Глава шестнадцатая
Секретность в свободном обществе

Народы стран свободного мира питают отвращение к секретности в деятельности правительства. Им кажется, что если их правительство окружает покровом тайны свои действия, то за этим кроется что-то зловещее и опасное. Это может быть началом установления автократической формы правления или связано со стремлением скрыть свои промахи и ошибки.

Поэтому трудно убедить народы таких стран в том, что национальные интересы иногда требуют сохранения некоторых вещей в тайне, что свобода самого народа может оказаться в опасности, если слишком много будет говориться о мероприятиях по обеспечению национальной безопасности в ходе трудных дипломатических переговоров. В конце концов все, что правительство или средства массовой информации сообщают народу, незамедлительно становится известно и противнику. Общеизвестно, что человек по злому умыслу или небрежности разглашает тайну, тем самым он выдает ее Советам, а это равносильно тому, что он передал им важные секретные сведения. Стоит ли тратить миллионы долларов на организацию борьбы со шпионажем, если секреты подобным образом разглашаются? Я считаю, что правительство зачастую является одним из самых злостных нарушителей секретности.

Наши «отцы-основатели» включили положения, гарантирующие свободу печати, в Билль о правах. Так, первая поправка к конституции гласит: «Конгресс не будет принимать законов… ограничивающих свободу слова или печати». С установлением этой и других конституционных гарантий распространилось мнение, что, хотя у нас и есть ряд законов, карающих за шпионаж, мы не можем принять федеральный закон, аналогичный тому, который действует в другом великом демократическом государстве – Великобритании. Английский Закон об охране государственной тайны предусматривает наказание за несанкционированное раскрытие не подлежащей оглашению и секретной информации, и существующая в Англии система судопроизводства позволяет вести процессы, не разглашая публично секретную информацию.

Наш метод разбора дел о нарушениях секретности, по-моему, может быть улучшен, и далее я выскажу некоторые предложения на этот счет. Сотрудники наших разведывательных органов отлично знают, что сохранить свои действия в тайне возможно лишь в том случае, если заранее все тщательно продумать. При существующих законах работник разведки не может рассчитывать на значительную помощь со стороны судебных инстанций в сдерживании тех лиц, которые стремятся раскрыть его деятельность. По собственному опыту могу сказать, что, планируя разведывательные операции, я обдумывал прежде всего, каким образом данную операцию можно скрыть от противника и как сохранить ее в тайне от прессы. Зачастую противник и пресса менялись местами. Для работника разведки в свободном обществе такое положение является одной из жизненных реальностей.

Вопрос заключается в том, в состоянии ли мы улучшить нашу систему обеспечения безопасности и в то же время сохранить наш свободный образ жизни и свободу печати и стоит ли в конечном счете пытаться хотя бы устранить имеющиеся слабости в наших мерах безопасности и выбалтывание секретов. Я убежден, что стоит.

Какими путями происходит утечка секретной информации? Первое – публикация материалов с официального разрешения. Второе – тайная передача секретных сведений в открытую печать недовольными чиновниками, которым не нравится проводимая политика и которые считают, что они должны защищать позиции своего подразделения от посягательства соперничающей группировки или от поборников неугодного им политического курса. Третье – неосторожность. Американцы слишком много говорят и любят похвастать своей осведомленностью. И наконец, существует крайне острая проблема благонадежности лиц, допущенных к секретным материалам, и обеспечения безопасности секретных объектов.

Слабости, присущие нашей нации, отчетливо проявляются в свете тех разоблачений, которые недавно сделал Павел Монат, работник польской разведки, подготовленный для ведения шпионажа в Соединенных Штатах. Полковник Монат занимал высокий пост в польской разведке, до того как был назначен военным атташе в Вашингтоне в 1955 году. Весной 1958 года Монат вернулся в Польшу и, проработав еще год в разведке и проанализировав то, что он увидел во время пребывания в США, решил оставить службу и порвать с коммунизмом. В 1959 году он обратился в наше посольство в Вене с просьбой о предоставлении ему убежища в Соединенных Штатах. В своей книге «Шпион в США» он пишет: «Америка – чудесная страна для ведения шпионажа. В вопросах сохранения секретов – страна довольно бесхитростная… Одним из самых слабых звеньев национальной безопасности… является большое дружелюбие ее народа… Люди жаждут хоть как-нибудь проявить себя…

Я часто встречал американцев, которые, выпив пару рюмок, казалось, не могли ни разоткровенничаться со мной и ни рассказать мне о таких вещах, о которых они никогда бы не рассказали и собственной жене».

Однако наиболее ценные сведения Монат черпал из открытых источников информации. «Американцы, – пишет он, – не только беззаботны и чрезмерно разговорчивы; они и в открытой печати сообщают гораздо больше того, что необходимо для подрыва их безопасности».

