Холодные настроения «горячих» Фолклендов

Мира хотели все.

Невзирая на какие-либо временные военные успехи (у той или иной стороны) или же оценку штабистов и разведок, дескать, «враг на грани и надо лишь дожать», любой военный конфликт, когда ход боевых действий переходит в затяжную, позиционную стадию, прежде всего сказывается на непосредственных низовых исполнителях.

На первый взгляд люди втягиваются, включая резерв терпения, «вшивея в окопах», но и попадают в тупой ступор каждодневной беспросветной безнадеги.

Аргентинские вояки, копошась на позициях, уже не хотели никакого справедливого суверенитета над исконными территориями. И даже упрямые англичане – шотландские, валлийские гвардейцы, морские пехотинцы, палубные летчики, усталые до чертиков, – глядя на голые скалы и скудные жухлые травкой земли, не понимали «ради чего?».

Кому-то это могло бы показаться странным, но больше всего ратовали за скорейшее разрешение проблемы Фолклендского конфликта именно Соединенные Штаты. И это невзирая на выгодный военно-материальный трафик в Британию.

Помощь! Объемы, конечно, были не те, но проверенная временем роль благодетеля (пусть и не безвозмездного), роль спасителя по примеру недавней мировой войны, ленд-лиза и прочих «протянутых рук», несомненно, маслила нутро вашингтонским деятелям.

Однако внешняя политика Соединенных Штатов оказалась настолько зашоренной противостоянием с СССР, что нежелание дать Аргентине «увязнуть» в дружбу с Советами пересилило.

Понятно, что поддержка Великобритании (проверенного и сильного союзника на европейском театре) в разразившейся эскалации была продиктована более обоснованными факторами, нежели заигрывания с Хунтой.

Ко всему вашингтонские ястребы не считали Аргентину серьезным политическим игроком, в любом случае рассчитывая по завершении этой вздорной войны за архипелаг навязать свое доминирующее мнение: либо Хунте, либо любому другому правительству, если военный режим в Буэнос-Айресе падет. В конце концов, деньги это всегда деньги. Все недоразумения разрешатся, все закончится и отношения к взаимной выгоде снова наладятся.

Нагло влезшие в регион русские сломали эти стройные политические схемы.

В военных кругах США с опаской заговорили об усилении военного присутствия Советов в Атлантике – с опорой на Кубу, Анголу, добавляя к этому списку Аргентину.

Удержись Хунта с помощью Кремля, Галтьери и его приспешники вполне могли пересмотреть свои антикоммунистические взгляды. А пади (мало ли) – в стране к власти придут «левые».

Москву всяко требовалось оттеснить! Поэтому Соединенные Штаты как никогда были готовы выступить в роли нейтрального посредника между Аргентиной и Великобританией с целью найти компромиссное решение и урегулировать кризис дипломатическим путем.

Касательно политики СССР…

Если стоящий за спиной Альбиона Белый дом, желая вернуть влияние на аргентинские умы, продолжал исподволь «подмигивать» Буэнос-Айресу, то советским дипломатам оставалось лишь уже не единожды напоминать, что дружить с богатой Америкой хорошо, но тогда она и будет писать правила.

Русские целенаправленно гнули свою линию, предупреждая, что активное посредничество янки в деле урегулирования спора, в конце концов, обернется переходом архипелага под фактический контроль США. И выдвигали тезис, что «лучше уж англичане, заглядывающие в эти задворки мира от случая к случаю, нежели постоянное присутствие US NAVY, которое рано или поздно приведет к вмешательству во внутренние дела Аргентины».

Пока же и в целом Москва была удовлетворена подписанными контрактами на взаимные долговременные поставки и сотрудничество, включающее не только военную сферу, но и мирную продукцию из СССР. И хотя въедливые экономисты и углядывали некоторый перекос доли экспорта не в пользу Страны Советов, недавние показательные успехи советской военной техники вызвали продуктивный интерес у других латиноамериканских стран. И те же Перу вновь решили приобрести Су-22. И Миг-23, в последних, модернизированных версиях, с сопутствующим боевым оснащением.

А из всех причастных, наверное, хуже всех себя «чувствовали» себя в Лондоне.

Слишком дорого Великобритания платила за свои остаточные имперско-колониальные амбиции.

В том числе и главному кредитору США, которые, добиваясь безраздельного контроля над Атлантическим океаном, шли к своей цели руками союзников и кровью аргентинцев.

И очевидно, англичане смирились с этой неизбежностью (где ты, гордая Great Britain?).

