Акуцу быстро шагал по дороге, по которой он проходил шесть дней назад. Его душу наполняла благодать продлившейся ясной осенней погоды — и отзвук волнения, которое он испытал, добравшись до мужчины с лисьими глазами.

Вернувшись в отдел городских новостей, Акуцу выложил на стол редактора отдела происшествий ту самую общую фотографию. Даже закалённый в журналистских боях Тории спешно созвал репортёров, находившихся поблизости, чтобы провести экстренное совещание.

— Я тоже видел мужчину с лисьими глазами, но этот человек не просто похож на него — это он и есть.

Хотя Тории говорил тихо, его душевный подъём передался всем присутствующим в комнате заседаний. Лисоглазый мужчина — единственный реальный человек в преступной группе. Даже если б удалось лишь установить, жив он или мёртв, это уже стало бы невероятной сенсацией; что уж говорить, если бы получилось найти его живым!

— Лисоглазого мужчину звали Канэда Такаси, или Ким Ку Исон.

Когда Акуцу зачитал свои записи, все репортёры зашумели. Впервые этого человека назвали по имени.

— Однако этой информации нельзя полностью доверять. По словам Акиямы, он — родственник Канэды Тэцудзи, но до того момента тот ни разу не слышал о нём. Тэцудзи тоже не знал подробностей его происхождения.

На ту рыбалку они ходили приблизительно осенью восемьдесят третьего года. Акияма и Такаси тогда впервые встретились, после этого только раза два-три выпивали. Также Акияма добавил, что Такаси говорил на кансайском диалекте, и телосложение с Тэцудзи у них абсолютно разное.

— Исходя из этих обстоятельств, высока вероятность, что Канэда Такаси — вымышленное имя. И, похоже, они вместе работали.

Услышав, что названное имя может быть вымышленным, репортёры пришли в уныние. После этого Акуцу изложил биографию Канэды Тэцудзи, услышанную от Акиямы. Приоритетом журналистского расследования теперь должна была стать задача проследить все передвижения Канэды Тэцудзи, который после окончания средней школы сменил более десяти профессий.

После окончания совещания Тории попросил Акуцу задержаться. Тот был уверен, что шеф похвалит его, но в результате получил лишь ещё одно предупреждение: «Неподтверждённый материал не может считаться материалом».

В другое время Акуцу проворчал бы, но сейчас он смотрел только вперёд. Ему удалось заполучить фотографию, которую не видела полиция, и личность одного из преступников, можно сказать, им определена. Если грамотно потянуть за ниточку, то, возможно, получится поймать такую добычу, о которой мечтает любой криминальный репортёр.

И это сделал заурядный журналист из отдела культуры? Даже просто представлять это было приятно.

Подойдя к кафе, Акуцу накинул пиджак. Норэн ещё не был вывешен. Время ограниченно: может нагрянуть хозяйка.

— Прошу прощения…

Когда Акуцу открыл дверь, повар, стоя за стойкой, расставлял на полке большие тарелки.

— А, это опять вы, господин журналист!

— Извините, что снова беспокою вас. Я Акуцу из «Дайнити».

— Я слышал. Вы расследуете какое-то дело? А я был уверен, что напишете о нашем кафе…

— Извините, пожалуйста. Сегодня я очень хотел бы поговорить с вами, господин повар.

— Ни в коем случае, ни в коем случае. Хозяйка строго-настрого меня предупредила, чтобы я про это дело ничего не говорил.

Акуцу был готов к тому, что придётся схитрить. Сейчас решится исход поединка… Он взглянул на тарелки — и почувствовал, что на сей раз ему удастся выстроить беседу.

— Это голова морского леща?

— Настоящий морской лещ. Очень вкусный.

Акуцу подошёл к стойке и положил фотографию рядом с тарелкой.

— А как вам этот морской лещ?

Повар взял фотографию и, видимо, из-за возрастной дальнозоркости, отодвинул руку и стал всматриваться. Вдруг его рот скривился в горькой усмешке.

— Откуда у вас эта фотография?

