12

Кел просыпается поздно, в окно спальни вовсю струится солнечный свет. Голова немного чувствительная и словно набита липучим ковровым ворсом, но в остальном Келу на диво хорошо. Суется под холодную воду, от этого голова проясняется, после чего он жарит себе яичницу с сосисками, закидывается парочкой обезболивающих и щедрым объемом кофе. Затем бросает в багажник мешок с грязной одеждой и отправляется в город.

День обманчиво яркий, с резким холодом в тенях и легким ветром, что играючи подбирается поближе – и сечет до нутра. “Паджеро”, неспешно катясь, ритмично подскакивает на ухабах. Следом скользит по бурым горам тень тучки.

Келу ясно, что прошлой ночью его предостерегли. Предостережение, впрочем, сделали так тонко – умышленно ли, нет ли, – что Кел не до конца понимает, от чего именно его предостерегали. Понятия не имеет, вычислила ли Арднакелти, что он разбирается с исчезновением Брендана Редди, и хочет, чтобы Кел в этом говне не копался, или же он просто слишком деятельно для приезжего сует во все нос и пришла пора втолковать ему местные обычаи.

Интересно и то, где и как это предостережение сделали. Март мог выдать ему парочку кратких рекомендаций прямо у ворот в любой день, но отложил это до вечеринки с потином. То ли хотел, чтобы Кел принял этот намек сразу от целой компании, чтоб уж дошло наверняка, то ли желал все обставить так, чтобы все остальные знали: Кела предупредили. И Кел отчего-то убежден, что тут скорее второе и что оно ради его же блага.

Кел не вполне понимает, в каких обстоятельствах может пригодиться такая защита. В начале расследования Кел привык действовать ощупью, а значит, не сразу осознаёт, что тут все совсем иначе. Он понятия не имеет не только о том, что́ окружающие знают и в чем убеждены, но и что об этом могут думать, чего хотят, почему они этого хотят – или как способны поступить, чтобы добиться желаемого. Десятилетия знакомства друг с другом, придававшие началу вчерашнего вечера уют, сгущаются в непроницаемую чащу, любое действие и любые мотивы скрываются в ней, едва ль постижимые для человека пришлого. Кел понимает, что это по меньшей мере отчасти делается сознательно и умело. Мужикам нравится, если Кел двигается вслепую. Ничего личного, с их стороны это простейшая и естественная предосторожность.

Кел отдает себе отчет, что производит впечатление покладистого, сговорчивого парня, который это предостережение учтет. Такой образ неоднократно играл Келу на руку. Он бы с большой радостью использовал его и здесь, пусть деревня расслабится, веря в то, что он вернулся к своим делам и красит себе дом. Беда в том, что у него нет такого выхода. Будь он на службе, он бы держался подобающе далеко от приятелей Брендана и занялся на некоторое время всяким закулисным: подтянул бы технарей, чтобы влезли к Брендану в телефон, отследили его перемещения, прошерстили его переписку, проверили по банку, использовалась ли карточка Брендана, прогнали бы всех Брендановых приятелей через систему, потолковали с отделом дури насчет дублинских купцов. Кел обсудил бы варианты со своим напарником О’Лири, мелким пузатым циником, с виду обманчиво ленивым и с острым чутьем на несуразное, и впряг бы того же О’Лири побегать вместо себя.

А тут никакой тяжелой артиллерии, никаких союзников. Никакого закулисья, где можно укрыться. У Кела пустые руки, он один и у всех на виду.

Исходный план на сегодня был выловить Дони Макграта, но план этот изменился. Расспрашивать Дони наверняка окажется изнурительно, а голова у Кела к такому не готова. Но важнее другое: Кел недостаточно хорошо врубается, что вообще происходит. Даже если местные предостерегают его насчет Брендана, им известно лишь одно: Кел пытается выяснить, куда сбежал пацан, чтобы успокоить его встревоженную мамашу – или из чистого любопытства. Но Кел знает, что пригляд за ним будет. Если потолкует с Дони или с кем угодно еще, кто связан с дублинскими пацанами-торговцами, местные поймут, что́ у Кела на уме. Делать этот шаг, пока не подготовится хорошенько, Кел не склонен.

Однако есть у него один пункт в списке, и что за карты у Кела на руках, по этому пункту не вычислить, но для его исполнения требуется выходной день. В городе он сдает вещи в прачечную, а сам отправляется в сувенирную лавку.

Каролайн Хоран по-прежнему дружит с Бренданом в Фейсбуке, из чего Кел делает вывод, что расстались они не совсем уж паршиво. Фотоснимок на ее страничке: она сама и две другие девушки, на пляже, обдуваемые ветром, в обнимку, смеются. У Каролайн буйные каштановые кудри и круглое веснушчатое лицо с очаровательной улыбкой. В профиле у нее также значится “Учится в Атлонском технологическом институте”, а тогда, если она и работает еще в сувенирной лавке, скорее всего, берет себе смены в выходные.

И действительно – толкнув под звон колокольчика дверь лавки, он видит ее: девушка приводит в порядок стойку с именными табличками, украшенными лепреконами. Каролайн ниже ростом, чем Кел предполагал, у нее ладная, округлая фигура. Кудри стянуты в хвост, макияжа немного – столько, чтобы выглядеть ухоженной, но вместе с тем добродетельной.

