Глава двадцать третья
Лореда сидела в мягком бархатном кресле и смотрела на свое отражение. Бетти-Энн обрезала ее черные волосы так, чтобы они доходили до подбородка, завила волнами и зачесала набок. Смуглое лицо девочки, начисто отмытое душистым мылом, только что не блестело. Новое фиолетовое платье подчеркивало фиалково-синий цвет глаз, а губы Бетти-Энн чуть подкрасила бледно-розовой помадой, выбив разрешение из Элсы.
– Неужели это я? – прошептала Лореда, касаясь кончиков своих шелковистых волос.
Бетти-Энн стояла у нее за спиной.
– Я таких красивых девочек никогда не встречала, – сказала она и повернулась к Элсе: – Твоя очередь.
Лореде так не хотелось вылезать из кресла. Оно казалось ей порталом в волшебный мир, где нищенки превращаются в принцесс.
У нее даже ноги дрожали. В зеркале она увидела не просто свое лицо. Она увидела девочку, которой была когда-то, очень давно. Мечтательницу, фантазерку. Девочку, которая многого добьется. Как она могла обо всем этом забыть?
Но собственное отражение не только всколыхнуло в ней надежду, но и запалило гнев. Она поблагодарила Бетти-Энн и выбралась из кресла. Мама погладила ее по спине, когда они менялись местами.
– Слушай, это твой натуральный цвет? – спросила Бетти-Энн, когда Элса села в кресло. – Красивый.
Лореда попятилась. Не глядя на Энта, который играл с машинкой на полу, она вышла на улицу.
Даже воздух здесь другой.
Она выпрямилась, вдруг осознав, что жизнь в полях заставила ее ссутулиться, съежиться. Долгие месяцы она пыталась стать незаметным винтиком в механизме.
С этим покончено.
Она уверенно шагала в непривычном платье с круглым воротничком. И какая разница, что коричневые туфли совсем стоптались, ведь носки у нее белые и кружевные.
Библиотеку она нашла на Пеппер-стрит, в стороне от Главной улицы, на зеленой лужайке. На белом столбе перед входом развевался американский флаг.
Библиотека.
Волшебство.
Лореда открыла дверь и вошла, вскинув голову. Именно такой ее и растили – девочкой, которая верила в образование и мечтала стать журналисткой. Или писательницей. Мечтающей получить интересную профессию.
Первое, что она ощутила, – запах книг. Она глубоко вдохнула и как будто на миг снова оказалась в Тополином. В спальне горит свет, она читает…
Дом.
– Вам помочь?
– Да. Помогите мне подобрать книгу.
Библиотекарь, плотная женщина с седыми кудряшками, в очках с черной оправой, вышла из-за стола.
– А читательский билет у вас есть?
– Нет, – призналась Лореда. В Техасе у нее, конечно, был читательский билет. – Мы… недавно переехали в этот штат.
– Ну что ж, – добро улыбнулась библиотекарь. – Вам сколько лет, тринадцать?
– Да, мэм.
– В школе учитесь?
– Да, мэм.
Библиотекарь кивнула:
– Пойдемте со мной.
Она провела Лореду мимо стеллажей с книгами к большому деревянному столу, на котором лежали газеты:
– Садитесь здесь. Сейчас я вам что-нибудь подберу.
Лореда села у дубового стола, на котором стояла лампа. Девочка принялась включать и выключать лампу. Какое же это чудо – электричество.
Библиотекарь вернулась с книгой.
– Как вас зовут? – спросила она.
– Лореда Мартинелли.
– Я миссис Квисдорф. Потом заберете свой читательский, а пока под честное слово даю вам эту книгу.
Она протянула Лореде потрепанный томик. «Тайна старых часов».
Лореда легонько провела пальцами по обложке, медленно поднесла книгу к лицу и ощутила знакомый запах, напомнивший о доме, о том, как она читала вечером со Стеллой после школы, о том, как папа рассказывал ей сказки на ночь. Лореда почувствовала, что оживает, точно цветок, поникший во время засухи, но встрепенувшийся после первой капли весеннего дождя.
– А найдется у вас книга для моего брата? Ему восемь. И, может, для мамы тоже? Я их верну, обещаю.
