Глава 16

По совету Тесс Троттерса накормили сырым котлетным фаршем. Бимбу целый час расчесывал его, чтобы смягчить шерсть, и в полуденную жару пса отправили с двумя письмами к его хозяину, одно было адресовано Сэмсону, другое – Дику Блейну; оба завернули в тот же изжеванный клочок кожи, чтобы пес понял.

– Если бы все мои друзья были похожи на этого, – сказала Ясмини, – да я бы стала императрицей всей земли, а не магарани крохотной части Раджпутаны! Однако все своим чередом.

Сквозь жалюзи своей спальни Тесс едва могла видеть что-нибудь, кроме деревни. Комната была угловая, так что имела обзор в двух направлениях. Перед взором Тесс проходили вся жизнь индийской деревни – низкие, крытые пальмовыми листьями дома, обнесенные оградами из колючих растений, храмы, мастерские в тени старых деревьев, грязь и красота, богатство, нищета и великолепие. Тесс видела спины слонов, стоящих под деревьями, павлинов, расхаживавших повсюду и поедающих те же объедки, что и куры. В отдалении, за слонами, в зелени громадных деревьев, сверкала на солнце черепичная крыша большого дома, виднелись и дома поменьше, жавшиеся друг к другу в том квартале, где протекала река.

Пришла Ясмини и присела на подоконник возле Тесс. Она была одета в простое белое платье, ее золотые волосы были аккуратно уложены.

– Вон в том большом доме, – показала она, – сегодня вечером будет церемония. Отец моего отца его построил. Здесь не наш штат, но он владел этой землей.

– Разве теперь она не принадлежит Гангадхаре? – удивилась Тесс.

– Нет. Это часть моего наследства. И этот дом, в котором мы находимся, тоже. Смотри, кое-кто прибыл сюда на слонах, чтобы приветствовать меня. Теперь многие знатные жители этой земли бедны; мне говорили, что один из них пришел пешком, целую ночь шел, хотя невоспитанные люди над ним смеялись. Теперь у него есть лошадь. Когда я стану магарани, их у него будет десять.

– Разве англичане об этом не слыхали? – спросила Тесс.

– Их шпионы повсюду. Но было много разговоров о том, что в Сиалпуре на английском берегу реки должна состояться игра в поло. Англичане поощряют игры, считая, что они сохраняют раджпутов в хорошей физической форме, и это правда. Шпионы проявляют большой интерес к этой игре.

– А вдруг какой-нибудь шпион попадет сюда, на церемонию? – спросила Тесс.

Голубые глаза Ясмини сверкнули ледяным блеском, напоминая о скандинавских фьордах, откуда происходил один из ее предков.

– Пусть себе! – сказала она. – Тут ему и конец! Я не вполне понимаю англичан, – добавила Ясмини, – но в некоторых отношениях они просто открытая книга. Им нравится ссорить нас из-за поло.

– Но когда церемония закончится, – сказала Тесс, – и ты сама объявишь принца Ютирупу правителем Сиалпура, то будет проблемой заставить англичан его признать. Есть ведь еще Гангадхара и его сыновья – сколько их?

– Пятеро. Но эти псы пострадают из-за своего происхождения. Англичане отвернутся от порождений Гангадхары.

– Но как же сам Гангадхара?

– Он уже в западне! Англичане всегда медлят с выводами, а еще медленнее меняют свою политику, но когда все уже решится, они действуют быстро! Гангадхара все посылает сообщения северо-западным племенам. Откуда я это знаю? Ты видела Исмаила, моего привратника, его брат носит письма взад-вперед! Гангадхара хочет доказать, что племена взбунтовались, а после предложить свою армию англичанам. Его Патали настраивает. Может, она хочет получить ожерелье из зубов жителей холмов – кто знает? Гангадхара сильно в долгу у Макхума Дасса, он назанимал денег, чтобы послать племенам, которые больше думают о золоте, чем о своих обещаниях. И этот дурень магараджа воображает, что англичане ему что-то дадут, чтобы он компенсировал затраты. Но будут ведь еще ежедневные расходы на армию.

– Ты сама придумала такой сложный план? – поинтересовалась Тесс.

