Одиноки ли мы?
В предпоследнем еженедельнике «Tygodnik Powszechny» меня вызвал в известной степени к доске, хотя в виде шутки, Михал Комар, спрашивая, почему я не верю в существование трёхногих зелёных человечков. Я получил также несколько письменных вопросов на эту же тему. В то же время определённая личная интуиция, сформулированная ещё до написания «Мгновения», оказывается теперь новой парадигмой в области, касающейся частоты появления жизни в Космосе, а в особенности судеб жизни на Земле.
В новом номере «American Scientist» я нашёл обсуждение двух книг, тезисы которых близки моим. Питер Д. Уорд и Дон Браунли, авторы первой из них, под названием «Rare Earth: Why Complex Life is Uncommon in the Universe», утверждают: несомненно длинен список условий, которые должны быть выполнены, чтобы на какой-то планете не только появилась, но и расцвела жизнь. В первую очередь это вопрос расположения планеты в экосфере – именно в ней мы расположены, а уже Марс находится на самой её границе. Затем – я писал об этом – полезна бывает по соседству большая планета, нечто вроде пылесоса, как Юпитер, который перехватывает значительное число кружащихся в космическом пространстве смертоносных обломков материи или изменяет их пути, благодаря чему те не врезаются в Землю. Очень важно, разумеется, размещение в соответствующем месте спиральной галактики, чтобы космические катастрофы в виде взрывов суперновых звёзд, экстремально сильная и стойкая радиация, а также высокая температура не имели фатальных последствий. Все эти условия должны быть не только выполнены заранее, но также должны существовать соответственно долго, чтобы мы получили совершенно, впрочем, фальшивое и сложившееся в результате краткой жизнеспособности нашей цивилизации впечатление, что так как есть будет всегда.
В Солнечной системе есть много планет, но только одну Землю населяют живые существа. Когда Земля формировалась из протопланетарного диска, Солнце излучало значительно меньше радиационной энергии, чем теперь; оно только разогревалось. Но тогдашняя атмосфера, не способствующая жизни, ибо была бескислородной, вовсе не была плоха в роли накопителя тепла; в некотором смысле это напоминало сегодняшний тепличный или же парниковый эффект. Потом наступила эпоха, довольно продолжительная, по меньшей мере около полумиллиарда лет, очень сильной бомбардировки нас частицами упомянутого протопланетарного диска. На Земле следы этого страшного обстрела были стёрты благодаря геологическо-биологическим процессам, но в то же время зафиксированную «фотографию» начального состояния также и нашей планеты мы можем увидеть на Луне.
Есть несколько загадок, которые мы не можем разрешить. Всякая жизнь возможна благодаря двум видам органических соединений: нуклеотидам (это производные нуклеиновых кислот), которые, числом четыре, управляют синтезом аминокислот, или просто образуют белки, а также собственно белкам. И здесь возникает классическая проблема яйца и курицы: необходимы были как нуклеотиды, так и протеины. Когда мы имеем телегу, нужны и лошади. Старая гипотеза Сванте Аррениуса, согласно которой споры жизни были занесены из Космоса, ничего нам не объясняет, зато немного напоминает ресторанный метод: это уладит коллега. Если же мы предполагаем, что в Космосе в принципе господствует материальная однородность, процесс возникновения этих зачатков так или иначе должен быть похожим. Популярная в последнее время «гипотеза Геи» – Земли как одного большого организма – выглядит для меня довольно романтической идеализацией.
Однако идём дальше. Мы знаем, что сначала возникли три больших таксономических домена: бактерии, эукариоты и археи. Мы знаем, что эукариотная клетка – закрытая оболочкой с ядром – строилась, по меньшей мере, больше миллиарда лет. Скачок от одноклеточных организмов к многоклеточным требует множества последовательных ступеней развития, неслыханно трудных и, собственно говоря, невозможных для воссоздания. Уже Гиббс заметил, что обратное воссоздание стохастических и вероятностных процессов, от которых не осталось следа, представляет область, открытую для всевозможных спекуляций. Можно выдвигать различные концепции, и нет способа ни для их верификации, ни для хотя бы частичной фальсификации. Самым убедительным же доводом того, что эволюция действительно произошла, является существование нас самих и всего живого мира.
Цитируемые здесь два американских автора определяют некоторого рода сальдо, то есть выполняют подведение итогов. Сейчас уже известно – я писал об этом также в «Мгновении», – что почти полное превращение земного шара в огромную обледеневшую планету произошло 2,4 миллиарда лет назад. Земля оказалась необычайно близко от границы, за которой она полностью бы замёрзла и стала бы слишком холодной для каких-либо форм жизни. Однако тогда, как сегодня считается, во-первых, усилилась инсоляционная солнечная энергия, во-вторых, наступила эпоха довольно бурной сейсмической активности. Неизвестно, имел ли земной шар такой же наклон оси вращения к эклиптике, как сейчас, или нет – в любом случае, ледяной панцирь треснул и начал отодвигаться в направлении полюсов. Земные континенты образовывали тогда одну огромную материковую массу; одни называют её Пангея, другие иначе, по этому поводу возникает много различных споров, как это обычно бывает среди специалистов.