— Чтобы поймать эту рыбу, понадобилось время… Мужчина, в руках которого морской лещ, — Канэда Тэцудзи. Я слышал, что у него с вашей хозяйкой был роман.

— …Ох. — Повар с растерянным выражением лица потёр бандану.

— Во втором ряду крайний справа — мужчина с лисьими глазами. Он приходил сюда?

— …Неужели? — опять взяв в руки фотографию, с выдохом произнёс повар.

— О нашем разговоре никому не рассказывайте. И, разумеется, в первую очередь хозяйке. Пожалуйста, помогите простому журналисту…

Акуцу низко склонил голову. Сразу же раздался низкий голос повара.

— В самом деле, уже ведь тридцать лет прошло… Мне кажется, можно и рассказать…

Акуцу пристально всматривался в задумчивое лицо мужчины, догадываясь, что причина его нерешительности — скорее всего, хозяйка.

— Господин повар, в прошлый раз я давал вам свою визитку, и очень хочу, чтобы вы мне доверяли, тем более что железный закон нашей работы — держать в секрете источники информации. Я прекрасно понимаю, что вас сковывает чувство долга перед компанией. Но при этом думаю, что «Гин-Ман» — это такое дело, на которое нельзя просто взять и махнуть рукой, тем более нам, жителям Кансая.

— Это тяжело…

Акуцу приблизил лицо к совершенно растерянному повару и произнёс:

— На самом деле, я обнаружил эту фотографию совсем недавно.

Тот замахал руками, признавая себя побеждённым.

— Это в первый и последний раз. Я ведь очень обязан хозяйке…

— Большое спасибо.

Положив фотографию на стойку, Акуцу показал на мужчину небольшого роста, крайнего слева в заднем ряду.

— Не даёт он мне покоя, этот тип слева. Мне кажется, я его тоже видел. — Коротко постриженный, тот действительно выглядел самым молодым. — Он приходил вместе с Канэдой Тэцудзи?

— Не знаю. Лицо неприметное… да и не хочу болтать, что попало.

— Нет-нет, всё говорите. Прошу вас.

Акуцу опять склонил голову, после чего, сопровождаемый вздохом, раздался голос повара.

— Скажу только один раз, поэтому слушай внимательно… Это было осенью того года, когда разразилось дело «Гин-Ман». Не помню, в каком месяце, но точно не летом и не зимой. Одна группа заказала у нас зал дзасики на втором этаже, и я слышал, о чём они говорили.

— Слышали?

— В то время я был ещё мелкой сошкой, поэтому часто бегал на второй этаж принимать заказы. В тот осенний день тоже носил блюда наверх, убирал со стола… Они сильно шумели.

— Сколько человек там было?

— Семь.

— Как вы хорошо запомнили… Среди них были эти двое с фотографии?

— Были.

— И лисоглазый тоже? Это правда? — Акуцу склонился над стойкой.

— Поэтому и говорю, что в первый и последний раз рассказываю. Я ведь видел то, что видеть было нельзя.

Повар выглядел теперь совершенно по-другому. Он снова потёр голову под банданой. Акуцу интуитивно почувствовал: перед ним человек, который давно желает поведать правду.

— Мне кажется, этот коротко стриженный мальчишка тоже был там.

— Тридцать один год назад… Потрясающая у вас память!

Повар засмеялся, словно ему была приятна похвала Акуцу.

— У меня всегда была хорошая память на лица. Я хоть постоянно на кухне, но гостей и развлекать приходится, и выходить приветствовать… Ну да ладно, это не важно.

Показав рукой на второй этаж, повар произнёс: «Помню-помню» и продолжил рассказ.

— Они постоянно заказывали выпивку, а в мои обязанности также входило в нужный момент относить новую бутылочку саке. Когда я поднимался на второй этаж, через фусума доносилось то ли пение, то ли что-то похожее на сэнрю.

— Сэнрю?

— Да. «Извинение. Поручите. Начальнику первого отдела», «Над вороном тоже. Могут издеваться. Называть дураком» и так далее.