Монат описывает, какие сведения ему удалось добыть из «24-го ежегодного отчета о состоянии военно-воздушных сил» объемом в 372 страницы, опубликованного в журнале «Авиэйшн уикли». «Нам потребовались бы месяцы работы и не одна тысяча долларов для оплаты агентов, чтобы один за другим собрать эти факты… Журнал преподнес их нам на серебряной тарелочке».

Он отмечает также такое издание, как «Мисайлз энД рокетс», и особенно печатные органы армии, флота, военно-воздушных сил и морской пехоты, которые ведут «межведомственную борьбу» на страницах печати, а также множество различных руководств и отчетов, публикуемых каждым военным ведомством. Наконец, Монат подчеркивает ту ценность, которую представляли для коммунистической разведки «Протоколы дебатов в конгрессе по военному бюджету». Эти материалы он оценивает как один из лучших источников получения нужной ему информации. «Вооруженным силам США, – добавляет Монат, – должно быть, крайне трудно защищать страну и ее независимость, когда секреты обороны изо дня в день раскрываются перед любым читателем».

Дуглас Кейтер, сотрудник журнала «Рипортер», занимающийся этой проблемой, подвергал ее всестороннему и тщательному анализу. В своей книге «Четвертая власть в государстве» он описал трудности, с которыми сталкивались администрации Трумэна и Эйзенхауэра. «Президент Трумэн как-то заявил, – пишет Кейтер, – что „95 процентов нашей секретной информации публикуется в газетах или журналах“, и высказался за то, чтобы журналисты воздерживались от публикации некоторой информации, даже если они получили ее от уполномоченных на это правительственных источников». На мой взгляд, это слишком жесткое требование, предъявляемое журналистам, хотя мне известны случаи, когда корреспонденты и редакторы по собственной инициативе отказывались публиковать сообщения, которые, по их мнению, могли нанести ущерб национальной безопасности, или консультировались относительно секретности тех или иных сведений.

Кейтер приводит слова, сказанные президентом Эйзенхауэром на пресс-конференции в 1955 году: «В течение более двух лет меня беспокоит неизвестно как происходящая утечка секретной информации». Он также ссылается на министра обороны Чарльза Вильсона, заявившего, что США даже не пытаются скрывать от Советов военные секреты, за обладание которыми мы заплатили бы сотни миллионов долларов, если бы смогли получить нечто похожее о военном потенциале СССР.

Разведывательное сообщество хорошо знало об этой проблеме, и Бедел Смит, будучи директором ЦРУ, был так обеспокоен создавшимся положением, что решил произвести эксперимент. В 1951 году он пригласил на время каникул группу ученых из одного крупного университета страны. Чтобы сберечь их время, Смит снабдил их всеми необходимыми материалами, доступными каждому американцу, газетными статьями, протоколами заседаний конгресса, правительственными сообщениями монографиями, текстами речей. Затем он предложил им определить, какую оценку военных возможностей США составили бы Советы на основе этих открытых источников. Ученые сделали вывод, что группа специалистов, поработав несколько недель с этой литературой, сможет извлечь существенные данные о многих областях нашей национальной обороны. Заключение было направлено президенту Трумэну и другим лицам, разрабатывающим политику на высшем уровне, и признано настолько точным, что лишние экземпляры документа были уничтожены, а оставшиеся засекречены.

Можно ли пресечь подобное разглашение важной информации? В значительной степени это зависит от правительства и конгресса – органов исполнительной власти, которые публикуют или разрешают публиковать различные материалы, в частности протоколы заседаний конгресса и отчеты о результатах тех или иных расследований.

Имеются свидетельства серьезных намерений конгресса ограничить неразборчивую публикацию информации. Член палаты представителей Джордж Магон, весьма уважаемый член конгресса, председатель подкомиссии палаты по ассигнованиям на оборону, в речи, произнесенной в конгрессе 7 марта 1963 г. и получившей широкое освещение в печати, потребовал положить конец «безобразному и нетерпимому» положению.

«Президент, вице-президент и спикер палаты представителей, – заявил он, – должны совместно постараться остановить процесс быстрой эрозии нашей разведывательной деятельности… В Москве, Пекине и Гаване, по всей видимости, аплодируют нашей глупости, поскольку мы публично сообщаем о таких фактах, на добывание которых они охотно затратили бы крупные денежные средства. Крайне важно положить этому конец».

Я, конечно, понимаю, что при решении вопросов, связанных с ассигнованиями, и другими вопросами, в частности при обсуждении военного бюджета, комиссии конгресса должны получать необходимый объем секретной информация от органов исполнительной власти. Но следует ли публиковать такую информацию во всех деталях? Часто специальные и технические детали, представляющие особую ценность для потенциального противника, не представляют большого интереса для общественности. Вряд ли есть необходимость знакомить широкую общественность с такими техническими деталями.

Часто повторяют, что конгресс не в состоянии хранить секреты. Действительность опровергает это утверждение. Манхэттенский проект, разработанный для создания атомной бомбы, на который были израсходованы миллиарды государственных средств, был тщательно охранявшимся секретом в жизненно важной области нашей национальной обороны.

