Когда в туннелях, ведущих к пыточной яме, раздался оглушительный гул. Брин наслаждался новой игрой с плоской крыши дворца.　

Он сидел на корточках, обнаженный, если не считать льняной набедренной повязки и тончайшей рубашки, призванной защищать чувствительную кожу от солнца. Талию обхватывал импровизированный пояс с инструментами, из многочисленных кармашков которого торчали любимые игрушки: нож для колки льда и плоскогубцы, наручники и пригоршня длинных гвоздей. Методично сдирая с себя маленькие полоски кожи, Брин бросал их вниз.　

Несколькими этажами ниже собралась разношерстная банда самых отмороженных выродков и безумцев на свете. Скудные подачки приводили их в исступление, сравнимое с религиозным экстазом фанатиков, которым бросают Тело Христово.　

Незадачливые каннибалы дрались, царапались и рычали друг на друга даже из-за крохотнейших кусочков.　

Брин уже слышал об этом никчемном племени. Вивисекторов презирали не меньше, чем тупиковщиков, а боялись куда сильнее. Вторые хотя бы ограничивались надругательствами над мертвецами, а вивисекторы поедали и живых, и мертвых. Свое прозвище они получили за то, что любили живьем обдирать жертв, срезали с них кожу, как ребенок-привереда корочку с тоста. Кусочек мяса или чашка крови из живого тела возбуждали их сильнее секса. Они были акулами Города, охотились на раненых, престарелых, больных.　

Свежие, еще сочащиеся сукровицей ожоги привлекли каннибалов к Брину, словно гончих запах оленины. Они рыскали в тенях и выглядывали из узких окон-амбразур — глупые упыри, чье соперничество из-за добычи вынуждало их шпионить за соплеменниками столько же, сколько и за потенциальной жертвой. При всей своей многочисленности каннибалы ни разу не осмелились напасть. Как бы отвратительно ни выглядел Брин, они чувствовали: перед ними далеко не развалина, неспособная дать отпор.　

С вивисекторами, как со всеми одержимыми, можно было поиграть.　

И вот Брин зачарованно наблюдал, как толпа внизу дерется за бросаемые струпья. Однажды, пытаясь посеять хаос, он отрезал бритвой кончик пальца, и с полдесятка тощих дикарей затеяли из-за угощения кровопролитную битву.　

Брин перегнулся через стену и оскалил волчьи клыки.　

Сначала он плюнул на своих поклонников. Затем, когда его перестали развлекать голодные взгляды этих психов, начал швырять камнями.　

Вивисекторы бросились врассыпную с проворством водяных клопов.　

В этот миг под ногами Брина раздались звуки, что шли из глубины здания, где находился муравейник коридоров с пыточными камерами Филакиса. То были не крики боли, уже настолько привычные, что стали вызывать лишь скуку, а завывания, порожденные похотью и весельем. Дикие мужские вопли.　

Брин был не из тех, кто упускает зрелища и возможности, поэтому решил, что этот шум стоит исследовать.　

Он вернулся к одной из веревочных лестниц, что соединяла третий этаж с крышей, и начал спускаться, не забывая поглядывать на вивисекторов.　

Вырвавшиеся из туннелей пленники Филакиса были не в том настроении, чтобы испугаться ножа Вэл, и вскоре вырвали его. Они казались невосприимчивыми к боли, их налитые кровью фаллосы были сжаты мучительно тугими эрекционными кольцами.　

С полдесятка набросились па женщину с удаленной грудью и сорвали ужасы, пришитые к ее рту и гениталиям.　

У Вэл, естественно, не было столь странных преград для насилия. Мужчины задрали на ней джеллабу и, отчаянно спеша воспользоваться ее телом, дрались и ссорились между собой.

Когда в нее проникли, внутри было сухо. Казалось, член насильника обвернут наждачной бумагой.　

За спиной мужчины толпились остальные. Впервые за всю взрослую жизнь она не ощущала никакого желания.　

Даже гипнотически чувственная атмосфера Города не могла заглушить ужас. Тело превратилось в тюрьму, крушимую ордой сбежавших заключенных. Остались только боль, вторжения и удушающее чувство, что она больше не принадлежит себе и даже смерть не будет личной — лишь отвратительным завершением этой мерзкой свалки.　

Спасения нет, подумала она, когда ее насильник отошел и его место занял новый.　

Оставалось уповать на то, что Филакис ошибся насчет времени. Вэл надеялась умереть быстро.

Брин вышел из туннеля, жестоко улыбаясь запаху крови и семени, который уже стал осязаемым в затхлом воздухе. Пробираясь сквозь головокружительный лабиринт коридоров, он слышал женские крики — сладкую музыку, от которой кровь быстрее побежала по жилам и задергался член.　

