую каргу, какая только найдется на просторах Африки, привезли сюда и поставили рядом с Фанни Гиллеспи, женой Низа, потребовался бы эксперт-антрополог, чтобы определить, кто из них родился на Африканском континенте, а кто в Америке. На своем веку я повидал немало чернокожих, но никогда еще мне не доводилось видеть никого похожего на Фанни Гиллеспи. Черная, грязная, злобная, упрямая. Волосы у нее надо лбом выстрижены на несколько дюймов, так что виден голый череп, а на остальной части головы заплетены в косички. Кожа вокруг глаз у нее особенно темного цвета, словно она специально вымазалась золой. Одета она в грязное короткое платье – и это ее единственная одежда. Ступни у нее морщинистые и словно покрыты чешуей.

«Меня зовут Фанни Гиллеспи», – заявила она. В данном случае мы имеем дело с нечасто встречающейся ситуацией, когда муж взял фамилию жены. Низ, которого раньше звали Мик Грэм, женившись на Фанни, превратился в Низа Гиллеспи. Дети соседей, живущих неподалеку от супругов Гиллеспи, боятся Фанни. Они говорят, что она сумасшедшая и любит гоняться за людьми.

Да, выглядит Фанни отвратительно. Но при этом ступает она плавно и совершенно бесшумно. Человеку, к которому она подходит, обычно невольно приходит на ум мысль о недостающем эволюционном звене между обезьяной и человеком.

«Что у вас с лицом и головой?» – поинтересовался юрист.

«Когда я спала, Низ связал меня и сбрил часть волос. Он уже давно так делает. То есть я думаю, что это он, – потому что это происходит во сне. Он много раз бил меня кнутом…»

И знаете, Фанни Гиллеспи замечательная женщина. Хотя она и похожа на дикарку, мыслит она вполне ясно. Всем было очевидно, что вчера она солгала, но с этим ничего нельзя было поделать… Старая Фанни очень хитра. Она знает, что сказать, а о чем умолчать. У нее сильный характер. В зале суда ее мягко уговаривали, но если бы начали на нее давить и угрожать ей, ее поведение не изменилось бы. Она одновременно дикарка и колдунья, и вообще личность весьма интересная. В какой-то момент тем, кто наблюдал за тем, как она препиралась с мистером Хаммером, мистером Клутцем и мистером Линном, стало ее даже немного жаль, но потом они стали жалеть юристов.

Хотя автор этого фрагмента не обозначен, нет никаких сомнений, что это написал Джон Чарльз Макнейлл. Через два месяца после суда Линча Тедди Рузвельт наградил Макнейлла Кубком Патерсона, литературной премией Северной Каролины, за его сборник стихов под названием «Песни веселые и печальные». На следующий год Макнейлл скончался от злокачественной анемии в возрасте 33 лет. Поскольку он был лауреатом литературной премии штата, дом, в котором он родился и умер, был отреставрирован и сейчас является мемориалом. В историческом путеводителе его родного города указано, как пройти к месту его захоронения. А в 1913 году в публичной библиотеке города Шарлотт был установлен его бронзовый бюст. После того как 31 января 1907 года Фанни выпустили из тюрьмы, она переехала в Стэйтсвилл, где продолжила растить и воспитывать своего внука, Генри Мэйхью.

Уильям Сидни Портер, более известный как О’Генри, был уроженцем Гринсборо, расположенного в 50 милях от Солсбери. В 1906 году он опубликовал один из самых известных своих рассказов – «Дары волхвов». Женщину, которую в нашей истории незаслуженно обвинили в причастности к убийству, звали Делла (Янг) Диллингэм. Имя молодой женщины, героини рассказа «Дары волхвов», которая продает свои роскошные волосы, чтобы купить подарок мужу, – Делла Диллингэм Янг.

Рассказ «Дары волхвов» впервые был опубликован 10 апреля 1906 года – за три месяца до убийства семьи Лайерли. Это означает, что:

• либо О’Генри откуда-то знал Деллу Диллингэм безотносительно к нашумевшему преступлению (что, разумеется, вполне возможно, поскольку они жили в одних и тех же местах);

• использование писателем ее имени или его части – просто совпадение.

В третьей части книги описаны 12 преступлений, в результате которых погибли 49 человек. Таким образом, общее число преступлений, о которых мы уже рассказали, составляет 27, а число жертв – 110. Эта цифра не включает семь человек, которых линчевала разъяренная толпа, а также трех или четырех невиновных, казненных за преступления, которых они не совершали, но которые, по всем признакам, были делом рук «Человека с поезда».