Глава двенадцатая
Спенуэлл — крохотная деревушка, вряд ли заслуживающая этого названия. Одна улица, телефонная будка и лавка, открытая всего два часа во второй половине дня. Семья Скарлетт живет в большом современном доме из уродливого бурого кирпича, слегка скрашенном плющом. Рут ставит машину за «мерседесом» Нельсона и двумя полицейскими автомобилями. Приезд полиции не укрылся от маленькой общины. Кучка детей смотрит широко раскрытыми глазами с другой стороны улицы, в окнах тут и там виднеются лица. Выражение их трудно разобрать: любопытные ли, испуганные, радостные.
Когда Рут подходит к дому, Нельсон появляется из-за угла. Передний сад истоптан башмаками полицейских. Кто-то уложил доски — очевидно, для тележки.
— Рут, — приветствует ее Нельсон, — как вы сегодня?
Рут чувствует себя несколько смущенной. Сегодня она профессионал, эксперт, и не хочет напоминания, что вчера вечером плакала из-за мертвой кошки.
— Лучше, — отвечает она. — Эрик, мой бывший наставник, появился после вашего отъезда.
Нельсон смотрит на нее чуть насмешливо, но говорит лишь:
— Хорошо.
— Где кости? — спрашивает Рут, спеша перейти к делу.
— За домом. Ищейки нашли это место.
В заднем саду, длинном, захламленном, валяются сломанные диваны и велосипеды, высится недостроенная горка из старых досок. Эксперты в белых комбинезонах толпятся вокруг большой ямы. Ищейки неистово виляют хвостами, натягивая поводки. Рут потрясенно осознает, что Хендерсоны тоже здесь. Мать и отец Скарлетт молча стоят у задней двери. Мать, довольно молодая, бледная, хорошенькая, с длинными темными волосами, выглядит потерянной. Она в пурпурной бархатной юбке и босиком, несмотря на холод. Отец постарше, лицо у него чуточку крысиное, худощавое, глаза водянистые. В саду трое их детей беззаботно играют на недостроенной горке.
— Это доктор Рут Гэллоуэй, — говорит Нельсон одному из людей в белых комбинезонах. — Специалист по захороненным костям.
«Будто собака», — думает Рут.
Рут смотрит на яму, идущую по меже между участком Хендерсонов и соседским. Ближе к дому находится дощатый забор, но здесь, в конце сада, только камни. «Граница», — думает Рут. В голове звучит голос Эрика: «Он обозначал границу. Нам следовало с почтением отнестись к этому месту».
— Была здесь стена? — обращается Рут к ближайшему человеку в белом комбинезоне, но отец Скарлетт, услышав, выходит вперед.
— Была старая, кремневая. Лет пять назад я построил из кремней печь для обжига кирпича.
«Если здесь существовала стена, — думает Рут, — кости вряд ли могут быть новыми». Ей не хочется, чтобы это оказались кости Скарлетт. Не хочется, чтобы родители явились убийцами; ей хочется, чтобы Скарлетт была живой.
Белые комбинезоны отступают назад, и Рут с набором инструментов для раскопок в рюкзаке опускается на колени у края ямы, достает маленький мастерок и начинает осторожно соскребать землю с боков. Выемка грунта чистая, Рут видит следы лопат, земля располагается аккуратными слоями, как в торте: тонкий верхний слой почвы, затем характерный торфяной грунт этой местности и линия кремней. Внизу, примерно на метровой глубине, Рут видит желто-белые кости.
— Вы трогали что-нибудь? — спрашивает она.
Человек в белом комбинезоне отвечает:
— Нет. Не велел старший детектив-инспектор.
— Хорошо.
Нельсон склоняется к уху Рут. От него пахнет табаком и лосьоном.
— Кости человеческие?
— Думаю, да. Только…
— Что только?
— Они не были закопаны.
Нельсон садится на корточки рядом с ней.
— Как это понять?
— При похоронах слои земли перемешиваются. Вот посмотрите сюда, — указывает она на края ямы. — Здесь все слои целы. Кости положили на землю, и земля за столетия покрыла их.
— За столетия?
— Думаю, они относятся к железному веку. Как и те, другие.
— Почему?
— Здесь есть керамика. Судя по виду, железного века.
Нельсон смотрит на нее несколько секунд, потом встает и подзывает людей в белых комбинезонах.
— Все ребята, порядок. Можно больше не волноваться.
— В чем дело, босс? — спрашивает один из них.