Читатель может возразить, что секреты возможно сохранять лишь в условиях «горячей», а не «холодной» войны. Мой почти десятилетний опыт взаимоотношений с конгрессом и мои связи с подкомиссиями по делам ЦРУ комиссий по вооруженным силам палаты представителей и сената, комиссий по ассигнованиям обеих палат приводят меня к выводу, что можно хранить тайну и вместе с тем предоставлять законодательным органам всю необходимую им информацию. Я не знаю ни одного случая разглашения секретов из-за того, что подкомиссиям сообщались самые сокровенные детали деятельности ЦРУ, в том числе сведения о полетах самолета У-2. Безусловно, труднее обеспечивать секретность в вопросах, которые рассматриваются всем конгрессом и по которым требуется его согласие. Однако нет необходимости посвящать в такие секретные детали, которые министерство обороны, возможно, сочтет нужным сообщить лишь некоторым комиссиям конгресса в связи с представлением развернутых материалов по проекту бюджета.

Открытое и всестороннее обсуждение этого вопроса в органах исполнительной власти и в конгрессе, на мой взгляд, позволило бы изыскать такие меры, при осуществлении которых противник лишится значительной части той информации, которую он свободно получает сегодня. Несомненно, определенная утечка будет происходить и в дальнейшем, но в значительно меньшем объеме. Разве не стоит заняться этим вопросом?

Гораздо сложнее обстоит дело с периодической печатью, в частности с военными и техническими газетам и журналами. Я припоминаю то время, когда разведывательное сообщество разрабатывало планы применения различных технических средств для обнаружения испытаний советских ракет и работ по исследованию космоса. Американские технические журналы всячески старались ознакомить своих читателей, а следовательно, и Советский Союз с детальным устройством радиолокаторов и других технических средств, которые для обеспечения эффективности их действия в силу географических причин надо было разместить на территориях дружественных нам стран, близких к Советскому Союзу. Эти страны проявляли полную готовность сотрудничать с нами при условии обеспечения секретности. Однако выполнение этой важной задачи было поставлено под угрозу в результате разглашения сведений зачастую через наши собственные технические журналы. Сотрудничавшие с нами друзья оказались в весьма затруднительном положении, их отношения с Советами осложнились из-за публикации в печати различных догадок и слухов. Подобное разглашение информации очень мало способствовало благополучию или даже просвещению американского народа, за исключением небольшого числа технических специалистов. Думаю, что такая информация не относится к разряду той, которую «должен знать» американский народ.

Несомненно, в нынешний ракетно-ядерный век чрезвычайно важно широко информировать американский народ о нашем военном положении в мире. В свое время много говорилось о нашем отставании по бомбардировщикам, ракетам и т. д. При этом правительственные органы констатировали, что наш военный потенциал никогда не уступал советскому. Хорошо, если наш народ знает об этом так же, как и советское правительство. Однако нет необходимости давать при этом детальную информацию о том, где располагается каждая подземная ракетная пусковая площадка, сколько мы намереваемся произвести бомбардировщиков или истребителей и каковы их тактико-технические данные.

Наряду с разглашением информации в результате нашей практики открытого государственного управления имеются еще разглашение по неосторожности и преднамеренное разглашение сведений в результате наличия особых интересов и действий каких-то групп или отдельных лиц в правительстве. Преднамеренным разглашением я называю выбалтывание информации теми, кто не имеет права на ее распространение. Чаще всего это происходит в министерстве обороны, а иногда в государственном департаменте. Имели место случаи, когда некоторым работникам казалось, что к их службе или политике, которую они проводят, несправедливо относятся пресса или даже вышестоящие правительственные деятели, поскольку пресса и общественное мнение не располагают «всеми» фактами. По существу, это апелляция нижестоящих работников через головы старших к общественному мнению. Недавно такой случай произошел в связи с передачей стратегических ракет из ведения сухопутных сил в ведение военно-воздушных сил. Временами утечка информации по вопросам политики госдепартамента осуществлялась также через чиновников этого ведомства, если они неодобрительно относились к ней. Такое разглашение сведений о деятельности государственного департамента позволяют себе и другие органы, обычно военные, если у них есть расхождения в точках зрения на те или иные политические проблемы.

Дуглас Кейтер описывает особенно досадное распространение слухов о личной записке государственного секретаря Раска министру обороны Макнамаре. Раск якобы полагал, что даже в случае «массированного нападения СССР в Европе следует отвечать применением лишь обычного оружия». Как сообщает Кейтер, это было «не действительным смыслом записки, а лишь его „толкованием“ кем-то из служащих военно-воздушных сил, явно враждебно настроенным по отношению к позиции государственного секретаря». Потребовалось, добавляет Кейтер, затратить примерно тысячу человеко-часов на расследование, прежде чем удалось установить, кто из генералов пустил слух о записке Раска. Генерала нашли и «сослали» в Максвелл-Филд, штат Алабама.

