Эпилог
Аэропорт им. Джона Кеннеди, Нью-Йорк
22 февраля, вторник
День крушения
Я сажусь на корточки и запихиваю в сумку мелкие монеты, раскатившиеся по полу в ногах у стоящих в очереди пассажиров. Телефон прижимаю плечом к уху.
Мой план прост. Сначала отойти в сторону, сделав вид, будто мне стало плохо и я решила прислониться к стене, отвернуться от очереди, устремленной к входу на трап, и затем с озабоченным видом направиться куда-нибудь в глубь аэропорта.
Я уже собираюсь притвориться, что у меня важный телефонный разговор, срочный и конфиденциальный, как вдруг откуда-то сверху, из-за толпы пассажиров, покорно ожидающих посадки, раздается голос:
– Мэм, у вас все в порядке?
Передо мной появляется сотрудник аэропорта, и я медленно поднимаюсь, мои колени дрожат.
– Я уронила сумочку, – говорю я с замирающим сердцем.
Лазейка захлопнулась. Возможность упущена.
– Ваш билет уже отсканирован, пожалуйста, оставайтесь в очереди.
Я возвращаюсь на свое место перед тетушками, ворчащими по поводу задержки рейса. Трап идет под уклон, увлекая меня за собой. Клэр уже на пути в Калифорнию, я чувствую укол вины: возможно, мне надо было хотя бы предупредить ее об опасностях, которые подстерегают ее там.
Очередь еле движется, а Клэр все не выходит у меня из головы. Интересно, могли бы мы подружиться, сведи нас жизнь при других обстоятельствах? Я была последней, с кем она разговаривала перед тем, как навсегда исчезнуть, единственной, кто знал о ее судьбе – и при этом не знал о ней ничего. Кого она любит? Что ценит? Во что верит? И верит ли вообще? Как она оказалась в таком положении?
Я понимаю, что мы с ней, несмотря на все различия, очень похожи – две доведенные до отчаяния, готовые на все женщины, не согласные больше играть роль, навязанную мужем или Дексом – системой, которая использует нас и отправляет на свалку; обществом, которое не желает нас слушать.
Я стараюсь отвлечься от гнетущих мыслей и сконцентрироваться на будущем. Лиз наверняка встревожится, ведь я не позвоню ей, как обещала, но успокоить ее я не смогу. Когда к ней явится агент Кастро, она должна будет без тени сомнения сказать, что я вернулась в Беркли с намерением поступить по закону.
Возможно, через несколько месяцев она получит по почте небольшую посылку с новогодней игрушкой – без открытки и обратного адреса, – посланную с зеленых виноградников Италии или многолюдных улиц Мумбаи. И поймет, что я прошу у нее прощения. Что я счастлива и наконец простила себя.
На борту я первым делом поменяюсь с кем-нибудь местами и пересяду к окну. Я хочу увидеть мир – его далекие горизонты – и представить себя в нем. Истинную себя, ту, которой я хочу и, как Лиз показала мне, могу быть.
Надеюсь, мы полетим прямо к солнцу, и его свет, яркий, ослепляющий, сожжет последние тени из прошлого. Я взмою вверх, выше, чем когда-либо – выше страха и лжи, – и бешеный вихрь вырвет эту страницу, заполненную ошибками, разорвет ее на клочки и разбросает у меня за спиной, как конфетти.
И я начну новую жизнь: возведу ее из обломков воспоминаний, правдивых и выдуманных, из заветных фантазий маленькой девочки, которая так и не нашла своего места в мире, скреплю их удачей и бесконечной благодарностью.
Возможно, когда-нибудь я захочу в мечтах вернуться в Беркли, – не в тот, в котором я до сих пор жила, с темными углами и обманчивыми тенями, а в тот, который я придумала себе много лет назад, лежа на узкой кровати над пыльной церковью в Сан-Франциско. Снова пройду по тенистым тропинкам Строберри-каньон, петляющим на холме над старым стадионом, и буду любоваться городом, словно вздымающимся из волн залива. В собственном воображении я буду бродить по дорожкам кампуса, вьющимся между огромными деревьями, ощущать аромат влажной коры и мягкого мха, слушать плеск ручья и прыгать по камешкам.
Очередь начинает двигаться быстрее, и впереди наконец появляется выход; я вздыхаю с облегчением. Все неполадки устранены, и ошибки исправлены. Я чувствую, как пассажиры вокруг тоже выдыхают и расслабляются в предвкушении отдыха, ожидающего их по окончании четырехчасового перелета.
Спускаясь по трапу, я словно избавляюсь от себя прежней. Делаюсь светлее и легче с каждым шагом. Еще чуть-чуть – и я стану невесомой. Внутри меня зреет прозрачный, чистый смех, свободный от привычной грязи. Сейчас у меня есть все, чего я хотела. И в первый – и единственный – раз этого достаточно. Я крепче прижимаю к себе сумку Клэр и касаюсь обшивки самолета, когда переступаю через порог. На удачу. И не смотреть назад.