– Вместе с богами! Индийские боги любят заговоры. Мой отец оставил меня, некоторым образом, под покровительством Джинендры, хотя мать пыталась сделать из меня христианку, и я всегда не доверяла брамину Джинендры. Но сам этот бог ко мне добр. Когда я стану магарани, он получит два новых храма.

– И ты искала сокровищницу с тех пор, как умер твой отец?

– С тех пор. Мой отец на смертном ложе предсказал, что я в конце концов ее найду, но его подсказка была всего лишь головоломкой. «Кто ищет цветы, находит счастье», – так он сказал. «Кто ищет золото, находит ярмо и зубы войны. Сотня охраняет сокровища день и ночь, сменяясь в полнолуние!» Вот я всегда и искала цветы, и я часто была счастлива. Каждый день я посылала цветы в храм Джинендры.

– Что это может быть за сотня, которая охраняет сокровища день и ночь? – не поняла Тесс.

– Это и поставило меня в тупик. Ребенком я считала, что это змеи. И старалась дружить со змеями, узнавала, как с ними обращаться, даже с кобрами, и их не бояться. Потом я поняла, что змеи не скажут мне ничего, и решила, что змеи – это брамины. И я стала дружить с браминами, училась всему, чему они могли меня научить. Но они не знают ничего! Они паразиты. Учат только тому, что заставляет людей подчиняться их власти. Я скоро поняла, что, если бы золото охраняли брамины, их давно лишили бы этой чести. Тогда я стала высматривать сотню деревьев – и нашла их! Все сто деревьев в одном месте! Но это был только выигрыш первого тайма в сложной игре – как ты скоро узнаешь.

– Тогда я, конечно, знаю! – взволновалась Тесс. – На территории дворца за рекой, откуда ты сбежала перед тем, как пришла ко мне, растет целый лес!

– Девяносто шесть и корни шести, – пояснила Ясмини. Глаза у нее разгорелись так, как будто в них полыхали костры. – Беда в том, что в полнолуние они не меняются! Меняются только в размере. Они переживают людей на столетия. И все-таки они помогли мне отгадать, и не только как подобраться к сокровищам, но и как победить!

Больше Ясмини ничего не сказала. Никакие вопросы Тесс не могли заставить ее продолжить эту тему. Хотя она была молода, но уже хорошо понимала преимущество неожиданности.

Ранним вечером они вместе поели за низким столиком, уставленном всевозможными яствами, – Тесс и не думала, что в Индии их столько видов. Во время их трапезы Хасамурти пела балладу за балладой из военной истории Раджастана и о его царственных героинях, аккомпанируя себе на струнном инструменте; баллады, казалось, задевали важную струну в ее сердце Ясмини, потому что в конце трапезы она выглядела царственной и решительной, ее глаза так и сверкали голубым пламенем.

Наступило время заняться одеванием; две служанки повели Тесс в ее комнату, чтобы вымыть, причесать, надушить и нанести грим. Через некоторое время она поймала себя на том, что удивлятся, как это большая часть человечества обходится без горничных. И что у нее не было личной прислуги с тех пор, как ее пестовала нянька, не вызвала у нее улыбки. Привычка к роскоши образуется быстро: Тесс даже стала надеяться, что ее муж разбогатеет достаточно для того, чтобы всегда нанимать ей служанку!

Пока эти мысли проносились у Тесс в голове, служанки закончили свои хлопоты, и она была совершенно готова: одета весьма просто, без драгоценностей, как будто сама была служанкой, но служанкой царственных особ. На ногах были чулки и светлые сандалии, ниже колен свешивалась простая кремово-белая шаль. Тесс посмотрела на себя в зеркало и пожелала, что и Дик увидел ее такой, не догадываясь, как скоро Дик увидит ее, одетой куда более роскошно.

Ясмини являла собой такую картину, что у зрителей замирало дыхание: рапсодию из кремового и янтарного, с блистающими драгоценностями. На поясе у нее сверкали бриллианты, а еще на груди, в ушах, на руках; рубины – на горле, изумруды и сапфиры – на платье, в прическе тоже блестели бриллианты; все это переливалось, когда принцесса двигалась. Крупные жемчужины украшали ее плечи и сандалии.

– Детка, откуда, ради всего святого, ты взяла все это? – изумилась Тесс.