Разглашение по неосторожности, неумышленное, либо может быть результатом беспечной болтовни, либо спровоцировано ловким репортером. Опросив достаточно широкий круг лиц, репортер часто может по отрывочным сведениям воссоздать полную картину сверхсекретных мероприятий или разрабатываемых программ. Бороться с таким разглашением трудно, поскольку репортеры, прямо или косвенно получающие от этого выгоду, отказываются сообщать источники информации. По это причине почти невозможно с полной уверенностью установить виновное лицо или группу лиц.

За 11 лет службы в Центральном разведывательное управлении я присутствовал на десятках заседаний на самом высоком правительственном уровне, на которых разыгрывались сцены, подобные той, которую я сейчас опишу. Причем все происходило совершенно идентично независимо от того, кто находился у власти – республиканцы или демократы. Высокопоставленный правительственный деятель входит в комнату, потрясая газетой, и говорит: «Какой черт разболтал все это? Лишь пару дней назад мы, сидя за столом вдесятером, приняли секретное решение, а теперь оно расписано в прессе для уведомления нашего противника. На этот раз мы должны найти виновного и повесить его на ближайшем фонаре. Так нельзя больше управлять государством. Надо покончить с этим. Проведите расследование и подготовьте доклад – и чтоб на этот раз были конкретные предложения. Я не собираюсь дольше терпеть подобных вещей в правительстве».

И тогда колеса начинают вертеться. К работе приступает комиссия по вопросам безопасности. Если есть предположение, что имело место правонарушение, могут привлечь к расследованию ФБР. В результате расследования выясняется следующее.

Правительственное решение, сведения о котором были разглашены, излагалось в секретной или совершенно секретной записке, отпечатанной первоначально примерно в десятках экземпляров для рассылки в различные министерства, управления и подразделения правительства, заинтересованные в этом вопросе, при строгом соблюдении принципа «знает только тот, кому необходимо это знать». Затем с этой запиской смогли ознакомиться несколько сотен человек, поскольку она была размножена в большом количестве экземпляров руководителями ведомств для уведомления подчиненных. Возможно, что были направлены телеграммы сотрудникам в страны, где может потребоваться осуществить соответствующие действия. Когда подобное расследование завершается, зачастую устанавливают, что видеть документ или слышать о его содержании и говорить о нем с X, Y и Z могли от 500 до 1000 человек. Никакой чиновник никогда не признается, что при этом были нарушены правила секретности, и никакой корреспондент или публицист не выдаст источника своей информации.

По окончании расследования приходят к заключению, что нарушение совершено неизвестным лицом и установить, кем именно, невозможно. На какой-то стадии расследования директору ЦРУ обычно напоминают, что в соответствии с законом об учреждении ЦРУ он обязан «охранять источники разведывательной информации и обеспечить ее неразглашение», и требуют от него ответа на вопрос, что он делает для того, чтобы обеспечить выполнение этого положения.

Директор ЦРУ, как правило, отвечает, что закон не предоставил ему каких-либо прав по расследованию за пределами Управления и, более того, специально предписывает, чтобы оно не осуществляло каких-либо функций, связанных с обеспечением внутренней безопасности. Кроме того, как видно из истории законодательства, это положение закона прежде всего преследовало цель вменить в обязанность директору ЦРУ обеспечение безопасности своих собственных операций.

Я должен признать, и делаю это с чувством сожаления и печали, что за годы службы в ЦРУ не добился большого успеха в поисках приемлемого и эффективного способа сделать более дисциплинированным наш правительственный аппарат в части сохранения им секретности или хотя бы уменьшить количество неприятных случаев утечки секретной информации, представляющей несомненный интерес для потенциального противника.

Однако положение можно улучшить, и я считал, что необходимо откровенно обсудить этот вопрос. Англичане с помощью своего Закона об охране государственной тайны и других аналогичных мер создали более действенную юридическую систему в этой области, чем мы. При этом они так же, как и мы, ценят и охраняют положение о свободе печати.

Я исхожу из предпосылки, что не следует принимать мер, которые могли бы ограничить свободу печати. Но свобода вовсе не означает полной свободы действий там, где затрагиваются интересы нашей национальной безопасности, и Первая поправка к конституции не была рассчитана на предоставление подобной свободы.

Я не предлагаю решать проблему безопасности путем принятия дополнительных законодательных актов. Необходимо лишь повысить требовательность к исполнению некоторых наших законов по борьбе со шпионажем, о чем я скажу дальше. Просто правительство должна навести порядок в собственном доме, достигнув договоренности между исполнительной властью и конгрессом а затем добиваться добровольного сотрудничества в этой области со стороны органов массовой информации.