– Добрый день, – приветствует ее Кел, озираясь по сторонам, слегка ошарашенный изобилием. Магазинчик мал и битком набит зелеными предметами, предметами из шерсти и предметами из мрамора. Почти все украшены либо клевером, либо кельтскими завитушками. Фоном чей-то мужской голос распевает слащавую балладу, которая даже на слух Кела не имеет ничего общего с музыкой в “Шоне Оге”.

– Здрасьте, – отзывается Каролайн, оборачиваясь и улыбаясь. – Чем могу помочь?

– Да я вот собираюсь купить подарок своей племяннице в Чикаго, – отвечает Кел. – Ей скоро шесть. Может, посоветуете что-нибудь?

– Запросто, – любезно отвечает Каролайн. Направляется к прилавку, попутно снимая то-сё с полок и стоек: зеленую куклу-феечку из тюля, футболку с клевером, серебряное колье в зеленой коробочке, косматую чернолицую игрушечную овцу. – Если ей нравятся феечки, от этой она будет в восторге. Или она более боевая? Тогда, может, майку и бейсболку?

Кел опирается на прилавок, блюдя почтительное расстояние, поддакивает и попутно оглядывает Каролайн. Выговор свой она ради колледжа не глушит, как Юджин, он почти такой же сильный, как у Трея. Кел это одобряет – сам без малого тридцать лет прожил в Чикаго, а по-прежнему разговаривает как пацан из Северной Каролины. Ее отзывчивость и точность движений ему тоже нравятся. Брендан выбирал уверенных и знающих. И если этой барышне Брендан был желанен, значит, он тоже не балбес.

– Или вот колье с кладдахским кулоном, тут точно не ошибетесь. Это традиционный ирландский знак любви, дружбы и верности.

– Вот эта хорошенькая, – говорит Кел, беря овцу. Алисса обожала мелких мягких зверушек. У нее в комнате они были на всех поверхностях, дружными компаниями, обустроенными заботливо, чтобы смотрелось так, будто они разговаривают или во что-то играют. Кел выбирал парочку таких игрушек и разговаривал ими, а Алисса хихикала до одури. Водился там и енот – он то и дело подкрадывался к остальным, щекотал их и отскакивал.

– Эти местные дальше некуда, – поясняет Каролайн. – Их валяет одна дама в Каррикморе из шерсти с овец ее брата.

Кел поглядывает на нее, сведя брови.

– У меня такое ощущение, что вы где-то рядом со мной, – говорит он. – Не вас ли видел у Норин, вы ей помогали разок в магазине в Арднакелти?

Каролайн улыбается.

– Наверное, меня, ага. Норин трудно отказать.

– Не то слово, – соглашается Кел, улыбаясь и протягивая руку. – Кел Хупер. Тот американец, кто купил участок О’Шэев.

Его имя никакого отклика у Каролайн не вызывает, что бы это ни значило. Рукопожатие у нее старше ее самой, профессиональное.

– Каролайн Хоран.

– Лады. – говорит Кел. – Поглядим, научила ли меня Норин хоть чему-то. Если вы Каролайн, значит, это вы сломали запястье, когда свалились у Норин с лестницы, пытаясь дотянуться до обсыпки для торта. Правильно?

Каролайн хохочет.

– Господи, да мне шесть лет было. Вечно припоминать будут. И обсыпку я в итоге так и не добыла.

– Не беспокойтесь, – лыбясь в ответ, говорит Кел. – Это худшее, что мне доложили. Еще я знаю, что вы встречались с Бренданом Редди – парнем, которого не удается привлечь, чтоб переложил мне электрику, потому что он куда-то смылся, – и что вы учитесь в колледже. Что изучаете?

При упоминании Брендана Каролайн смаргивает.

– Гостиничное дело, – отвечает она довольно непринужденно, отворачиваясь, чтобы достать с полки еще овец. – С такой профессией куда хочешь можно ехать, верно?

– Собираетесь путешествовать?

Каролайн улыбается через плечо.

– Господи, ну да. Чем больше, тем лучше. А в таком деле за тебя еще и платят.

Кел считает, что это большая ошибка Брендана – или, в любом случае, одна из них: отчудить, что уж он там отчудил, чтоб Каролайн его бросила. В этой девушке есть искра женщины, которая далеко пойдет. С ней их пара могла б оказаться в таких местах, о каких Брендан мог только мечтать, а то и не мечтать даже.

– Итак, – говорит она, выстроив на прилавке полдюжины овец разных оттенков, – выбирайте. Мне вот у этой выражение лица нравится.

– По-моему, вид у нее вроде как с приветом, – говорит Кел, присматриваясь к вытаращенным глазкам с белой каймой. – Будто выжидает подходящего момента, чтоб напасть.

Каролайн смеется.

– Она просто с характером.

– Если у племянницы приключатся страшные сны, сестра заявится сюда и меня прибьет.

– Может, тогда вот эту? – Каролайн берет экземпляр кремового окраса с черной головой. – Посмотрите на ее мордочку. Такая мухи не обидит.

– Эта боится вон той чокнутой. Смотрите. – Кел прячет робкую овцу за остальными и ставит ту, которая с приветом, так, чтоб таращилась на них. – Трясется от холки до копыт.

Каролайн смеется.

