Глава 67

Папа сказал, что в воскресенье отвезет меня к маме на ланч. Я была в шоке. Мы больше двух лет о ней не говорили, после встречи в ресторане я ее больше не видела, а неделю назад она позвонила и пригласила меня в гости. Судя по папиному тону, возможность отказаться даже не рассматривалась. Впрочем, мне хотелось пойти несмотря на то, что мама нас бросила, – было любопытно, как она живет. Папе, наверное, тоже.

Мама открыла дверь, глянула поверх моей головы на парковку, высматривая папу, проводила взглядом удаляющийся автомобиль и только после этого обратила внимание на меня. Ради нее я заплела волосы не так, как обычно, – в две длинные косы. Мое лицо было покрыто свежими веснушками из-за августовского солнца.

– Рада тебя видеть, – произнесла она, будто мы случайно столкнулись в магазине.

Я проследовала за ней. Ее дом, снаружи весьма скромный, был наполнен предметами роскоши; никогда не видела ничего подобного даже у Эллингтонов. На столах – красивые скатерти, на полках – стеклянные статуэтки, на стенах – картины, освещенные специальными лампами. Все вокруг выглядело ненастоящим, как в театре; казалось, вот-вот появятся актеры. Ричард громко позвал нас; мама потащила меня в кухню. Он вручил мне темно-розовый напиток в изящном бокале.

– Вот, сделал тебе «Ширли Темпл».

Они оба смотрели, как я пью.

– Это Ричард. Ричард, это Блайт. – Мама уселась за стол и обвела взглядом свою великолепную кухню, побуждая меня сделать то же самое. Все с виду новехонькое, ни разу не использованное. Возможно, так и было. – Я заказала нам сэндвичи.

– Спасибо, – ответила я.

Ричард взглянул сперва на меня, потом на маму. Она приподняла брови, словно говоря: Ну, ты доволен?

Он задал мне несколько вопросов о том, как начался учебный год, заявил, что ему нравится мое имя, и вышел позвонить. Мама освободила коробку с сэндвичами из пленки и осведомилась, чем я занималась. Последние три года или на выходных? – чуть не спросила я. Было ясно – мы обе притворяемся. Весь этот дом – одно сплошное притворство. Как и мамина жизнь, которую она зачем-то решила мне продемонстрировать. Она потянулась через кухонный стол за ножом и посадила на блузку пятно майонеза.

– Вот дерьмо, – пробормотала она и потерла пятно полотенцем. – В первый раз ее надела.

Я ела сэндвич с индейкой, слушала, как мама с Ричардом говорят про какой-то курорт на побережье Франции (они ездили туда летом) и размышляла, откуда у них деньги и почему они живут в этом заурядном доме в заурядном районе в получасе езды от города. Мне представлялось, мама уехала от нас в большой город, полный ярких огней и красивых людей, таких же как она. Ричард совершенно не подходил к стеклянным статуэткам и приличному сервизу. Он был здесь чужим, так же как и мама.

Ее волосы, кожа, губы, одежда – все изменилось, даже голос. Новые ткани, новые запахи, новые интонации. Прежняя мама, которую я знала, стала глянцевой, лакированной и пахла универмагом. Позже я увидела у нее в шкафу горы одежды и модных сумок из магазинов, о которых никогда не слышала, – теперь она могла позволить себе дорогие покупки. Мама устроила мне краткую экскурсию по дому, а потом привела в спальню. На тумбочке лежала коробка с таблетками. В углу стоял маленький чемодан. Он был открыт; внутри – аккуратно сложенная мамина одежда.

– Мы подолгу живем в городе, у Ричарда там дела. Хотя в основном здесь. – Мама сняла испачканную шелковую блузку и принялась рыться в комоде в поисках новой. – Терпеть не могу жить в пригороде, но…

Но что? На ней оказался черный кружевной бюстгальтер. Я почувствовала унизительное желание спрятать лицо у нее на груди, вдохнуть ее запах, вспомнить детство.

Ближе к вечеру, выходя из туалета в коридор, я заметила, как Ричард зарылся лицом маме в грудь. Она запустила пальцы в его жесткие седеющие волосы.

– Я соскучился. Больше не исчезай, как в тот раз. Хватит уже.

Мама отдернула руку.

– Не стоило ему звонить.

– Нужно же было как-то вернуть тебя домой.

Мне стало ясно – это Ричард пригласил меня сюда. Я служила приманкой. Видимо, в глубине души маме не все равно, что мы с папой думаем о ней.

Я сосчитала до десяти и вошла в кухню. Папа должен был приехать с минуты на минуту. Я поблагодарила за ланч и принялась высматривать в окно папину машину. Я ждала, что она скажет мне хоть что-нибудь – приходи еще, рада была повидаться, я соскучилась.

Мама помахала мне с порога, удостоверившись, что папе хорошо ее видно.

Он не задавал вопросов – ни о доме, ни о Ричарде, ни об угощении. Вечером, после ужина, проведенного в молчании, я произнесла: «Она была несчастна не из-за тебя». Мне хотелось, чтобы папа знал об этом. Он молча положил мокрое полотенце на кухонный стол и вышел из кухни.

Больше я свою мать не видела.