Можно предложить следующий порядок действий: 1) органы исполнительной власти, в частности государственный департамент, министерство обороны и разведывательное сообщество, должны сделать все возможное, чтобы воспрепятствовать появлению в печати информации, представляющей ценность для наших противников, и более решительно бороться с утечкой информации из исполнительных органов; 2) с согласия лидеров конгресса необходимо принять меры по ограничению публикаций протоколов конгресса, касающихся секретных проблем национальной безопасности, в частности в военной области. После того как будут достигнуты некоторые успехи по этим двум пунктам, следует провести спокойное (надеемся) обсуждение между непосредственно заинтересованными государственными чиновниками и руководителями прессы и других средств массовой информации – радио, телевидения, технических и военных журналов, – чтобы определить, как и в каком объеме можно и нужно конфиденциально информировать прессу по вопросам, где соблюдение секретности важно для обеспечения нашей национальной безопасности, в частности по вопросам военной техники и разведопераций.

До начала обсуждения может оказаться очень полезным, чтобы заинтересованные представители правительства и прессы познакомились с результатами, достигнутыми Великобританией с помощью системы «уведомления Д», на основе которой пресса добровольно сотрудничает с правительством в деле сохранения военных секретов. Предлагая изучить эту систему, я учитываю, что положение в нашей стране существенно отличается от положения в Англии, где пресса и издательское дело сильно централизованы в одном большом городе, а именно в Лондоне. В Соединенных Штатах нет подобного авторитетного центра по вопросам прессы и публикации. В нашей стране труднее найти некую ограниченную группу представителей сферы распространения информации, мнение которых учитывала бы пресса во всех частях страны. Откровенно говоря, я должен отметить, что сотрудничество английской прессы с правительством установилось на основании Закона об охране государственной тайны и не всегда происходит на чисто добровольной основе. Газеты часто консультируются с соответствующим правительственным ведомством, чтобы быть уверенными, что, опубликовав подобранный материал, они не причинят ущерба безопасности страны.

Система действует уже более пятидесяти лет (она была установлена на следующий год после вступления в силу Закона об охране государственной тайны 1911 г.) посредством комитета, состоящего из четырех представителей правительства – постоянных глав военного министерства, адмиралтейства, министерства военно-воздушных сил и министерства гражданского воздушного флота и 11 представителей организаций, занимающихся распространением информации.

Когда создается угроза разглашения в печати секретных данных, затрагивающих интересы национальной безопасности, секретарь созывает заседание комитета, на котором рассматривается вопрос. Если все представители прессы выражают согласие, в органы массовой информации направляется соответствующее предупреждение. В экстренных случаях секретарь имеет право направить «уведомление Д» под свою ответственность, при согласии не менее двух представителей прессы. Если впоследствии другие представители прессы будут возражать против «уведомления Д», оно может быть отменено, однако такого случая еще не было ни разу, поскольку чрезвычайные полномочия использовались крайне редко, лишь когда большое значение имел временный фактор.

«Уведомления Д» касаются военных вопросов, раскрытие которых в печати причинило бы ущерб национальным интересам. В докладе, подготовленном комиссией во главе с лордом Рэдклиффом, рассматриваются проблемы обеспечения безопасности в Англии, и в частности вопрос об эффективности системы «уведомления Д». В докладе отмечается, что «имели место случаи нарушения установленного порядка… чаще по беспечности, чем преднамеренные, и при этом никогда не приходилось сталкиваться с упорством после того, как секретарь обсуждал вопрос с ответственным редактором». Благодаря этой системе, отмечается в докладе Рэдклиффа английское правительство получило возможность «не пропускать в открытую печать, на радио и телевидение многие материалы… которые необходимо держать в тайне, которые были бы полезны другим державам… и которые, по нашему мнению, никаким другим способом невозможно было бы сохранить в секрете». В докладе также подчеркивается, что система «уведомления Д», «по-видимому, удовлетворяет обе стороны», и говорится, что по данным, которыми располагает комиссия, «ни та, ни другая сторона не желает вносить изменения в существующую систему», и комиссия рекомендует и далее применять ее в том виде, в каком она действует сейчас.

Подробное ознакомление с этой системой позволит выяснить, нельзя ли некоторые ее элементы с пользой применить в нашей стране, с тем чтобы способствовать разрешению наших проблем по вопросам сохранения секретности. Добавлю, что эта система не имеет ничего общего с широко обсуждавшимся по обе стороны Атлантики случаем, когда два английских журналиста, корреспонденты «Дейли мейл» и «Дейли скетч», просидели несколько месяцев в тюрьме за то, что отказались сообщить трибуналу, созданному парламентом для расследования дела Уильяма Вассела, источники информации, на основании которой они писали о нем. Был и третий корреспондент, который не попал в тюрьму, поскольку его предполагаемый информатор лично явился и заявил, что именно он снабдил корреспондента сведениями. Не исключено, что корреспондентам, отсидевшим в тюрьме, было бы трудно указать настоящие источники, даже если бы они этого хотели, поскольку их статьи, вполне возможно, были плодом их собственного воображения.

