«Мир погибнет вместе с нами»
I
Последняя речь Гитлера, транслировавшаяся 30 января 1944 г. в день 20-й годовщины его назначения рейхсканцлером, вызывала скорее сочувствие, нежели воодушевление слушателей. Фюрер даже не удосужился выразить надежду на то, что вскоре «чудо-оружие» все изменит. Вместо этого он, как всегда, обрушился на представителей «еврейского мирового заговора», одержимых уничтожением Европы. Немцы, сказал Гитлер, обязаны бороться до победы. На этот раз предательства, постигшего страну во время Первой мировой войны, никто не допустит. Даже убежденные нацисты сочли речь вялой, невыразительной. Позднее Мелита Машман писала:
В последние месяцы войны мне постоянно приходилось сдерживать слезы, когда я слышала голос Гитлера по радио или видела его в кинохрониках. Здравомыслящий человек мог упорно не замечать признаков неизбежной катастрофы, которые становились все отчетливее, но увиденное собственными глазами и услышанное собственными ушами подделать невозможно. Сердце сжималось в страхе перед ужасающей правдой: в кинохрониках перед нами предстал стареющий человек, ссутулившийся и пугливо озирающийся. Отчаяние в его голосе резало уши. Неужели он был обречен на поражение? Для нас фюрер являл собой воплощение неимоверных усилий, позволивших германской нации властвовать на всем континенте. Взирая на него, мы видели итог всех принесенных ради этого жертв — загубленные жизни, здоровье, благополучие. Неужели все напрасно?
Большинство ярых сторонников нацизма, или же просто наивных людей, уже лишившись надежды, все же продолжали на что-то надеяться. В дневнике одной 15-летней девочки, чье обучение было пронизано обожествлением Гитлера, как отца нации, после упоминания о последнем военном поражении следовала приписка: «Наш бедный, бедный фюрер! Он, наверное, больше не спит по ночам и все думает о благополучии Германии».
Подобная тональность была далеко не редкостью в среде людей, свято веривших в фюрера. Получив звание офицера люфтваффе, Альберт Мольтке участвовал в торжестве в офицерском казино по случаю выступления по радио Гитлера. Пели патриотические песни, исполняли отрывки из пьесы Ханнса Йоста «Шлагетер». Затем включили радио, и все затихли. «Как всегда, — писал Альберт своей жене Инге, — слышать голос фюрера было поразительно. Какое тяжкое бремя он несет! С этой точки зрения, внимать словам фюрера и надеяться, что он все решит за нас, означало почти совершить подлость. И решение действительно было принято. Ни одно чудо не в силах спасти нас, кроме германского мужества». В ответ Инге сравнивала напионал-социализм с христианством, а мнимые страдания Гитлера с муками Христа. Жизнь Иисуса, напоминала она, завершилась распятием. «Фред, дорогой, неужели ради вечной жизни наших идей мы должны пожертвовать тем же?» — спрашивала она мужа. Они неразрывно связывали себя с Гитлером. «Мы должны хранить верность Германии, верность фюреру, — писал Альфред 9 марта 1945 г., — только так мы останемся верны самим себе». Вскоре его подразделение направили в Берлин в качестве подкрепления пехоте, оборонявшей немецкую столицу. Через несколько недель английские войска захватили Нинбург, где жила Инге, и арестовали ее отца-нациста. «Наша возлюбленная, несравненная Германия, — в отчаянии писала она мужу, — все ее жертвы, весь ее героизм оказался напрасным». Ответа Инге так и не получила. Пока она писала письмо, Альфред пропал без вести во время боевых действий, а его тело так и не было обнаружено.
Пока самые преданные соратники глотали слезы жалости к его безнадежному положению, Гитлер все чаще подумывал о самоубийстве. Укрывшись от бомбежек в бункере под зданием Имперской канцелярии вскоре после поражения вермахта в Арденнах, фюрер ненадолго поддался отчаянию. Армия предала его, говорил он; люфтваффе утратило всякое доверие. «Я знаю, что война проиграна, — сказал Гитлер своему адъютанту Николаусу фон Белову, а затем добавил: — больше всего мне хочется пустить себе пулю в лоб». Но вместе с ним погибель ждала и всю Германию. «Мы не сдадимся. Никогда. Даже если нас уничтожат, этот мир погибнет вместе с нами». Что касается массовой пропаганды, Гитлер и Геббельс направили все усилия на борьбу с главной угрозой, которая, по их мнению, надвигалась с востока. Пробудить немцев к дальнейшей борьбе мог только страх. 21 января 1945 г. в колонке редактора газеты «Рейх» Геббельс гневно разглагольствовал о «мировом заговоре расы паразитов», евреев, которым удалось обратить против национал-социализма весь мир. Несмотря ни на что, заявил он, «гибель ждет не Европу, а самих евреев».
Несмотря на это пустое бахвальство, большинство немцев понимало, что до конца войны оставалось недолго: после недавнего стремительного броска Красная Армия перегруппировалась и, пополнив боеприпасы, вновь продолжила наступление. Потеряв нефтяные месторождения в Румынии, вермахту требовалось во что бы то ни стало удержать источники ресурсов в Венгрии, иначе все его танки, тягачи, самоходная артиллерия и транспорт останутся без топлива. Гитлер не позволил вывести войска из Будапешта, и вскоре венгерскую столицу окружила Красная Армия. Попытка вермахта мощным ударом прорвать окружение в феврале 1945 г. провалилась, в результате чего 30 000 солдат было убито и взято в плен. Тем же завершилась и атака 6-й танковой армии СС, переброшенной сюда после сражения в Арденнах. К концу марта Красная Армия оккупировала почти всю территорию Венгрии. В Латвии германские войска еще держались, но оказались полностью отрезанными от основных сил. Массированный натиск советских войск пришелся на центральный участок фронта и состоялся в середине января: бронетанковые части воспользовались тем, что ключевые подразделения вермахта отступали для участия в венгерской операции, и, прорвав вражескую оборону, раздавили оставшиеся силы. К концу января Красная Армия завладела большей частью территории довоенной Польши. Некоторые очаги сопротивления все еще сохранялись, особенно в Бреслау (Вроцлаве), который не удавалось захватить до мая, тем не менее советские войска вышли к Одеру — воротам Третьего рейха. Они захватили важную промышленную зону в Силезии, взяли под контроль нефтяные месторождения в Венгрии и теперь приближались к Вене. Советские военачальники приостановили наступление, чтобы перегруппироваться и собрать достаточно боеприпасов и ресурсов для финального удара.
На Западном фронте после провала немецкого контрнаступления в Арденнах в конце января к атаке по вражеским позициям на Рейне готовилось 1,5 млн американских солдат, более 400 000 англичан и канадцев и 100 000 французов. По мере своего продвижения союзники взяли в плен более 50 000 немецких солдат и выбили германские части на другой берег реки. Достигнув Ремагена 7 марта 1945 г., американские войска заметили, что немецкие солдаты торопливо пытаются взорвать последний мост через Рейн. Подгоняя подкрепления, союзники пересекли реку и закрепились на противоположном берегу, тем самым позволив многим подразделениям переправиться по мосту, прежде чем тот рухнул. За время переправы через Рейн в плен было взято еще 300 000 немцев, а более 60 000 — убито и ранено. Американские силы двигались дальше на восток, направляясь к Саксонии, тогда как канадские части уже ступили на территорию Нидерландов. Британская армия устремилась на северо-восток — к Бремену и Гамбургу, а более многочисленная группировка американских войск в районе Рура провела крупную операцию, разгромив угодившего в окружение противника и захватив более 300 000 военнопленных. 25 апреля 1945 г. в небольшом городке Торгау на реке Мульде (притоке Эльбы) состоялась торжественная встреча американских войск с передовыми частями Красной Армии. Другие советские части направились на юго-восток к Мюнхену, намереваясь встретиться с союзниками, которые тем временем из Северной Италии двигались к Бреннерскому перевалу, начав 9 апреля 1945 г. его финальный штурм. 3 апреля Красная Армия вошла в Вену, а американские войска подступали к границам Австрии с запада. Во время нескончаемых переговоров командование войск вторжения договорилось о приблизительном разделе территорий перед заключительной битвой. Несмотря на колебания со стороны Великобритании, захват германской столицы было решено предоставить советским войскам. Теперь советская авиация безраздельно властвовала в воздухе, а на земле Красная Армия обладала огромным превосходством в танках, артиллерии, боеприпасах и живой силе. Во время ожесточенных боев в марте и начале апреля 1945 г. советские части сокрушили последние немецкие армии и оборонительные укрепления в Восточной Пруссии и Померании, на которые Гитлер возлагал особенно большие надежды. В то же время на севере маршал Рокоссовский осуществил массированный штурм Мекленбурга. К середине апреля 1945 г. к участию в завершающем ударе по гитлеровской столице готовилось 2,5 млн солдат.
