Глава 21

Затаив дыхание, слежу за тем, как Рейки драчунов рассеивается. Они с недоверием и какой-то детской обидой смотрят друг на друга. Сумерки, сгустившиеся над Парком Уэно, мешают парням рассмотреть мокрые пятна на чужих брюках, поэтому они еще не в курсе, что обоссались оба! И это мой шанс!

— Охо! Король Ивакуры обделался во время драки, кому расскажешь не поверят! — кореец бросает затравленный взгляд в мою сторону.

Хоть эти двое и считают себя крутыми гангстерами, но на деле они все еще подростки с кучей комплексов. Для них обделаться на публике — проступок куда более серьезный, чем поражение в бою.

— Эй, Такаяма, подъем, твоему боссу нужно сменить подгузник! — продолжаю подзуживать обгадившегося Ли Джун Со. Для пущего эффекта делаю несколько шагов в сторону бессознательного гиганта, якобы для того, чтобы привести его в чувства.

— Стой! — испуганно верещит Ли Джун Со. Если бы в этот момент Санджива-нарака еще была активна, то паникующий кореец получил бы несколько ударов призрачными копьями и познал на собственной шкуре всю «прелесть» Ада Оживления. — Чего ты хочешь?

— Долю. — пока я веду переговоры, «потерянный» Миямото смотрит куда-то вдаль. — Мы помогаем тебе избавиться от предателей и становимся равноправными партнерами.

— Сколько? — идет на попятную Ли Джун Со.

Ему явно неуютно. Стоять в обсосанных брюках неподалеку от своих стонущих подчиненных, которые вот-вот придут в себя — то еще испытание для нервной системы юного гопника. Если кто-то из его свиты узнает об этом инциденте, то весь ореол величия, окружающий корейца, пойдет по одному месту. Туда же отправятся: заработанный авторитет и договоренность с Сумиёси-кай и Инагава-кай. Якудза не будут иметь дел с ссыкуном. Скорее всего, Оябуны избавятся от, не оправдавшего их доверие, партнера, дабы очистить собственные имена.

— Что в слове «равноправные», тебе, не ясно? — кую железо, пока горячо. Необходимо воспользоваться шоковым состоянием Ли Джун Со по полной. — Мы хотим половину!

— Ты совсем оборзел?! — артачится этот жадный до чужих денег ублюдок, но я знаю какие аргументы использовать, чтобы добиться своего. — А жирно не будет?!

— А давай зададим этот вопрос твоему верному псу Такаяме. — склоняюсь над поверженным гигантом и набираю побольше воздуха в легкие.

— Сдохнуть захотел?! Сука, я же выпотрошу тебя за это! — строит из себя крутого Ли Джун Со, но его с головой выдает взгляд срущей собаки.

— ТАКАЯМА ПОДЪ…! — в отличии от меня, кореец не в курсе, что его главный подручный сейчас глух, как пень, поэтому моментально включает заднюю.

— Все, все! Заткнись! — паникует король Ивакуры. — Договорились, я буду отдавать половину. Но, тогда вам тоже придется ходить в рейды против Союза Канто. И, Баку, если эта история когда-нибудь всплывет, я спрошу с тебя по полной. — все-таки оставляет за собой последнее слово Ли Джун Со, но мне плевать, я слишком устал, чтобы спорить или огрызаться.

— По рукам. — скрепляю нашу договоренность кивком, ближе не подхожу — опасаюсь, мало ли, что взбредет в голову отчаявшемуся, загнанному в угол, бандиту. — Что происходит в Парке Уэно, остается в Парке Уэно.

— Что происходит в Парке Уэно, остается в Парке Уэно. — повторяет за мной лидер Ивакуры, тем самым окончательно закрепляя сделку между нами.

Больше не говоря ни слова, Ли Джун Со, затравленно оглядываясь, покидает поляну. Король бросает поверженных подданных на произвол судьбы, но у него есть на то веская причина — он спасает собственную честь.

— Нэдзуми, назови мне хотя бы одну причину, чтобы я не прикончил тебя здесь и сейчас? — в голосе очнувшегося Акихико я различаю свой приговор. Избранный потомок Мусаси не шутит.

— Я могу раздобыть тебе сухие штаны. — опасения за собственную жизнь нехило стимулируют смекалку, поэтому сразу захожу с козырей.