– Эти камни? Некоторые – дары знатных раджпутов. Другие – наследство. А эти, – она дотронулась до рубина и одного бриллианта, – эти он мне подарил. Прислал со своим братом. Я и о тебе подумала.

Собственными руками она надела Тесс на шею опаловое ожерелье, и оно заблистало, как живое, а на правую руку – золотые браслеты.

– Ты отлично выглядишь! Вы с Хасамурти будете стоять около меня до самого конца, остальные – сзади. Теперь мы готовы. Пошли!

Снаружи во тьме пылали факелы, присутствовало около шестидесяти гостей. Служанки накинули на себя темные покрывала, чтобы предохранить платья от пыли, поднятой толпой, и, вероятно, еще в угоду старому обычаю, по которому женщины закрывали лица на улице.

Привратник открыл ворота, и Ясмини, держа Тесс за руку, во главе всех прошла сквозь двойной ряд знатных раджпутов; те, повинуясь чьей-то команде, отданной хриплым голосом, подняли сабли и образовали над головами стальную арку, сверкающую в ярком свете факелов. Если не считать приказа обнажить сабли, никто не произносил ни слова.

Тесс смотрела прямо перед собой, боясь встретиться взглядом с каким-нибудь воином, чтобы никто из них не стал возражать – как же это, в такую ночь всех ночей среди них находится христианка.

На дороге стояли три больших слона с прислоненными к ним лестницами. Впереди – громадный зверь с одетыми в золоченые чехлы бивнями, увешанный цепями, с паланкином на спине, напоминающим миниатюрную пагоду; он служил трем поколениям раджпутов и был полон чувства собственного достоинства. Ясмини взобралась на него, за ней – Хасамурти и Тесс, они заняли места позади принцессы. Хасамурти подтолкнула Тесс к ее сиденью, после чего ее обязанности свелись к тому, чтобы следить за царским опахалом из страусовых перьев, мягко движущимся в воздухе над головой Ясмини.

Еще одна женщина забралась на слона сзади, ее подсадил мужчина, похожий на принца, если судить по драгоценным камням, сияющим на тюрбане.

– Его брат, – шепнула Хасамурти.

Снова тишину нарушила чья-то хриплая команда. Лошади, ведомые саисами, отошли от стены, и раджпуты сели в седла. Слуги с факелами шли по бокам. Никто не произносил ни слова.

Слон торжественно шагал по дороге под величественными деревьями, где без умолку трещали обезьяны, перепуганные светом факелов, и покачиванье его спины говорило о веках прошлой истории и о бесконечности грядущих лет. Лошади били копытами и ржали, но ничто не нарушало медленную размеренную походку слона, равно как и спокойствия его проводника.

Жители деревни вышли из домов, стояли под деревьями и, улыбаясь, разглядывали процессию. Все, включая и детей, низко кланялись.

– Почему все молчат? – шепотом спросила Тесс. Ясмини ответила:

– А ты бы хотела, чтобы англичане узнали, что меня приветствовали на улицах как магарани? Дали бы им волю, они бы били в тамтамы и танцевали под деревьями. Здесь все мои друзья.

Большой дом окружала высокая стена, но ворота были широко распахнуты, и процессия ни разу не остановилась, пока ведущий слон не застыл у крыльца, освещенного десятком масляных фонарей. На крыльце стояли четыре женщины с закрытыми покрывалами лицами, но на них блестели самоцветы, а из-под покрывал виднелись нарядные платья; они первые в тот вечер подали голос, чтобы приветствовать и поздравить Ясмини. Как только принцесса сошла со слона, они обступили ее и за руки повели в переднее помещение, произнося тысячи поздравлений и пожеланий счастья.

– Четыре царицы, – шепнула Хасамурти.

Тесс с Хасамурти пошли вместе не в главное помещение, но налево, в покой для женщин, где они сняли покрывала, и тут возобновились болтовня и смех. Там находилось еще десятка три женщин, и они производили больше шума, чем толпа первокурсников в конце семестра.

Самая большая комната возвышалась над остальными на полдюжины ступенек. В дальнем конце виднелась позолоченная дверь, с каждой стороны ее помещалась резная деревянная панель, так что тут был слышен каждый шепот из торжественного зала, когда все женщины умолкли, и было видно каждое движение. Ясмини встала возле позолоченной двери, а Хасамурти с Тесс стремились занять места рядом с ней – нелегкое дело в помещении, где толкутся пятьдесят женщин.

