Я не удивилась, когда полицейские попросили нас с отцом снова прийти для дачи показаний. Когда это случилось, я должна была нервничать, но вместо этого на меня снизошел жуткий покой. Я чувствовала себя так, словно плыла по миру в непроницаемом пузыре, который не только защищал меня, но и отводил подозрения. Представив его, я поняла, что он полон чужой крови, теплой и пахнущей мокрыми монетками. Не сомневалась, что копы интересуются не мной, а Дереком Шехтером, и оказалась права.

Я им рассказала.

- Думаю, ты должна побыть дома некоторое время, - сказал отец.

Он перемешал грибы на тарелке, прежде чем проглотить один.

- Не могу. У меня прекрасная посещаемость, я только раз отпросилась на полдня.

- Я просто переживаю за тебя. Вокруг творится какое-то безумие.

Я пригубила каберне.

- Я в порядке. Правда. Не хочу запускать учебу или пропускать игры.

- А я не хочу волноваться, что ты встретишь этого Дерека.

- Не встречу. Его отстранили от занятий.

- Но вы из одной компании. С ним ведь дружит бойфренд Эми?

- Да, но Дерек под домашним арестом.

- Не думаю, что это его остановит. Он смутьян.

Я пожала плечами и улыбнулась:

- Не беспокойся. У меня всегда есть твой ключ-нож. Я знаю, как им пользоваться. Поверь.

- Попадись он мне в руки, обрадовался бы твоему ножу.

- Хватит, папа. Пусть полиция этим занимается.

Он стиснул челюсти, мрачно жуя:

- Надеюсь, его скоро арестуют.

Они это сделали.

На День матери Дерека Шехтера обвинили в сексуальном насилии с отягчающими обстоятельствами. Симона выдвинула обвинения. Полицейские забрали парня из дома, пока его родные дарили маме презенты. Видеть, как первенца уводят в наручниках, наверное, незабываемый подарок. Родители сразу же заплатили за него залог, и ему велели не покидать город.

Эми выпалила это все горячечным монологом, пока мы покупали новые шмотки к лету. Были вдвоем в костюмерной, и она жаловалась, что ей нужно сбросить пять фунтов. Хотела, чтобы я сказала, какая она худышка. Я так и сделала. Один из сарафанов отлично на ней сидел, но на Эми Хайдник смотрелся бы и заляпанный дерьмом мешок. Что еще хуже, она это знала.

- Что насчет писем с фотографиями? - спросила я.

- Не думаю, что они смогут на него это повесить. Брайан и Дерек больше волнуются из-за смерти мистера Блэкли, просто с ума сходят. Копы нашли таблетки для изнасилований на месте убийства и думают, что их же Дерек скормил Кейтлин. Ищут связи. Безумие какое-то!

- Боже. Они что, хотят обвинить его еще и в убийстве?

- Не знаю. Но Шехтеры наняли адвоката. Все это ужасно, Ким. Просто ужасно, - oна закружилась перед зеркалом. - Как я смотрюсь в зеленом?

Проблемы Дерека с законом ужасно меня веселили, но я занервничала, представив: от испуга он рассказывает, как я подговорила его изнасиловать Кейтлин. Я могла все отрицать - и так бы и поступила, - но все равно было немного неприятно оттого, что мои разговора с копами еще не закончились. Впрочем, пока меня не вызывали в полицию. Либо Дерек Шехтер держал рот на замке, либо проболтался, но никто ему не поверил.

Школа гудела от новостей как улей. Исходила ядовитыми слухами. Имя Кейтлин Блэкли снова было у всех на устах, и к черту возможное наказание. Мы словно очутились в сердце оскароносной драмы, она захватила всех, хоть и не каждый в этом признавался. Даже учителей и родителей. Несмотря на нежелание отца, я продолжала ходить в школу. Не хотела пропустить ни минутки этого безумия, хотя бывало, что мелкий траходемон пытался заставить меня выблевать кишки. Я курила сколько могла (это было абсолютно отвратительно), но боялась, что запах сигарет останется на одежде. Записалась в спортзал и доводила себя до изнеможения гирями, тренажерами и всякими безумными тренировками. Я продолжала пить виски и скотч на ночь, падая в кошмары, от которых по утрам была вялой.

Когда позвонила Симона и сказала, что Кейтлин может принимать гостей, я была так счастлива, что бросилась прямо к машине. Было воскресенье, отец никуда не ехал, так что я могла ее взять. Во время поездки слушала любимый саундтрек - белый шум - на полную громкость.