Однако поддавшись на уговоры Рейгана (в личных контактах), Маргарет Тэтчер продолжала настаивать, давя на адмиралов, заявляя о необходимости «последнего слова» за британскими военными, дабы в преддверии переговоров выступать с сильной позиции. Железная Леди ни при каких обстоятельствах не могла уступить Фолкленды! А в громких заявлениях позволяла делать недвусмысленные намеки, что «у Великобритании есть более чем весомые аргументы»!

– Ядерный удар? – искренне, но все же с долей тревоги сомневаясь Леопольдо Галтьери. – Она имеет в виду бомбардировку ядерными боеприпасами?! Не думаю, что Тэтчер решится. Но даже если… Это было бы военно необоснованно! Это стало бы трагедией… и подарком.

– Подарком?

– Мировая общественность немедленно осудит Англию. И на нашу сторону встали бы все… даже сейчас осуждающие!

«Допустим» – слово было произнесено за последние десять минут минимум трижды.

«Очевидно, наступило время допущений», – мысленный отклик содержал смесь скептицизма и колючего сарказма. И к себе в том числе – весь этот шпионский боевик: ЦРУ, нападение, захват… все это изрядно перетряхнуло.

Разумеется, Терентьев прекрасно понимал… и принимал некую модель – себя некой фигурой на некой шахматной доске:

«Пешка, которую толкают, двигают по полю. Где можно дойти до другого края, со всеми вытекающими… Впрочем, дуристика все это… аналогия малоподходящая».

В голове вертелось что-то из штампованного «попал под жернова государственной машины». И дополнялось горькой пилюлей дремлющих иллюзий: «А мы так затаенно верим в свою исключительность, с самого детства по самую гробовую крышку. Наверное».

Был день, еще тот же… или (и) следующий.

И «первый кабинет» государства.

Андропов экстренно собрал всех имеющих отношение и совещательный голос.

Еще бы.

То, что накрутили по самые помидоры всем (оперативникам, «наружке», топтунам), это само собой.

Наверняка полетели погоны у кого-то и из кабинетных на Лубянке. Наверняка.

Непосредственно и касательно самого Терентьева – усиленные меры безопасности (сопровождения, регламентов перемещения, проживания и т. д.) теперь отбирали массу времени… О недавней сравнительно житейской простоте можно было забыть.

Представил, как это эхом затронуло всех ребят с «Петра», кто был прикомандирован к закрытым «ящикам» оборонки. И как оно, вероятно, докатилось до северов – до места долговременной стоянки крейсера и режимного городка, где разместили экипаж.

Куратор Вова-капитан ходил смурной… однако с должности его, как видится, не сняли.

К мрачной физиономии Крючкова было не привыкать.

Снулой рыбой сидел Черненко. Да и Андропов не без того, хотя…

Говорили, что генсек не сдержал вспышки гнева, а сейчас у него просто пошел откат… изображая холодную рассудочность.

В общем-то, не удивительно!

Выход ЦРУ (а Устинов и вовсе назвал это «наглой выходкой») на конспирированную фигуру – это тебе не какой-нибудь пустячный промах (хотя в таком деле даже «пустячное» имеет немалое значение)… Это был прокол! В первую очередь для Андропова, который насчет Терентьева вынашивал определенные и далеко идущие планы. Теперь они, эти планы, ставились в сомнительную позицию. Как и требовали переоценки многие взятые в разработку программы, с тем учетом, что американцам может быть известно больше, чем полагали.

Говорил в основном Крючков. Еще Устинов. И если генерал-лейтенант стойко перенес удар по своему ведомству, не спеша разводить лишнюю суету, то маршал призывал принять более чем серьезные ответные шаги в отношении США: «Мы не можем спустить с рук!»

Разумеется, совсем уж о разрыве дипотношений речи не велось.

«Вот так они тогда и по Афганистану пришли, – почему-то повело в сторону Терентьева сравнительной, невесть откуда выскочившей мыслью, – утвердили кризисное постановление, исходящее из неверных или не до конца осмысленных предпосылок. И взять того же министра обороны Устинова. Естественное дело, что он принимал решение в рамках той системы координат, в которой существовал.

Мотивация ясна: “Не мы – так американцы!”, аргументация убедительна (вплоть до угрозы наркотрафика в азиатские республики… а там и на весь Союз), ввод войск обоснован и оправдан! Если бы не знать последствий: во что все это, в какие потери в итоге выльется».

Взгляд каперанга прыгает с лица на лицо, с военного министра на генерала, с генерала на министра, со звезд на погонах – на погоны со звездами, с ответственности на ответственность…

…вспоминая: «…в “Черном тюльпане”, с водкой в стакане…»,

…адресуя: «это вам бы, посылающим на смерть, услышать!»

…чтобы пробудилось к чести офицерское: «ах, господа, как хочется стреляться»,

…за ошибки – политические, кабинетные, бумажные…

…за которые клали живые головы.

