Глава 17

— Прекрати…! Да…отпусти…ты, кому…говорю?! — выпускаю помятую девичью ладошку из своей пятерни. Кажется, пронесло!

Оглядываю окрестности. У станции метро многолюдно, а значит нападения ожидать не стоит. Не думаю, что среди шиноби много отморозков, готовых устроить бойню в людном месте, к тому же посреди бела дня. Да и не факт, что за нами действительно кто-то следил, возможно все дело в моей, внезапно обострившейся, паранойе. По крайней мере я на это надеюсь. Не хочу повторения истории с тем шиноби из Кога-рю.

— Фух! — запыхавшаяся после длительного бега девушка смотрит на меня с недоумением. — Антон, что происходит?

— Потом объясню. — тяну ее за собой, к вендинговым* аппаратам по продаже билетов, расположенным у входа в метрополитен.

Длинная стойка с разноцветными терминалами поначалу сбивает с толку, но я быстро осваиваюсь и нахожу электронное табло нужной нам ветки метро. Выбираю пунктом назначения станцию Уэно. Затем суетливо вбиваю необходимое количество билетов. И через несколько томительных секунд на хреновеньком ЭЛТ-дисплее наконец высвечивается сумма к оплате — четыреста восемьдесят йен. Двести сорок йен на человека за проезд на расстояние в двенадцать-девятнадцать километров — стандартная стоимость для государственного метрополитена Тоэй*. К моему удивлению, здесь, как и в Японии моего родного мира, существуют частные ветки метро, правда предназначение у них немного иное. Создаются подобные линии самурайскими кланами для нужд работников и подчиненных. Как не сложно догадаться, делается это не для наживы, а ради статуса.

— Оплачивай. — подталкиваю Хоши к терминалу.

Зеваки, мнущиеся в соседних очередях, поспешно отводят взгляды и принимаются шушукаться между собой. Впрочем, в чужие дела они влезать не спешат. Это и немудрено, ведь мы до сих пор одеты, как члены какой-то уличной банды. Наши с девчонкой лица скрыты под масками, а я к тому же продолжаю щеголять в бейсболке с натянутым поверх капюшонам. Возможно, не будь этой маскировки и кто-нибудь из взрослых рискнул бы приструнить распоясавшегося хафу. Но к моему счастью, двойной головной убор надежно скрывает мои блондинистые патлы, оберегая нас с Хоши от возможных проблем со стороны зевак. Ками, да когда же я наконец постригусь?

Хоши ведет себя молодцом — не выделывается, ловко и без лишних возражений принимается скармливать терминалу мелочь. Девчонка знает, когда лучше промолчать, это не может не радовать. После оплаты, вооружившись билетами, отчаливаем от стойки с вендинговыми аппаратами и отправляемся на нужную платформу. Проскочив через турникеты, мы едва успеваем втиснуться в забитый под завязку вагон. Двери за нашими спинами сходятся, отрезая обратный путь и поезд трогается. Теперь-то точно пронесло! — с облегчением выдыхаю. А спустя несколько секунд понимаю, что радость была преждевременной. Опасность пришла откуда не ждали. К жопке Хоши, пуская слюни от предвкушения, пристраивается какой-то замызганный мужичок. Только тикана* мне сегодня и не хватало для полного счастья.

Ками, неужели придурок пьян или не видит во что она одета? На что этот болван рассчитывает?

Поплотнее прижимаюсь к Хоши. И когда этот мудень тянет свои грязные лапы к святому, хватаю его за палец и резко дергаю в сторону. По заполненному вагону разносится болезненный вой, вызывая переполох среди пассажиров. И чего так орать, это даже не перелом?