Похоже, какая-то новая пытка, предположил Брин и заторопился, как обжора, который боится опоздать на шикарное угощение. Увидев, как толпой трахают двух женщин, он вначале присел на корточки и стал наблюдать, мысленно делая ставки на то, кто из насильников первым достигнет разрядки. Затем понял, что кольца на членах делают оргазм невозможным, и с садистской радостью захихикал. В приступе своего вуайеристского веселья Брин не сразу узнал ближайшую женщину. Она казалась мертвой, по крайней мере на его наметанный пытками взгляд.　

Мертва?　

Нет, не может быть! Только не Вэл! Еще рано!　

Ведь она до сих пор принадлежит ему, ведь он, не побоявшись ярости Турка, пощадил ей в пустыне жизнь, чтобы позднее убить более жестоким образом.　

Нож Вэл валялся на земле у края ямы. В припадке убийственной ярости и похоти Брин схватил его и присоединился к драке.

Она ошиблась. Своего рода спасение все же существует. И как можно было позабыть этот путь к побегу? В детстве он часто ее выручал, когда невозможное становилось невыносимым. И хоть навыком давно не пользовались, он не утрачен.　

Глубоко внутри — очень глубоко, на волоске от смерти — есть одно место. В этом месте существуешь отдельно от тела, выходишь из него. Здесь до нее не дотянутся и она не почувствует ни боли, ни страха, что бы с ней ни делали.　

Вэл парила над ямой, смотря, как насилуют их с противницей. Собственное тело выглядело безжизненным. С отстраненностью критика она отметила, что очередь двигалась бы куда быстрее, если бы не свара. Никто не желал уступать место следующему. Уровень насилия нарастал, один мужчина стащил с нее второго, а третий избил его до крови.　

И вдруг в этот ужасающий хаос прыгнуло чудовище, все покрытое струпьями и выглядящее так, словно с него заживо содрали кожу. Трещины на теле заполнены сухой грязью. Безволосый череп — одна сплошная воспаленная рана. Губы растянуты до ушей в жуткой улыбке, из потрескавшихся уголков рта сочится кровь.　

И все же, несмотря на отвратительный вид, сил этому человеку было не занимать. Схватив упавший нож, новый игрок с такой мощью всадил его между лопаток залезшему на Вэл мужчине, что она буквально почувствовала скрежет металла о позвоночник. Насильник с воем замер, а затем рухнул на пол и забился в судорогах.　

Безумец с ножом что-то выкрикивал, напрягая поврежденные голосовые связки.　

На него бросились второй и третий из очереди, а четвертый, воспользовавшись возможностью, упал на колени и попытался войти во внезапно освободившуюся киску.　

Полуголый с ножом продолжал выкрикивать что-то нечленораздельное, но одно слово Вэл различила. «Моя!»　

Нависший над Вэл мужчина никак не мог вставить свой инструмент в сухое влагалище. Повернувшись, он инстинктивно пригнулся. Завывающий безумец с ножом как раз вонзил клинок в бедренную артерию одному из насильников, и в воздух фонтаном взмыли рубины брызг.

«Возвращайся!» приказал разум, но покидать выгодный наблюдательный пункт не хотелось. Роль бестелесной зрительницы была безопасной и удобной. Вэл охватила безмятежность. Смерть больше не пугала.　

«Я могла бы остаться здесь навечно».　

«Возвращайся, возвращайся, возвращайся...»　

Затем тело, которое все еще принадлежало ей, слабо дернулось. Точка, с которой она смотрела на кровавую бойню, внезапно изменилась — больше не с потолка, а снизу вверх. Кожу усеивали брызги крови. Внутри болело так, словно ее выпотрошили кочергой.　

Между ног скорчился мужчина. Чем не идеальная мишень? Вэл со всей силы пнула насильника в пах, радостно превращая его яйца в глазунью. Он с воем повалился на тело павшего пособника.　

Вэл отползла и, пользуясь тем, что остальные поглощены дракой, на четвереньках прокралась в ближайший туннель.　

Высота потолков позволяла бежать только пригнувшись. Вэл спешила изо всех сил, ведомая светом, что просачивался сквозь решетки на потолке. В нескольких местах туннель разветвлялся, а значит, те, кто бросится за ней, могли пойти по ложному следу.　

Впереди показался конус света, пробивающегося снаружи.　

Вэл сразу поняла, что она в подземной темнице. К сожалению, не было ни одного намека на выход.　