Интересно, а если бы нет? Если бы вообще не влезали в эту проклятую дыру – Афганистан? Оправдались бы опасения? Об «американцах у южных границ», и все остальное?

Впрочем. История, говорят, не знает сослагательного наклонения.

Ха! Ага! Кто бы говорил. И все же?»

Попытка Терентьева выкрутиться из ситуации, схитрить, выиграть время была принята на удивление адекватно, без прямых обвинений в предательстве или склонности.

Расследование и допрос по горячим следам взял в свои руки непосредственно Крючков. А у него-то уж хватило профессионализма оценить бесперспективность игры в молчанку, попади такой носитель информации в лапы к врагу.

– Вся симптоматика однозначно указывает на намерение выкрасть важный «объект» с вывозом за рубеж. Другого повода затевать столь грубую операцию я не вижу. И если бы им это удалось… – Крючков намеренно говорил о таких вещах скучающим, почти равнодушным тоном, – речи о возврате, обмене даже бы и не велось. Такую добычу просто так не отпускают.

– Я, собственно, строил расчет на то, что они станут переправлять меня своим каналом – паромом в Финляндию, – давал пояснения каперанг, – там-то вы меня бы и перехватили.

– Разумно. Потому что в варианте «посылки»…

– Посылки?

– Канал в Финляндию нам уже известен, благодаря… В общем, известен. Нелегалы едут под чужими документами в открытую. Вас же, если бы вы заупрямились… «Бриллиантовую руку» помните? «Человека можно напоить, усыпить, оглушить»… Короче, переправить бесчувственным телом, – Крючков осклабился, генерал-лейтенант изволили шутить. – Вероятно, у них была и такая – резервная альтернатива.

Терентьев на подначку не повелся. Не до шуток. Смотрел серьезно:

– Честно говоря, я опасался, что конкретные вопросы начнут задавать сразу, с ходу! А я не знал бы, что можно ответить: окончательно какие версии мы им собираемся выдавать в «Большой игре», по переносу крейсера. Был ли это научный эксперимент или спонтанный прокол времени-пространства? О развале СССР… если у них такие вопросы вообще стояли в повестке.

– И что? Не задавали?

– Время. Он выслушал что-то по рации, и решение принял тут же. На расспросы не оставалось и минуты. Мы даже из парка не успели выехать.

– Хуже, если бы дело застопорилось на «промежуточных остановках», за невозможностью покинуть страну – где-нибудь в подвале или на конспиративной квартире. Они на крайний момент могли попытаться проскочить в посольство… Впрочем, мы перекрыли подъезды.

– Тогда бы грохнули и скинули в канаву.

– М-м-м. Это чревато… для них же. Контрпродуктивно. Но могло и так быть.

Затем процедура расспросов, естественно, пошла по второму, по третьему кругу, уже «на ковре» у Андропова в составе почти всех причастных, приобщенных, необходимых.

– Я не силен в шпионских делах, – говорил Устинов, указывая глазами на Терентьева, – но обычно в таких случаях агент вскрывает ампулу с ядом.

«Спасибо», – подумал каперанг.

– Это наш промах, – Крючков и не дрогнул лицом, – недооценили противника в стимуляции пойти на такой радикальный шаг, как операция захвата на нашей территории. Мы не сомневались, что они будут землю рыть носом – искать… это естественно! Но какими они располагали возможностями в плане информированности, какие у них были резервы – не известно!

Как оказалось, они были. И есть.

– Утечка?

– Он говорил «симпатизант западным ценностям». Тут виной, будем честными, мой слегка развязанный язык. Однако это дает основания предположить, что у них есть информатор. Как минимум вхожий в ЦК или Кремль, – Терентьев не стал дергать Крючкова за усы, упоминая его управление. Генерал-лейтенант и сам должен понимать, что, невзирая на полученные материалы по предателям и будущим предателя, кое-кто мог остаться и не вскрытым… Даже через тридцать лет.

Молчаливый (практически молчаливый) Андропов, успевший нервно исчеркать невинный лист бумаги, невесело заметил:

– Если вы думаете, что резидент ЦРУ клюнул на ваш встречный ход в желании сотрудничать… Абсурд! Американцы всегда с предубеждением и осторожностью относятся к «инициативникам». А уж в этом конкретном случае… скорее, повлияли какие-то неизвестные факторы.

– В некоторой степени известные, – веско поправил Крючков, – нами были записаны зашифрованные переговоры, их удалось удачно раскодировать, пропустив записи через один из компьютеров. Мне вот только сегодня принесли на доклад. Цэрэушники пользовались новыми средствами связи, с закрытым каналом и с цифровой кодировкой. Хотите послушать?