В распоряжении вермахта практически никого не осталось. В марте 1945 г. в самое пекло отправили около 58 000 16—17-летних юношей. Как бы ни была крепка их вера в идеи нацизма, слабо подготовленные призывники не могли сравниться ни с закаленными в боях солдатами Красной Армии, ни с прекрасно вооруженными батальонами англичан, американцев и их союзников. Потери Германии на Восточном фронте возросли с 812 000 в 1943 г. до 1 802 000 — в 1944 г. К концу 1944 г. было убито и взято в плен более 3,5 млн немецких солдат. В январе 1945 г. погибло более 450 000 германских военных, в феврале — 295 000, в марте — 284 000 и в апреле — 281 000. В итоге более трети всех потерь вермахта пришлось на последние четыре с половиной месяца войны. К концу 1944 г. в лагерях союзников содержалось около 800 000 немецких военнослужащих, причем в апреле 1945 г. эта цифра превысила миллион, а к маю достигла 4 млн. В советских лагерях содержалось 700 тыс. вражеских военнопленных, а к апрелю 1945 г. в лазаретах начитывалось 600 тыс. больных и раненых солдат, летчиков и моряков. Лишь за вторую половину 1944 г. люфтваффе потеряло более 20 000 самолетов. Превосходством в воздухе завладели бомбардировщики союзников. Шпеер сумел вдвое ускорить производство вооружения, и в сентябре 1944 г. с конвейера сошло около 3000 истребителей. Однако чем больше территорий Германия теряла, тем сильнее сокращались возможности ее военной экономики. В частности, после захвата Красной Армией важнейших промышленных районов на востоке, особенно в Верхней Силезии, рейх лишился главного источника своих ресурсов. Кроме того, иностранная рабочая сила из оккупированных территорий больше не поступала, а также прекратилась и доставка нефти и нефтепродуктов из Румынии и Венгрии. Попытка заменить обычный бензин и керосин синтетическим топливом оказалась неудачной. Немецкие города лишились всякой зашиты от беспрерывных авиаударов. Германская армия из дисциплинированной, эффективной и несгибаемой боевой силы стремительно превращалась в деморализованный и дезорганизованный вооруженный сброд.
II
Теперь нацистская пропаганда изо всех сил старалась вселить в душу населения панический страх перед захватом его территорий. Обращение Гитлера, прозвучавшее по радио 24 февраля 1945 г. (в честь годовщины оглашения программы нацистской партии в 1920 г.), предостерегало немцев о той рабской участи, которая ожидает их в Сибири, если Советы все же победят. На следующий день, 25 февраля, в очередной статье еженедельника «Рейх» Геббельс предупреждал, что в случае поражения Германии, Сталин немедленно захватит Юго-Восточную Европу, и «эту огромную территорию вместе с необъятными просторами Советского Союза тут же заслонит железный занавес, за которым все народы будут преданы закланию». Последнее выступление Гитлера, обращенное ко всем воинским чинам, воюющим на Восточном фронте, было опубликовано 15 апреля 1945 г. и с помощью устрашающих картин призывало войска биться до последнего: «Наш заклятый еврейско-большевистский враг копит силы для последнего удара. Он хочет уничтожить Германию и истребить ее народ... Старики и дети будут перебиты, а женщины и девушки станут шлюхами в солдатских казармах. Остальных же погонят в Сибирь». Но Германия избежит этой участи, если только немцы сумеют выстоять. «На подступах к столице рейха большевики... захлебнутся в собственной крови». Последние несколько недель Геббельс неустанно повторял эти страшилки. Он вновь извлек из небытия гипотезу о том, что союзники якобы намеревались уничтожить немецкую расу. Вторил ему и начальник Генерального штаба сухопутных войск Гейнц Гудериан, заявлявший, что солдаты Красной Армии хотят лишь одного — грабить, насиловать и убивать.
Некоторое время зловещие предостережения подобного рода могли не только подействовать, но и привести к противоположному результату. Как мы уже знаем, многие немцы полагали, что не в праве осуждать советских солдат после всех тех зверств, которые прежде учинила Германия. Однако не только репрессии против евреев пробуждали подобное чувство вины. В одном из сообщений говорилось о партийном функционере из Штутгарта, который риторически вопрошал: «Разве наши солдаты СС не поступали более жестоко со своими согражданами, немцами, нежели русские поступали с населением Восточной Пруссии? Мы сами показали им пример того, как следует обращаться с политическими противниками». Публичные призывы к дальнейшей борьбе так и не имели успеха. 24 февраля 1945 г. Борман издал обращение в честь годовщины оглашения программы НСДАП в 1920 г. Любой, кто помышлял о бегстве или капитуляции, заявил он, является предателем нации. Наградой за самопожертвование станет победа. Если германский народ будет стоять твердо, Германия одолеет врага. Вскоре некто услышал разговор трех женщин, которые разглядывали плакат «Берлин трудится, сражается и побеждает!» на витрине берлинского универмага «Запад» (KdW). Одна из них сказала: «Еще несколько таких бомбежек, как вчера, — и побеждать будут одни развалины... В воскресенье было как-то не особенно заметно, чтобы Берлин сражался. Американцы сбрасывают бомбы, куда хотят. Они хозяйничают в нашем небе, как у себя дома». Жители захваченных областей начали искать способы мирной сдачи врагу. Это возмущало нацистских фанатиков. «На собрании городского совета, — писала Лоре Вальб, вернувшись из Мюнхена в родной городок Альцай в Рейнланде, — доктор Ш. также убеждал сдать город, поскольку бороться дальше бессмысленно и, кроме того, нужно сберечь все то, что удавалось сохранить до сих пор. Гаулейтер, конечно же, выступал за то, чтобы сражаться до конца». В одном из сельских районов Германии местные жители с вилами набросились на солдат, пытавшихся взорвать мину на пути американских войск.
Постепенно не дававшую никакого эффекта пропаганду вытеснил террор. 15 февраля 1945 г. имперский министр юстиции Отто Георг Тирак распорядился всех, кто попытается уклониться от исполнения воинского долга и прекратит сражаться, подрывая тем самым стремление нации к победе, предавать в руки военнополевого суда, состоящего из уголовного судьи, представителя НСДАП, войск СС или полиции, и, если вина будет доказана, казнить на месте. Как только эти импровизированные суды заработали, еще больше фанатичных и активных функционеров НСДАП стало пренебрегать правилами. 18 марта 1945 г. фельдмаршал Модель приказал военной полиции расстреливать любого солдата или гражданского, причастного к саботажу. «Всюду, где появится белый флаг, — инструктировал Гиммлер своих офицеров СС и гестапо, — все лица мужского пола в семье подлежат расстрелу». «И без всякого промедления», — добавлял он. В середине апреля 1945 г., в последний раз наставляя солдат, воюющих на Восточном фронте, Гитлер повторял, что нельзя ни отступать, ни сдаваться: «Любого, кто прикажет вам отступить, следует немедленно арестовать, если его личность вам неизвестна, а в случае необходимости — расстрелять на месте, независимо от звания». Самым злободневным стал лозунг «Сила через страх» (Kraft durch Furcht), сменивший «Силу через радость» (Kraft durch Freude): на немецком языке сокращение то же — KdF.