Вдоль центрального коридора тянулись зарешеченные окна, сквозь которые проглядывало около десятка тяжелых деревянных дверей. Некоторые были открыты, камеры не заняты — видно, там находились те, кто на нее напал, пока их не выпустили поразвлечься изнасилованием.　

Несколько других камер тоже оказались открыты. Кандалы и наручники все равно не оставляли изобретательно закованным пленникам ни малейшей надежды на побег. Однако не нашлось ни одной незапертой двери, ведущей наружу. Решетки на окнах, выходящих на крыши зданий внизу, тоже снять не удалось.　

Из дальнего конца коридора послышались тихие стопы экстаза. Вэл пошла на звук. В одной из камер на соломенном тюфяке лежала женщина. Из влагалища у нее торчал длинный стек для верховой езды, которым она с опасным пылом прочищала собственные глубины. Эту пленницу не удерживали никакие цепи, но она словно не замечала ни своего окружения, ни крови, собравшейся между ног.

— Здесь где-нибудь есть выход? — спросила Вэл, не особо надеясь на вразумительный ответ.　

К удивлению Вэл, женщина прервалась и обратила на нее пристальный, ясный взгляд.　

— Там. — Она показала на арку, ведущую из ее камеры в следующую.　

Вэл удивило, что выход из жуткого логова Филакиса настолько доступен для всех, но приходилось рискнуть.　

Пригнувшись, она через арку вышла в еще одно похожее на камеру помещение с решетчатой деревянной дверью. Вэл изо всех сил навалилась на нее, но та не поддалась.　

Она остановилась передохнуть, поразмыслить, куда бежать теперь, и вдруг дверь сама задвигалась под ладонями, отворяясь вовнутрь.　

Наверное, усилия принесли плоды, подумала Вэл, но внезапно ее чуть не впечатало в стену — с такой силой распахнулась дверь.　

В комнату с нечленораздельным воплем ввалилось полуободранное, окровавленное чудовище из ямы. Изуродованная рука держала выроненный Вэл нож, сжимая его двумя целыми пальцами и культями остальных.　

Лицо расплылось в свирепой ухмылке, обнажившей по-крокодильи острые зубы. Дикий, немигающий взгляд горел похотью.　

Если раньше Вэл и надеялась, что безумец в яме сражался ради ее блага, то теперь поняла, как глупо ошиблась. В чем бы ни заключалась его цель, он явился определенно не для того, чтобы спасти ее от изнасилования и смерти.　

Вэл метнулась к арке, через которую пришла. Мужчина бросился в погоню, размахивая окровавленным клинком. Жуткие зубы скрежетали, точно ножи, которые повар острит, чтобы порезать мясо.　

Преследуя Вэл, изуродованный, словно мантру, повторял один и тот же слог.　

Неким жутким образом тот казался знакомым, но перепуганной до смерти Вэл было не до того, чтобы выискивать в нем смысл. Монстр ее настигал. В мягком свете, пучками проникавшем сквозь потолок, клинок смертоносно вспыхивал.　

Вэл отступила на шаг, а преследователь приблизился на три, размахивая ножом. Со звуком рвущейся ткани лезвие рассекло воздух. Плечо Вэл обожгла боль. Обрывки джеллабы обагрились кровью, выступившей из свежего пореза.

От следующего удара она увернулась, и клинок на мгновение застрял между двух камней. Воспользовавшись проволочкой, Вэл подобрала с пола кирпич и швырнула в голову преследователю. Тот увернулся, и удар пришелся по мускулистой спине, содрав с нее кусок кожи длиною с язык. Поврежденные голосовые связки издали утробный рев.　

Впрочем, боль не задержала монстра. Нож просвистел снова, на сей раз так близко от лица Вэл, что на пол посыпались отсеченные волосы. Она ринулась в камеру за спиной. Бросив ублажать себя стеком, ее обитательница попыталась отползти в безопасное место, но не тут-то было: преследователь приостановился и рубанул ей по шее. Женщина отлетела к стене.　

Эта проволочка позволила Вэл выиграть время, но далеко убежать не удалось: преследователь схватил ее за лодыжку. Полностью потеряв равновесие, она выбросила вперед руки, чтобы смягчить удар об утрамбованную землю. На пол брызнула кровь из ножевой раны в плече.　

Вэл пнула монстра в голову и высвободилась, услышав в награду за усилия стон боли. Однако не успела она встать на ноги, как преследователь впечатал ее в ту самую дверь, которую она недавно пыталась открыть. Кончик ножа кольнул кожу под грудью. В нос ударило зловонное дыхание.　

Только теперь, в непосредственной близи, позволявшей видеть корни сгоревших ресниц, Вэл поняла, что все это время преследователь повторял знакомую фамилию — Брин.