– Значит, вы просто обязаны ее отсюда забрать. Приютите ее в новом безопасном доме, и все у нее будет шик.

– Лады, – соглашается Кел. – Так и сделаю. Пусть будет мое доброе дело на сегодня.

– Племяннице скажете, что это спасенная овца, – советует Каролайн. Принимается расставлять оставшихся на полке.

– Знаете, – говорит Кел, крутя в руках зеленую бейсболку, – не хочется мне влезать, но я тут давеча беседовал с мамой Брендана Редди, и она о нем не на шутку тревожится. Если он как-то выходил с вами на связь, может, вы потратите минутку и скажете маме, что с ним все хорошо?

Каролайн взглядывает на него, но всего на секунду.

– Он не выходил.

– Мне можете ничего не рассказывать. Главное – скажите его маме.

– Я понимаю. Но он не выходил.

– Даже если просто заикнулся о том, куда направляется. Ей нелегко. Что угодно было б на пользу.

Каролайн качает головой.

– Он мне про это ничего не говорил, – произносит она. – Да и причин у него не было. Мы не очень-то общались после того, как разошлись.

Обида в ее голосе все еще слышна. Что б ни пошло наперекосяк в этой паре, Брендан девушке очень нравился.

– Тяжело ему было расставаться? – спрашивает Кел.

– Вроде. Угу.

– Вы тоже о нем беспокоились?

Каролайн возвращается к прилавку. Гладит овцу по носу.

– Я б хотела знать, – отвечает она.

– Есть догадки?

Каролайн снимает завиток серого пуха с овечьей спины.

– С Бренданом дело такое, – говорит она. – У него много чего на уме, и его заносит. Забывает других людей учитывать.

– Как так?

– Ну, – отвечает Каролайн, – типа, нам обоим нравится этот музыкант Хозиер, так? И он играл в Дублине в прошлом году в декабре. Брендан брался за любую работу, какая подвернется, чтоб скопить денег на билеты, автобус и ночлег. Мне в подарок на Рождество. И получилось бы изумительно, если б эти билеты он не взял на вечер перед моим последним экзаменом.

– Ох ты ж, – поморщившись, отзывается Кел.

– Ага. Типа, не специально; он просто забыл у меня спросить. А когда я сказала, что поехать не смогу, он всерьез обалдел. И разозлился. Типа: “Тебя ничего, кроме твоего колледжа, не волнует, считаешь, ради меня незачем напрягаться, потому что я ничего не добьюсь…” Я вообще так не думала, но… ну да.

– Но это не втолкуешь парню, если он уязвим, – договаривает Кел.

– Ну да. Из-за этого мы и расстались, по сути.

Кел обдумывает.

– Вы, значит, считаете, что он погнался куда-то за великой затеей и забыл, что мама волнуется?

Каролайн бросает на него взгляд, затем вновь отводит его.

– Может, – говорит.

Кел уточняет:

– Или?..

Каролайн спрашивает:

– Вам ее завернуть подарочно?

– Было бы здорово. С упаковкой у меня руки-крюки.

– Запросто, – говорит Каролайн, ловко выдергивая из-под прилавка тонкую зеленую бумагу. – Ясное дело, если девочке шесть, упаковка ей без разницы, а вот вашей сестре, возможно, нет. Давайте всё чин чином.

Кел пытается раскрутить бейсболку на одном пальце, слушает, как певец ноет про тоску по дому, и разглядывает Каролайн, пока та раскладывает несколько листов зеленой бумаги разных оттенков. С Юджином он изображал балбеса, поскольку Юджину хотелось бы, чтоб люди вокруг были такими. Каролайн, очевидно, желает, чтобы люди вокруг были смышлеными и доводили начатое до конца.

– Мисс Каролайн, – произносит он, – я собираюсь задать вам пару вопросов, поскольку с вами, кажется, вероятность получить внятные ответы выше всего.

Каролайн прекращает упаковывать, поднимает голову, смотрит на Кела.

– О чем?

– О Брендане Редди.

– Зачем?

Они с Келом смотрят друг на дружку. Кел понимает: очень повезло, что этот вопрос ему до сих пор ни разу не задали.

– Можно решить, что я просто везде сую нос, – отвечает он, – или неугомонный, или и то и другое. Одно могу обещать: никакого вреда Брендану я не причиню. Просто выясняю, куда он делся, вот и все.

Каролайн кивает, будто верит ему. Говорит:

– Мне вам сказать нечего.

– Вы хотите знать, куда он уехал. Собираетесь поспрашивать сами? – Каролайн качает головой. Резкость этого движения дает Келу понять, что девушка боится. – Значит, я ваша последняя надежда.

– И если выясните, вы мне сообщите.

– Обещать не могу, – говорит Кел. Минуту назад, вероятно, пообещал бы, но это движение его насторожило. Каролайн не кажется человеком, которого легко напугать. – Но если я его найду, я ему скажу, чтобы позвонил вам. Всяко лучше, чем ничего.

Миг спустя она говорит, без всякого выражения:

– Ладно. Валяйте.

– Как у Брендана было с головой?

– В смысле?

– Депрессии?

– Вряд ли, – отвечает Каролайн. Отвечает довольно быстро, из чего Кел делает вывод, что она это уже обдумывала. – Счастлив он не был, но тут другое. Его это не тянуло ко дну, понимаете? Скорее… доставало. Раздражало. Он вообще-то оптимист. Всегда прикидывает, что как-то сложится в конце концов.

