Предварительный анализ XXI века
Главной ошибкой всей футурологии по сей день было её нежелание учиться на совершённых ошибках, потому что они почти всегда замалчивались. Но здесь я хочу начать с рассмотрения тех своих неудачных прогнозов, которые я дал в 1963–1964 годах в книге «Сумма технологии». Итог сравнения моих предсказаний с сегодняшней действительностью выглядит следующим образом.
Мои технико-инструментально ориентированные прогнозы по большей части подтвердились, по крайней мере большинство начало осуществляться. При этом случились некоторые вещи, которые я как самопровозглашённый футуролог тридцать семь лет назад считал невероятными: уже произошло то отважное и дерзкое, что я считал самой отдалённой возможностью в области изобретательства.
Здесь должно хватить двух примеров. Я говорил о «космогоническом инженерном искусстве» как о (находящемся в далёком будущем) методе для «создания вселенных», или для «управления» событиями в их внутреннем мире. Во-вторых, я говорил о возможности, позволяющей создать связь человеческих органов чувств с обрабатывающей информацию машиной, так что «подключённый» к ней человек окажется в искусственно созданном мире, который он едва сможет отличить от настоящего. Ту «машину» мы назвали бы сегодня просто компьютером. Это только начало, но всё же я значительно недооценил временной интервал, который необходим для осуществления моей «фантомологии», так как я никогда не поверил бы, что ещё смогу дожить до такого поворота событий.
В наше время ведутся тяжёлые бои на различных фронтах идущей вперёд биотехнологии: это споры между законодателями (и широкой публикой) и «технологиями» за разрешение или запрет, которые влекут за собой вопросы, подобные следующим.
Можно ли использовать органы детей, родившихся без мозга, для трансплантации? Можно ли оплодотворять человеческие яйцеклетки человеческой спермой в лабораторных условиях, чтобы после этого внедрить их в матку какой-нибудь женщины? Можно ли «взять в аренду» другую женщину, чтобы она выносила плод до рождения? Можно ли создать карту всей наследственной информации человека в рамках (уже начавшегося) проекта «Геном человека»? К каким социальным, юридическим и психологическим последствиям могли бы привести биологические вмешательства такого рода, если они будут применяться массово и как нечто обыденное, чтобы создать или уничтожить жизнь?
В польском парламенте под давлением католической церкви велись ожесточённые споры о наказуемости прерывания беременности, но наказуемость, о которой в конце концов решение было принято, предполагается за некое само собой разумеющееся оперативное хирургическое вмешательство в женское тело (выскабливание матки), в то время как парламентарии, кажется, ничего не слышали о так называемой «новой пилюле», которая, если принимать её последовательно три дня, до восьмой недели ведёт к прерыванию беременности путём выкидыша.
Последний пример я привёл потому, что он превосходно демонстрирует типичное столкновение нашей традиционной морали и этики с научным прогрессом. Ибо весь спор не доводится до окончательного результата в борьбе между законодателями и учёными, более того, дело идёт обходным путём недавно изобретённой методики, так что проблема, вокруг которой ведётся борьба, приобретает совершенно новый, совсем иной смысл.
Намного более серьёзной ошибкой была недооценка побочных эффектов нашей «цивилизаторской экспансии». Многим опасным последствиям развития цивилизации я уделил очень мало внимания. Я просто не знал количественное соотношение в области всех опасностей, а также я не знал (того, что я узнал намного позже), что никогда не бывающее стопроцентным устранение всех выхлопных газов, ядовитых веществ и т. д. (с помощью фильтров, например), которые сопровождают любой производственный процесс, в среднем составляет половину всех производственных затрат.
Другими словами, я полностью неверно оценил масштаб грозящих нам опасностей как нежелаемых последствий роста. Собственно говоря, почему? Почему это было не только моей, то есть не только ошибкой дилетанта, но и ошибкой всех объединений американских футурологов, за исключением Римского клуба, который ещё двадцать лет назад напрасно пытался, как Кассандра, призвать мир к нулевому приросту?
Мы находимся в преддверии многих невоенных взрывов: демографического взрыва, взрыва, разрушающего окружающую среду, взрыва, парализующего уличное движение массовыми пробками, климатического взрыва и т. д. В Восточной Европе и в Советском Союзе рынок стал сейчас идеалом, к которому нужно стремиться. Нельзя (или почти нельзя) критиковать структуру рынка с его динамикой предложения и спроса, и не по той причине, что свободная рыночная экономика принесла бы всем счастье, а потому, что бытует мнение, что до сих пор человечество не придумало ничего лучшего в области экономики. Марксистская альтернатива оказалась жалкой и несостоятельной, оставив после себя горы трупов и руины.