— Ками, как же я тебя ненавижу. — тон Миямото сменяется с угрожающего на уставший. — Почему с тобой столько проблем?!

— Вообще-то, это ты просрал переговоры, а не я! — опять этот малолетний обмудок перекладывает с больной головы на здоровую. — К чему были эти понты, мы могли сразу обо всем договориться?

— Ты тупой или прикидываешься?! Договориться с кем? С лидером банды, которого крышуют якудзы? Как ты вообще представлял эту встречу? Думал, мы приготовим друг-другу бенто и обсудим недельный выпуск Сёнен Джампа*? Нэдзуми, алё, мы пришли сюда, чтобы отжать у ублюдка часть бизнеса, а не становится его корешами. — вновь заводится Акихико, но уже без былого огонька. В его повышенным тоне то и дело проскакивают нотки усталости. — Да и вообще, этот урод Ли Джун Со нас в хер не ставил! Думаешь, слова бы его убедили? Такие выскочки, как он, понимают лишь один язык и это не японский. Так, что хорош тут стоять и надрачивать, давай вали за штанами! Тоже мне миротворец, блядь, чё-то я не припомню, чтобы ты возникал, когда мы проламывали черепа якудзам!

— Да понял, я понял. Хорош нудеть. — признаю, в чем-то этот балбес прав. На улицах Токио крепкий кулак ценится куда сильнее длинного языка. Сомневаюсь, что без хорошей драки мы бы выгрызли столь жирный кусок.

Возвращаюсь обратно, к Раттане. Именно у нее есть то, что мне нужно и нет я не планирую раздевать девчонку. После ее сегодняшнего перфоманса у меня нет никакого желания видеть этого терминатора в неглиже. Моей целью становится один из бессознательных братьев, валяющихся, у ног девушки, точнее его штаны. Стягиваю с парня хулиганские хакамы и презентую этот трофей Акихико. Раздраженный Миямото выхватывает подношение из моих рук и скрывается в бамбуковых зарослях. Светить голой задницей перед девушкой он отчего-то не спешит — какой скромняга.

Вскоре, наша «дружная» компания удаляется от места схватки. И если мы с Раттаной покидаем поле боя с высоко поднятой головой, то наш поникший «босс» в одной майке и чужих штанах не по размеру плетется чуть позади. На плече он несет позорный штандарт — боккэн с, висящей на его конце, обсосанной токкофуку.

— Ну, чего нос повесил, все ведь закончилось хорошо! — пытаюсь подбодрить грустного напарника, когда мы выбираемся из злополучного парка, но выходит не особо. — Ну почти…

— Ничего еще не закончилось. Кроме нас троих больше свидетелей не было. А значит, ублюдок в любой момент может нас кинуть. — справедливо возражает Миямото, а вот об этом я как-то не подумал. Когда шоковое состояние сойдет на нет, то Ли Джун Со может отказаться признавать нашу договоренность.

— «Что происходит в Парке Уэно, остается в Парке Уэно». — раздается голос Ли Джун Со. Мы с Акихико вздрагиваем и принимаемся суетливо оглядываться в поисках источник звука. И вскоре его находим — он куда ближе, чем кажется. Большой палец Раттаны щелкает по переключателю пластиковой, прямоугольной коробочки, зажатой в ладони — диктофон! — Я все записала.

— Постой-ка, а нахрена ты вообще взяла с собой диктофон? — подозрительно вопрошает Миямото. Его глаза опасно сужаются, а хват на рукояти деревянного меча становится куда плотнее. Потомок Мусаси готов атаковать, если ответ ему не понравится.

Впрочем, девушка не спешит отвечать. Вместо этого она вжимает другую кнопку и, приглядевшись к устройству, я замечаю, как под прозрачной, пластиковой крышкой происходит вращение — она что перематывает кассету? Спустя пару томительных секунд, моя догадка подтверждается. Раттана вновь нажимает на плэй и диктофон издает трубный рев.

— Это еще что такое?! — в этом вопросе я с Миямото солидарен.

— Это Сиам, он так здоровается. — девушка до сих пор не сняла маску, но по глазам я понимаю, что в этот момент она улыбается.

— Что еще за Сиам? — продолжает наседать неугомонный японец.

— Мой белый слон.

— Ты все еще не ответила на вопрос. — какой же он неугомонный, разве не видит, как ей тяжело? — Нафига тебе диктофон?