– Приношу извинения за жесткую формулировку, – говорит Кел, – но как по-вашему, есть ли вероятность, что он лишил себя жизни?

– По-моему, никакой, – отвечает Каролайн. Этот ответ тоже молниеносен. – Я понимаю, нельзя сказать, что кто-то не суицидальный тип и что людям бывает гораздо хуже, чем они показывают, но… Брендан думает так: “Точно найду выход, все будет шик так или иначе…” Такое вряд ли совместимо с самоубийством.

– Я б тоже решил, что нет, – говорит Кел. Он склонен соглашаться с Каролайн, хотя разделяет и ее осторожность. – Никогда не казалось, что он оторван от действительности? Говорит что-то, лишенное смысла?

– В смысле шизофрении или биполярного расстройства?

– Или чего угодно в этом духе.

Каролайн задумывается ненадолго, руки на оберточной бумаге неподвижны. Затем качает головой.

– Нет, – говорит решительно. – Он иногда нереальное предлагает, бывает такое – вот как с билетами и моим экзаменом: “Все будет шик, поучись заранее просто, а утром уедем ранним автобусом…” Но это не то же самое, что оторваться от действительности.

– Это верно, – говорит Кел. “Думает”, “предлагает”. Каролайн, как и Фергал с Юджином, считает, что Брендан жив. Кел не слишком на это полагается. Для них мысль о том, что их ровесник может быть мертв, невозможна. Кел надеется, что так оно и будет еще сколько-то. – Из-за этой своей склонности к нереальному он врагов себе не нажил?

Глаза у Каролайн распахиваются, но всего на миг, а голос остается ровным.

– Ну не так уж, как вы об этом говорите. Людей он иногда раздражает. Но… само собой, мы же все знаем друг друга целую жизнь. Всем известно, какой он. Никто никогда особо не заморачивался.

– Да, понятно, как это бывает, – говорит Кел. – Он надежный? Скажем, если говорит вам, что собирается что-то для вас сделать или достать что-то, вы б рассчитывали, что сделает, или решили, что выбросит из головы?

– Сдержит слово, – тут же говорит Каролайн. – Для него это вроде как вопрос гордости. Отец у него был ужасный человек в этом смысле – пообещать и забыть. Брендан такого на дух не выносил. Не хотел быть, как тот.

– Вот вам пожалуйста. Люди готовы простить человеку некоторую оторванность, лишь бы надежный был. – Кел кладет бейсболку на прилавок, оглаживает, возвращая ей форму. – Надо полагать, это значит, что не подорвался б и не улизнул, узнай, что вы беременны.

Делает ставку на то, что Каролайн хватит здравомыслия на такое не разобидеться. Так и выходит – она отвечает буднично:

– Ни за что. Он бы сделал все, чтоб стать идеальным папочкой. Но причин так думать у него все равно не возникало. Страха никакого у меня не было, ничего.

– Вы сказали, у Брендана было туго с деньгами и его беспокоило, что он ничего не добьется. Водились ли у него планы как-то попробовать изменить это?

Каролайн выдыхает, ехидно улыбаясь.

– Да наверняка были, ага. Он сказал – когда мы расставались, типа, – сказал, еще докажет мне, что далеко пойдет.

– Не заикался как?

Она качает головой.

– Может, влезая куда не надо?

– Типа чего? – Тон у Каролайн делается острее.

– Ну, типа чего-то противозаконного, – миролюбиво поясняет Кел. – Воровство, может, или переброска наркотиками.

– Он никогда ничем таким не занимался. Когда мы встречались с ним, точно нет.

– Как он раздобыл денег на те билеты на концерт?

– Дядя одного нашего друга вывозит старую мебель, Брендан устроился на несколько дней к нему. Ну и натаскивал еще. – В ответ на непонимающий взгляд Кела: – Ребят из нашей школы подтягивал по химии и электротехнике, он в этих предметах лучше всего разбирается. Такое вот.

На службе Кел все это проверил бы. А сейчас ему остается полагаться на чутье, и оно подсказывает, что Каролайн хочется думать о Брендане хорошее, но вместе с тем она не дура.

– Находчиво, – говорит Кел. – Однако на этом не обогатишься.

– Нет, но вы понимаете, что я имею в виду. Ничего левого он не делал.

– Вы при этом не говорите, что и никогда не стал бы, – обращает ее внимание Кел.

Каролайн вновь принимается возиться с упаковкой, обертывает овцу ловкими быстрыми пальцами. Кел ждет.

– Ходили слухи, – наконец произносит Каролайн, – после того, как Брендан уехал. – Руки торопятся, голос напрягается. Говорить об этом ей не нравится. – Люди болтали, будто он меня изнасиловал и сбежал, потому что я собиралась насчет этого в Гарду.

– И это неправда?

– Неправда. Брендан пальцем меня не трогал против моей воли. Этот слух я быстренько пресекла, как узнала о нем. Но возникла прорва других, с которыми я уже ничего поделать не могла. Что он сбежал, потому что избил свою мать. Или что его застукали за тем, как он подглядывает к женщинам в окна. Наверное, худшие мне даже и не пересказывали.

Резким движением отрывает кусок клейкой ленты от бобины.