В целом заключительный период террора и репрессий унес жизни не менее 10 000 человек. Также значительное число жертв — около 190 000 — составляли заключенные, наводнившие государственные тюрьмы и исправительные учреждения в результате политических преследований и карательных мер против мародерства, воровства и «подрыва боевого духа» в военное время. По мере продвижения армий союзников тюремное руководство приняло решение эвакуировать заключенных. 21 января 1945 г. начальник женского исправительного лагеря в Фордоне, близ Бромберга, распорядился отправить 565 узников пешком в другой женский лагерь в Кроне, расположенный на расстоянии 36 километров. До пункта назначения добралось лишь 40 человек. «Температура на улице была около 12 градусов ниже нуля, — докладывал начальник, — стоял лютый мороз. Поэтому осужденные, равно как и охранники, постоянно падали... Во время марша я не раз видел, как отставшие изо всех сил пытались ползти. Многие сидели и лежали у обочины не в силах подняться». Когда в свою очередь были эвакуированы узники Кроне, все повторилось. Двигаясь вдоль колонны, отступавший отряд СС расстрелял одну группу заключенных, а других женщин проходивших мимо немецкие солдаты выхватили из строя и изнасиловали.
Во всей Германии и на прилегающих территориях аналогичные марши совершали заключенные государственных тюрем, причем некоторые шли прямиком в концлагеря. Отдельных узников, которых карательные органы признали способными к перевоспитанию, зачисляли в особые подразделения войск СС, тогда как тысячи якобы неисправимых попросту расстреливали. В лагере Зонненбург, расположенном к востоку от Берлина, отряд офицеров СС и гестапо, специально прибывший 30 января, по приказу государственного прокурора и бывшего личного адъютанта Мартина Бормана, Курта Вальтера Ханссена, казнил большую часть заключенных. Узников по десять человек ставили на колени и убивали выстрелом в затылок; больных расстреливали на койках прямо в лазарете. Всего за несколько часов погибло более 800 человек, в основном иностранных рабочих, осужденных за нарушение строжайших правил внутреннего трудового распорядка. Остальных — не более 150 человек, — кого признали «полезными», пешком погнали в Берлин. Условия существования тех, кто остался, сделались невыносимыми в связи с эвакуацией заключенных из других мест: запасы продовольствия резко сократились, участились случаи различных заболеваний, подскочила смертность. В конце апреля 1945 г. имперский министр юстиции Тирак лично распорядился привести в исполнение множество смертных приговоров. Армейское командование, усмотревшее в узниках потенциальную военную угрозу, использовало тот же метод: фельдмаршал Вальтер Модель, окруженный американскими войсками в Рурской области, приказал казнить всех лагерных узников, признанных «опасными». В их число входили многие немецкие политзаключенные, а также иностранные рабочие. В течение недели было убито 200 узников, в т.ч. немало подследственных.
Преступления Моделя соответствовали поступкам самого Гитлера и указывали на сходство их мировоззрения. Чем сильнее ухудшалось военное положение, тем важнее, по их мнению, было устранить всякую угрозу режиму внутри страны. Гитлер, одержимый идеей повторить прецедент 1918 г., не хотел допускать повторного «удара в спину». «Я приказал Гиммлеру, если возникнет повод для опасений на родине, — говорил он несколькими годами ранее, в ночь с 14 на 15 сентября 1941 г., — ликвидировать всех, кого удастся найти в концлагерях. Так, одним ударом революционеры лишатся своих вождей». Подобные меры касались и иностранных рабочих: в Нацвейлере за день до эвакуации лагеря перед наступлением армии союзников расстреляли 141 участника французского Сопротивления. Однако в значительной степени Гитлер обратил свой смертоносный взор на внутренних врагов. Суды и казни всех причастных в покушении 20 июля 1944 г. продолжались почти до самого конца войны. 4 апреля 1945 г. по роковому стечению обстоятельств были обнаружены личные дневники адмирала Канариса. Читая их в берлинском бункере, Гитлер убедил себя в том, что Канарис и его сообщники сопротивлялись ему с самого начала. Всех оставшихся врагов следует ликвидировать, решил фюрер. И начал с того, что приказал начальнику СД Эрнсту Кальтенбруннеру покончить с выжившими заговорщиками. 9 апреля 1945 г. Канариса, Остера, Бонхёффера и двух других политзаключенных Флоссенбюрга раздели донага и повесили на грубых веревках, привязанных к деревянным крюкам во дворе лагеря. Тела сразу же кремировали. Жажда мести Гитлера подпитывалась и убеждением Гиммлера в том, что все видные противники нацизма не должны пережить войну. Как сказал Гельмуту фон Мольтке начальник гестапо Генрих Мюллер: «Мы не повторим ошибок 1918 г. Мы не оставим внутренних врагов Германии в живых». В день казни Канариса, пока Красная Армия только приближалась к концлагерю Заксенхаузен, одного из узников, Георга Эльсера, который едва не убил Гитлера с помощью самодельной бомбы с часовым механизмом в ноябре 1939 г., перевели в Дахау, где комендант бегло допросил его, а затем вывел во двор и застрелил в затылок. Казнь состоялась по приказу Гиммлера, который также поручил руководству лагеря списать гибель Эльсера на британскую авиацию. Спустя неделю об этом, как и положено, сообщила пресса. Затем серия убийств произошла с 20 по 24 апреля в Берлине, где солдаты СС перестреляли других причастных к июльскому заговору 1944 г..
Гитлер отчасти повторил акт мести, совершенный в конце июня 1934 г.: тогда он, воспользовавшись шансом, провел «чистку» в рядах штурмовиков Эрнста Рёма и тем самым свел старые счеты и уничтожил вероятных членов оппозиции. Но теперь расправа над врагами приняла гораздо больший масштаб. В числе жертв оказался и бывший лидер немецких коммунистов Эрнст Тельман. Побывав с 1933 г. во множестве тюрем и лагерей, Тельман не испытывал иллюзий по поводу своей участи, если Красная Армия ступит на территорию Германии. В августе 1943 г. его перевели в государственную тюрьму в Бауцене, а спустя несколько месяцев арестовали его жену и дочь и бросили в концлагерь Равенсбрюк. «Тельмана нужно казнить» — значилось в записке Гиммлера, которую он бегло набросал 14 августа 1944 г. перед встречей с Гитлером. Фюрер подписал соответствующий приказ, и через три дня Тельмана вывели из камеры и перевезли в Бухенвальд. Перед его приездом всех узников — среди которых было немало бывших коммунистов — заперли в бараках. Один поляк все же сумел спрятаться неподалеку от крематория, где уже разогревались печи. Он видел, как прибыл огромный автомобиль, из которого в сопровождении двух офицеров гестапо вышел широкоплечий мужчина. Он был без головного убора, и поляк заметил, что тот был лыс. Охранники затолкали мужчину в крематорий, охраняемый солдатами СС. Тут же раздались три выстрела, чуть позже — четвертый. Дверь закрылась, и примерно через двадцать пять минут вновь открылась, и наружу вышли офицеры СС. Поляк подслушал их разговор. «Знаешь, кто это был?» — спросил один офицер другого. «Лидер коммунистов Тельман», — последовал ответ. Официальная версия гласила, что Тельман погиб якобы во время авианалета англичан.
