Внизу расстилалось лесное море. Тяжелые тучи нависали над тайгой, словно предвещая шторм. Вертолет казался ветхим корабликом, зажатым меж двух грозных стихий. Если бы не оглушающий шум винтов, сидящие в вертолете наверняка услышали гул и потрескивания – звуки высоковольтной линии электропередачи. Собственно, вдоль такой линии и летел вертолет, как будто не доверяя приборам и ориентируясь на проложенную в тайге широкую просеку, по которой тянулась ЛЭП-500, воспетая в знаменитой песне А.Пахмутовой и Н.Добронравова.

– Нехорошие места, – сказал Севастьянов, но Иван Иванович даже не повернул к нему тяжелую голову, рассматривая в иллюминатор, как в тайге все чаще и чаще появлялись черные проплешины Сельгонских болот.

Не дождавшись ответа директора, Севастьянов наклонился к сидящему через проход от него Антонову:

– Тут полгода назад пропал вертолет с Козыревым, – и только сказав об этом, прикусил язык. Эк, некстати! Напоминать приемнику о предшественнике, да еще при таких обстоятельствах. Неловко получилось. – Он с семьей летел, женой и пятилетней дочкой, – все же давящая атмосфера за бортом не давала остановиться. Севастьянов относился к той породе людей, которым беспокойство развязывает язык.

– Большая трагедия, – сказал с заднего кресла Иван Братов. – Ведь это он меня в институт пригласил заведовать лабораторией.

– Знаю, – процедил Антонов, надеясь пресечь неприятную тему.

– Лэп пятьсот непростая линия! – затянули с задних рядов нестройными, а точнее говоря изрядно подпитыми голосами актер больших и малых жанров Тренкулов и главный лесничий лесхоза «Энергетик» Степанов. С момента посадки в вертолет оттуда, где они сидели, доносилось подозрительное звяканье и бульканье. Впрочем, замечания им Иван Иванович не делал, видимо посчитав, что для работника культуры подобные перелеты на винтокрылой машине чересчур волнующее испытание.

– Я слышал, он собирался в Москву лететь, – продолжил Братов, – в цека партии правду искать.

– Ага, сначала здесь морочил всем головы и проводил антинаучные эксперименты за государственный счет. Аморалку, понимаешь, завел. Потом решил, что ему неправильно строгача по партийной линии влепили, да с поста директора НИИ турнули, – раздраженно сказал Антонов. – Правдоискатель хренов… Лжеученый, Лысенко от электричества…

– Почему же он в Москву через Сельгонские топи полетел? Билетов на самолет в Братске не досталось? – не унимался Иван, явно страдавший тем же недугом, что и Севастьянов.

Вертолет резко качнуло, в иллюминаторы плеснуло дождем. Пассажирам показалось, будто в равномерный гул винтов вплелся подозрительный кашель, а затем громыхнуло и сверкнуло так, что все на некоторое время оглохли и ослепли.

– Что за черт?

– Что происходит, вашу мать!

– Долетим?

– Язва вам в глотку!

– Тише, товарищи, тише! Ничего страшного! – молчавший до того времени Арон Маркович возвысил голос. – Мы всего лишь попали в грозу!

– Всего лишь… – хмыкнул Степанов и приложился к горлышку бутылки. Вертолет раскачивало так, что нечего было и думать воспользоваться стаканом.

– Оне… оне… с земле… бие… – пробормотал до смерти перепуганный Тренкулов.

Дверь кабины распахнулась, и оттуда осторожно выбрался второй пилот. Он наклонился к Наймухину:

– Иван Иванович, сложные метеоусловия. Просим вашего разрешения посадить вертолет. Сейчас будет удобная площадка. Пару часов переждем и взлетим.

Тот из-под нависших бровей мрачно взглянул на пилота, потом на иллюминатор, залитый дождем так, что ничего не рассмотреть.

– Добро, – буркнул он. – Сажайте… вашу мать…