– Вот как Брендану было в Арднакелти всю его жизнь. Раз он из такой семьи, люди всегда думали о нем худшее, есть на то причина или нет. Даже мои родители – а они не такие, – даже они были в ужасе, когда я начала с ним встречаться, правда, сказали, что голова на плечах у меня имеется, а значит, если я в нем что-то нахожу, оно там, наверное, есть. Но им не нравилось. Даже когда видели, как хорошо он со мной обходится, все равно возражали. – Поглядывает на Кела. Мотает головой, и в этом жесте виден гнев. – Я просто хочу сказать: не верьте всему, что люди несут вам о Брендане. В основном это фуфло сплошное.

– Тогда вы мне скажите, – говорит Кел, – пошел бы он на что-то криминальное или нет?

– Я вам объясню, кто такой Брендан, – отвечает Каролайн. Руки ее замерли, игрушечная овца напрочь забыта. – У него орава мелких братьев и сестер, так? Обычно, когда люди с кем-то встречаются, на остальных внимания не обращают. А вот Брендан другой – даже когда мы только-только начали, когда с ума сходили друг по дружке, он такой: “Сегодня не могу встретиться, Трей в футбол играет” или “Мэв поссорилась с любимой подружкой, надо побыть дома, подбодрить ее”. Родители у них вообще не такие, с детьми возился Брендан. Не в смысле, что ему это геморрой был. Ему типа нравилось.

– Вроде хороший человек, – говорит Кел. – Но хорошие люди нарушают закон – иногда. Вы не ответили мне, нарушил бы Брендан или нет.

Каролайн вновь берется за оберточную бумагу. Помолчав, говорит:

– Надеюсь, нет. – Лицо у нее устало грустнеет. Кел ждет. Она вроде начинает фразу, но осекается. Произносит другое: – Я просто хочу знать, что с ним все нормально.

Кел произносит бережно:

– Я не слыхал, что плохо.

– Ну да. – Каролайн быстро переводит дух. На Кела больше не смотрит. – Ага. Я б сказала, у него все шик.

– Знаете что, – говорит Кел, – попрошу миз Редди, если от Брендана будут вести, чтоб она вам сообщила.

– Спасибо, – учтиво отзывается Каролайн, отматывая от катушки зеленую ленточку. Разговор окончен. – Было б здорово.

Овцу она обвязывает нарядно – зеленые завитки и кудри ленточек. Кел, благодаря ее за помощь, оставляет секунду на тот случай, если она решит сказать еще что-то, но Каролайн одаряет его лучезарной безличной улыбкой и просит передать его племяннице поздравления с днем рождения.

На свежем воздухе, вдали от захламленной тесноты и слащавых баллад, кажется просторно и свободно, покойно. На главной площади семьи при полном параде и старушки в платках выходят из церкви, высится ее шпиль, ветер гонит по синему небу ошметки облаков.

Кел надеялся, что Брендан, может, выложил Каролайн свои грандиозные планы по добыче денег. У пацанов рот не закрывается, когда они пытаются произвести впечатление на девушек. Каролайн не из тех, кого можно впечатлить противозаконными затеями, но Брендан слишком юн, слишком поспешен и слишком отчаян, а потому, наверное, этого не замечал. Но Кел доверяет Каролайн. Что б там ни назревало, Брендан держал это при себе.

Однако ж не с пустыми руками Кел вышел из лавки. Самоубийство вычеркиваем – ну или будем так считать. Не потому что Каролайн уверена, будто Брендан не из таких, а потому что Каролайн – Кел видит в ней покамест лучшего свидетеля из всех, с кем успел потолковать, – утверждает, что Брендану очень важно держать слово. Брендан сказал, что к дню рождения раздобудет Трею велосипед, а Фергалу вернет сто дубов – деньги, которые ему были б ни к чему, если б он собирался влезть на горку и там повеситься. Если Брендан намеревался куда-то уехать, намеревался он и вернуться.

И Каролайн полагает, что ничего плохого с головой у Брендана не происходило. Кел этому рад. Если Брендана спугнули, если он сбежал, если прячется в горах, получается, у него имелись причины, существовавшие вне ума. А значит, попутно он должен оставить осязаемый след.

Может, у Каролайн есть догадки, чем Брендан занимался, и она не хочет это обсуждать – во всяком случае, не с пришлым и не с бывшим легавым. Вместе с тем Кел, возможно, не единственный, кого предостерегли.

Больших надежд на то, что полицейский участок окажется открыт в воскресенье, Кел не питает, но гарда О’Малли за своим столом, читает газету и ест здоровенный кусок шоколадного торта, зажав его в руке.

– Ох батюшки, офицер Хупер, – говорит он, сияя и пытаясь сообразить, вставать ли. – Руку подать не могу, видите… – показывает липкие пальцы. – Моему пацаненку сегодня восемь, и уж такой торт моя хозяйка забабахала, мы до девятилетия его доедать будем.

– Не беда, – улыбаясь, говорит Кел. – Отличный торт, судя по виду.

– Ой, роскошный. Она у меня все кондитерские телепрограммы смотрит. Знай я, что вы зайдете, принес бы и вам кусок.

– На будущий год заскочу, – заверяет его Кел. – Зашел сообщить, что ружье-то я получил. Спасибо вам большущее за помощь.