Очевидно, похожая судьба была уготована многим другим известным политзаключенным, в т.ч. бывшему начальнику Генерального штаба сухопутных войск генералу Францу Гальдеру, бывшему имперскому министру экономики Яльмару Шахту, бывшему начальнику Управления военной промышленности и вооружений ОКБ генералу Георгу Томасу (все трое были арестованы после покушения 1944 г.), последнему австрийскому канцлеру Курту Шушниггу, бывшему премьер-министру Франции Леону Блюму, лидеру Исповедальной церкви Мартину Нимёллеру, бывшему премьер-министру Венгрии Миклошу Каллаи, заговорщику Фабиану фон Шлабрендорфу и членам семей многих его сообщников (Штауффенберга, Гёрделера и фон Хасселя), а также племяннику советского наркома иностранных дел Молотова, различным английским агентам и генералам из бывших стран — союзниц Германии. Всего под конвоем СС было собрано около 160 человек, которых 28 апреля 1945 г. отправили в горную местность в Южном Тироле. Там было решено всех расстрелять и избавиться от тел. Когда охранник случайно проговорился о том, что ожидает пленников, один из них сумел связаться с командиром местного военного подразделения, который послал подчиненного офицера, капитана Рихарда фон Альвенслебена, выяснить, что происходит. Собрав отряд солдат, капитан прибыл на место, и пока никто не успел опомниться, своей аристократической надменностью напугал эсэсовцев и заставил отпустить пленников. Никто не пострадал, но они едва избежали смерти.
III
В начале 1945 г. в концлагерях все еще насчитывалось около 700 000 заключенных. В то же время, кроме основных лагерей, существовало по меньшей мере 662 малых лагеря, разбросанных по всему рейху и на присоединенных территориях. К тому моменту в них содержалось больше узников, чем в главных центрах, таких как Освенцим, Бухенвальд, Заксенхаузен и Равенс-брюк. Гиммлер приказал эвакуировать лагеря, расположенные на пути надвигавшейся Красной Армии. Выбор времени и способ эвакуации оставались преимущественно за комендантами. Крупнейший лагерный комплекс Освенцима содержал не менее 155 000 узников. Большинство их них были поляками и русскими. Примерно половину заключенных перевезли в другие лагеря дальше на запад. Из Освенцима было вывезено огромное количество материалов, оборудования и личных вешей. Во время эвакуации строительство новых зданий не прекращалось, в т.ч. — многих дополнительных помещений в Освенциме-Бжезинке, который узники прозвали «Мексикой». Строительные работы прекратились только в октябре 1944 г. В том же месяце в газовых камерах погибло около 40 000 человек. Однако в ноябре Гиммлер приказал закрыть и демонтировать газовые камеры во всех лагерях. В Освенциме траншеи, куда зарывали человеческие останки, засыпали, а места массовых захоронений забросали землей и выстлали дерном, печи и крематории разобрали, газовые камеры разрушили либо переоборудовали в бомбоубежища.
В конце 1944 г. Освальд Поль направил в Освенцим бывшего коменданта Рудольфа Хёсса, который теперь служил в Инспекции концлагерей. Как позднее вспоминал Хёсс, он отправился «в надежде успеть в Освенцим и проследить за тем, чтобы приказ уничтожить все улики был исполнен должным образом». Он проехал некоторое расстояние по Силезии, но до лагеря не добрался, поскольку советские войска уже подошли слишком близко. «На всех шоссе и дорогах в Верхней Силезии к западу от Оде-pa, — докладывал Хёсс, — я встречал колонны заключенных, с трудом пробиравшихся по глубокому снегу. Они остались без еды. Большинство унтер-офицеров, отвечавших за спотыкающиеся колонны живых трупов, не имели ни малейшего понятия, куда им следует направляться». Они реквизировали продовольствие у жителей селений, мимо которых проходили, но «о том, чтобы переночевать в амбаре или школе, не могло быть и речи, потому как они были до отказа набиты беженцами». Хёсс «видел открытые вагоны для перевозки угля, полные замерзшими трупами, целые подвижные составы на запасных путях, где людей оставляли без пищи и крова». Все это были немецкие беженцы, которые очертя голову бежали от наступавшей Красной Армии; женщины «толкали перед собой детские коляски, нагруженные вещами». Путь, по которому двигались эти «жалкие колонны» эвакуированных узников, легко было проследить, добавлял он, «потому что через каждые несколько сот метров валялись тела арестантов, которые упали от изнеможения или были застрелены». Остановившись возле одного из трупов, Хёсс вышел из машины, чтобы выяснить, что за выстрелы он только что слышал, «и увидел, как один солдат остановил мотоцикл и расстрелял заключенного, который прислонился к дереву. Я крикнул ему, что же он вытворяет и чем узник ему досадил. Тот нагло рассмеялся мне в лицо и спросил, что я предлагаю теперь делать». Старший офицер СС, чьи полномочия поставили под сомнение, отреагировал четко: «Я вытащил пистолет и тотчас застрелил его».
19 января 1945 г., несмотря на то что Хёссу так и не удалось добраться до Освенцима, 58 000 узников отправились из лагеря на запад. Большинство из них двигалось пешком, некоторые ехали на поездах. Охрана расстреливала отставших и бросала тела на обочине. Не менее 15 000 человек погибло от голода, холода и пуль эсэсовцев. Несколько поляков проигнорировали угрозы охранников и накормили некоторых арестантов, тогда как немцы отсиживались дома. В итоге западных лагерей достигло около 43 000 заключенных. В Освенциме остались лишь тяжело больные. Там эсэсовцы отчаянно пытались взорвать сохранившиеся постройки и сжечь вещественные доказательства совершенных преступлений до прихода советских войск. Документы административного, строительного и политического отделов лагеря отправили на запад, и большинство бумаг так и осталось в Гросс-Розене. Медицинское оборудование, которое использовалось для опытов на людях, было разобрано либо уничтожено. В неразберихе узники особого блока, главные свидетели массовых убийств, сумели просочиться в толпу, покидавшую лагерь, и избежать расстрела от рук надзирателей. Главный врач Йозеф Менгеле тоже сбежал, прихватив с собой записи о своих экспериментах. 20—21 января 1945 г. эсэсовские охранники покинули смотровые вышки, взорвали остатки главного крематория и подожгли огромный склад личных вещей, который узники называли «Канадой». Казни не прекращались до самой последней минуты. Крематорий V, где они проводились, был тоже взорван 25—26 января 1945 г. Перед уходом солдаты СС убили около семисот заключенных различных лагерей, входивших в комплекс Освенцима, однако перебить всех не хватило времени. 27 января 1945 г. на территорию лагеря вошли части Красной Армии. На территории лагеря валялось 600 трупов, но около 7000 узников были все еще живы, многие в тяжелом состоянии. В складских помещениях, которые не были сожжены, советские чекисты скрупулезно насчитали 837 000 женских пальто и платьев, 44 000 пар обуви и 7,7 тонны человеческих волос.
Особенно на маршах из Освенцима и других лагерей пострадали еврейские узники. В марте 1945 г., когда американские войска подошли к Франкфурту, началась эвакуация заключенных, занятых на производстве бронетранспортеров на заводе «Адлер», и эсэсовцы вывели из колонны всех евреев и расстреляли. Некоторых выдали польские узники. В Восточной Пруссии около 5000 еврейских заключенных (в основном женщин) из многочисленных небольших сублагерей, подчинявшихся администрации концлагеря Штутгоф, погнали вперед до рыбацкого поселка Пальмникен, где им преградили путь. Гаулейтер Восточной Пруссии совместно с комендантами лагерей, местными функционерами СС и Организации Тодта решили избавиться от заключенных и расстреляли всех, сохранив жизнь лишь двум-трем сотням человек. Из небольшого лагеря Флоссенбург (в предместьях Хельмбрехтса, что неподалеку от франконского городка Хоф), где содержались в основном польские и русские работницы военного завода, 13 апреля 1945 г. вывели тремя группами более 1100 узников под конвоем 47 вооруженных охранников. Двигаясь в неизвестном направлении, к 3 мая они преодолели 300 километров. Спустя неделю охранники, взяв с собой только евреев, направились на юг, избивая и расстреливая отстающих и больных, лишая их пищи и воды. Когда же местные горожане, сжалившись над арестантами, пытались кинуть им еды, избиение усиливалось. 4 мая неподалеку от чешского приграничного города Прахатице колонну атаковал американский самолет, убив одного их конвоиров. Оставшиеся охранники открыли беспорядочную стрельбу по заключенным. Выживших погнали на ближайший лесистый холм и начали расстреливать по одному по мере того, как те падали от изнеможения. Прежде чем скрыться, охранники послали остальных арестантов в город, где жители накормили их и приютили. Но для многих было уже слишком поздно. 26 человек умерло до или вскоре после прихода американских войск 6 мая 1945 г. Всего во время марша погибло не менее 178 еврейских узников. Позже американский военный врач утверждал, что половину выживших удалось спасти лишь благодаря незамедлительной помощи его медицинской бригады. Не зря эти бессмысленные и беспощадные переходы заключенные окрестили «маршами смерти». Многие марши проводились без всякой цели. Более того, некоторые переходы совершались через всю страну, причем не раз узники двигались назад по уже пройденному маршруту. В ходе «марша смерти» из Флоссенбюрга заключенные преодолели 400 километров: проделав треть пути на север, затем повернув обратно на юг и миновав лагерь, колонна направилась в Регенсбург.