Следующей мерой, направленной на улучшение нашей системы обеспечения безопасности, должны явиться пересмотр и усиление в некоторых аспектах наших законов по борьбе со шпионажем. Начиная с 1946 года исполнительная власть неоднократно предпринимала попытки, и безуспешные, внести поправки в закон о шпионаже, с тем чтобы обвинение не терпело фиаско лишь из-за того, что трудно установить, могло ли привлекаемое к ответственности лицо предполагать, что информация, неправомерно раскрытая или переданная иностранному государству, «будет использована во вред Соединенным Штатам или на пользу иностранной державе», или оно шло на это сознательно. Выяснить это трудно. К счастью, сейчас уже нет необходимости доказывать наличие такого намерения, когда речь идет о секретной информации, касающейся «разведки средствами связи». Однако это требование остается в силе при разбирательстве дел о разглашении секретной информации других видов. Много секретной информации было раскрыто без разрешения и даже передано иностранным государствам, и при этом в защиту виновного выдвигался довод, что он, помогая нашему союзнику, хотел помочь нашему правительству (ведь после 1941 г. Советский Союз в течение некоторого времени был нашим союзником).

Английские законы основаны на теории прерогатив. Вся официальная информация может исходить только от короля, и лица, официально получающие ее, не имеют права разглашать эту информацию без санкции короны. Эта теория прерогатив правительства в подобных вопросах представляется здравой. В нашей стране большинство случаев раскрытия в суде всех деталей секретной информации, неправомерно приобретенной или хранимой, или переданной противнику, может идти во вред государственным интересам. Иногда даже приходится прекращать судебное разбирательство, чтобы избежать разглашения секретной информации. Некоторые виновные в серьезных проступках, затрагивающих нашу безопасность, не были привлечены к ответственности в силу лишь одной или нескольких причин, указанных выше. Сознание того, что наше правительство может не привлечь к ответственности даже в самых тяжких случаях шпионажа, создает у некоторых людей уверенность, что они могут совершать незначительные нарушения законов о шпионаже, оставаясь безнаказанными. Советы не оставили без внимания это обстоятельство.

Если вы небрежно ведете автомобиль на улице и собьете человека или причините ущерб чьей-то собственности, не составит никакого труда привлечь вас к ответственности. Однако, если с нашими важнейшими секретами обращаются беспечно, в этом случае почти ничего невозможно сделать.

Но если даже нам и удастся улучшить законодательство по борьбе со шпионажем и обеспечению безопасности, если мы сумеем в какой-то мере сократит непреднамеренную выдачу противнику ценной для него информации, все равно останется опасность предательства. Я имею в виду наших собственных изменников и тех, кто выдает наши секреты и секреты НАТО под давлением и шантажом, за деньги или по «идеологическим» причинам, или просто для того, чтобы удовлетворить свое «я», разогнать скуку и пережить волнующие моменты. Здесь даже бдительное правительство в свободном обществе не может обеспечить достаточно эффективных защитных мер, не нарушая открыто прав граждан. К сожалению, были случаи как в нашей стране, так и за рубежом, когда глаз правительства оказывался недостаточно зорким. Слишком часто изменник продолжительное время творит свое грязное дело, до того как служба безопасности выявит его.

Помимо шпионов, которых захватывали до и в ходе войны, мы знаем таких предателей, как Берджес и Маклин, Хьютон, Вассел и Блейк в Англии и совсем недавно полковник Веннерстом в Швеции. Для нас измена в 1960 году двух специалистов Агентства национальной безопасности Уильяма Мартина и Бернона Митчелла явилась тяжелым ударом, а измена Ирвина Скарбека – печальной историей слабой личности.

Затем последовал «четырехугольник» Профьюмо – Уорд – Кристина Килер – Иванов. Имело ли место разглашение секретов, по всей вероятности, установить не удастся. Однако известно, что советский разведчик Евгений Иванов своими действиями способствовал подрыву авторитета правительства и его лидеров. Тем самым он случайно или преднамеренно нанес больший ущерб свободному миру, чем если бы добыл разведывательную информацию, которую, по-видимому, стремился получить.

Эти и другие описанные мной случаи говорят об упущениях, имевших место в наших свободных странах деле защиты национальной безопасности, однако подлинная причина лежит глубже.

В Англии, и то же самое в большой мере можно сказать о Соединенных Штатах, служба безопасности обычно мало касается вопросов безопасности, проверки кадров и практики других ответственных органов правительства. Насколько я могу судить по делу Профьюмо, служба безопасности не имела основания для вмешательства, пока на сцене не появился советский разведчик Иванов. После этого задумались о возможной угрозе национальной безопасности. Если бы до этого момента обнаружилось, что служба безопасности следит за частной жизнью английских граждан, не говоря уже о высокопоставленных правительственных деятелях, поднялась бы буря возмущения.