Услышав эти странные трёхстишия, Акуцу сразу же связал их с «Новогодними полицейскими карута». Излюбленным средством «Курама Тэнгу», чтобы скрыть свои острые клыки, было мастерски подшучивать над полицией в письменных вызовах. Акуцу неоднократно читал тексты, которые отправляли преступники, и сейчас он вспомнил письмо, отправленное в редакцию газеты в январе 1985 года.

Преступники придумали 15 «полицейских карута», каждая из которых начиналась с букв ряда «А» до ряда «Са», и записали их в письме, сопроводив словами: «Мы на Новый год в горячем источнике придумали карута». Две из них были как раз: «Извинение поручите начальнику первого отдела» и «Над вороном тоже могут издеваться, называть дураком». В них преступники дразнили начальника первого отдела расследований полиции, который не мог раскрыть дело, и высмеивали его стратегию широкомасштабного сбора сведений, не давшую совершенно никаких результатов. Кроме них, можно вспомнить также: «Визжит в истерике начальник главного отдела», «Любим мы нашу полицию, любим». Но то, что этот юмор, по сути, был дымовой завесой, народ распознал значительно позже.

— У них действительно было очень оживлённо, поэтому я упустил подходящий момент для того, чтобы войти, и некоторое время просто слушал. Я не понял, что означает «начальник первого отдела»; сначала подумал, что они злословят о своём начальнике…

— …И поняли, что имелось в виду, после того, как стал известен текст письменных вызовов?

— Не забывайте, что хозяйка благоволила Канэде-сану… тогда-то я и понял.

В том, как было произнесено «благоволила», Акуцу почувствовал некоторую двусмысленность, но в большей степени его взволновал тот факт, что «новогодние полицейские карута» были придуманы на втором этаже этого самого кафе.

Взглянув на узкую лестницу в глубине помещения, Акуцу представил, как те люди поднимались по ней наверх. Он понимал, что это не более чем иллюзия, но, находясь в том самом месте, где всё происходило, ему казалось, что он прямо-таки чувствует дыхание преступников.

— Потом они говорили о том, как насчёт того, чтобы ударить по рукам.

— Ударить по рукам?

— Да. Я не понял, о чём они. Но помню, что слово «ударить по рукам» они использовали будто в шутку.

— Они ссорились?

— Возможно. В исторических сериалах часто говорят, например: «Заключим перемирие».

— Вот оно как…

— Во всяком случае мне сильно запали в душу эти похожие на сэнрю стихи и лисоглазый мужчина.

— То есть вы думаете, что хозяйка общалась с подозреваемым по делу «Гин-Ман»?

— Ну, я не сказал бы определённо. Всё-таки давнее это дело, точно не знаю… После того случая больше его не видел.

По губам повара пробежала слабая улыбка. Акуцу вспомнил его интонацию, когда некоторое время назад он произнёс «благоволила», и у него появилась догадка, что стоящий перед ним мужчина питает к хозяйке сложные чувства. Возможно, тридцатилетнее молчание было для него проявлением долга, заключавшимся в защите человека, которому он был обязан. Но для Акуцу такой долг не имел ничего общего с совестью. И эта слабая улыбка повара… в этот момент он, возможно, почувствовал облегчение. Дело «Гин-Ман» даже среди всех нераскрытых дел в истории Сёва занимает высшую ступеньку. А если уж повар своими глазами видел преступников, то, видимо, со временем он превратился в нервного парикмахера в сказке «Король с ослиными ушами», и Акуцу, пришедший к нему с вопросами по истечении срока давности дела, стал тем самым «глубоким колодцем», в который можно было прокричать свои признания.

— Среди членов той группы вы кого-то ещё знали?

— Нет, только имя Канэды слышал.

Акуцу собрался было ещё спросить об особых приметах других участников группы, но в этот момент повар приложил указательный палец к губам.

— Хозяйка пришла.

Увидев мгновенно напрягшееся лицо своего собеседника, Акуцу прислушался. Действительно, послышался тихий звук приближающихся шагов. Наклонившись, повар указал на небольшую дверь за стойкой и прошептал:

— Выходи с чёрного хода. Да, и больше сюда приходить нельзя. Хозяйка страсть как догадлива.