— Оставь ее. — осаживаю зарвавшегося пацана. — Там ведь был не только рев слона? Чтобы записать этот разговор, ты стерла кое-что важное для себя, верно?

Одноклассница лишь кивает в ответ и удаляется в неизвестном направлении. В ее взгляде я замечаю затаенную печаль. Не нужно быть великим мудрецом, чтобы понять — ребенок скучает по дому.

Дальше мы с Миямото шагаем вдвоем. Молча. На душе немного тоскливо, Раттана — не единственная кто скучает по родине. Вот только в отличии от нее, мне не суждено увидеть отчий дом. Я не могу просто так взять, сесть на самолет и прилететь в Россию. Даже в местную не могу, ведь ее попросту не существует. А Русланд для меня — лишь пустой звук. Чужая страна, с чужими людьми, ничем не отличающаяся от Японии, в которой я сейчас обитаю.

Когда парк остается далеко позади, позволяю себе избавиться от осточертевшей маски и стянуть наконец капюшон, оставшись в одной бейсболке. Дышать становится легче, но возникает другая проблема. В какой-то момент я понимаю, что Акихико давно должен был свернуть в другую сторону, но почему-то упорно продолжает тащиться вслед за мной. Какого черта он не идет домой?

— Эй, в чем дело? — останавливаюсь, чтобы прояснить ситуацию.

— Слушай, Нэдзуми, тут такое дело…помнишь те шмотки, которые я тебе дал? — видимо он о тех вещах, в которых я от него свалил после того, как Акико выходила меня и сделала переливание крови.

— И?

— Ты не мог бы мне их вернуть?

— Без проблем.

— И еще кое-что… — опять мнется. — Мне бы принять душ и постирать токкофуку?

— А почему не сделаешь этого дома? — когда задаю вопрос, ехидно улыбаюсь. Я прекрасно знаю ответ, но хочу услышать причину из уст самого Акихико.

— Там сестра. — потупив взгляд, отвечает избранный потомок Мусаси.

Хе-хе! Мальчишка боится, что стервозная сестренка загнобит его, если узнает. Что ж, в этом есть логика. Я не настолько хорошо знаю Акико, но характер у нее и правда не сахар. Черту она, конечно, не перейдет, но до самой смерти будет подкалывать своего непутевого брата-зассанца.

— Ладно, выручу тебя. — откровенно потешаюсь над стушевавшимся парнем. — Помни доброту своего сэмпая.

Дальнейший путь вновь проходит в молчании. Я стараюсь не ляпнуть чего лишнего, чтобы не перегнуть палку, а Миямото попросту дуется. Ну прямо, как ребенок, подумаешь обоссался разок, с кем не бывает? Уже у самого дома нас окликает женский голос.

— Антон! Ты почему еще ни дома и что это за хулиган рядом с тобой? — а она еще что здесь делает, ведь должна быть на работе?

В нашу сторону на крейсерской скорости несется разгневанная Ульяна, сжав маленькие кулачки. Чего это она?

— А-ну отошел от моего сына! — женщина хватает опешившего Акихико за ухо и оттаскивает того подальше от меня. — Да кто ты такой!? Думаешь, если у тебя другой разрез глаз, то можешь обижать моего мальчика?!

А я в этот момент начинаю беспардонно ржать. Так вот в чем дело! — Ульяна приняла потомка Мусаси за обычного гопника. Впрочем, немудрено ошибиться. Хакама от гакурана и майка алкоголичка на голое тело говорят сами за себя. А закрепляет образ опасного хулигана деревянный меч, на котором висит черная, как сама ночь, токкофуку.

Загнанный взгляд Акихико так и молит о помощи. Ладно, пора заканчивать этот цирк.

— Кхм-кхм, мам, помнишь я обещал привести в гости одноклассника, который нас угостил? — и добивочка. — Знакомься, это Сугимото Акихико.

— А синяки у тебя на лице? — тонкие пальчики выпускают на волю опухшее ухо грозы Тайто.

— Аааа! Это несчастный случай на репетиции. Я разве тебе не рассказывал, что недавно вступил в клуб? Мы сейчас готовим представление для школьного фестиваля. — скорее для дворцовой площади, ведь именно там казнят за государственную измену, но Ульяне о таких подробностях знать необязательно.

— Но он одет, как, как… — не сдается мама Тон-тона.