Эвакуация концлагеря Нейенгамме, в сублагерях которого содержалось около 50 000 человек, проводилась при содействии гаулейтера соседнего Гамбурга Карла Кауфмана. В середине апреля 1945 г. большинство заключенных «маршами смерти» двинулись в «лагеря-распределители», в т.ч. Берген-Бельзен. В главном лагере осталось 14 000 человек. Выслушав протесты крупных бизнесменов и генералов, Кауфман решил сдать Гамбург союзникам. Он опасался, что отпущенные на свободу узники придут в город в поисках еды и укрытия. К этому времени на контролируемой немцами территории не осталось лагерей, куда можно было бы эвакуировать заключенных, поэтому Кауфман решил переправить их по морю. В марте 1945 г. по приказу Генриха Гиммлера и с согласия графа Бернадотта, руководителя шведского Красного Креста, в Швецию перевезли 4000 датских и норвежских узников. Тем самым Гиммлер надеялся заслужить доверие шведской королевской семьи, членом которой являлся Бернадотт, чтобы та выступила посредником в переговорах, которые, как казалось рейхсфюреру (причем совершенно необоснованно), он мог провести с англичанами. Остальные 10 000 узников из главного лагеря Нейенгамме пешком погнали в Любек 21—26 апреля 1945 г. Затем их разместили на борту трех кораблей, конфискованных Кауфманом в качестве «плавучих концлагерей» — грузовые суда «Афины» и «Тильбек» и роскошный лайнер «Кап Аркона». Пленников не обеспечили провизией и затолкали в трюмы, где не было ни воды, ни туалетов. Эсэсовцы открывали люки и спускали котлы с похлебкой, но в отсутствие ложек и мисок немалая часть еды проливалась на пол, смешиваясь с экскрементами, которые с каждым днем накапливались. Чтобы не допустить побега, охранники отняли у всех спасательные жилеты. Ежедневно катер доставлял на корабли свежую воду и отвозил на берег трупы умерших накануне ночью. 3 мая 1945 г. британские истребители-бомбардировщики заметили суда и, приняв за военный транспорт, атаковали ракетами. «Тильбек» и «Кап Аркона» получили тяжелые повреждения. «Тильбек» затонул — из находившихся на борту 2800 заключенных выжило лишь 50 человек. «Кап Аркона» вспыхнул. Пламя уничтожило почти все спасательные шлюпки. Пока заключенные в горящей одежде прыгали в ледяную воду Балтийского моря, мощный взрыв разорвал корпус корабля. Судно легло на левый борт и, упершись в дно залива на мелководье, ушло под воду на полкорпуса. Находившиеся на борту 4250 заключенных утонули, погибли в огне или от пуль во время перестрелки самолетов с группой субмарин, находившихся в бухте неподалеку. Спаслись 350 заключенных — уцепившись за корпус корабля, они продержались несколько часов. Из 500 эсэсовцев выжили 400.
Других узников, подлежавших эвакуации, эсэсовцы умышленно перебили. Примерно 1000 заключенных, шедших колонной из лагеря Дора, на ночь заперли в амбаре в городке Гарделеген. Когда же стены амбара начали рушиться от давки, полиция и члены Гитлерюгенда облили крышу бензином и заживо сожгли всех, кто находился внутри. Лишь нескольким узникам удалось бежать. Тела догорали, когда на следующий день в город вошли американцы. В некоторых случаях население тех районов, где проходили «марши смерти», принимало участие в убийствах. В частности, 8 апреля 1945 г. в северогерманском городке Целле во время авианалета колонна заключенных разбежалась, и бывший полицейский совместно с некоторыми другими жителями, в т.ч. юношами, помогали выслеживать арестантов. Однако при всем садизме и насилии, которому подвергались узники-евреи, «марши смерти» не были (как утверждают некоторые) последним этапом «окончательного решения еврейского вопроса». Те же мучения испытали многие тысячи узников иных национальностей, политзаключенных, иностранных рабочих и других, поэтому «марши смерти» следует рассматривать как заключительную фазу бесчеловечной истории нацистской репрессивной системы, нежели специального эксперимента по уничтожению евреев.
Тех, кто выжил и добрался до пункта назначения, впереди ожидали новые ужасы. Колонны оборванных узников постоянно прибывали в центральную часть рейха, и местные лагеря оказались забиты до отказа: в частности, количество заключенных Бухенвальда возросло с 37 000 в 1943 г. до 100 000 в 1945 г. В таких условиях смертность была ужасающей. Так, с января по апрель 1945 г. в лагере погибло около 14 000 человек, причем половина — евреев. В Маутхаузене переброска тысяч заключенных из близлежащих малых лагерей настолько ухудшила условия содержания, что с октября 1944 по май 1945 г. там погибло 45 000 узников. Условия в малых лагерях, сохранившихся до конца войньц оказались не лучше. Лагерь Ордруф, расположенный неподалеку от города Гота и входивший в комплекс Бухенвальда, стал первым концлагерем, освобожденным американскими войсками во время наступления в Тюрингии. В Ордруф находилось 10 000 заключенных, занятых в строительстве бункеров. Несколькими днями ранее подразделения СС вывели из лагеря часть узников и большинство из них расстреляли. Солдаты, вошедшие в лагерь 5 апреля 1945 г., были настолько шокированы увиденным, что их командиры пригласили туда генералов Патона, Брэдли и Эйзенхауэра. «В неглубоких могилах валялось более 3200 обнаженных истощенных тел, — вспоминал позднее генерал Брэдли. — По желтушной коже, обтянувшей угловатые скелеты, ползали вши». Генералы зашли в сарай, где находилась целая гора трупов. Брэдли был настолько потрясен, что ему стало дурно. Эйзенхауэр же приказал всем своим солдатам побывать в лагере. Похожие зрелища попадались американцам и в других местах. Некоторые охранники все еще прятались в лагерях, переодевшись заключенными, но выжившие узники выдали бывших конвоиров союзным войскам, которые иногда расстреливали замаскированных эсэсовцев. В других местах охранников уже растерзали разъяренные арестанты, которые таким образом мстили.
Ужасные условия, царившие в большинстве концлагерей в последние месяцы войны, нагляднее всего проявились в лагере, который стал для освобождавших его англичан настоящим символом нацистских зверств. Это был Берген-Бельзен. В начале 1943 г. из лагеря военнопленных его превратили в концентрационный. Берген-Бельзен служил местом, где временно размещалась относительно небольшая группа евреев из различных стран Европы, особенно Нидерландов: Гиммлер и его сторонники из Министерства иностранных дел намеревались использовать узников во внутренних переговорах'в качестве «козырей» и заложников для обмена. Когда обменивать их стало все труднее, в марте 1944 г. руководство СС решило превратить Берген-Бельзен в «оздоровительный лагерь», точнее, перевалочный пункт для больных и изнуренных узников из других лагерей, утративших трудоспособность. До конца 1944 г. в лагерь прибыло около 4000 узников, но поскольку им не оказывали надлежащую медицинскую помощь, смертность быстро возросла и превысила 50%. В августе 1944 г. лагерь расширили и поместили еврейских женщин, в основном прибывших из Освенцима. К декабрю 1944 г. в Берген-Бельзене находилось более 15 000 человек, из них — 8000 женщин. В их числе оказалась и молодая голландка Анна Франк, которая прибыла в октябре во время эвакуации Освенцима. В марте 1945 г. она умерла от тифа. Комендант лагеря Йозеф Крамер, назначенный 2 декабря 1944 г., служил в СС уже давно. Ранее он служил в Освенциме-Бжезинке, где лично наблюдал за умерщвлением сотен тысяч венгерских евреев в газовых камерах. Вместе с ним прибыли и некоторые сотрудники лагерной администрации, в т.ч. женщины. Получив новое назначение, Крамер тут же отменил те немногие привилегии, которыми пользовались около 6000 «обменных евреев», отделенных от остального контингента, и установил постоянно ужесточавшийся режим террора и насилия.