Симона открыла дверь. Выглядела как после обширного инсульта. Вся - серость и разрушение. Внутри дома Блэкли царили тени и удрученность, в воздухе воняло забытым в ведре мусором, разбросанные вокруг грязные тарелки говорили о долгих, полных уныния днях. Семья погрузилась в бездны отчаяния своего нового мира. Их дом был не единственным, что лежало в руинах.

- Мама Боба заходит, чтобы помочь, - сказала Симона. - Но я просто не хочу ничего делать.

- Понимаю.

- Далтон гостит у дедушки с бабушкой. Мне хватает Кейтлин.

- Как она?

Взгляд Симоны стал отстраненным. Подбородок задрожал.

- Не знаю, вернется ли она.

Я обняла ее, прижала к себе. Вскоре Симона уже плакала мне в плечо и мне потребовалась вся выдержка, чтобы не сунуть руку ей между ног и не схватить за """киску""". Хотелось откусить ей губы и заляпать стены ее мозгами.

Успокоившись, Симона проводила меня наверх.

- Думаю, твой визит поднимет ей настроение, - сказала она. - Я очень тебе благодарна, Ким. Предупреждаю, что это непросто - видеть ее такой.

Кажется, я всю жизнь только об этом и мечтала - увидеть капельку спермы и соплей, участницу гонок на выживание, гребаную Кейтлин Блэкли. Она была моим шедевром, жертвой террористической атаки на душу в результате внедрения и самого ужасного из предательств. Хотела бы я, чтобы это мгновение остановилось.

Симона открыла дверь, и мы вошли в комнату. Сперва я увидела комод и вспомнила, как мистер Блэкли трахал меня на нем, называя именем дочери. Знать, что ты трахалась с тем, кто теперь мертв, было приятно само по себе. Жалюзи не подняли - в щели сочился призрачный серый свет. Пылинки и частички отмершей кожи вились в воздухе как мошкара. Пахло затхлостью, грязным бельем и использованными салфетками.

Кейтлин лежала в постели под одеялом, хотя в комнате было жарко и душно. Руки и шею покрывали синяки и царапины. Она нанесла их сама. Волосы были спутанными и грязными, и я прикинула, как давно она мылась. Представила, что мать пытается усадить ее в ванну, а она вырывается, царапается и орет, словно ей в пизду нож всадили. На столике у кровати стоял органайзер для таблеток, вроде того, каким пользуются старые пердуны, с отделениями по дням недели. Открытки были прикреплены к изголовью, отчего то казалось недоделанным мемориалом.

- Привет, Кейтлин.

Она повернулась ко мне. На лице не отразилось ничего, но глаза заблестели от слез. Ладонь показалась из-под одеяла и потянулась ко мне. Костяшки были сбиты и еще не зажили. Я взяла ее руку в свою, борясь с желанием содрать свежую кожицу и съесть ее. Кейтлин была холодной как снег и такой же белой. Руина, а не девочка. Когда она заговорила, показалось, что из ее горла лезут ржавые гвозди. Я задалась вопросом, почему она вообще так хрипит.

Эта мысль меня возбудила.

- Ким, ты пришла.

- Ну конечно.

Кейтлин села в постели.

- Я боялась, что ты на меня сердишься.

- Господи, да за что?

Она шмыгнула носом, и я села на кровать и заправила прядку волос ей за ухо. Кейтлин грустно улыбнулась - на щеках появились ямочки. Казалась почти ребенком - такая маленькая и слабая.

Симона вернулась в комнату и унесла органайзер с таблетками.

- Побудьте вдвоем.

Ушла, но оставила дверь приоткрытой.

- Мне пришлось рассказать маме, - объяснила Кейтлин. - О Дереке. Она понимала, что я не буду просто так спать с парнем. Знала, что что-то было не так.

- Ты будешь свидетельствовать против него?

Ее лицо скривилось:

- Не знаю. Не думаю, что смогу.

- Тебе придется. Говорить обо всем в суде - на глазах у кучи народа.

Слезы уже потекли, мои соски стали твердыми, как камешки.

- Что в том органайзере?

- Успокоительное и снотворное.

- Ты не выглядишь спокойной.

- Еще бы, со всем этим. Знаешь, на днях я зашла в фейсбук и прочитала сообщения. Люди хотят, чтобы я себя убила!

- О, Кейтлин. Мне так жаль. Это ужасно.

- Разве можно после такого успокоиться?

- А ты уверена, что принимаешь достаточно таблеток?