Хоши, мигом смекнувшая что к чему, принимается хлестать извращенца по морде. И, как назло, именно в этот момент поезд останавливается, дверные створки за нашими спинами разъезжаются и в вагон вливается новая волна пассажиров. Начинается давка, людским потоком нас с девчонкой растаскивает по разным концам вагона. Протиснуться обратно не вариант. Несмотря на субботу, вагон забит до отказа — жители страны восходящего солнца привыкли вкалывать по выходным. И это не столько их выбор, сколько упущения законодательной системы. В стране попросту не существует закона, который бы ограничивал максимально-допустимое рабочее время. Поэтому переработки — это неотъемлемая часть культуры, за которую японцы расплачиваются здоровьем, а иногда и жизнью. В их языке даже есть специальное слово «кароси», означающее смерть от переработок — жуткие ребята. Но, возможно, именно поэтому экономика их родной страны настолько развита.

От размышлений, меня отвлекает подозрительное шевеление. Стоящая передо мной, невысокая японка за каким-то хером принимается тереться о мое бедро — не понял, чего это она? И лишь спустя несколько секунду до меня наконец доходит! Во время толкотни, засунутый за пояс, дзюттэ сместился и теперь пикантно выпирает из-под ткани брюк.

Блядь, люди, да что с вами не так?! — ладно мужик, но бабе-то зачем подобным заниматься? Судя по силуэту, она очень даже ничего: невысокая, но фигуристая. Как минимум, задница у нее весьма аппетитная. Абсолютно не понимаю, что движет этой тидзё, неужели в Токио так сложно найти мужика на одну ночь? Разгоряченная женщина оборачивается, чтобы кинуть на меня томный, полный желания, взгляд и все сразу встает на свои места — а вот теперь понятно! Ну, нет, я точно столько не выпью! По роковому стечению обстоятельств, именно в этот момент вагон тормозит, чтобы выпустить старых пассажиров и принять на борт новых. Из-за этого «подлого» маневра, моя любвеобильная соседка оступается и буквально наваливается на меня всем весом, отчего металлическая дубинка в моих штанах, задирая юбку, проскальзывает туда, куда не следовало — ах, инерция — бессердечная ты сука! До ушей доносится приглушенный стон — не к добру! Словно подтверждая мои опасения, эта ненормальная принимается остервенело двигать задом. И только я думаю, что хуже быть уже не может, как свежая партия, спешащих по делам, японцев еще сильнее утрамбовывает своими телами внутренности вагона.

— АААААААААХ!!! — нужно будет избавиться от оскверненного дзюттэ.

После того как сладострастный, женский стон разносится по вагону, мы с извращенкой моментально становимся центром внимания. И ладно бы эта ненасытная бестия успокоилась и прекратила насиловать дзюттэ в моих штанах, но куда-там, с каждой секундой она лишь сильнее заводится. А между тем, остальные пассажиры усиленно делают вид, что ничего странного не происходит. Причем некоторые из них откровенно пялятся, да и остальные соседи по вагону нет-нет, а бросают в нашу сторону заинтересованные взгляды. С этой страной точно не все в порядке! Оценивая происходящее, ощущаю острый приступ ностальгии. В моем родном городе, нас бы за такой перфоманс мигом опиздюлили.

На перрон станции Уэно ступаю с четким ощущением того, что меня совсем недавно поимели. Чувствую себя оплеванным, спину прожигают взгляды остальных пассажиров.

— В жопу метро!

— В жопу метро!

В сердцах выдаем мы с Хоши, не сговариваясь. Наконец-то эта треклятая поездка завершена. Каким же я был дураком, когда принял решение избавиться от байка. Может вернуться за ним, пока не поздно? Но дурная мысль моментально вылетает из головы, стоит мне представить обратный путь. Это ведь придется лезть обратно, в вагон полный извращенцев — бррррр, ни один, даже самый крутой, Кавасаки не стоит подобного подвига.

— Позвони мне, жеребец. — довольная, светящаяся от счастья, дамочка суёт мне в ладонь визитку. После чего, эротично покачивая задом, растворяется в людском потоке.