Босс! Рут едва верит своим ушам.
— Хорошая новость — это человеческие кости. Скверная — они пролежали в земле около двух тысяч лет. Поехали отсюда.
Через час Рут собрала кости и отправила в университетскую лабораторию на датирование. Хоть она и уверена, что находка из железного века, но что это значит? Поскольку останки не были похоронены в торфе, тело не сохранилось. Есть какая-то связь с останками, обнаруженными на краю Солончака? И связаны ли между собой останки, тропа и хендж? Голова ее лихорадочно работает, но она старается сосредоточиться на травяном чае и разговоре с родителями Скарлетт, Делилой и Аланом — как они предложили их называть.
Рут не совсем понимает, как оказалась здесь, в неухоженной кухне Хендерсонов, на шатком табурете, с керамической кружкой в руке. Знает только, что Нельсон охотно принял приглашение от ее лица.
— С удовольствием, — сказал он. — Спасибо, миссис Хендерсон.
— Делила, — устало поправила та.
И вот они находятся в этой кухне, слушая рассказ Алана Хендерсона о нырянии и хныканье младшей дочери Хендерсонов, Океаны, сидящей на высоком стульчике.
— Она тоскует по Скарлетт, — с невыносимым смирением произносит Делила.
— Конечно, — мямлит Рут. — Сколько лет… э… Океане?
— Ей два, Скарлетт четыре, Юэну и Тобиасу по семь, Мадди шестнадцать.
— По вашему виду не скажешь, что у вас есть шестнадцатилетний ребенок.
Улыбка озаряет бледное лицо Делилы в обрамлении густых волос.
— Мне было шестнадцать, когда я ее родила. Естественно, она не дочь Алана.
Рут смотрит на него, Алан просвещает Нельсона относительно линей. Нельсон поднимает голову и встречается взглядом с Рут.
— У вас есть дети? — спрашивает ее Делила.
— Нет.
— Я боюсь, — внезапно говорит Делила высоким сдавленным голосом, — что однажды кто-нибудь спросит, сколько у меня детей, и я отвечу: четверо, а не пятеро. Поскольку тогда буду знать, что ее больше нет, что она мертва.
Делила плачет, но беззвучно, слезы бегут по щекам.
Рут не знает, что сказать.
— Мне очень жаль… — Вот и все, что она произносит.
Делила пропускает эти слова мимо ушей.
— Она такая маленькая, такая беззащитная. Запястье совсем тонкое, она до сих пор носит браслет с крещения. Кто мог поднять на нее руку?
Рут думает о Спарки, тоже маленькой, беззащитной и все же жестоко убитой. Пытается вообразить свое горе, усиленное в тысячу раз.
— Не знаю, Делила, — хрипло говорит Рут. — Но старший детектив-инспектор Нельсон, уверяю вас, делает все возможное.
— Он хороший человек, — утирает глаза Делила. — Сильная аура. Должно быть, у него отличный духовный наставник.
— Наверняка.
Рут ощущает на себе взгляд Нельсона. Алан приумолк. Дрожащими руками свертывает самокрутку. Делила дает Океане рисовую лепешку, девочка бросает ее на пол.
В кухню вбегают два темноволосых мальчика и, к удивлению Рут, направляются прямо к Нельсону.
— Гарри! Привез наручники?
— Можно я их примерю?
— Моя очередь!
Нельсон торжественно вынимает из кармана наручники, надевает их на руки одному из мальчиков. Рут неприятно видеть их на костлявых запястьях, но мальчишкам это явно нравится.
— Моя очередь! Дай мне!
— Они были у меня всего секунду. Меньше секунды.
Рут снова поворачивается к Делиле и с изумлением видит, что та кормит Океану грудью. Рут часто подписывала петиции за право женщины кормить детей грудью на людях, однако находит это весьма неловким. Тем более что Океана уже в состоянии сбегать на угол в лавку за чипсами.
Она отводит глаза, и взгляд ее падает на пробковую доску над кухонным столом, покрытую разноцветными приглашениями на вечеринки, оторванными специальными предложениями, детскими рисунками, фотографиями. Видит фотографии Скарлетт, держащей маленькую Океану, и близнецов с футбольным призом. Потом еще одну. Это выцветший моментальный снимок Делилы и Алана у вертикального камня — возможно, возле Стонхенджа или в Эйвбери. Но внимание Рут привлекает не камень, а еще один человек на снимке. В джинсах, в майке, с короткими волосами, но это определенно Катбад.