Миссис Квисдорф оценивающе посмотрела на Лореду, улыбнулась.
– Мисс Мартинелли, – сказала она, – думаю, мы с вами подружимся.
Вечером, когда дети заснули, Элса подмела в палатке – опять – и по-новому расставила коллекцию подобранных коробок из-под фруктов, которые служили им кладовой. Сахар, мука, бекон, фасоль, молоко, рис, сливочное масло. Да они богачи. Но кризис только усиливался, цены на продукты росли. Пять галлонов керосина стоили доллар. Два фунта сливочного масла – пятьдесят центов. Шесть фунтов риса – почти доллар. Ужас, до чего быстро улетали деньги.
А сегодня она потратила семьдесят пять центов в парикмахерской. Элса надеялась, что зимой ей не придется об этом пожалеть.
Она взяла коробку с одеждой, которую ей сегодня подарили, вышла из палатки и направилась к Джин; та сидела на стуле у печки и штопала носки при свете пламени. Джеб и мальчики уехали на грузовике, надеялись подработать на сборе винограда. Но никто особо не рассчитывал, что им повезет поздней осенью.
– Привет, Джин. – Элса ступила в пятно света, что давал огонь в печке.
Они с детьми выбрали из коробки то, что им подошло, остальным она решили поделиться с Дьюи.
– Элса, ты такая красивая!
Элса вспыхнула и поставила коробку с одеждой на землю.
– Бетти-Энн сделала все, что могла, – сказала она.
Джин тронула ногой ближайшее к ней ведро:
– Садись.
Элса устроилась на ведре, больно врезавшемся в костлявую задницу. Господи, а в салоне-то какие дивные кресла.
– О чем ты говоришь?
Элса перебирала одежду, пока не нашла то, что искала. Пальцы нащупали мягкую-премягкую шерсть.
– А о чем я говорю? Тебе что, раньше никогда не говорили, что ты красивая?
Элса перестала перебирать одежду и подняла голову:
– Хорошо, когда друзья врут.
– Я не вру.
– Я… наверное, не умею принимать комплименты. – Элса откинула назад шелковистые волосы, которые теперь были на уровне подбородка.
Достала мягкое детское одеяльце цвета лаванды и протянула его Джин:
– Смотри какое.
Джин взяла одеялко.
– Вчера он совсем разбушевался. – Она положила руку на округлившийся живот.
Элса знала, что Джин каждый день молится, чтобы ребенок в ее животе толкался, и каждый его толчок отдавался в ней радостью и страхом.
– Вчера мне приснился сон, – сказала Элса. – Я устроилась на работу в закусочную и подавала яблочный пирог женщинам в шляпках под цвет платьев.
Джин кивнула и заметила:
– Всем нам такие сны снятся.
Зима тяжело ударила по долине Сан-Хоакин: ненастье, работы нет. Это сочетание пугало. День за днем с неба цвета стальной стружки падал дождь, крупные капли стучали по автомобилям, и жестяным лачугам, и палаткам, сгрудившимся на пустыре у канавы. Грязные лужи расползались, превращались в траншеи. Серо-коричневая пелена из брызг скрывала все остальные цвета.
Элса горевала по каждому исчезающему доллару, ежедневно считала и пересчитывала деньги. Экономила изо всех сил, но сбережения неумолимо таяли.
Вот и теперь ничего не оставалось, как купить себе и детям галоши, и эта непредвиденная трата совсем подкосила ее. Ни в Армии спасения, ни в коробке с одеждой, которую им выдали в пресвитерианской церкви, не нашлось ничего их размера.
К концу декабря у Элсы осталось так мало денег, что она жила в постоянном страхе. Заработанного на сборе хлопка не хватит, чтобы продержаться всю зиму – теперь она это понимала. Без помощи ей не прокормить детей, вот простая и жестокая правда. До апреля пособия ей не дождаться, но она может получить хотя бы какие-то продукты от федеральных властей. Все лучше, чем стоять в очереди за супом с миской в руках, но и такое будущее возможно, если она не будет осмотрительна. Честно говоря, она прямо сейчас встала бы в эту очередь, если бы не знала, что благотворительные столовые работают на пределе. Элса не хотела отнимать бесплатную еду у людей, у которых не осталось другого выбора, ведь у нее-то еще есть деньги.