— Говорю же, это для представления. Мы с Сугимото состоим в клубе Воинской добродетели великой Японии. Боремся за все хорошее, против всего плохого. Вот и решили поставить сценку, в которой добрые японские школьники наставляют хулиганов на путь истинный. — боже, что я несу, это ведь откровенный бред. Да, кто вообще в здравом ему поверит в эту чушь?

— Звучит, как-то неубедительно. Антон, ты что выгораживаешь этого отброса?! — женщина, видят Ками, я этого не хотел, но ты сама напросилась. Время тяжелой артиллерии: прости Акихико, надеюсь, твой дух выдержит это испытание и ты нас не убьешь.

— Ками, мам, да ты просто понюхай его Токкофуку! — минуло совсем немного времени с переговоров в парке, а я уже вновь удостаиваюсь чести лицезреть взгляд срущей собаки. На этот раз в исполнении Миямото.

— Фу, что за вонь?! — принюхавшись, морщится Ульяна.

— А ты как думаешь? Бедняга Сугимото обмочился во время постановочной драки. Вот и напросился к нам, чтобы помыться и постирать вещи. Домой возвращаться в таком виде ему ну никак нельзя. У него сестра — та еще сучка, если узнает о случившемся, будет издеваться над Акихико и расскажет о его позоре всем в школе.

— Антон, не смей ругаться, а ты Сугимото давай скорее в дом! — взмахивает руками сердобольная женщина, моментально растеряв былой напор. — Бедный мальчик. Прости тетушку, не знаю, что на меня нашло.

После того, как постиранная токкофуку отправляется на сушилку, мы, вместе с отмывшимся Акихико, усаживаемся за стол и принимаемся за ужин.

Вообще-то Миямото хотел свинтить сразу после помывки, но мамаша Тон-тона, чтобы загладить свою вину, принялась увещевать пацана. И тот поплыл. В одночасье превратился из крутого парня в домашнего мальчика. Впервые я увидел Акихико с другой стороны и та его оговорка о гибели матери, во время нашей схватки с шиноби, заиграла новыми красками. Ну и, что мне теперь делать с этой парочкой: одна скучает по дому, второму не хватает материнского тепла? Не банда, а сборище трудных подростков, которым прямая дорога на линию помощи или к школьному психологу.

— Вот тебе еще тамагояки. — Ульяная пододвигает тарелку с омлетом поближе к Миямото. — Кушай, не стесняйся.

Да он вроде и не стесняется, уплетает за обе щеки так, что за ушами трещит. Видать соскучился по домашним харчам. Одними деликатесами и десертами из кофейни Уешима сыт не будешь. Похоже Акико совсем не в ладах с готовкой, раз ее брат с такой дикостью накидывается на вполне обычную еду. Перед засранцем уже гора тарелок и останавливаться он явно не собирается. Надо будет потом выставить ему счет за ужин. От него не убудет.

— Слушай, мам, а я думал ты сегодня в ночную смену?

— Ой, чуть не забыла, меня же повысили! Тоша, теперь твоя мама не просто хостес, а главный администратор. — она расплывается в довольной улыбке, отчего враз становится лет на пять моложе. Правильно говорят, улыбка украшает. Только забывают уточнять, что она должны быть искренней, прямо как сейчас. В который раз подмечаю, что Тон-тону явно повезло с матерью.

— Не хило! — как же я рад за нее. Хоть мама Тон-тона и работает в гостинице для иностранцев, но даже в таких специфических местах, на ответственных должностях, как правило, трудятся японцы, но никак не хафу или тем более гайдзины. Странно это все, но я рад за нее — Ульяна достойна лучшей жизни. И когда я поднимусь с этого дна, то обязательно превращу ее жизнь в сказку, если, конечно, не сдохну по пути. — Поздравляю, ты заслужила!

Сам не замечаю, как подрываюсь с места и заключаю женщину в объятия — чего это я? Не замечал за собой раньше подобной сентиментальности. Неужели опять гормоны шалят?

— Ой, Тоша, перестань, ты меня смущаешь. — когда усаживаюсь на место, раскрасневшаяся от смущения, Ульяна продолжает. — Какое там заслужила, просто повезло. У гостиницы сменился владелец, вот меня и назначили на эту должность. Возможно, это временная мера или ошибка. Я ведь даже не общалась с новым боссом, получила назначение от секретаря. Так, что радоваться рано.

— Все получится. — показываю ей большой палец. — Рассматривай это, как испытательный срок и покажи на что способна. Я верю в тебя!