Но тут из зала послышались громкие мужские голоса, и началась перекличка, имя каждого записывалось в пергаментную книгу, так что впоследствии ни один из тех, кто не присутствовал, не мог претендовать на то, что он там был. Женщины притихли, как лес, шелестящий на ночном ветру; кто-то погасил свет, так что легче стало видеть сквозь резные панели – и не так легко быть увиденными. Сразу за панелью начиналось возвышение, покрытое ковром. С его центра ступеньки вели вниз, к полу зала торжеств.

Пол в зале был из тикового дерева, и все колонны, поддерживавшие высокую крышу, были из того же материала, а на них вырезан фантастический узор. В центре свешивался громадный стеклянный канделябр, усиливающий свет тысячи свечей; во всех углах зала висели еще канделябры и зеркала, отражающие свет во всех направлениях.

Около двухсот мужчин сгруппировались в центре зала, вооруженные саблями, – люди всех возрастов, любого роста и всех оттенков смуглости, от крепких седобородых ветеранов до юнцов, не достигших и двадцати лет; и одеты они были в костюмы всевозможных цветов и оттенков, от алых мундиров и белых брюк с черными сапогами рисалдар-майоров до шелковых костюмов с самоцветами у модничающих юношей. Это было племя, которое, как поляки, знало, что их покорили из-за отсутствия единства в их рядах, а не из-за недостатка храбрости и ловкости.

Здесь собрался цвет патриотов Раджпутаны – люди, любящие старые обычаи и все же понимающие преимущества новых. И Ясмини с ее даром читать в людских сердцах, который был ее секретом и источником ее силы, оживляла для них древние обычаи, и она могла вести их по новым путям.

Перекличка закончилась, ветеран с украшенным драгоценностями султаном на тюрбане отделился от остальных и произнес речь, которая была выслушана в молчании, хотя женщины, смотрящие через панель, в волнении щебетали, а глубокое дыхание зала звучало, точно отдаленное бормотание прибоя. Потому что он говорил о переменах в древнем царстве Раджастана и о святости старинного обычая, о праве следовать тому, что их сердца считают лучшим.

– И в минувшие дни, – говорил он, – наши царственные женщины выбирали себе мужей; в старые времена, когда Раджастан был страной царей и царственных юных женщин, как говорят бесчисленные страницы нашей истории, эти обычаи были признаны достойными для того, чтобы править, и защищать, и умирать в отсутствие их господ; а потому мы нынче сочли подобающим посетить это торжественное собрание, чтобы стать свидетелями и благословить. И опять, мои господа, царская дочь на троне Раджастана выбирает себе мужа в присутствии всех нас!

Он умолк, и толпа разразилась приветственными криками. После Ясмини перевела его речь для Тесс. Он ни слова не сказал о Гангадхаре или о троне в Сиалпуре, предоставив произнести это женщине, которая была вождем их всех в тот вечер.

Теперь все взоры устремились на возвышение и на дверь позади него. Во внутреннем помещении женщины оживились и зашептались, а с десяток их, снова прикрыв лица покрывалами, сгруппировались вокруг Ясмини, молча ожидая, когда она даст команду. Она выжидала достаточно долго. Хасамурти широко распахнула дверь, и Ясмини выступила вперед, сверкая своими драгоценностями.

– А-а-а! – таково было приветствие, удивленный выдох, в котором соединились разные чувства толпы, увидевшей большее чудо, чем ожидалось.

Двенадцать принцесс заняли места вокруг Ясмини на возвышении, по шесть с каждой стороны. Сразу за ней стояли Хасамурти и Тесс. Остальные служанки расположились позади, спиной к позолоченной двери. Лица открыты только у Ясмини, Тесс и Хасамурти.

Две долгих минуты Ясмини стояла, молча улыбаясь, а сердце у Тесс колотилось, и она уже не могла считать удары. Тесс подозревала, что принцесса нервничает.

– Ты не одинока, – шепнула Тесс. – У тебя за спиной двое друзей.

И Ясмини заговорила.