– Стыдиться здесь нечего, – сказала Джин, когда Элса поделилась с ней своими мыслями.
Они стояли в палатке Элсы и пили кофе. Было около одиннадцати, и в лагере наступило относительное затишье. Лореда и Энт давно ушли в школу. Дождь стучал по полотну палаток, дребезжали колышки.
– Правда? – спросила Элса, взглянув на подругу.
Они обе знали, что это не так. Стыдиться было чего. Негоже принимать подачки от правительства. Куда достойнее – работать.
– Ни у кого из нас нет выбора, – сказала Джин. – Много не дадут – фасоль да рис, но каждая кроха имеет значение.
И это правда.
Элса кивнула:
– Что ж, никто мне не поможет, если я буду здесь стоять и мечтать о прекрасной жизни.
– Точно замечено, – отозвалась Джин.
Женщины улыбнулись друг другу.
Джин вышла из палатки, закрыла за собой полог. Элса застегнула пальто с капюшоном, надела слишком большие галоши и побрела в Уэлти. В непогоду дорога в город растягивалась надолго.
Почти через час промокшая, забрызганная грязью Элса встала в длинную очередь в кабинет, где выдавали продуктовую помощь федеральных властей. Простояла она в очереди больше двух часов. Элса вся дрожала, когда наконец вошла в маленький кабинет.
– Эл-си-нор Мартинелли, – сказала она молодому человеку, сидевшему за столом. Он порылся в оловянной картотеке, выудил красную карточку.
– Мартинелли. Так, зарегистрировалась в штате 26 апреля 1935 года. Двое детей. Одна женщина. Мужа нет.
Элса кивнула:
– Мы здесь уже почти восемь месяцев.
– Два фунта фасоли, четыре банки молока, булка хлеба. – Он проштамповал ее карточку и добавил: – Приходите через две недели.
– И что, этого должно нам хватить на две недели?
Молодой человек поднял голову:
– Видите, сколько людей нуждаются в помощи? Мы не справляемся. Просто не хватает денег. Армия спасения держит благотворительную столовую на Седьмой улице.
Элса неловко подхватила коробку с продуктами. Устало вздохнув, она вышла под дождь.
– Возвысьте голоса вместе с нами! Рабочие долины, соединяйтесь!
Элса подняла голову, посмотрела на мужчину, который выкрикивал это на перекрестке; по длинному пыльнику с капюшоном хлестал дождь.
Мужчина вскинул кулак:
– Соединяйтесь! Не позволяйте запугать себя! Приходите на собрание Союза рабочих.
Элса видела, как люди шарахаются от него. Никто не желал засветиться в компании коммуниста.
Подъехала полицейская машина с мигалками. Двое полицейских схватили мужчину и принялись избивать его.
– Видите? – закричал тот. – Это Америка! Копы схватили меня за мои идеи.
Полицейские запихнули его в машину и уехали.
Элса поудобнее перехватила коробку и двинулась в долгий путь к лагерю. До поля она дошла только к четырем.
В лагере теперь насчитывалась почти тысяча обитателей, в четыре с лишним раза больше, чем когда Элса с детьми приехали в Калифорнию.
Элса брела к своей палатке по щиколотку в грязи.
Несколько человек рылись в мусоре в поисках хоть чего-то полезного.
У палатки Дьюи она остановилась, спросила:
– Дома кто-нибудь есть?
Малышка Люси откинула полог. Элса увидела, что в палатке собралось все семейство. Джебу и мальчикам, как и всем прочим, не удалось найти работу.
Джин устало улыбнулась, руку она держала на выпирающем животе. Пуговицы на платье разъезжались, одной не хватало.
– Привет, Элса. Как все прошло?
Элса достала из коробки две банки молока и отломила часть булки. Немного, но хоть что-то. Две семьи делились всем, что им перепадало.
– Держи.
– Спасибо, – ответила Джин.