Когда в Берген-Бельзен начали свозить заключенных из других лагерей, расположенных на пути советских войск, места в бараках практически не осталось. К середине марта 1945 г. количество узников превысило 44 000 человек. Попытки эвакуировать хотя бы часть контингента в Терезиенштадт потерпели неудачу: два поезда угодили под бомбежку, и их пришлось остановить в сельской местности; затем охрана сбежала, и прибывшие позднее войска союзников освободили изголодавшихся узников — точнее, тех, кто до этого дожил. Тем временем в Берген-Бельзен прибывали тысячи заключенных, в т.ч. из трудового лагеря Дора-Миттельбау, и к 15 апреля 1945 г. в Берген-Бельзене содержалось порядка 60 000 человек. Крамер пренебрег какими бы то ни было приготовлениями, и тысячам узников приходилось довольствоваться тем же количеством ванных комнат, душевых и туалетов, которое годом ранее планировалось для не более чем 2000 человек. Вскоре полы в бараках сплошь покрывал метровый слой испражнений. Продовольствия абсолютно не хватало, и доставлять его перестали, поскольку в ходе боевых действий последние линии коммуникаций были разрушены. Запасы воды исчерпались, когда упавшая бомба уничтожила насосную станцию, и готовить пищу на кухне стало невозможно. Крамер даже не попытался исправить положение, хотя британские войска, освободив лагерь 15 апреля, сумели восстановить подачу воды и восстановить кухню всего за несколько дней. Один врач из числа узников позднее вспоминал, что стал свидетелем более 200 случаев каннибализма среди заключенных. Комендант лагеря усугубил тяжелую жизнь узников постоянными длительными перекличками на улице, которые устраивал и в дождь, и в стужу. В лагере разразилась эпидемия. Тысячи погибли от тифа. Если бы не старания заключенных врачей, жертв было бы гораздо больше. Тем не менее с января до середины апреля 1945 г. в Берген-Бельзене скончалось около 35 000 человек. Британские военные, освободившие лагерь 15 апреля, не сумели спасти еще 14 000 узников, обессиленных трудом,’болезнями и голодом. Всего за последние месяцы войны во время «маршей смерти» и в немецких эвакуационных лагерях погибло от 200 до 350 тыс. заключенных. Другими словами, за четыре месяца, начиная с января 1945 г., жизни лишилось почти половина всех узников концлагерей.
IV
Заключительные этапы войны ознаменовались наиболее разрушительными бомбардировками в истории. Бомбежки происходили едва ли не ежедневно и иногда с такой интенсивностью, что порожденные ими пожарища напоминали огненную бурю, опустошившую Гамбург летом 1943 г. 16 января 1945 г. в Магдебурге в пламени погибло 4000 человек, а треть города была стерта с лица земли. На следующую ночь стало еще хуже — 72 английских самолета «Москито» сбросили зажигательные бомбы, сорвав работу пожарных расчетов и спасательных бригад. Союзники все чаще применяли бомбы замедленного действия, и разбор завалов становился делом крайне опасным. Небольшие эскадрильи скоростных истребителей-бомбардировщиков дальнего действия произвольно летали над немецкими городами и поселками, повергая жителей в панику: выли сигналы воздушной тревоги, а отряды гражданской обороны спешно мобилизовывались на случай массированного авиаудара. 21 февраля 1945 г. более 2000 самолетов атаковали Нюрнберг, сровняв с землей целые кварталы в центре и оставив город без электричества и воды. Спустя два дня, в ночь с 23 на 24 февраля 1945 г., 360 британских бомбардировщиков нанесли единственный удар по югозападному немецкому городу Пфорцхейму. Его непрерывно бомбили в течение 22 минут — возникшие пожары обратили в развалины центр города, а из 79 000 жителей погибло 17 000. Тогда же наиболее мощной и разрушительной бомбардировке за всю войну подвергся Берлин. 3 марта 1945 г. среди бела дня столицу атаковали более тысячи американских самолетов, разрушив значительную часть центра города, лишив крова, воды и электричества более 100 000 человек и оставив после себя около 3000 трупов. По запросу советских ВВС 12 марта более 650 американских бомбардировщиков уничтожили гавань в Свинемюнде, где от наступавшей Красной Армии укрывались немецкие беженцы. Около 5000 человек погибло, хотя согласно расхожему мнению, число жертв было гораздо выше. Затем последовал авианалет на Дортмунд, направленный — подобно многим воздушным операциям Второй мировой — на уничтожение транспортных узлов и коммуникаций. 16—17 марта настал черед Вюрцбурга: 225 британских самолетов разрушили более 80% городских зданий, убив около 5000 жителей. 14-15 апреля 1945 г. состоялась последняя массированная атака британских ВВС по Потсдаму. Тогда погибло не менее 3,5 тыс. человек.
Наиболее опустошительной бомбардировкой в конце войны стала бомбардировка Дрездена. Прежде апокалипсические удары с воздуха миновали эту жемчужину немецкого барокко на Эльбе. Однако Дрезден являлся не только культурным памятником, но и важным транспортным узлом и военно-промышленным центром. Союзные бомбардировщики, нацелившиеся на уничтожение вражеских железных дорог и путей сообщения в городе и его окрестностях, прикрывали с воздуха наступление советских войск, вышедших к Эльбе. Не менее важная задача состояла в том, чтобы вновь пошатнуть веру противника в победу. 13 февраля 1945 г. британские самолеты двумя волнами хаотично атаковали центр Дрездена, не встретив никакого сопротивления: зенитные батареи к тому моменту уже отсутствовали, так как орудийные расчеты отправили оборонять восточные укрепления на пути русских, а немецкие истребители простаивали на аэродроме без единой капли горючего. Погода выдалась благоприятная, и самолеты наведения с легкостью выполнили боевую задачу. Днем, вслед за ударами британских ВВС, состоялись две атаки американских бомбардировщиков. В результате длительной непрерывной серии бомбардировок разразился пожар, который уничтожил не только весь городской центр, но и значительную часть прилагюших к нему районов. Как писал один из очевидцев, «вследствие узких улочек и компактной застройки Дрезден превратился в море огня. Той ночью небо окрасилось кровавокрасным заревом». Погибло 35 000 человек. Среди тех, кто находился в городе в те роковые дни, оказался и Виктор Клемперер. В числе немногих евреев, оставшихся в Германии, Клемперер выжил благодаря усилиям Евы — его верной жены нееврейского происхождения — и беспокоился вовсе не о том, чтобы избежать бомбежки. На следующее после первого авиаудара утро в «Еврейский дом», куда их насильственно переселили, пришел приказ, согласно которому 16 февраля все евреи эвакуировались из Дрездена. В тексте приказа говорилось, что их отправят на общественные работы, но поскольку в прилагавшемся списке также значились дети, в истинной цели приказа никто не сомневался. Клемперер доставлял копии циркуляра тем, кого это касалось, хотя сам он в список не попал. Однако он не тешил себя надеждами на то, что в следующем приказе не будет и его имени. Даже в последние дни войны нацистская машина уничтожения не переставала перемалывать людей.