К сожалению, классическая рыночная экономика не очень хорошо подходит для того, чтобы независимо от сегодняшнего состояния всех производственных процессов, биржевых курсов, капиталовложений и так далее предусмотрительно и предупредительно устраивать будущее для комфортной жизни или хотя бы на уровне прожиточного минимума.
Хотя зачастую люди знают, что нужно было бы сделать для будущего, но ведь «это того не стоит». Хотя очень хорошо известно, где ещё есть в изобилии запасы нефти, но затраты на добычу там выше, чем нынешняя цена за нефть на мировом рынке. Что в общем и целом это должно означать?
Не меньше, чем то, что сначала нужно дождаться наступления, или вторжения, кризисов, резкого падения курсов и увеличения цен, паники на биржах и в банках, прежде чем можно будет начинать спасательные мероприятия. Динамики рынка, преобразованного из своей «классической», содержащей кризисы, формы в нечто более стабильное с помощью инструментов регулирования и сдерживания, не хватает, чтобы пустить в ход долгосрочные, целенаправленные предупредительные меры, так как мир разделён на слишком большое количество государств, бедных и богатых, так как затраты слишком велики, так как финансово нельзя себе позволить то и это.
Из-за этого существует всеобщее затягивание и сдерживание многих решений, потому что политики и другие высокопоставленные обладатели права принятия решений находятся под давлением избирателей, банковского дела, общего реального экономического положения. Одним словом, целенаправленное, дальновидное планирование, деятельность и инвестирование существуют только в очень скромных масштабах. Вследствие этого мы будем так же захвачены врасплох рецессиями, как землетрясениями или тайфунами.
Наступающее столетие будет всё более сильно обнажать слабые стороны и некомпетентность рынка как мирового регулятора. Человечество будет нуждаться в новой экономическо-структурной динамике, которую я сегодня не могу предсказать иначе, чем так, что я утверждаю, что новые экономические связи и методы управления будут становиться всё более необходимыми. Правда, создание мирового правительства под этим сильным давлением я считаю в высшей степени невероятным по причине существования огромных различий в культурах, религиозных обычаях, обусловленных традициями обрядах и принципиально различающихся политических системах.
По этой причине могут возникнуть войны, которые сегодня, конечно, нельзя предсказать ни территориально, ни во времени. Хотя можно было бы указать на центры особого внимания (подобно тектоническому напряжению в районах, где велика вероятность землетрясений), но, во-первых, это слишком рискованно и, во-вторых, дело одним махом может дойти до полного исчезновения напряжения.
Представьте только себе, что вдруг будет обнаружен или открыт новый источник энергии, который сделает полностью излишними спор и борьбу за владение арабскими пустынями. Тогда арабами занимались бы так же, как сейчас жителями Алеутских островов или эскимосами.
Мы живём в век самого разнообразного ускорения: в политическом, технологическом, экодеструктивном, демографическом и климатическом смыслах – список можно было бы ещё продолжить. Конечно, особенно сложно предупреждать будущее развитие этого ускорения, которое всегда готовит для нас новые сюрпризы. Предсказать полностью развитие всевозможных событий до XXII столетия – такое предприятие я считаю абсолютно невозможным. Поэтому мы попытаемся набросать важнейшие дилеммы XXI века в зависимости от их значимости.
1. Появится не только «постиндустриальное общество» и не только общество потребления услуг, а качественно новое, где самые большие проблемы возникнут с достижениями в области биотехнологии. Другими словами, в нашем «искусственно преобразованном» мире – так как в природе, конечно, нет ни городов, ни атомных электростанций или автомагистралей – дело дойдёт до вторжения технологии в последний природный заповедник прошлых веков – в наше тело и, кто знает, может, также и в нашу душу или, выражаясь умереннее, в наш мозг (как в органическое «устройство по переработке данных»). Поэтому дело должно дойти до всё более ожесточённого столкновения религии (во всех конфессиях) с неумолимо наступающим прогрессом.
2. Дело дойдёт до осады отгородившихся на островах богатых государств, которые, прямо-таки штурмуемые толпами голодных и бедных, прибегнут не только к введению обязательной визы, чтобы положить конец наплыву беженцев. Глобальное решение этой проблемы (всё более бедные против всё более богатых) кажется мне в XXI столетии скорее нереальным. Сегодня ежедневно от голода умирают примерно сорок тысяч детей; это количество будет расти экспоненциально.
3. Дело может дойти до религиозных войн, хотя это сегодня может показаться кому-то безосновательным. Если богатые и дальше будут продавать диктаторам более бедных стран оружие на миллиарды долларов, дело может дойти также до обмена ядерными ударами, примерно как описано в романе «На берегу» Невила Шюта.