— Антон. — голос девушки подозрительно спокоен, печенкой чую — не к добру. — Это что сейчас такое было? — ее взгляд проходится по мне, словно сканер, и замирает на темном пятне в области паха. В глазах Хоши разгораются первые искорки осознания. Она не могла не слышать стонов тидзё и сейчас в ее прелестной головке выстраивается весьма стройная логическая цепочка. И пускай полученные выводы будут в корне неверны, но попробуй теперь ее убеди в обратном. Куда проще повторить все подвиги Геракла, чем переубедить девушку, когда та уже все для себя решила. К тому же Хоши явно на взводе. Поэтому единственным верным шагом в этой ситуации будет тактическое отступление. Пока усиленно подыскиваю выход из сложившейся передряги, над головой девушки зарождается самая настоящая буря.

За хрупкими, девичьими плечами начинают бесноваться плотные потоки Ки, сплетаясь в фигуру печальной, бледной дамы с черным лакированным луком наперевес. Призрак женщины парит в воздухе, отчего ее роскошная, шелковая юката колышется под потоками неосязаемого ветра. Мы встречаемся с незнакомкой взглядами и я моментально понимаю, ОНО живое. Загадочная женщина с юми — не просто бездушная энергия, она нечто большее.

В этот момент, глаза Хоши окончательно стекленеют, а черты лица разглаживаются. Эмоциональная до этого мордашка превращается в бездушную маску. Ох и не нравится мне все это…

— «Оно» хочет… — хлесткая пощечина затыкает Хоши на полуслове.

Вот уж не знаю, чего она там хотела сказать и знать не хочу. Чувство тревоги, во время произнесения этой фразы, просто зашкаливало, поэтому я не придумал ничего умнее, чем банальное рукоприкладство.

Смачный шлепок приводит девушку в себя, ее глаза стремительно проясняются, теряя былую мутность. Печальный призрак женщины за ее спиной рассасывается, словно мираж. Мне остаётся лишь с облегчением выдохнуть и расслабить наконец булки. Кажется, буря миновала…или нет?

— А. а…а.а.х. — обескураженная пощечиной Хоши принимается хватать ртом воздух. Прелестные глазки девушки опасно поблескивают, но не от внезапной вспышки гнева, а от подступающих слез — ну, нет, пожалуйста, давай не будем! Но мои мысленные мольбы идут на хер, через секунду запруда в виде нижних век дает сбой и слезы бурным потоком изливаются на щеки, вымачивая маску. — Кобель, скотина, чтоб тебе каппа член откусил! Ненавижу! Проклятый бабник, надеюсь ты подцепил гонорею от этой шлюхи! Она ведь даже некрасивая! Будь ты проклят озабоченный коротышка…

Понеслась моча по трубам! И как прикажите останавливать этот всемирный потоп?

Эх, была ни была, аккуратно приобнимаю, ревущую, девушку и прижимаю покрепче к себе. Маленькие кулачки упираются мне в грудь и принимаются тарабанить по ней, будто по закрытой двери. Ругательства становятся все грязнее. Некоторые особо заковыристые перлы старательно запоминаю. С моим жизненным кредо: "влипай во всякое дерьмо, пока не сдохнешь" они мне рано или поздно пригодятся. Надо бы чего-нибудь сказать в ответ, но вот что? Как бы мне ее отвлечь или подбодрить? На ум приходит только одна идиотская затея — заткнуть ее поцелуем, но мы оба в масках, а светить лицами при таком столпотворении чего-то совсем не хочется.

— Знаешь, если продолжишь так реветь, то мокрое пятно будет не только на штанах. — боже, что я несу?

Хоши после моей невинной шутки принимается реветь еще усерднее. А удары в грудь становятся на порядок чувствительнее. Вместо разрядки дурацкий каламбур лишь усугубляет проблему, а ещё говорят, что юмор способствует взаимопониманию.