По его кивку офицер-помощник извлек портативный магнитофон, положив на стол. Воспроизведение после включения пошло практически сразу – английская речь звучала обезличенно, хотя и интонированно:

Запись оборвалась.

– Это наш визави Бертон Гербер говорит, уже, очевидно, прервав операцию, получив отрицательные донесения от своих групп.

– После того как уже высадил Терентьева, – утвердительно уточнил Андропов.

– Так точно. Еще раз хочу повиниться, – в этот раз генерал-лейтенант изобразил хоть какое-то смущение, – да, служба сработала с запозданием. Просто не ожидали такой прыти от противника. Позвольте, я доведу общее положение вещей, и в первую очередь хочу прояснить ситуацию насчет…

Крючков тактично воздерживался от классификации Терентьева согласно оперативному жаргону, ввиду его личного присутствия, тем паче не озвучивая и его рабочий псевдоним… Однако неизменно соскакивал на профессиональный язык.

– Прояснить ситуацию насчет вверенного «объекта».

Не желая привлекать излишнего внимания усиленным эскортом, служба тем не менее была обязана соблюдать все возможные меры безопасности. Помимо двух групп непосредственной охраны Терентьева (это люди в автомобиле сопровождения и пара дистанцирующихся оперативников), за подопечным велось наблюдение дальнего визуального контроля, который позволял осуществлять общесопоставимую масштабную картину. Как то: велась видеосъемка с последующим анализом и изучением всех лиц, попадавших в поле зрения камер, фиксируя повторяющиеся моменты: людей, автомобили и так далее. Все это проходило дополнительную проверку, с установлением источников, адресности, мотиваций.

Далее. Перейдем непосредственно к противнику.

Еще за несколько дней до кризиса наши службы слежения за американским диппредставительством начали фиксировать увеличившуюся активность, которая логично объяснялась прибытием новых лиц из США по известному делу. Однако…

Впоследствии стало очевидным, что все это проводилось с целью создать фоновую картину, за которой скрывалась подготовка к операции. Предполагается, что им загодя и скрытно удалось вывести неких людей из посольской резидентуры на позиции в городе. Вероятно, задействовать местную завербованную, и есть подозрение, что и нелегальную агентуру.

А непосредственно в то утро «наружка» смогла поймать момент, когда один из объектов слежки – первый секретарь посольства США Бертон Гербер (обычное официальное прикрытие для шефа резидентуры ЦРУ) – был подменен загримированным сотрудником посольства.

Сам Гербер сумел скрыться в неизвестном направлении. Стало понятно – что-то затевается.

Анализ, сопоставление графиков ранних перемещений и следований посольских машин, а также пеленгация коротких радиопереговоров неизвестного происхождения, вывели примерный алгоритм, указавший ориентировочный район и предполагаемое место интереса американцев. Это оказался парк Горького или прилегающие к нему кварталы и улицы.

У нас разрабатывались меры на случай возникновения угрозы Терентьеву, которые были приведены в действие – усилив опергруппы, насытив район сотрудниками.

Невзирая на заверения оперативников в автомобиле сопровождения, что они видят объект на пробежке (как потом выяснилось, это был двойник), косвенные, а затем явные факторы указывали на то, что дело становилось более чем серьезным. Все говорило, что ситуация может выйти из-под контроля.

Было решено в том числе перекрыть (под видом ремонтных работ) подходы и подъезды к американскому посольству.

Парковая зона имеет выходы на Первую городскую больницу, а также выезды на Ленинский проспект. Здесь, поскольку уже ощущался некоторый дефицит людей, на всякий случай задействовали милицию, которая примчалась на Ленинский с мигалками.

Полагаю, вся эта наша и милицейская энергичность (особенно товарищей из МВД) спугнула американцев. Или сподвигла на иной сценарий операции, где возможны были риски и моменты силового прорыва. Иначе откуда эта фраза про «уберут свои же».

Но, как бы там ни было, результат нам известен.

И все же воинственная Железная Леди, премьер-министр Тэтчер, сумела «додавить» свой высокопоставленный штаб. Естественно, речь не шла о применении ядерного оружия (упаси боже!). Признаться, уже имея не самый успешный опыт бомбардировок аргентинского плацдарма на Фолклендах с применением стратегических бомбардировщиков «Вулкан», в вышеупомянутом штабе, где в основном преобладали «флотские» контр-, вице- и полные адмиралы, не ждали от новой миссии ничего хорошего.

А командующий ВВС маршал авиации Д. Куртис, акцентируя внимание на усилении аргентинских континентальных сил ПВО советскими ЗРК, и вовсе был категорически против.

Однако к делу подключились американские специалисты, что, очевидно, сыграло какую-то положительную роль.