Кроме того, будут существовать государственно поддерживаемые формы терроризма и новые, все более беспощадные тактики борьбы с ним посредством государственной власти. Будут вестись криптографические, никогда открыто не объявляемые войны, и могут возникнуть интернациональные организации, которые пожелают всеми средствами обеспечить устранение определённых «препятствий на пути к своим целям». Наркотическая мафия – это сегодня только скромное начало подобной расширенной, преступной, но также и могущественной деятельности.
4. Будут проводиться легальные, полулегальные и нелегальные попытки сократить и замедлить рост населения, например, с помощью искусственно произведённых химикатов, которые можно добавлять в продукты питания, поставляемые странам «третьего мира», аэрозолей или тому подобного. Здесь возможны бесчисленные варианты, и их выбор и условия их применения, конечно, будут зависеть от того, где, как, кто, что изобретёт и искусственно произведёт.
5. Нужно обратить внимание на то, что Германия, до сих пор федеративная республика на Западе, выдаёт себя за миролюбивое государство, в чём не стоит сомневаться, но в то же время на территории этого государства есть сотни промышленных установок, которые производят ракеты, ядовитые газы, пушки, подводные лодки, целые фабрики по производству смертоносных орудий и last but not least детали машин и ноу-хау, служащие для строительства установок, которые могут произвести атомные бомбы или другое ядерное оружие.
Хотя вероятность превращения этого сильно любящего свободу государства в «настроенное совсем по-другому» и нельзя вычислить, но, несомненно, такое превращение длилось бы только очень короткое время до тех пор, пока Великая Германия могла бы предстать перед удивлённым миром. Я здесь не настаиваю на достоверности такого превращения, а только особо подчёркиваю его прагматическую простоту.
6. Возможно, Советский Союз будет существовать и дальше, но с настолько изменённой формой и содержанием, что будет иметь мало общего с ленинским первоначальным состоянием.
7. В богатых государствах будет наблюдаться параллельно с давно нам известной абсолютно новый вид безработицы, а именно такая, которая раньше позволяла выжить лишь немногим людям: миллиардерам, великим князьям, королевским принцам, богачам. Уже сегодня (в своё время журнал «Stern» выразил это весьма патетически) можно прочесть о том, какое это бремя, тяжёлая ноша, какая скука эта роскошь, почти граничащая с мечтой, ничего не делать, потому что можно делать что угодно и больше не нужно заботиться о выгодной работе. «Электронная пещерная эпоха» с её «автоматическим обслуживанием» и «исполнением всех желаний» станет формой рая, перемежающегося с адом. Так как тот, кто уже сегодня может выбирать из тридцати телевизионных программ, имеет проблемы, но тот, кто должен выбирать из трёхсот, будет казаться себе в некотором смысле обманутым и заблудившимся в джунглях.
То же справедливо для новой, то есть будущей, продукции порноиндустрии. Поэтому также будет существовать тяга к самоубийству (особенно от наслаждения), так как многие уже сегодня знают, что удовольствие от сильных наркотиков – это путь к самоубийству.
8. В общем и целом XXI век будет так же опасен, как и «интересен». Организованная преступность будет проводить в жизнь всё более совершённую тактику, приборы будут выполнять всё более безжалостные (насколько это вообще возможно) действия, а полиция, как и органы исполнения наказания, будут защищаться от этого тоже всё более изысканными способами.
Будут созданы новые виды тюрем, надзора за подозреваемыми (охрана без человеческого присутствия, или «незримая» охрана, определённых групп людей) и тому подобное. Если следовать простой логике, во многих странах будет снова введена смертная казнь: тот, кому вынесли смертный приговор, больше не сможет способствовать очередным преступлениям своих сообщников, например, заставить освободить задержанных, угрожая захватом заложников.
9. Во многих странах автомобиль технически погибнет в мучительных пробках. Появятся новые средства коммуникации и новые формы предприятий. Электрический автомобиль – это не выход из дилеммы транспортных пробок, так же, как и местно эксплуатируемое воздушное сообщение (только наивные люди воображают себе, что каждый гражданин мог бы владеть вертолётом, как сегодня автомобилем, так как в воздухе непрерывно случались бы тогда бесчисленные столкновения).
10. Будет создана искусственная жизнь и синтетические биопродукты.
11. Но в общем пропасть между богатыми и бедными будет увеличиваться, пессимисты снова предскажут конец света, а оптимисты сохранят свою веру в фаустовское в людях и отложат осуществление всех надежд человечества на XXII столетие.