Она сморгнула слезы:

- Делаю, что велел доктор. Они почти не помогают.

- Это потому, что доза маленькая.

Она вопросительно на меня посмотрела.

- Принимай сколько нужно, - сказала я. - Доктора ограничивают нас потому, что многие пациенты становятся зависимыми от обезболивающего. Вот и все. Если таблетки не помогают, прими больше. Сколько хочешь.

Передоз был бы прекрасным финалом для Кейтлин. Она подумала над моими словами и покачала головой.

- Я вообще их не хочу.

- Знаешь, - сказала я, - думаю, мне не стоит этого говорить, но ты имеешь право знать.

Я немного помолчала. Кейтлин заерзала.

- Что? - спросила она.

- Они... они думают, что это Дерек убил твоего отца.

Ее лицо покраснело, исказилось в ужасной гримасе.

- Что? О, господи, - oна закрыла его руками. - Нет. Нет!

- Думают, что они поссорились и Дерек его зарезал. Около тела были таблетки для изнасилований, вроде тех, которыми он накачал тебя. Копы считают, что все это как-то связано. Может, твой папа узнал...

- Это я виновата! - заплакала она. - Во всем!

- Почему?

- Папа так разозлился, когда по школе поползли сплетни. Говорил, что убьет Дерека. Мы ему не верили. Боже, наверное, он угрожал Дереку или сделал что-нибудь и тот убил его, защищаясь. Папа умер из-за меня!

Теперь она рыдала. Я прижала Кейтлин к груди, чтобы насладиться ее страданием.

- Все будет хорошо, - сказала я.

- Нет. Не будет! Никогда!

Кейтлин ревела, и дверь распахнулась. Вошла Симона со стаканом воды в руке. В другой, сжатой в кулак, что-то было.

- Я не хочу таблеток! - закричала Кейтлин.

- Милая, это сильная. Она тебя успокоит.

Симона наклонилась к нам, Кейтлин отшатнулась и выбила стакан из руки матери. Он ударился о стол, разлетелся на части. Кейтлин заорала, словно банши, на ее лице вздулись вены. Я вскочила с кровати, чтобы полюбоваться, как Симона пытается обнять дочь. Кейтлин отбивалась и вопила как одержимая. Когда Симона навалилась на нее, Кейтлин вывернулась и схватила крупный осколок.

Я не моргала, не желая пропустить ни секунды.

Кейтлин вывернулась из хватки матери, развернула осколок кромкой к себе и вонзила его во внутреннюю часть предплечья. Дернула вверх, разрезав руку, прежде чем Симона смогла его вытащить. Комната словно взорвалась - руки и ноги замелькали в воздухе, кровать тряслась, лампа упала со столика, мать с дочерью боролись, кровь заляпала простыни.

- Держи ее за ноги! - закричала Симона.

Я забралась на кровать и вцепилась в молотящие по воздуху ноги Кейтлин, наслаждаясь тем, что удерживаю ее, - это походило на связывание. Простыни слетели с кровати. Симона пыталась остановить ими кровь. На Кейтлин были только длинная (без сомнения, папина) футболка и трусики. Я оказалась между ее голых ног, наслаждаясь прикосновением к гладкой, детской коже. Вдохнула свежий медный запах крови, и перед глазами поплыло от желания. Моргнув, я вернулась в действительность. В наших руках Кейтлин перестала кричать и зарыдала так ужасно, что у нее начались судороги. Дышала громко и прерывисто. Снова гипервентиляция.

Симона закричала от ужаса и отчаяния. Схватила ингалятор со столика у кровати и попыталась запихнуть его Кейтлин в рот, другой рукой зажимая рану. Простыни стали красными и скользкими, изголовье и стены покрылись кровавыми пятнами и отпечатками. Кейтлин трясло так, словно она сидела на электрическом стуле. Когда Симона засунула ингалятор ей в рот, Кейтлин сжала зубы так сильно, что он треснул и разлетелся на части. Ее глаза закатились.

- Вызывай скорую! - вскричала Симона.

Я достала мобильник и вышла из комнаты. Не хотела пропустить шоу и не желала, чтобы медики приехали вовремя. Стояла в коридоре, прислушиваясь к воплям Симоны, и ждала, когда можно будет набрать 911.

- Кейтлин! - рыдала Симона. - Дыши, милая! Дыши!

Если ждать слишком долго, она решит, что я медлю специально. После нескольких тяжких минут я набрала номер и попросила прислать скорую, а потом вбежала в комнату, чтобы увидеть, как умирает Кейтлин.