В тот вечер, когда Клемперер предавался размышлениям о своей скорой участи, над городом пронеслась первая волна бомбардировщиков и сбросила смертоносный груз. Сначала Клемперер спрятался в подвале. Затем дом сотряс взрыв. Он поднялся наверх. Окна в его комнате разлетелись вдребезги, и повсюду валялись осколки стекла. «Еще не стемнело». Сильные порывы ветра, вызванные пожарищем в городском центре, продували улицу. Вокруг рвались бомбы. «Затем в окне неподалеку прогремел взрыв. Что-то твердое и раскаленное вонзилось мне в лицо. Я поднял руку. Она была в крови. Я ощупал правый глаз — он оказался на месте». В суматохе Клемперер разминулся с женой. Кинув в рюкзак ее драгоценности и свои рукописи, он выбрался из дома, пролез мимо полуразрушенного подвала и укрылся в воронке, а затем двинулся дальше по улице. Там Клемперер присоединился к группе людей, направлявшихся через сквер на террасу, откуда открывался вид на город. Многие полагали, что на террасе будет легче дышать. Весь город пылал. «Если жар становился нестерпимым, я переходил на другую сторону улицы». Начался дождь. Завернувшись в одеяло, Клемперер смотрел, как пылающие белым огнем башни и здания внизу превращались в груды пепла. Приблизившись к краю террасы, он вдруг увидел жену. Она спаслась, потому что кто-то вытащил ее из «Еврейского дома» и привел в ближайший подвал, где укрывались неевреи. Ей захотелось покурить, чтобы как-то успокоиться, но, не найдя спичек, она заметила «на земле какой-то тлеющий предмет и решила прикурить от него. Это был горящий труп». Подобно многим другим жена Клемперера выбралась из пожарища в парк.
В этот момент к ним подошел друг Клемперера, Айзенман, один из выживших евреев. Он держал на руках одного из своих детей — все остальные члены его семьи пропали. Айзенман высказал несколько разумных советов. «Мне придется последовать его примеру, — сказал Клемперер, — и избавиться от своей звезды. Позже Ева срезала ее с моего пальто перочинным ножом». С этого момента Клемперер начал скрываться. В неразберихе разрушенного города гестапо и другие представители власти какое-то время будут заняты делами поважнее, чем отлов выживших евреев по всему Дрездену. К тому же все их списки все равно были уничтожены. Клемперер и его жена брели по берегу реки:
Над головой чередой возникали обгоревшие развалины. Внизу у реки, где проходили толпы людей и многие присаживались отдохнуть, из развороченной земли торчали сотни пустых прямоугольных капсул от зажигательных бомб. Впереди немало домов все еще было охвачено огнем. Иногда на дороге попадались трупы, похожие на небольшие ворохи лохмотьев. Череп одного был размозжен, и верхняя его часть напоминала багровую чашу. Однажды на дороге увидели руку с бледными тонкими пальцами, словно принадлежавшую восковой модели, какие обычно выставляют в витринах парикмахерских. Металлические остовы взорванных машин, сгоревшие гаражи. Дальше от центра встречались те немногие, кому удалось спасти хоть что-то из имущества. Одни толкали тележки с постельным бельем и прочим скарбом, другие сидели на коробках и узлах. Между этими островками жизни, мимо трупов и уничтоженных машин, вверх и вниз по Эльбе текли потоки людей, образуя тревожную и безмолвную процессию.
Через пылающий город супруги добрались до «Еврейского дома», который оказался почти полностью разрушен. Бригада «скорой помощи» осмотрела глаз Клемперера. Затем пара пришла в медпункт, где им удалось поспать и перекусить. Позже их отвезли на загородную базу люфтваффе, где покормили, а Клемперер получил дополнительную медпомощь. Он записался под своим настоящим именем, не указав предательского имени Израиль, которое с начала 1939 г. он обязан был носить по закону. Покинув Дрезден, они отправились на поезде (что, впрочем, запрещалось евреям под страхом смерти) на север и прибыли в Писко-виц, где жила их бывшая служанка Агнес. Она заверила их в том, что никому не говорила о своей работе в еврейской семье, и приютила у себя в доме. На неизбежные расспросы местного бургомистра — Вы случайно не еврейского происхождения? Вы родились от смешанного брака? — Клемперер отвечал твердое «нет». Неразбериха, царившая в последние месяцы войны, предоставила им и некоторым другим евреям шанс на выживание. И они охотно этим воспользовались.
Лишь ярые нацисты воспринимали воздушные налеты союзников как стимул к дальнейшему сопротивлению. Вскоре после бомбардировки Дрездена Луиза Зольмиц встретила знакомого, работавшего в Министерстве пропаганды:
Когда я сказала, что 99% жителей Гамбурга хотели, чтобы бомбежки поскорее прекратились, и что их последствия еще предстоит пережить, X. закричал: «Но это чистое безумие! Так думают только безмозглые плебеи! Мы должны с честью выдержать Суд Истории. Вы не имеете права омрачать наше будущее столь неадекватным представлением о нем»... Для него события в Дрездене стали «крупнейшим массовым убийством в истории».
В конце войны большую часть времени Луиза пыталась уберечь свою семью от гибели. Она не курила, но обращалась за сигаретными карточками, потому что, по ее словам, «сигареты — это валюта, и причем твердая». Луизе удавалось обменять их на еду для своего внука, который был еще младенцем. Газопровод, ведущий к ее дому, разбомбили в конце июля 1943 г. и восстановили лишь в январе 1944 г. Однако уже в начале 1945 г. газ и электричество регулярно отключали в так называемые «дни экономии». К тому моменту срок реализации месячных продовольственных карточек продлили до пяти недель. В конце 1944 г. официальные нормы выдачи продуктов были урезаны настолько, что прожить на них стало невозможно. Во вторую неделю января 1945 г. месячную норму хлеба сократили с 10,5 кг до 8,75 кг, а к середине апреля — до 3,6 кг. Норму мяса за тот же период ужали с 1,9 кг до 550 граммов, а норму жира — с 875 граммов до 325 граммов. Инфраструктура Германии разваливалась на глазах. «Мои силы на исходе, воля иссякла. Я совершенно измотана. Я выдохлась», — писала Луиза Зольмиц от безысходности 9 апреля 1945 г..
После поражений и отступления армии изможденная непрерывными бомбежками ее родного Гамбурга Луиза наконец начала терять веру в Гитлера. Тем не менее она остерегалась открыто высказываться даже в своем дневнике. Еще 8 сентября 1942 г., размышляя о судьбе немецкого народа и текущем положении дел, она записала:
Для меня великим является лишь тот, кто способен сдерживаться, потому что кроме настоящего, в котором можно предаваться мщению, есть будущее, где возмездие неизбежно. Бисмарк умел обуздать свои порывы. Он был одним из немногих, кто не позволял успехам затмевать разум, человеком, который противопоставил законам природы, обуявшим завоевателя, свой внутренний закон. Саморазрушение — неизбежная участь многих завоевателей.
Но только когда ее дочь Гизела оставила своего новорожденного сына Рихарда под ее опекунство, Луиза Зольмиц возненавидела Гитлера по-настоящему. Ей было тяжело поверить, что ее дочь с мужем Фридрихом могли погибнуть под бомбами, однако взрывы, угрожавшие внуку — невинному представителю германского будущего, — ужасали Луизу. К тому моменту Гитлер будил в ее сердце лишь «ненависть» и «проклятия». «Когда я была среди своих, то после каждого взрыва говорила: “Пусть Гитлер сдохнет в муках”», — писала она. Члены ее семьи начали называть нацистов «герр Ясперс», и потому могли спокойно обсуждать упадок и грядущую гибель нацистского государства, не опасаясь, что их подслушают и арестуют. Каждый раз, когда по радио выступал Геббельс или кто-то из нацистских лидеров, они бежали через всю комнату, чтобы поскорее его выключить. Постоянные бомбардировки сжигали последние крупицы народного доверия Гитлеру и нацистскому режиму.