– Никаких хлопот вообще, – говорит О’Малли, расслабляясь в кресле и облизывая глазурь с большого пальца. – Уже опробовали?

– Стрелял по жестянкам пока, глазомер восстанавливаю. Хорошее ружье. У меня на земле кролики водятся, собираюсь настрелять себе чуток.

– Коварная они мелюзга, – сообщает О’Малли с меланхолической многозначительностью. – Удачи вам.

– Ну, – говорит Кел, – на выбор еще есть целое дерево грачей, они у меня на лужайке хулиганят. Может, подскажете – как они в пищу?

Вид у О’Малли изумленный, но гарда из вежливости осмысляет вопрос.

– Сам я грачей не йил ни разу, – отвечает. – Но отец говаривал, что его мать готовила грачиное рагу, когда больше есть нечего было, он тогда сам был мальчонкой. С картошкой типа и с чуточкой лука. Думаю, в интернете рецепт найдется уж всяко, там же вообще все есть.

– Стоит попробовать, – говорит Кел. Не собирается он стрелять по своим грачам. У него подозрение, что выжившие станут ему заклятыми врагами.

– Вряд ли оно вкусно, – замечает О’Малли, еще раз подумав. – Жуть какой резкий вкус, наверное.

– Сберегу вам пайку, – ухмыляясь, обещает Кел.

– Ой нет, всё шик, – говорит О’Малли, немного напрягшись. – Уж всяко я буду все еще с тортом с этим занят.

Кел смеется, хлопает по стойке ладонью и уже направляется к двери, как вдруг его осеняет:

– Чуть не забыл. Кто-то мне тут говорил, что пару служивых из Гарды вызывали в этом году в марте в Арднакелти. Не вас ли?

О’Малли задумывается.

– Не, не меня. Я там всего раз бывал в этом году – в горках, когда пытался ребятню эту, Редди, загнать на учебу. Арднакелти не очень-то нуждается в наших услугах.

– Ну, так я и думал, – говорит Кел, слегка нахмурившись. – А вы не в курсе, что там такое в марте приключилось?

– Да ничего серьезного не могло быть, – заверяет его О’Малли. – Уж всяко если б иначе, я б о том узнал.

– Мне б хотелось понимать все равно, – настаивает Кел, хмурясь все больше. – Нет мне покоя, пока не разберусь, с чем рядом живу. Побочка от службы – ну, в смысле, кому я объясняю, да?

По лицу О’Малли не скажешь, что он хоть раз смотрел на это под таким углом, но кивает рьяно.

– Сделаем вот как, – говорит он, сообразив. – Погодите тут минутку, я гляну по базе.

– Ой, как любезно с вашей стороны, – говорит Кел, приятно удивившись. – Ценю. Грачиное рагу теперь уж точно за мной.

О’Малли смеется, с громким скрипом выбирается из кресла и скрывается в недрах участка. Кел ждет и смотрит в окно на небо, где тучи густеют, темнеют и делаются все более зловещими. Вряд ли он когда-нибудь освоится с непринужденными крутыми поворотами здешней погоды. Привык к тому, что жаркий летний день – это жаркий летний день, холодный дождливый день – холодный дождливый день и так далее. Здесь же бывают дни, когда погода крутит людям мозги чисто из принципа.

– Так, – говорит О’Малли, возвращаясь, довольный результатами. – Я ж сказал, вообще ничегошеньки серьезного. Шестнадцатое марта, фермер сообщил о признаках вторжения на его землю и возможную кражу сельхозинвентаря, но когда ребята приехали, заявил им, что это недоразумение. – О’Малли усаживается в кресло и закидывает кусок торта в рот. – Видать, выяснил, что это какая-нибудь местная молодая шелупонь безобразит. Скучно им, это да. Иногда самый борзый спрячет что-нибудь чисто ради ржаки – поглядеть, как фермер бесится, пока ищет. А может, все же украли что-то, но фермер выяснил, кто это, и вернул себе свое да и решил на том закончить. Они тут такие, в этих краях. Им сподручнее держать нас от себя подальше, пока совсем не припрет.

– Ну, так или иначе, – говорит Кел, – у меня от души отлегло. Никакого сельхозинвентаря у меня нету, воровать нечего. Старая тачка есть, досталась мне вместе с землей, но если кому-то она уж так нужна, пусть забирают.

– Да они скорее ее вам на крышу втащат, – снисходительно говорит О’Малли.

– Это может украсить мне дом, – отзывается Кел. – Эти ребята дизайнеры берут с яппи тысячи дубов за такие идеи. Кто был тот фермер?

– Мужик по имени Патрик Фаллон. Я его не знаю. Не из постоянных он, значит, никакой у него вражды нету ни с кем, ничего такого.

Патрик Фаллон – судя по всему, Пи-Джей.

– Хм. Это сосед мой, – замечает Кел. – Не заикался он при мне ни о чем таком, пока я тут. Видать, что-то разовое тогда приключилось.

– Пацанва дурит, – убежденно заключает О’Малли, отламывая очередной здоровенный кусок торта.

От вида торта у Кела пробуждается голод. Отыскивает кафе, берет себе кусок яблочного пирога и кофе, коротает время до окончания стирки. Достает из кармана куртки блокнот и открывает чистую страничку.