Предполагалось нанести удар по важным объектам вблизи столицы Аргентины, и, в частности, по военной базе «Мариано-Морено», где размещалось авиакрыло, отвечающее за воздушную оборону Буэнос-Айреса.

Янки предлагали внезапным ударом противорадиолокационными ракетами «Шрайк» с безопасной дистанции уничтожить наземные ПВО – ЗРК «Куб» (все данные по параметрам были получены из Тель-Авива») и уж затем, задействовав систему РЭБ, провести бомбардировку. На случай появления в небе перехватчиков «Мираж» прикрытие обеспечивали F-4 «Фантом FGR.2», сопровождая бомберы тем же этапом.

Учитывая сложность полета и количество дозаправок в воздухе (для пары «стратегов» и звена истребителей необходимо было не менее десяти самолетов-танкеров «Victor»), операция имела скорей политическое и демонстрационное значение – дать понять, что Великобритания располагает средствами для непосредственной угрозы удара по важным объектам на территории Аргентины.

Самолеты с полосы на острове Вознесения начали поднимать после 20:00.

Расчеты штабных аналитиков, представлявшиеся такими правильными в безопасных кабинетах метрополии, на поверку действительностью оказались полностью несостоятельными.

Проделав сложный и непростой путь, подход к цели ударная группа совершила грамотно, задолго до территориальных вод Аргентины снизившись на малые высоты относительно уровня моря.

На авиабазе «Мариано-Морено» даже не успели поднять «Миражи», перехватчики только бежали по полосе на разбеге, когда оба «Вулкана» на запредельной дистанции к полной неожиданности для англичан были сбиты! Еще один поврежденный «Фантом» сумел дотянуть до Монтевидео, где пилоты сдались уругвайским властям под интернирование.

И только после официального заявления Буэнос-Айреса штаб в Нортвуде узнал, что советские комплексы С-200 прошли мимо сферы внимания английской и американской разведок.

Тщательно проведенные дезинформационные меры принесли свои плоды.

На аргентинщине ликовали!

Однако политическое положение правящей верхушки Хунты, несмотря ни на что, оставляло желать лучшего.

Экономическая обстановка в стране, а теперь и нерешенная проблема спорных островов («маленькой победоносной войны» не случилось) создавали нездоровые предпосылки, могущие привести к краху правительства.

Лидер Галтьери публично выступил перед народом, повинясь… и оправдываясь: «Мы фактически оказались без поддержки стран панамериканского союза… Более того, Вашингтон занял откровенно враждебную позицию… С Альбионом один на один доблестные аргентинская армия и флот непременно справились бы! Но воевать еще и против США…»

Решив оставить стратегические амбиции в угоду удержания хотя бы прежнего статус-кво, Хунта готова была пойти на политическое решение конфликта… Тем не менее по понятным причинам и по инерции продолжая упорствовать на изменении статуса оспариваемых территорий.

– В общем, – не без тайной иронии прокомментировали советские «посольские» товарищи в Буэнос-Айресе, держащие руку на пульсе, – все эти воистину общие британо-аргентинские нужды подталкивают обе враждующие стороны к дипломатической инициативе. Никто не хочет уступать, но и те и другие в той или иной мере готовы идти на уступки. И каждая хочет выглядеть победителем.

И как бы там ни было, но благодаря именно непреклонной позиции СССР, настоявшего на решении кризиса с участием мирового сообщества, переговоры проходили не на американском поле.

Дипломаты расстарались, приготовив способы выхода из военно-политического тупика, найдя более-менее обоюдно устраивающий вариант.

Территории, топографии которых еще совсем недавно полосовали острые стрелы и линии генералов, потом топтали сапоги солдат, ныне росчерком пера политиков делились новыми послевоенными границами.

Англичане получили свое удовлетворение – Фолкленды! Так и не овладев полностью архипелагом, теперь надменно обязывали аргентинские войска убраться восвояси… обставив со всей торжественностью: под стрекот кинокамер подняв «Юнион Джек» над Порт-Стенли, запечатлев хроникой унылую вереницу грузившихся на транспорты аргентинских солдат.

Зато освобожденные от оккупантов еще в самом начале конфликта острова Южной Георгии, где ныне скопилось немало всяческих кораблей и судов, британскому гарнизону надлежало в установленные сроки покинуть.

Аргентина смогла отстоять свой какой-никакой студено-ледяной приз, что позволяло ей не выглядеть совсем уж проигравшей стороной.

Внутри стран, что кабинет партии тори, что Хунта, как заправские кулинары приготовили удобоваримые блюда для электората, заявив, что поставленные задачи выполнены, празднуем победу.