Постепенно мирные жители оказывались в отчаянном положении, и единственной возможностью выжить становились грабеж и торговля на черном рынке. Все больше людей, особенно с лета 1944 г., занималось мародерством. Так, осенью 1944 г; в Эссене всего за две недели было разграблено более 19 бакалейных лавок. Мародеры пользовались тем, что во время ночных бомбежек хозяева прятались в убежищах, и разруха предоставляла им новые возможности. Чаще всего воровали еду и одежду. Полицейские патрули были усилены, и гестапо внедрило своих осведомителей в общины иностранных рабочих. В сентябре 1944 г. офицеры гестапо получили право казнить мародеров — соответствующий приказ был подписан в РСХА в начале ноября 1944 г. Первоначально меры касались лишь иностранных рабочих, но затем всех остальных граждан. Таким образом, местная полиция и власти были уполномочены вершить правосудие самостоятельно. Ополченцам фольксштурма приказали охранять полуразрушенные здания, а также задерживать и даже расстреливать тех, кто будет пойман на мародерстве. В октябре 1944 г. один офицер гестапо в западногерманском городке Дальхейм, что недалеко от Кельна, встретив по дороге нескольких работниц фабрики, которые несли в руках нечто, напоминавшее краденый товар, приказал арестовать семерых. На допросе женщины сознались в краже, и офицер приказал на следующий день их всех расстрелять. Иногда в мародерстве участвовало и местное население. В частности, в начале апреля 1945 г. в Оберхаузене один военный-телефонист, возвращаясь с работы, заметил, как четверо рабочих выходили из дома, жильцы которого в тот момент, очевидно, находились в убежище. Он позвал на помощь нескольких мужчин и задержал одного из рабочих, которого помощники начали избивать. Рабочий признался, что украл немного картошки, и его отвели в воинскую часть — там телефонисту выдали пистолет, — а затем пленника повели на футбольное поле. По дороге их окружила толпа, которая принялась колотить рабочего палками. Телефонист не сумел сразу застрелить его, и пока рабочий, стоная от боли, корчился на земле, толпа окружила его и забила до смерти.
Неудивительно, что в подобных обстоятельствах все больше иностранных рабочих бежало с предприятий. Рабочие-французы, получавшие отпуск, чтобы повидаться с родными, зачастую просто не возвращались. В частности, на фабрике концерна «ИГ Фарбен» в Людвигсхафене 68% рабочих из стран Западной Европы, уехавших домой в отпуск в мае — июне 1943 г., назад так и не вернулось. Однако запрет на отпуска привел бы к массовым беспорядкам, а применять карательные меры запрещалось, поскольку это были граждане «дружественных» государств. Не менее половины рабочих, бежавших с заводов, были с востока, и эти люди, безусловно, нарушали закон. Их шансы добраться домой были крайне малы, однако многие сумели устроиться на работу где-то еще, особенно если на новом месте предъявляли меньше требований. Большинство изо всех сил стремилось туда, где не бомбили. Гестапо выследило и арестовало многих, устраивая массовые облавы и усилив проверки на железнодорожных станциях, в пивных и других общественных местах. К 1944 г. число побегов достигло ошеломляющей цифры — полмиллиона человек в год — по крайней мере, по оценке Альберта Шпеера, который из соображений военной экономики настаивал на том, чтобы после ареста беглых рабочих не карали и тут же возвращали на заводы. Другие иностранные рабочие все чаше брали отпуск по болезни или попросту работали медленнее. В мае 1944 г. полиция нашла в кармане одного французского рабочего следующую «памятку»: «Десять заповедей идеального французского рабочего: 1. В цеху работай медленнее. 2. После работы тут же уходи. 3. Почаще наведывайся в туалет. 4. Не трудись слишком усердно. 5. Донимай бригадира. 6. Рассматривай красивых девушек. 7. Чаше обращайся к врачу. 8. На отпуск не рассчитывай. 9. Соблюдай опрятность. 10. Не оставляй надежды». Одни рабочие умышленно занимались вредительством и выводили из строя оружие, которое их заставляли производить. Другие же, изнемогая от голода и усталости, гнали заведомый брак.
В основе подобного неподчинения и упорства почти всегда лежала личная инициатива. На некоторых предприятиях рабочие-коммунисты организовывали подпольные движения, но им редко удавалось достичь чего-то большего, нежели организовать побег или выявить информаторов и договориться с ними. Гораздо более распространенными стали банды беглых рабочих, которые скрывались в разрушенных домах (нередко вместе с молодыми немцами) и, как могли, добывали себе пропитание. Их главным источником существования обычно был черный рынок. По мере того как запасы провизии истощались, новой импровизированной валютой, как отмечала Луиза Зольмиц, стал табак, который по необходимости обменивали на хлеб и одежду. Западным рабочим, особенно французам, платили лучше, чем всем остальным, и нередко им приходили посылки из дома. Пользуясь этим преимуществом, они организовывали подпольную торговлю продовольствием, в котором отчаянно нуждались советские и итальянские рабочие. Не имея собственного заработка, советские военнопленные и рабочие принялись мастерить из отходов производства маленькие игрушки и различные безделушки и продавали их на улицах или на фабриках. Но вскоре эту деятельность запретили на том основании, что использовались материалы, необходимые для военной экономики. В городах формировались крупные банды, объединенные на основе ролей, которые их члены выполняли в этом зачастую опасном ремесле. К сентябрю 1944 г. чаще всего в разрушенных западногерманских городах, таких как Кёльн, воодушевленные наступлением армии союзников, банды начали разрастаться. Рабочие нередко были вооружены и не боялись стрелять в полицию. По некоторым свидетельствам, в Кёльне одна банда численностью около тридцати человек (преимущественно рабочих из восточноевропейских стран), промышлявшая грабежом и мародерством, вступила в перестрелку с гестапо, в которой погиб полицейский инспектор. Но когда банда рассеялась, ее главарь — Мишка Финн — сумел присоединиться к другой банде, руководил которой бежавший из лагеря немец. По большей части банда состояла из дезертиров и беглых узников и сотрудничала с политической молодежной группой, известной как «Пираты Эдельвейса», нападавшей на членов Гитлерюгенда и грабившей магазины и склады. Осмелев, участники группы решили взорвать здание городского отделения гестапо, но полиция их обнаружила и арестовала. 25 октября 1944 г. на глазах у огромной толпы гестаповцы повесили шестерых — вес они были рабочими из Восточной Европы, а 19 ноября состоялась публичная казнь 13 членов немецкой банды.
Однако подобные меры не свели активность банд на нет. Более того, вскоре, во время перестрелки с еще очередной бандой рабочих с востока, был убит начальник кёльнского отделения гестапо. Другая банда в Дуйсбурге, состоявшая из сотни человек, совершала налеты практически ежедневно. На эскалацию насилия гестапо ответило массовыми арестами и казнями, число которых постоянно росло. В феврале 1945 г. в Дуйсбурге были застрелены 24 члена банды, затем в марте — еще 47, в т.ч. ряд немцев, подозреваемых в укрывательстве бандитов. В Эссене начальник гестапо вместе со старшим офицером из Дюссельдорфа приказал вывести из полицейской тюрьмы и расстрелять 35 заключенных, задержанных в основном по подозрению в мародерстве и квартирных кражах. Еще 30 рабочих из восточных стран Европы было казнено 20 марта 1945 г. неподалеку от города Вупперталь, затем 23 человека — в Бохуме и 11 — в Гельзенкирхене. В марте-апреле 1945 г. в Дортмунде гестапо расстреляло около 240 мужчин и женщин, причем перед самым прибытием в город войск союзников. Среди казненных оказались подозреваемые в мародерстве, краже, участии в коммунистическом Сопротивлении, шпионаже и множестве других преступлений. Предчувствие неизбежного краха приводило нацистов в бешенство. Они жаждали мести и хотели вернуть прежнее ощущение порядка в мир, стремительно повергавшийся в хаос, где люди, которых гестапо считало расово неполноценными, беспрепятственно бродили по главным индустриальным центрам на западе рейха. Банды, возникшие в этом регионе, руководствовались скорее желанием выжить, нежели стремились открыто противостоять нацистскому режиму Тем не менее в ответ режим зачастую предпринимал меры политические и лишь в самую последнюю очередь — идеологические.