Затем жизнь понемногу развивалась, вплоть до так называемого кембрийского взрыва, произошедшего шестьсот миллионов лет назад. Тогда наступило такое благоприятное потепление и такое улучшение условий, что могли возникнуть в результате какого-то поразительного рывка все те отряды живых организмов, которые существуют до сегодняшнего дня. Однако тот факт, что три миллиарда лет должны были пройти от возникновения жизни до того момента, когда она смогла принять форму многоклеточных организмов, означает, что формирование животной жизни намного более трудная и – если можно так сказать – более дерзкая проблема, чем первичное зарождение неживотной жизни.
Фримен Дайсон, мудрый человек, и его сотрудники пришли к выводу, что требуется минимум триста генов, чтобы создать наименьшую частичку жизни. Есть простейшие организмы, а именно вирусы, но трудно их назвать живыми, поскольку они не имеют никакого обмена веществ. Такой вирус под электронным микроскопом выглядит как столик на трёх ногах, имеет белковую оболочку и своей головой проникает внутрь бактерии. Его энзиматический комплекс как бы переставляет стрелки внутреннего обмена веществ бактерии таким образом, что она начинает производить только потомство вирусов, после чего лопается и сотни вирусов вылетают наружу. Первоначально считали, что если этот вирус неживой, то движется он согласно закону броуновского движения, как обычный порошок, всыпанный в воду. Однако нет – оказывается, что бактерия образует в ходе своего обмена веществ выделения таким образом, что вокруг неё возникает нечто вроде поля со слабеющим напряжением. Вирус же устроен так, что это поле распознаёт и направляется к бактерии, однако начинает действовать только внутри неё. Вирусы не предшествовали возникновению простейшей клеточной жизни, потому что не могли бы ни на ком паразитировать.
Значительное различие взглядов касается того, в какой мере можно назвать случайной целую серию ударов, нанесённых нам из Космоса. Двести пятьдесят миллионов лет назад совершился геноцид столь смертоносный, что в результате его погибло 90 % всех существующих тогда живых организмов. Жизнь, однако, оказалась непобеждённой, воссоздалось её огромное разнообразие, чтобы, в свою очередь, шестьдесят миллионов лет назад, что мы хорошо знаем благодаря режиссёру Спилбергу и его «Парку юрского периода», началось вымирание динозавров. Сегодня уже принимается как аксиома, что некоторые виды динозавров, прежде чем стали летать, были покрыты покровом из перьев, а сегодняшние их потомки – это птицы. Это, впрочем, отступление от темы.
Уорд и Браунли как бы переформулировали известную формулу Дрейка, которая должна была определить математический потенциал вероятности возникновения разумной жизни; они подчёркивают, что существует чрезвычайное множество преград, стоящих на пути к возникновению существ с высшей организацией.
Вторая из отмеченных в «American Scientist» книг (Ирис Фрай, «The Emergence of Life on Earth: A History and Scientific Overview») исследует прежде всего биологическую сторону эволюции. Сегодня мы уже не смотрим на эволюцию как на последовательный процесс – может с немного извилистой траекторией – от наиболее простого к наиболее сложному, как, например, наш мозг. Мы считаем, скорее, что она совершалась путём капризных и изменчивых поворотов. Спорят об этом так называемые сальтационисты с пунктуалистами. Углубляться в эту проблему подробнее нет смысла: короче говоря, речь идёт о том, происходят ли изменения скачкообразно или же путём мелких, пунктуалистически накапливающихся шажков.
Жестокое условие эволюции можно изобразить очередной метафорой: представим себе, что кто-то должен во время езды переделать дрезину в локомотив и при этом ему нельзя нигде останавливаться и необходимые операции он обязан выполнять в движении. Все промежуточные формы должны быть также способны к движению, потому что иначе эволюционный процесс будет прерван. Отсюда, впрочем, многочисленные тупики эволюции, о которых говорят с различной долей энтузиазма. Всякого рода спилберги внушили нам чрезвычайную привлекательность динозавров, но можно было бы найти много других примеров.