Антон пора признать, переговоры — не твое. Если бы такого придурка, как ты, отправили вызволять заложников из какой-нибудь передряги, то, ты — Антоха, своим длинным языком наверняка подписал бы всем гражданским смертный приговор. Просто заткнись, заткнись и обнимай покрепче, в надежде на то, что рано или поздно у девки наступит обезвоживание и она прекратит слезоточить.

Но проходит пять минут, а она все не прекращает. Когда часы на притолоке перрона отсчитывают десятую минуту, я смиряюсь с неизбежным и принимаюсь нашептывать на маленькое ушко всякие глупости. Милота, льющаяся из моих уст, звучит нелепо и неправдоподобно, но, к моему удивлению, Хоши постепенно успокаивается. И даже поплотнее прижимается ко мне, обхватывая ручками мой торс. Правда, длится эта идиллия не долго.

— Ну ты и урод, тебя и такое заводит?! — внезапно девушка вырывается из объятий и отвешивает мне пощечину, после чего бросается к выходу из метро. — Больной ублюдок!!!

Провожаю ее недоуменным взглядом — и как это понимать? Вот ведь неуравновешенное племя.

Проходящие мимо девочки-подростки бросают на меня странные взгляды и тут же принимаются хихикать. Только не говорите, что это снова произошло? Опускаю взгляд, чтобы подтвердить свои худшие опасения. Дерьмо! — я точно выброшу этот гребанный дзюттэ!

Последний раз бросаю взгляд на циферблат — полдень. Пора в путь, если не хочу пропустить обед.

Денег на автобус нет, поэтому приходится пилить пешком. Но я не унываю, ведь самое худшее позади. Главное, я выбрался и впереди меня ждет горячий душ, вкусная еда и крутая подборка манги в комнате Тон-Тона. Что может быть лучше? Еще парочка подобных приключений и я точно пополню ряды хикикомори. Все же не зря бывший хозяин этого тела практически никогда не покидал пределов собственной комнаты. Хитрый Тон-тон сразу просек что, Токио — опасное местечко.

— Приветствую сэмпай! — да когда же это закончится?! У желанного порога меня ожидает Мичи. Вид мальчишка имеет хмурый и весьма решительный. — Я вызываю вас на бой! — так и подмывает ответить знаменитой поговоркой про бой с губой, но на японском это будет звучать весьма двусмысленно.

— Нафига? — не понимаю я его мотивов.

— За последние дни я многому научился у сэнсэя Уэсибы! Я докажу вам, что не стану обузой! — понятно, мальчишка с чего-то решил, что если продемонстрирует мне свою крутизну, то я дам добро на вступление в наш маленький кружок предателей родины.

— А до завтра это подождать не может? — смотрю на вожделенную дверь, маячащую за спиной пацана. Всего несколько метро и я наконец дома.

— Сэмпай, я начинаю! — от Мичи ритмично расходятся волны Рейки, словно во время морского прибоя — не понял? Это что за сэнсэй такой, который за десяток дней умудрился научить мальчишку использовать Рейки. Неужели этот Уэсиба родственник легендарного Морихэя? Да-нет, бред какой-то, зачем кому-то из сыновей основателя Айкидо ютиться в маленьком додзе посреди не самого фешенебельного района. Да еще и собственноручно обучать левого мальчишку без роду и племени. Видать обычный однофамилец, решивший заработать немного очков репутации на известной семейке. Для Японии такая практика в порядке вещей. Но должен признать, обучает «самозванец» на совесть, раз сумел за столь короткий срок вдолбить в абсолютно нулевого пацана основы управления Ки. — Защищайтесь!

Волна эфемерной Рейки проходит сквозь мое тело, впрочем, никаких негативных последствий я после этого контакта не ощущаю. Видимо, малец еще не настолько хорошо освоился со своей Ки.

— А-ну, свали с дороги засранец. Твой сэмпай сегодня и так настрадался, еще и ты исполняешь. — делаю шаг в сторону мальчишки и едва не падаю на ровном месте.