– Мои господа, – начала она. – Вы почтили наш древний обычай. Истинные воины почти вымерли, начали процветать упадок и недоверие. Но ни брамин, ни чужеземец не могли сделать позором для девушки выбирать, по какому пути следовать, чтобы прийти к чести. Вы знаете, к чему стремится ваше сердце. Доброта, любовь и преданность – вот качества, в которых нуждается ваша мужественность. Это три элемента женственности. И так же, как Шри – богиня доброй судьбы – всегда приходит к тому, кого она любит, по собственному выбору и приносит в приданое куда большее благословение, чем он мог рассчитывать и о чем мог мечтать, истинная женственность должна выбирать себе спутника, а выбрав, оказывать ему почести.

Начав с левого края первого ряда, она одна медленно проходила перед ними, заглядывая каждому мужчине в глаза, улыбаясь каждому.

Ясмини дошла до третьего ряда, а у Тесс мурашки прошли по телу: а вдруг Ютирупы там нет! Ясмини оглядела их всех, одного за другим, потом взяла за руку последнего мужчину и повела его. Снова тот же голос выкрикнул приказ – и двести сабель выскочили из ножен. Под аркой из сверкающей стали, в тишине, Ясмини и ее избранник вышли на возвышение и стояли там рука об руку лицом к собранию, а сабли вернулись на место. Началось какое-то шевеление – слуги внесли корзины и расставили их возле обутых в сапоги ног. Когда слуги покинули зал, заговорила Ясмини:

– Господа мои, в присутствии всех вас я клянусь в любви, верности и женской преданности принцу, которого выбрала, человеку, который будет моим мужем, который уже им является по церемонии Гандхвары, потому что я пришла к нему по собственной воле ночью. Господа мои, представляю вам…

Наступила тишина, все мужчины задержали дыхание, все женщины зашелестели за панелью.

– …Гангу Кхатиавару Дхудиппа Ахакапуши Ютирупу Сингха – магараджу Сиалпура!

Снова взвились двести обнаженных сабель, загремели канделябры, балки отразили рев двухсот глоток:

– Ганг-хо! – и все правые ноги одновременно притопнули, сотрясая здание.

Крышки корзин разрезали кончиками сабель, и на возвышение посыпались цветы, и вот уже под ними утонул ковер. Тот же ветеран, который произносил речь, поднялся на помост и возложил венки на Ясмини и на ее принца, и снова здание сотряслось от рева приветствий и резкого звона стали.

Но Ясмини еще не кончила говорить. Когда крики замерли и клинки вернулись в ножны, ее голос снова возбудил их эмоции, до странного спокойный, но доходящий до каждого уха, точно мелодия скрытого колокола.

– И так как, господа мои, в древности часто случалось, что раджпутская женщина поддерживала своего мужа на троне, оказывая честь ему и Раджпутане своей смелостью и умом, и осмеливалась даже проявлять свое искусство в войне, так и теперь этот принц получает трон благодаря уму женщины. Прежде, чем взойдет полная луна, он займет трон во дворце своих предков, и вы, любя Раджастан, должны теперь ответить, мудро ли я выбрала!

И они ответили во всю силу своих легких. И пока зал звенел от аплодисментов, она выпустила руку Ютирупы, низко поклонилась ему и удалилась через позолоченную дверь в окружении своих прислужниц.

Еще два часа после этого она принимала поздравления, выслушивала вопросы, шепот, смех и ответы, а женщины суетились вокруг нее, и она каждой из них представляла Тесс. Тесс едва ли понимала хотя бы слово из того, что говорилось, но разделяла с Ясмини почести, наблюдала этот дух новизны, который позволил девушке отчасти иностранного происхождения и, таким образом, не имеющей касты в том смысле, какой вкладывают в это понятие индусы, возродить древний царский обычай.

Имели место неизбежные сласти и неизбежные подслащенные напитки. А затем снова выступали слоны и факиры под таинственными деревьями с вооруженным саблями эскортом. Те же самые освещенные факелами лица выглядывали из деревенских дверей, и, наконец, снова ворота в садовой стене.

– Я хорошо справилась? – спросила Ясмини. – О, сестра моя! Без тебя, которая одолжила мне смелость, я потерпела бы неудачу!