Homo neandertalensis sapiens в течение, по меньшей мере, тридцати тысяч лет сосуществовал с Homo sapiens sapiens и абсолютно неизвестно, почему он вымер. С Homo sapiens он не скрещивался, поскольку различия между ним и нами были большие, чем между ослом и лошадью, а известно, что из скрещивания этих двух видов может появиться только бесплодный лошак. Одновременно утверждается, что неандерталец каким-то необъяснимым для нас способом уже верил в загробную жизнь, ибо снабжал могилы продуктами своей цивилизации. Таким образом, сто шестьдесят тысяч лет назад уже существовал спрос на потусторонний мир!
В течение многих веков эмергенция, то есть появление новых видов, не могла быть проблемой для дискуссии, поскольку общепринятым было убеждение о спонтанном появлении, или просто креационизм. В последнее время креационисты начали вновь поднимать голову, особенно в Соединённых Штатах, и стараются оказаться везде, где почувствуют какую-нибудь загадку. Если же человеческий опыт сумеет эти эпизоды пояснить – идут дальше. Был палеонтолог по фамилии Госсе, который утверждал, что Господь Бог, создавая землю, умышленно закопал в ней различные странные кости. Однако образ Господа Бога, который совершал бы для нас подобные проделки, лично мне кажется в высшей степени вульгарным – что, разумеется, не является ни в коей мере научным опровержением тезиса этого господина, а скорее выражает здравомыслящий взгляд.
Атмосфера Земли и её химический состав сначала очень плохо подходили для жизни такой, как наша сегодняшняя, в основном базирующейся на наличии кислорода и воды. Вода уже должна была существовать, потому что она является раствором, в котором химические молекулы могут двигаться свободнее всего и соединяться самым удивительным образом; однако кислорода не было. Как возникли цианобактерии, мы не знаем, не знаем также, каким поразительным способом возникли фотоклетки, фотосинтезирующие водоросли, которые могут непосредственно, как сказал мой мудрый Голем XIV, лучистую энергию Солнца перерабатывать в субстанцию своих тел. То, что является для нас необходимым – а именно кислород, – было для тех первейших организмов выделением. И так долго они насыщали им атмосферу, пока жизнь, оживляемая кислородом, вообще смогла возникнуть.
Жизненные процессы можно редуцировать до сложноорганизованного способа холодного сгорания; холодного потому, что происходящего рядом с температурой замерзания воды и очень далеко от ядерных пожаров звёзд. В ходе этого сгорания образуются только выделения, так называемые свободные радикалы, очень активные химически и разрушающие организм, который подвергается из-за этого необратимым изменениям. Земная жизнь движется на грани между отсутствием кислорода и его избытком; отсутствие кислорода делает невозможным существование жизни, а его избыток ускоряет конец. Поэтому те, кто считает, что в земных условиях можно дойти до преходящего бессмертия, глубоко ошибаются: это глупости, которые жаждущей сенсации общественности рассказывают доморощенные science-writers. Можно, разумеется, ремонтировать различные органы, и даже заменять сердца и почки, можно удалить ряд вызывающих болезни генов, но нельзя преобразовать всю систему капиллярных сосудов, которые оживляют наш мозг.
Появился уже некий – назовём его так – учёный, который выступил даже на страницах «Scientific American», то есть журнала, претендующего на ранг научного. Он отрезал голову обезьяне-резусу, пересадил её на туловище другого резуса, после чего резус с новой головой жил целых восемь дней. Учёный с гордостью заявил, что это великое достижение, которое доказывает, что всё можно пересадить и трансплантировать. Уже даже речь не идёт о том, что трудно было бы человеку найти другую голову, но это открывает ворота различным, довольно мясницким экспериментам. Также есть, похоже, и те, кто потихоньку приступает к клонированию людей. По трём причинам: во-первых, потому что нельзя, во-вторых – поскольку все против, в третьих – потому что это вызовет огромную сенсацию.
Антирациональное и антиэтическое начало, неприемлемые как для любой религии, так и относительно светского гуманизма, в нашей цивилизации могут быть реализованы, поскольку в ней правят коммерческие выгоды. А о том, что они главенствуют, в последнее время в Кракове мог убедиться каждый, кто видел – я, к счастью, только на фотографиях! – что делалось, когда открыли новый супермаркет «Tesko», в котором в общем ничего нового нет. Однако это явления, типичные для психологии масс, неприятные свидетельства, выдаваемые человеческому виду.
Суммируя, можно сказать так: земная цивилизация представляет результат процесса столь долгого, столь сложного и с таким высоким коэффициентом случайности, что вероятность его повторения ничтожна. Отсюда новая парадигма, согласно которой мы одиноки. А если мы одни, то на нас ложится увеличенная, а не уменьшенная ответственность. Мы не можем выкручиваться, говоря, что другие как-нибудь лучше устроятся. Нет никаких других – и, по меньшей мере, такая гипотеза кажется наиболее правдоподобной.