В Англии министерство иностранных дел и военные учреждения сами подбирают себе кадры, а службу безопасности привлекают зачастую лишь тогда, когда замечается неблагонадежность нанятых лиц. Ни Берджеса, ни Маклина нельзя было допускать ни к каким секретным делам. Даже относительно поверхностное ознакомление с их деятельностью за годы, предшествовавшие измене, должно было привести к их увольнению, а Берджеса вообще не следовало брать на работу. В случаях с Мартином и Митчеллом я уверен, что, если бы кто-нибудь сообщил, как они живут, последовало бы расследование. Их квартиры представляли собой картину ужасного беспорядка и неряшливости. Что-то должно быть не в порядке с людьми, которые так живут.

При нашей системе (в значительной мере также дело обстоит и в Англии) служба безопасности не следит постоянно за частной жизнью служащих. Нам не следует обзаводиться гестапо. Дом человека – его крепость, и иногда говорят, что частная жизнь человека никого не касается, если он хорошо справляется с работой.

Англичане, а быть может, и мы слишком далеко заходим в соблюдении этих принципов. Государственная служба – это привилегия, а не право, и, для того чтобы оставаться на государственной службе, человек должен соответствовать определенным нормам морали, требованиям более высоким, чем те, которые предъявляются к другим людям.

В связи с делом Профьюмо в парламенте подчеркивалось, что беспокойство вызывают главным образом вопросы безопасности, а не морали. С политической точки зрения это, возможно, мудрая линия. Английские газеты в редакционных статьях в общем высказывались в том смысле, что не следует уж слишком забрасывать камнями неустойчивых в половом отношении людей. Так, одна газета писала: «Если четко придерживаться этих позиций, то Англия часто оставалась бы без руководства». В печати отмечалось, что Нельсон, к огорчению его жены, открыто и скандально нарушал супружескую верность; что Гарриетт Вильсон, которую характеризуют как тогдашний эквивалент Кристин Килер, предложила герцогу Веллингтону хорошо заплатить ей за то, чтобы она не включала рассказ об их отношениях в свои мемуары. «Печатай и будь проклята», – ответил он ей. В английской печати отмечалось, что некоторые из весьма уважаемых лидеров Великобритании не всегда идеально вели себя в моральном отношении.

Однако эти факты сравнительно давней истории Англии касались людей мужественных, занимавших высокое положение и ответственных за свое поведение перед народом. Кроме того, это происходило тогда когда мы не сталкивались с интригами Советов и их вербовкой людей слабых и с отклонениями от нормы поведения. Примеры из прошлого не могут служить сегодня полезным руководством при подборе кадров и определении пригодности работников секретных звеньев государственного аппарата. Я не вижу причин, почему человека следует брать на работу или оставлять на службе в секретном государственном органе, если достоверно известно о серьезных «слабостях» в характере этого человека и ненормальностях в его поведении, в связи с чем он может стать объектом шантажа.

Задача проверки благонадежности работников становится крайне сложной, поскольку требуется периодически давать оценку, не ограничиваясь одной лишь проверкой при найме. В людях, жизнь и анкеты которых могли казаться абсолютно чистыми, когда их брали на работу, через несколько лет могут развиться скрытые пороки, не замеченные в процессе проверок их благонадежности. Никто не может утверждать, что даже самые тщательные и самые частые проверки выявят все человеческие слабости. Остается лишь проверять как можно тщательнее, применяя и технические средства, такие как полиграф, более известный под названием «детектор лжи». За долгие годы своей практики я пришел к выводу, что детектор лжи представляет собой важное средство оценки пригодности персонала. Этот прибор в одинаковой степени полезен как для снятия с людей подозрений и ложных обвинений, так и для выявления человеческих слабостей и отступлений от нормы.

Не хвастаясь, я могу сказать, что в ЦРУ кадры подобраны отличные. Начало было положено хорошее, впоследствии организация значительно укрепилась под руководством сторонника твердой, но разумной дисциплины генерала Уолтера Беделла Смита, моего предшественника на посту директора ЦРУ, который разработал четкие принципы обеспечения благонадежности. Билл однажды удивил общественность и прессу, заявив в 1952 году во время проходившей тогда избирательной кампании, что следует исходить из того, что в ЦРУ может находиться советский агент. Он был вполне прав. Всегда следует предполагать, что такая возможность не исключена, хотя ни он, ни я не смогли обнаружить этого агента. Поскольку прошли годы и ничего не произошло, мы можем проявлять больший оптимизм, но не твердую уверенность, что такого человека в ЦРУ нет. С благонадежностью работников ЦРУ дело обстоит неплохо не потому, что мы не видим своих недостатков или не пытаемся проверять факты, или склонны скрывать действительное положение, как это часто делается. Мы задались целью избавиться от всех работников, о которых известно, что они гомосексуалисты, от людей с неустойчивой психикой или слабым характером, от людей, домашняя или семейная жизнь которых может вызвать нежелательные моменты в поведении. И здесь Управление добилось немалых успехов.

