Под катком
Как это бывает перед Рождеством и ёлкой, мы с женой попытались приобрести какие-нибудь приятные книги для чтения, простые сюжеты, которые сегодня соответствовали бы Лондону, Кервуду или «Отцу Брауну» Честертона. Поиски не дали результата, и в конце концов я заметил, что сел на мель. Жена, чтобы меня спасти, вытащила с полки хранимый с молодости и совершенно рассыпавшийся экземпляр «Книги джунглей» Киплинга. Я тотчас же её поглотил, ибо это было и моё любимое чтение.
Мало кто хочет сегодня просто рассказывать. Существует уровень высокой литературы, со стремлением к великолепию, чаще всего постмодернистскому, и существует партерный уровень, но в то же время не хватает хорошей второстепенной литературы. Зато наступило время поэзии. Мне, к сожалению, мешает отход от строфы, которя, согласно Словацкому, есть такт, а не узда; стихи с ритмом и рифмой лучше западают человеку в голову. Впрочем, в праздничном номере еженедельника «Tygodnik Powszechny» Томас Венцлова приводит слова Энценсбергера, согласно которому в любой стране, независимо от её размеров, существует постоянное количество читателей поэзии: что-то около трёх с половиной тысяч.
Обеспокоенный необходимостью потребления печатного слова, я вернулся к научным журналам. В последнее время читал американские труды о моделировании судеб Земли вплоть до её конца, то есть до того момента, когда Солнце станет красным гигантом и поглотит нашу планету. Перед этим возникнут удивительные явления, такие как хотя бы давление африканского континента на европейский и выдавливание Средиземного моря из его русла. Это вещи необычайно интересные и довольно страшные, немного попахивающие апокалипсисом, но отдалённым – семь миллиардов лет, это порядочно. Но они напоминают нам, однако, что мы являемся только беспомощными маленькими существами, а вся болтовня о технологической мощи человека или имперской силе – это ерунда. Достаточно изменения климата или хотя бы порядочной метели, чтобы мы оказались бессильными по отношению к природе.
Единственной сегодня действительно популярной литературой являются истории из области ничем не ограниченной фантазии. У меня нет столько сил, чтобы пробиться сквозь очередные тома «Гарри Поттера», однако я слышу от тех, кто их прочитал, что это чтение для детей. Но если в них заглядывают взрослые, то это, похоже, свидетельствует о вторичной инфантилизации, вызванной телевидением. Когда я включаю телевизор, чтобы посмотреть новости (я имею спутниковую тарелку, настроенную на Германию), то попадаю на невероятные бредни. В фантастических сериях вроде «Star Trek» никто не считается с тем, что вообще существует космонавтика, что нам что-то известно о космосе. Замечаю также спрос на катастрофы, убийства и кровь. Фильмы начинаются обычно со сцены, в которой кто-то вытаскивает из чемоданчика красивый пистолет с длинным стволом, накручивает на него глушитель и стреляет в кого-то другого. Если герой, подходя к автомобилю, вставляет ключик в замок, это значит, что через мгновение произойдёт страшный взрыв и машина разлетится на мелкие кусочки. Цивилизацию смерти нам прописывают с удовольствием, и похоже на то, что anima не столько naturaliter christiana, сколько naturaliter predatoria, или, по крайней мере, воспитывают из нас хищников. А вместо пищи сомнительного качества, которую во времена Советов доставляла расстроенная аппаратура пропаганды, я имею сегодня рекламу, которая натирает мозоли на мозге.
Читаю беседу с режиссёром, который переработал Толкина в оптический фарш: он рассказывает, какие большие были проблемы с растущими ценами, но радуется, что затраты окупаются. Окончательным импульсом и мотивацией является касса. Она также становится основой для оценок, и всё подчиняется её диктату. Не говорится уже: золотоносно, но нехорошо. Говорится: если даёт деньги, должно быть замечательно. «Матрица» оказалась выдающимся фильмом, поскольку заработала миллионы.
С другой стороны, я слышу, что если бы смотрибельность таких продуктов не была высокой, никто бы их не создавал. Мы живём в иконическую эпоху, и образ заменяет мысль. Одни говорят, что телевидение мешает и оглупляет, другие, что оно полезно. И действительно, бабушка надвое сказала, поскольку любая технология, или связующая, как Интернет, или визуальная, как телевидение, имеет хорошие и плохие стороны. Я только задумываюсь, почему отправление транспондерами бессовестной лжи, упрощений и абсурдов должно быть более удобоваримым и приятным, чем погружение в материю жизни, которая достаточно сложна и интересна. Я не требую того, чтобы производились исключительно программы с глубоким научным содержанием, но почему мы должны быть обречены на глупости?
Не знаю, дело ли это в моей умственной беспомощности и угасании способностей восприятия, или же существенно не хватает сегодня обыкновенных, но западающих в память произведений, которые открывали бы новые миры, неизвестные нам области жизни. Делали это даже такие книги, как «Заколдованные столики» Хенрика Ворцеля или «Страхи» Марии Укневской, одна об официантах, вторая о начинающих танцовщицах. Теперь всё стало обыденным и банальным, будто бы технология словно каток сравняла всё со всем: чертополох то же самое, что лилия, проснулись мы в поле, заросшем щавелем и кактусами. Может действительно приходит медленный закат книги, которого мы не замечаем, поскольку огромные, как саранча, тиражи пани Роулинг заслоняют нам правдивую картину?