Обмозговывает вероятность того, что Брендан оборудовал себе точку приема ворованного сельхозинвентаря, стырил что-то у Пи-Джея, его спугнули, он вернул, когда выяснилось, что вызвали легавых, и удрал из города, чтоб не нарываться, или его выгнали, как того парня Манниона, угробившего кота. Не клеится оно: кто угодно хоть с каким-то мозгом учитывал бы полицию, а Брендан не дурак, ну или не был им; однако, возможно, не рассчитывал, что пропажу так быстро обнаружат. Каролайн сказала, что реакции других людей Брендан в расчет не принимал.

Записывает: “Сельхозинвентарь 16/03. Что украдено? Вернули?”

И вот еще какая мысль болтается у него на краю сознания: те убитые овцы. Март не наудачу сидит в лесочке. У него есть основания думать, что следующей будет овца Пи-Джея.

Кел зарисовывает план окрестностей Арднакелти, подглядывая в интернет-карты. Отмечает землю Марта, Пи-Джея и Бобби Фини; где именно расположен участок Франси Ганнона, он не знает, но “рядом с деревней” – это приблизительно понятно. Затем обозначает все остальные известные ему овцеводческие хозяйства.

Географически эти четыре участка никак не выделяются среди остальных. Не ближайшие к горам или к какому-нибудь лесу, где может прятаться какой-нибудь зверь, и не рядом друг с другом, да и не примыкают к основной дороге, чтобы можно было быстро скрыться. Нет причин – или, во всяком случае, нет причин, очевидных Келу, – с чего б этим хозяйствам стать мишенями хоть для человека, хоть для зверя.

Пишет: “Франси/Бобби/Март/Пи-Джей. Связи? Родство? Терки с Бренданом? С кем-то еще?”

В голову приходит всего один человек, у которого могли быть терки с Мартом, и, похоже, незадолго до того, как убили Мартову овцу. Пишет: “С Дони Макг?”

Остаток кофе остыл. Кел закупается всякой всячиной, включая Мартово печенье и упаковку из трех носков, забирает стирку и уезжает из города.

Дорога в горы на машине ощущается иначе – каменистее и недружелюбнее, словно ждет своего часа, чтоб пробить Келу покрышку или сбросить его на болотистом участке. Он останавливается у ворот дома Редди. Обочины тут нет, но потенциальная необходимость другой машине проехать волнует Кела не слишком.

На этот раз двор Редди пуст. Холод покусывает Кела за шею. Веревки, свисающие с игровой конструкции, болтаются на ветру. Окна, смотрящие на дорогу, пусты и темны, но, пересекая двор, Кел чует, что за ним наблюдают. Шагает медленнее, позволяет себя рассмотреть.

К двери Шила не подходит долго. Открывает ее на ширину ступни и смотрит на Кела в щель. Узнает его или нет, непонятно. Откуда-то изнутри едва доносится веселый мультяшный смех.

– Добрый день, миз Редди, – говорит он, держась на приличном расстоянии. – Кел Хупер, вы на днях выручили меня сухими носками, помните?

Она все смотрит на него. Настороженность не растворяется.

– Я вам привез вот, – говорит он, протягивая носки. – С признательностью.

От этого у Шилы в глазах вспыхивает огонек.

– Не надо мне. Не такая уж я нищая, что не могу пару старых носков отдать.

Кел, опешив, вжимает голову и переминается на ступеньке.

– Миз Редди, – говорит, – я не хотел никак обидеть. Спасибо вам, не пришлось мне долго топать домой с мокрыми ногами, а меня учили не быть неблагодарным. Бабуля моя села бы в могиле и наорала б на меня, если б я вам не вернул, что взял.

Через миг враждебность тает, Шила отводит взгляд.

– Все шикарно, – говорит. – Просто…

Кел ждет, по-прежнему смущенный.

– У меня дети. Нельзя, чтоб посторонние мужчины толклись тут.

Когда Кел вскидывает голову, изумленный и оскорбленный, она продолжает едва ли не сердито:

– Дело не в вас. Люди, они сплетники лютые в этих краях. Нельзя давать им повод болтать обо мне всякое хуже того, что и без того уже болтают.

– Что ж, – говорит все еще слегка обиженный Кел, – приношу извинения. Не хочу создавать вам никаких хлопот. Больше не буду под ногами путаться.

Вновь протягивает носки, но Шила не берет их. На мгновение ему кажется, что она скажет еще что-то, но Шила кивает и пытается закрыть дверь.

Кел спрашивает:

– Слыхали что-нибудь о сынке вашем Брендане?

Вспышка страха в глазах у Шилы сообщает ему то, что он хотел узнать. Шилу тоже предостерегли.

– С Бренданом все шик, – говорит она.

– Если услышите что-нибудь, – говорит Кел, – может, дадите знать Каролайн Хоран… – Но не успевает договорить, как Шила захлопывает дверь у него перед носом.

По дороге домой Кел завозит печенье Марту – в благодарность за прошлую ночь и в знак того, что весь день ведет себя прилично. Март сидит у себя на крыльце, глазеет на мир и вычесывает Коджака.

– Как голова? – спрашивает он, отводя нос Коджака от печенья. Вид у Марта бодрый, как обычно, хотя побриться ему б не помешало.

– Не так плохо, как я рассчитывал, – отвечает Кел. – Как сам?