В нашем государственном аппарате – в каждом важном органе – имеется отдел безопасности, несущий ответственность за благонадежность личного состава. Комиссия по делам гражданской государственной службы и иногда ФБР помогают в тщательном изучении персонала государственных органов. Круг их задач обычно ограничивается проверкой кандидата путем опроса его коллег, соседей и других лиц, которые могут в какой-то мере осветить характер поступающего на работу человека. Кроме того, эти органы проводят проверку того, что делают другие правительственные органы. Комиссия и ФБР не решают вопроса о приеме на работу Окончательное решение о пригодности кандидата или сотрудника принимается органом, который нанимает и увольняет их.

Все отделы безопасности в государственном департаменте, министерстве обороны, военных министерствах, Агентстве национальной безопасности, Комиссии по атомной энергии, а также в ЦРУ учитывают опыт других отделов, и, безусловно, между ними налажена координация работы, они проводят консультации, производят обмен опытом по применению различных способов освобождения от лиц, ненадежных с точки зрения безопасности. В некоторых ведомствах при подборе руководителя отдела безопасности недостаточный упор делался на длительность его службы и опытность. Опасным является мнение, что такой пост может занимать в течение года или двух лет человек, назначаемый по политическим соображениям.

Работу должен выполнять специалист, намеревающийся длительное время пробыть на этой должности.

Добавлю несколько слов об обеспечении безопасности наших объектов за границей, где ведется секретная работа. Преимущественно это наши посольства во всех странах мира и те объекты, где у нас размещены войска и секретные военные базы. По сравнению с советской практикой может сложиться впечатление, что мы весьма беспечны. Советские представительства за рубежом, особенно посольства, превращены – насколько это возможно – в отгороженные от внешнего мира крепости. За исключением официальных приемов, в их стены допускаются лишь немногие посторонние лица. В максимально возможной степени представительство обходится своим персоналом в обеспечении даже самых незначительных хозяйственных нужд, таких как водоснабжение, электричество, мелкий ремонт и т. д. К услугам местного населения их персонал если и прибегает, то в крайне редких случаях, и не предоставляет ему свободного доступа во все помещения.

Я не стал бы копировать все меры предосторожности, принимаемые Советами, у нас нет нужды превращать наши посольства в крепости и поселять весь свой персонал в стенах посольства. Однако во многих случаях за «железным занавесом» мы слишком широко пользуемся услугами местного персонала, чего Советы никогда не стали бы делать. Это обстоятельство отмечалось в докладе, представленном парламенту Англии в 1963 году трибуналом, назначенным на основании закона 1921 года о проведении расследований для изучения дела Вассела. Во главе этого трибунала стоял также лорд Рэдклифф, доклад которого по делу Лонсдэйла я упоминал выше.

В английском посольстве в Москве, когда Вассел находился там в аппарате военно-морского атташе, работал советский гражданин Михаильский, выполнявший различные поручения. В докладе Рэдклиффа он характеризуется как «агент русской секретной службы, с помощью которого был завербован Вассел». Этот человек, говорится в докладе, служил «помощником в административном отделе посольства», а также «помогал персоналу посольства в качестве переводчика и агента по таким вопросам, как наем русской прислуги, организация поездок» и т. д. Занимаясь этой работой, он «играл действительно важную роль, обеспечивая комфорт и удобства английскому персоналу, особенно тем, кто испытывал трудности в связи с незнанием русского языка. Такие удобства должны каким-то образом предоставляться персоналу для поддержания нормального морального состояния». В докладе Рэдклиффа признавалось, что использование таких лиц представляет собой «постоянный риск с точки зрения безопасности». Так оно и оказалось в действительности в случае с Васселом. Хотя в докладе Рэдклиффа оправдывается использование услуг этого человека тем, чтобы он обеспечивал англичанам большие удобства, по-моему, подобная практика за «железным занавесом» является рискованной и ее не следует поощрять. Безусловно, безопасности должно быть отдано предпочтение перед удобствами, и в этих странах нам следует обеспечивать наши важные представительства, дипломатические и военные, американским персоналом сверху донизу.

Тот факт, что за последнее время на Западе было раскрыто значительное число советских шпионских операций, вовсе не является свидетельством того, что наша служба безопасности действует неэффективно. Напротив, это самое лучшее доказательство силы нашей контрразведки, являющейся наступательным оружием обеспечения безопасности. Благодаря ей мы сейчас раскрываем факты разведывательного проникновения Советов, остававшиеся нераскрытыми в течение многих лет. Хотя неизбежным является некоторое замешательство и на нашей стороне, однако наиболее сильный удар получили Советы. В результате, возможно, им приходится пересматривать многие методы своей шпионской деятельности. Вместе с тем запоздалое разоблачение советских агентов в нашей среде должно послужить нам предупреждением о глубине и изощренности шпионской деятельности Кремля. Оно должно заставить нас большее внимание уделить мерам по обеспечению безопасности, чтобы прежде всего исключить возможность подобного проникновения в будущем.