Вроде бы проглотили. Не подавились. Тэтчер даже удержалась в кресле. Кто-то потом (конечно, независимые журналисты) дотошно подсчитает всех убитых и раненых… с обеих сторон.

И, конечно, найдется тот, кто обязательно укажет – жертвой чьей политики стали эти потери.

Галтьери его промахи еще припомнят. В итоге он подаст в отставку. Да и Хунта продержалась недолго… вскоре к власти в Аргентине выборным путем придет Рауль Альфонсин, располагавший к дальнейшему сотрудничеству с СССР.

Последний покалеченный корабль под английским флагом под буксирами покинул гавань Лейт-Харбор Южной Георгии (им оказался первенец потерь «Илластриес») только в следующем году.

Представители специальной аргентинской комиссии засвидетельствуют сей факт, поставят «галочку» и тоже поспешат убраться с негостеприимной земли… впрочем, с удовлетворением оглядываясь на уходящий берег и флагшток с трепещущим национальным бело-голубым полотнищем Аргентины.

Пингвинам, населяющим холодные скалы, было все равно, чьи они… Кому они по праву или в гордости восстановления справедливости принадлежат.

Одно им, наверное, было в пернатую радость – с уходом такого количества беспокойных двуногих кормиться и размножаться стало гораздо спокойней.

– Давайте проясним ряд моментов…

Разумеется, было продолжение – оперативно-следственное… как же без оного.

Снова и снова (уж по какому разу) возвращаясь к подробностям, к деталям – с самого начала, с момента посадки в машину, к содержанию разговора с резидентом ЦРУ… выискивая и «дьявола в мелочах», и…

В общем, «контора» в своем праве быть подозрительной во всем и вся.

Строгий офицер в штатском, типовой обезличенный кабинет Лубянки, «где копились по углам былые страхи» – это так мысленно накрутил себя Терентьев. Правда, посетив заведение в компании с куратором – капитан Вова теперь не отставал ни на шаг.

– Проясним ряд моментов, – повторил офицер, неторопливо выложив на стол несколько снимков, – это ваша незадавшаяся пассия.

Каперанг взглянул.

«Фото издалека. Это с первой встречи, судя по месту – через дорогу на Фрунзенской. Ребята, очевидно, прямо через стекло машины щелкнули».

– Следующие… это за кем вы погнались – приманка, – особист деловито сохранял невозмутимость, но… что-то таилось.

«В КГБ бы да не таилось, – не без сарказма подумал Терентьев, – а чего Вова-то глумливо лыбится? Отошел после начальственного втыка?»

Просмотрел предложенное: «Похожа… но нет. Конечно, лицо не то».

– Это какая-то другая дамочка, – вернул карточки.

– Совершенно верно, – скривился одним уголком губ офицер, – точнее в корне не верно.

– Именно в корне, – хмыкнул Вова, – это не девка.

– Да, личность мужского пола. Театрал. Загримировался под вашу девицу, – подтвердил следователь, доставая очередные фото, – и это тоже он. Видите, вот этот молодой мужчина, вот женщина в летах и этот старик. У всех одинаковая собачка. Это, конечно, маленький прокол, но все равно запоздалый.

– По-моему, главный тут шпион собачка, – попытался сострить Терентьев, – и человеков она меняет по усмотрению к антуражу.

Получилось мрачно, так как было не смешно.

– Личность этого типа установлена. Диссидирующий элемент, – Вован заговорил презрительно, – балероно-театральная тусовка. Бесспорно, работал на иностранную разведку – все улики! Нашли даже ваш фоторобот у него на квартире. Еще по непроверенным данным – из этих… пидор.

Терентьев понял, что это не ругательство. От мысли, что он погнался, поведясь на обманку, которая в довесок оказалась еще и пидрилой, стало особенно противно.

– Черт…

– Вот так, товарищ Терентьев. Ваш скоротечный контакт с девушкой не остался незамеченным. В ЦРУ решили использовать этот извечный ресурс. Однако найти мы ее пока не можем. Сейчас уже опросили проживающих в доме. Установили адрес. ФИО. Но человек пропал. Предположу, что ее могли… вплоть до того, что ее могли устранить при необходимости.

Любой похожий (агентурного характера) контакт, который произошел с резидентом ЦРУ, провоцировал закономерную инерцию – продолжение шпионской игры. По крайней мере, подобные соображения в управлении контрразведки высказывались.

Терентьев задавался:

– А мне теперь что – перевербованного изображать?

Как и вообще считал, что засветившись перед иностранной спецслужбой, превращается в безусловно спорный объект для официальной легализации в аппарате власти.

Ан не тут-то было.

С этим же подступался и Крючков, являясь на доклад к генеральному.

Андропов упрямо дал понять, что менять свой план относительно «нового человека во власти» не намерен.