Элса нырнула в свою палатку. Земляной пол превратился в грязную жижу. Неудивительно, что люди болеют. Энт сидел на матрасе и делал домашнее задание.
Лореда, сидя на ящике из-под яблок, пришивала черную пуговицу к фиолетовому платью, которое ей подарили в салоне красоты. Она подняла голову и спросила:
– Как все прошло?
– Хорошо, – ответила Элса.
Руки у нее так замерзли, что она едва держала коробку.
Лореда встала и накинула на плечи матери одеяло. Элса осторожно села на краешек матраса.
– Ты бы видела, сколько людей в этой очереди, Лореда. А очередь за супом в два раза длиннее.
– Тяжелые времена, – отозвалась Лореда безжизненным голосом. Они часто повторяли эту фразу.
– Что бы Тони и Роуз сказали, если бы узнали, что мы живем на пособие?
– Они бы сказали, что Энту нужно молоко, – ответила Лореда.
Теперь Элса понимала, что Тони чувствовал, когда его земля погибла. Глубокий, всеохватный стыд от того, что приходится принимать подачки. Нищета разрушала душу. Словно пещера сжималась вокруг тебя, и в конце каждого дня, полного отчаяния, такого же, как предыдущие дни, лучик света становился все тоньше.
Рождественское утро выдалось прозрачным и ясным, это был первый день без дождя за неделю. Элса проснулась в благословенной тишине. Вставать она не спешила. Как и они все. Нет нужды вскакивать до света. Работы все равно не найти, а в школе каникулы.
Она поднялась с трудом, точно старуха. Она и чувствовала себя старухой. Холод, голод и страх сделали свое дело. Ей хотелось одного сейчас – забраться снова в постель, к детям, свернуться калачиком и заснуть. Единственное средство убежать от реальности. Но она знала, насколько это опасно. Без силы воли, упорства и стойкости им не выжить. Сдаться просто. И наперекор всем своим страхам она должна каждый день учить детей выживать.
Она взяла кувшин и пошла готовить кофе.
Лагерь просыпался. Люди выползали из палаток и, как кроты, щурились на неожиданное солнце. Смеялись и переговаривались.
Вдруг заиграла скрипка. К ней присоединилось банджо. Кто-то запел.
Элса набросила на плечи одеяло и побрела на музыку. У канавы, разбухшей от затяжных дождей, собрался народ. Тут были и Джин с Мидж. Мужчины, сидя на камнях и упавших деревьях, играли на инструментах, которые они привезли из прошлой жизни. Женщины держали в руках ведра.
Джин и Мидж запели:
– Соединится ли снова круг…
К ним присоединились другие:
– Соединит ли его Господь…
Элса почувствовала, как в ней все всколыхнулось. В этой мелодии слышалось все лучшее из ее прошлого: церковные службы с Роуз и семьей, скрипка Тони, благотворительные ужины, даже тот единственный раз, когда Раф танцевал с ней на Днях пионеров.
Она вернулась в палатку, разбудила детей и вывела их наружу. Они присоединились к Джин и Мидж.
Вскоре подошли Джеб с детьми. Вокруг них образовалась толпа.
Элса держала сына и дочь за руки. Они стояли на грязном берегу, и смотрели в безоблачное небо, и пели гимны и христианские песни, и в конце концов им стало все равно, что их не пускают в местные церкви, что одежда у них рваная и грязная, а Рождество пройдет впроголодь. Они черпали силу друг в друге. Элса и Джин вместе выводили «соединится снова».
Когда музыка смолкла, люди впервые за долгие недели заулыбались друг другу, принялись желать счастливого Рождества.
До самой палатки Элса так и не выпустила рук детей.
Лореда подбросила дров в огонь, налила две чашки кофе и протянула одну Элсе.
Энт вытащил на улицу табуретку и два ящика из-под фруктов. Они сели перед палаткой, поближе к печке. Втроем они соорудили елку из жестяных банок и веток, украсили ее всем, что попалось под руку: кухонной мелочевкой, обрывками лент для волос, клочками ткани.
Элса вытащила из кармана грязный смятый конверт и достала письмо, которое пришло на прошлой неделе.
– Письмо от бабушки с дедушкой! – воскликнул Энт.