Март подмигивает и наставляет на Кела палец.

– Вот ты понимаешь теперь, за что мы любим Малахи. Пойло у него чистое, как святая вода. Человека губят примеси.

– А я-то думал, что алкоголь, – говорит Кел, чеша Коджака за ушами.

– И близко нет. Я б мог бутылку лучшего у Малахи выхлебать, встать поутру и весь день отработать. Но вот у меня двоюродный за горками живет, к его пойлу я не притронусь и шестом десятифутовым. Бодунища в нем до Рождества хватит. Он то и дело зовет меня заглянуть да принять по капельке, так я каждый раз ищу отговорку. Чисто минное поле, это общение с ним, как есть.

– Пи-Джей прошлой ночью ничего не видел? – спрашивает Кел.

– Ни синь-пороха, – отвечает Март. Выщипывает с репейника пух, бросает его в траву.

Кел произносит:

– Тот парень, Дони Макграт, тебя сейчас недолюбливает.

Март смотрит на Кела секунду, а затем разражается визгливым хихиканьем.

– Господи ты боже мой, – произносит он, – умереть не встать с тобой. Ты про ту заварушку в пабе? Если б Дони Макграт убивал овец у всякого, кто его на место ставит, он бы спать вообще не укладывался. У него для такого трудовой этики не хватит.

– Пи-Джей его на место ставил последнее время? – уточняет Кел. – Или Бобби Фини?

– Не одно с тобой, Миляга Джим, так другое, – качая головой, говорит Март. – Какой там телескоп, тебе надо играть в “Клюдо”. Я тебе куплю такую, можешь приносить ее с собой в паб, все вместе сыграем. – Досмеивается, щелкает пальцами Коджаку, чтоб вернулся причесываться. – Вечером придешь на опохмел?

– Не, – отвечает Кел. – Надо оклематься сперва. – Никакого желания ехать в “Шон Ог” у него нет – ни сегодня вечером, ни в целом. Блеск и прыть тамошних мужиков, их болтовни и переменчивых лиц ему нравились, но теперь, задним числом, все это видится Келу иначе – как свет, что блестит на реке, и кто его знает, что там в глубине.

– И это славный крепкий мужик вроде тебя, – говорит Март, скорее печалясь, чем осуждая. – Что сталось с юным поколением, а?

Кел смеется и направляется к машине, гравий на дорожке у Марта похрустывает под ногами.

Оказавшись дома, он извлекает блокнот и усаживается на крыльцо перечитать все, что у него накопилось. Нужно привести мысли в порядок. Эта стадия расследования ему никогда не нравилась: все в беспорядке и слоится, разветвляется во все стороны, а многое и не происходило вовсе. Кел возится с этим ради того, чтоб, если повезет, удалось прояснить всякие туманные теории и выловить среди них что-то осязаемое.

В теперешнем деле есть личный оттенок, к которому Кел непривычен. Страх в глазах у Шилы и Каролайн подсказал ему, что предостережение прошлой ночью – не нечто общее, адресованное назойливому куму. Оно касается Брендана.

Кел хотел бы понимать, чего или кого именно ему следует опасаться. Брендан вроде бы боялся Гарды, и Шила, вполне возможно, тоже боится полиции – либо из-за Брендана, либо машинально. Но Келу никак не удается отыскать причину, почему Каролайн, или Март, или сам он должны бояться гарды Денниса, разве что вся округа замешана по уши в неведомой обширной криминальной афере, какая способна рвануть до неба, если Кел задаст слишком много вопросов, но такое представляется маловероятным.

Очевидная альтернатива в том смысле, что они вроде бы единственные, от кого тут может исходить угроза, – дублинские пацаны-купцы. Кел прикидывает, что, как и любые сбытчики где угодно, эти не задумываясь избавляются от любого, кто доставляет им хлопоты. Если Брендан так или иначе стал неудобен и они его прибрали, вряд ли им понравится, что какой-то любознательный янки тут вынюхивает. Вопрос в том, откуда они об этом могут узнать.

Кел чует, что приходит время ему потолковать с Дони Макгратом. Теперь, как ни крути, у него на то есть безукоризненная причина. Март знает, что Келу та стычка в пабе все еще кажется подозрительной. Вполне естественно в таком случае чуток тряхануть Дони насчет той овцы. Это никак не пойдет вразрез со вчерашним предостережением – если только Март не считает, что овца как-то связана с Бренданом. Келу интересно поглядеть, что случится после того, как он пообщается с Дони.

Сидит некоторое время с блокнотом, глядя на карту и размышляя, куда и почему, по ошибочному или правильному мнению Арднакелти, слинял Брендан.

За окном тучи свой дождь все еще удерживают, но зелень полей блекнет с угасающим светом. Вечер здесь пахнет по-особенному, плотно и прохладно, с головокружительным ароматом трав и цветов, какого совсем не слышно днем. Кел встает, чтобы включить свет и разложить покупки.

Он собирался послать шерстяную овцу Алиссе, но теперь не уверен, не дурацкая ли это затея. Может, дочь решит, что он обращается с ней как с малым дитем, и обидится. В конце концов он высвобождает овцу из зеленой бумаги и ставит ее на каминную полку в гостиной, где овца устало клонится набок и вперяет в Кела печальный укоризненный взгляд.