И генерал-лейтенант, удивленный (и надо сказать, разочарованный), уходил, унося под мышкой папки, резолюции, приказы… и аргументы:

– Не вижу препятствия. Наоборот. Считаю, что против публичного, официального лица американцы уже не решатся на подобную силовую акцию. Политический статус и должность станут непреложным иммунитетом.

А то, что в правительстве СССР, на «высоких» или непротокольных встречах, в переговорных процессах перед ними будет «фигура особого порядка», носитель экстраординарной информации, человек… – генеральный секретарь нажал, интонируя, – человек из будущего, в конце концов… обрастает новым смыслом. И предположу, обернется немалым смущением для вашингтонских политиков, создавая у них неоднозначные, сложные и даже запутанные представления.

Скажете – сложная дипломатическая… или если угодно, политическая конфигурация?

Не сложней остальных. И хочу подчеркнуть! Мне очень важно, чтобы за спиной всех намеченных мной кадровых пертурбаций стояли именно вы, Владимир Александрович. Приглядывали.

Дверь за генерал-лейтенантом закрывалась, полумрак кабинета смотрел вслед, поблескивая тонированными очками.

Хозяин кабинета погружался в размышления, приходя к неожиданному выводу (червячок сомнений еще немного ворочался внутри и… вылезал наружу): «Мы попали в своеобразную ловушку послезнания. Оказавшись в ситуации других социально-политических, да и просто жизненных реалий, люди (и не только те, которые при власти) повели себя соответственно, отринув прежние принципы, перестроившись (проклятое слово), изменившись… изменив.

Того же Ельцина сейчас высоко оценивают, перспективно. Зато потом…

Они всегда хватаются за живое… люди. Пассионарии прекрасны расширением ойкумены, космосом, но и разрушительны революциями.

А идеи долго не живут, как оказывается. И тот же коммунизм не состоялся и… оказался несостоятельным.

Странно ли, но вся эта информация будущего, привезенного на борту крейсера, уже наложила на нас некий оттиск. И мы точно запрограммированные следуем на ее поводке, дав оценку людям за еще несовершенное».

Открывалась папка личных дел, перелистывалась.

Полученные характеристики на большинство нынешней партийной номенклатуры, которая выродится в будущую олигархию, перекрасится в либералов и демократов, вся их выложенная наружу подноготная, оставляли мало выбора.

«Старая гвардия» – те верные соратники, кому можно было доверить, действительно были «старой гвардией». Даты их рождения и… не дотягивали и до конца этого века.

«На молодых», – не звучит, но слышится.

Ставка на «молодых» выстрадана еще до прихода «Петра»… Вот только «призрак Горбачева» бередил сомнения. Даже понимая, что дело не в личности этого неудачника.

Крючков ушел… удивленный, несогласный, но всегда готовый поддержать.

И Андропову крайне необходима была эта поддержка ближайшего помощника. Это ручательство, за реализацию намеченного. Не столько сейчас, сколько после. После февраля 1984 года, когда его остывшему телу будет уже все равно. Про «остывшее тело» это была даже не мысль – сиротливый отголосок.

На бледном лице не отразилось ничего, свыкнувшись и принимая.

Тема «жизни-смерти» мешала сосредоточиться, отвлекала от «математики экономики», хитросплетений политики, кадровой комбинаторики. Все больше уводя в сторону, рождая мысленные несвязанные обрывки, требующие систематизации… хотя бы вот если взять и начеркать их на листке.

Однако…

Потом, чуть позже, когда выпадет первый снег, коий всегда так впору российской столице и к лицу – припорошив белым, будто польстив старому циничному городу вуалью невесты (ну-ну, припудрилась, похорошела)… убежденный шефом генерал-лейтенант будет повторять его аргументы… сам убеждая.

Хоть разговор и начинался не с этого. Но все об этом же…

Переход на «ты» с Устиновым получился легким и саморазумеющимся, учитывая, как за последнее время они все успели настроиться на деловой лад узкого круга. В это «на ты» почему-то по-прежнему не вписывался нынешний министр внутренних дел Федорчук, оставаясь в вежливой дистанции…

Здесь сегодня мог бы быть и Огарков. Но сегодня его не было. «Соображали» на троих.

– Затеяв преобразования, которые обречены изменить страну, Юрий Владимирович ориентируется на него… прям упрямо загипнотизирован этой идеей.

– То есть и ты все же полагаешь этого Терентьева в правительство? – Правильно понял интонированную подачу Крючкова министр обороны. – Вплоть до главы?

– А кого? Меня? Других? Зная, как они все прошляпили, а другие зашельмовались? А может?..

– Меня? – совсем не удивился Устинов. – Я не потяну. Или не протяну.