— Ой не подлизывайся, ты просто хочешь еще моего фирменного мусса с тофу. — ее щечки алеют еще сильнее.

— Не без этого. — улыбаюсь ей в ответ, а краем глаза ловлю на себе завистливый взгляд Акихико.

Интерлюдия.

— Приступайте. — скрипит древний старик со своего места и схватка начинается.

Оппонент Шоты — старший ученик школы Синдо-рю принимается изливать Рейки во внешний мир. Но молодой тигр не намерен ждать, он больше не тот слепой котенок, что был раньше. Многочисленные схватки на просторах этого жестокого додзё закалили юношу. Старый Шота Фунакоси канул в Лету, а ему на смену пришел новый: более собранный и жестокий, а главное готовый убивать, если на то будет причина. Поэтому, вместо того чтобы последовать примеру противника — выпустить на волю собственную Рейки, обновленный каратека взмывает в воздух и одним прыжком преодолевает расстояние до врага. Если бы в том бою с Косё он поступил точно также, то сохранил бы руку и пустой рукав кимоно не трепетал бы сейчас в воздухе.

Но прыжок — не самоцель, он всего лишь маскирует атаку. Разогнанная еще в прыжке, правая нога выстреливает в сторону противника. Старший ученик думает, что Шота атакует его при помощи Тоби Ёко Гэри*, поэтому перекрывается двумя руками. Адепт Синдо-рю знает, что сильнее и куда крупнее залетного юнца, вот почему решает встретить удар в лоб, тем более Рейки за его спиной практически обрела форму огромной обезьяны.

Но Шоту совсем это не беспокоит, ведь неважно, как будет сопротивляться жертва, когда тигр уже занес лапу и выпустил наружу когти. Прямой удар ногой, мгновенно превращается в нисходящий. Из-за чего загнутые, напряженные до предела пальцы, проникают за отвороты кимоно и "вспахивают" мощную грудную клетку, словно тигриная лапа. Глубокие борозды стремительно заполняются кровью из разорванных капилляров, грозясь перекрасить кимоно владельца в красный цвет. Но тот никак не реагирует на рану, впрочем, иного от старшего ученика не стоило ожидать. Слишком много кровопролитных схваток он провел под сводами додзё Синдо-рю, чтобы обращать внимание на какие-то там царапины.

А в следующую секунду, старший ученик оказывается на коленях. Его разорванный в клочья, темно-синий пояс свисает неопрятными тряпками, а кимоно распахнуто, открывая вид на ужасную рану. Когти тигра не ограничились одной лишь грудью они «распахали» туловище старшего ученика до самого паха. Разорванные белоснежные штаны стремительно краснеют. Рейки угасает. Но адепт Синдо-рю не ропщет и не обвиняет Шоту в подлом ударе, он стоически переносит боль и ни один мускул на его лице не выдает переживаний. Потому что он, как и все присутствующие, знает у ири куми го есть лишь одно правило — никаких правил!

— Сэнсэй! — Шота отворачивается от поверженного и глубоко кланяется старику. — Благодарю!

— Хо-хо-хо! — под сводами додзё раздается кряхтение, которое с трудом можно принять за смех. — К чему такая сентиментальность, тигренок?

— Я возвращаюсь обратно, в Токио! Пора вернуть долги.

— Уверен?… — тощая, грудная клетка стремительно раздается вширь, аккумулируя воздух, и через секунду из беззубого, старческого рта вылетает пронзительный крик. — КИАЙ!!!*

Сквозь болезненный звон в ушах, Шота не сразу замечает, как картинка перед глазами начинает крениться на один бок, словно неумелый фотограф стремительно заваливает горизонт на фото. А в следующую секунду плечо врезается во что-то твердое и до каратеки наконец доходит — это не мир сошел с ума, это его тело отказалось стоять на ногах.

— Тигренок научился выпускать когти и уже может отправляться на охоту. Но если встретит другого хищника, то не сумеет его отпугнуть, ведь рычать еще не умеет, а значит сам рискует превратиться в добычу. — сквозь затихающий звон до слуха доносятся слова старика. — Подумай об этом.

Маленький тигрëнок

Матëрый хищник

КИАЙ!

Твëрдость духа нужна

И гармония внутри

Постичь дабы путь

Показать силу должен

Сначала кулак, потом язык

Тоска по матери

Тоска по дому

Снова психолог