Элса развернула письмо и прочитала:
Дорогие наши дочь и внуки!
На этой неделе нас настигла еще одна пыльная буря, а после этого ударили холода.
Должны вам сказать, эта зима выдалась утомительно холодной. Мы вам завидуем, вам-то в Калифорнии тепло. Мистер Павлов говорит, что вы уже наверняка видели пальмы. И, наверное, океан. Какие же вы счастливцы!
Дедушка считает, что программа сбережения почв многообещающая. Непрекращающаяся засуха сказалась почти на всех культурах, но в этом месяце покапал дождик, и кое-что проросло.
В колодце, слава Богородице, все еще есть вода. Хватает цыплятам и на хозяйство, так что мы живем помаленьку и снова надеемся на урожай. Десять центов за акр, которые мы получили от правительства, помогли нам продержаться.
В последнем письме вы говорили о сборе хлопка. Должна сказать, трудно представить тебя в полях, Элса, какие же вы сильные, раз смогли найти работу в эти тяжелые времена.
Тяжелые времена пройдут. А любовь – нет. Шлем подарочки нашим любимым внукам, чтобы они нас не забывали.
С любовью,
Роуз и Энтони
Элса достала из конверта два цента и протянула каждому по монетке.
– Конфет купим! – закричал Энт в восторге.
– И у меня в чемодане подарки есть, – сказала Элса, согревая руки о чашку с кофе. – Знаю я одного любопытного молодого человека.
Энт кинулся в палатку и вернулся с двумя пакетами – один завернут в газету, другой в ткань.
Энт разорвал свой пакет. Элса сшила ему красивую жилетку из обивки кресла брошенного автомобиля и добавила к ней шоколадку «Хершиз».
У Энта округлились глаза. Он знал, что шоколадка стоит пять центов. Целое состояние.
– Шоколад!
Он медленно развернул обертку – открылся коричневый уголок, от которого Энт откусил крошечный кусочек. И принялся смаковать.
Лореда взяла свой подарок. Элса починила туфли дочери: сделала новые подошвы из автомобильной покрышки. Куда надежнее картонных и продержатся дольше. Под туфлями лежал новенький читательский билет и книга «Нэнси Дрю и потайная лестница».
Лореда подняла голову, спросила:
– Ты ходила в библиотеку? Под дождем?
– Книгу тебе подобрала миссис Квисдорф. Но настоящий подарок – этот читательский билет. С ним ты можешь попасть куда захочешь.
Лореда благоговейно провела пальцами по билету. Элса знала, что читательский билет – а они всю жизнь считали его чем-то само собой разумеющимся – означает, что у них все еще есть будущее. Целый мир за всеми этими страданиями.
Энт возбужденно подпрыгивал на табуретке.
– А можно мы теперь маме подарок вручим?
Лореда подошла к грузовику и достала пакетик, завернутый в газету.
– Открывай! – закричал Энт, вскочив.
Элса осторожно развернула подарок, стараясь не порвать газету, не потерять ни полосочки тесемки, которой он был перевязан. Сейчас все могло пригодиться.
Внутри лежал тоненький кожаный блокнот с нелинованными листами. Первые страницы были вырваны, обложку повредила вода. На землю упало несколько карандашей, сточенных до огрызков.
Лореда смотрела на мать:
– Я знаю, тебе хочется высказаться, но мы дети, поэтому ты молчишь. Я подумала, что если ты запишешь свои мысли, тебе станет легче.
– И я так подумал, – добавил Энт. – Я принес карандаши из школы!
Блокнот напомнил Элсе о девушке с больным сердцем, которая взахлеб читала и мечтала поступить в колледж и изучать литературу. Когда-то она была этой девушкой. Мечтала стать писательницей.
У тебя что, талант прорезался?
Как же больно Элсе было вспомнить слова отца именно сейчас, когда ее переполняла любовь к детям, когда она думала, что, несмотря на все невзгоды и неудачи, смогла вырастить хороших детей. Добрых, любящих, неравнодушных.
– Я что-нибудь напишу, – сказала Элса.
– А нам дашь почитать, мамочка? – спросил Энт.
– Может быть, когда-нибудь.