Дмитрий Федорович, и без того крайне задумчивый, тут совсем погрузился в себя.

– Вообще не поеду на тот «Щит-84». От греха. Без меня обойдутся. Вместе с обязательным указанием отработать версию «инфекционной атаки». Это в ведении КГБ в том числе.

– В том числе, – согласился Крючков, барабаня пальцами по столу, продолжив искать варианты… – или Романов?

– А что Романов? – встрепенулся Федорчук.

– Слышали присказку? «…при Романовых империи рушатся». Романов тоже не подходит. Совсем не подходит. Я все же предпочел бы довериться сценарию Юрия Владимировича, где нам отводится роль закулисный кукловодов, дергающих за ниточки марионетку.

– Равно до той поры, пока его будем контролировать.

– Не позже, чем помрем, – наряду с усмешкой из уст Устинова это прозвучало «черным юмором», – этот морской башмак Терентьев оказался парень не промах. Мыслит геополитически, сразу масштабами.

– Масштабами уж точно… как привычно военным… подобно Жукову, тактически разменивающему полк или дивизии ради стратегической победы фронта. Помните его идею с землетрясением в Армянской ССР и как Терентьев готов был пожертвовать тысячами жителей в Ленинакане, лишь бы удержать республику в составе.

Заметили – покраснел. Но покраснел, смутившись, только лишь из-за собственной промашки – в том, что не додумал о несомненной утечке, которая привела бы к катастрофическим репутационным последствиям.

А то, что погибнут мирные, ни в чем не повинные люди…

– Просто, – Крючков попытался отыскать объяснение, – просто они для него мыслятся как уже отрезанный ломоть. Чужаки. Граждане другой страны.

– Но все же, – упрямился Федорчук, – понятие «милосердия» оно что, утратило свое значение? Советские люди всегда…

– Да будет вам, – перебил Крючков, – можно подумать, что кто-то действительно искренне переживает за африканских голодранцев или скорбит по жертвам эпидемий в Никарагуа. Или за бомбардировки жилых кварталов в Сирии или Бейруте. Что у нас, что на Западе никому, по-честному, дела нет, сколько их там погибло! Дутая пропаганда! А вот нам, в свете изложенного, следует четко понять – любой даже маломальской утечки информации надо всячески избегать! Пресекать!

Даже такие прецеденты, как какое-нибудь наводнение в Китае или ураган на побережье США, могут не только принести полезные дивиденды в торге с оппонентами, но и стать поводом обвинить нас в бесчеловечности.

Да, да! Когда какое-нибудь цунами на Филиппинах смоет в океан пару туземных деревень и сотню европейцев-туристов, не отмоемся! Будут кричать, что мы знали и не предупредили! Что касается Терентьева… – здесь генерал-лейтенант запнулся, собственно, готовый аргументировать словами Андропова, убеждая, в том числе и себя: – Это человек другого поколения. Повидавший и оценивший все плюсы социалистического строя… как и все, будем честными, негативные его моменты. Сравнивая с капитализмом.

Я человек недоверчивый, но мне… лично мне импонирует этот морячок тем, что он не рвется к власти. В отличие от наших партаппаратческих крыс. Не занимает ничью внутрипартийную сторону. Никому не должен и никто не должен ему. Это именно то, что нужно – за ним никто не может стоять… нет сдерживающего якоря. Однако на деле получается, что он как раз и является нашим ставленником.

Наша поддержка небезусловна – как бы его ни повело в сторону послаблений в сфере экономики и социально-управленческих решений, мы (минимум два министра и председатель КГБ) будем сдерживающим фактором.

– «Крутить гайки»? – спросил Федорчук.

– И это тоже, – немедленно отозвался Крючков, – а там поглядим, что из него… и у него получится.

Если, как уже упоминалось, Брежнев протянет дольше известного срока, то Андропов уйдет раньше.

Знающие, вхожие, приближенные находили причины этой, пусть немного, но преждевременной, кончины Юрия Владимировича в свалившемся бремени знаний, в той лишней нагрузке, что легла на плечи цепляющегося за последние дни генсека… «Сгорел на работе».

Никому ранее не известный Терентьев Н. Н., конечно, не станет генеральным секретарем, но войдет в правительство (Совет Министров)… довольно быстро, совершенно нетипичной субординацией, продвигаясь по служебной лестнице (за ним стояли весомые люди-аргументы).

Новым партийным руководителем назначат Черненко, и даже несведущие о его сроках жизни были уверены – это временно. Более чем временно.

Поэтому в кремлевских и прикремлевских эшелонах власти, и без того в неспокойной атмосфере «шагающих» по стране преобразований, тихушно зрели новые кадровые перестановки. А может, пугливые заговоры.