Правая нога отчего-то ступает не вперед, как положено, а по диагонали. Из-за этого непреднамеренного маневра я почти приземляюсь на жопу, лишь в последний момент перед падением умудряюсь удержать равновесие. Вот была бы умора, исполни я нечто подобное на глазах у собственного кохая. Ладно, оступился, с кем не бывает. Всего на секунду отрываю, вторую ногу от земли, чтобы принять устойчивое положение и именно в этот момент сквозь меня проносится еще одна эфемерная волна Ки. Внезапно тело перестает адекватно воспринимать команды от мозга и я, как мешок с картошкой, заваливаюсь набок. Отточенные рефлексы позволяют сгруппироваться перед падением, но даже так — приятного от столкновения с брусчаткой мало. Зато теперь мне становится ясно, какое предназначение у этих сраных волн. Они попросту ухудшают координацию, превращая меня в подобие какого-то забулдыги, высосавшего за раз ни один литр саке.

Ладно малыш, хочешь поиграть? Давай поиграем!

Интерлюдия.

— Председатель, у нас ЧП! — задремавший над бумагами Нацукава вздрагивает и переводит осоловевший взгляд на, ввалившегося в помещение, помощника.

— Если это какая-то мелочь, то в этом месяце остаешься без премии. — осаживает наглого подчиненного, раздраженный из-за недосыпа, председатель.

— Дежурные каннуси Ясукуни-дзиндзя* утверждают, что сикигами* на станции Уэно зафиксировали аномальную Синки! — тараторит в ответ Такахаси, глаза молодого мужчины при этом горят фанатичным огнем.

Но Нацукава не разделяет энтузиазма секретаря. На его памяти это уже десятый случай за год. Каннуси из Ясукуни-дзиндзя постоянно, что-то "обнаруживают" — дармоеды делают все, чтобы им не снижали финансирование. А верховные Гудзи этого храма и вовсе зажрались, пользуются протекцией Императора, чтобы набивать собственные карманы. Надо бы устроить им внеочередную проверку, посмотреть куда уходят казенные деньги — делает мысленную пометку председатель, после чего возвращается к беседе с секретарем.

— Такахаси, если ты собираешься врываться ко мне всякий раз, когда кто-то в столице будет использовать Синки, то…

— Председатель, это был призыв! — как на духу выдает секретарь. И в этот момент его даже не смущает, что своими действиями, он грубо нарушает субординацию, ведь призыв может означать только одно: Япония будет жить!

— Ками милосердные!!! — от этой новости налет сонливости моментально слетает с разума председателя и он принимается споро раздавать указания. — Вызывай дежурную группу оммёдзи*, пускай потрошат сикигами на станции Уэно и гадают хоть до кровавых соплей. Мне плевать, если кто-то из них впадет в кому или заработает геморрагический инсульт, главное, чтобы к завтрашнему утру я знал все о новой мико*!

— Уже. — секретарь опускает голову в жесте раскаяния. — Простите председатель! Я взял на себя смелость и уже раздал указания. Дежурная группа в пути.

— Занеси себе выговор в личное дело и выпиши премию.

— Председатель, а может наоборот? Если я продолжу так делать, то после увольнения никто не примет меня на работу. — тон вопрошающего полон просительных ноток.

— Так в этом и смысл, Такахаси.

Дом, тишина и покой.

Горячая еда и манга.

Мудр был Тон-Тон.

Чертова гейша!

Минус еще один друг

Дзюттэ осквернен

Печален дух самурая.

Какое дзютто у хафу.

Страшно в токийском метро.

Метро. Поезд. Дорога.

Тикан. Тидзë. Дзюттэ.

Синки. Мико. Слëзы.

В японском метро секс внезапен!

Упругая попка, фигурка на пять…

Обернулась… Ааааа! Крокодил!