Ева

В день отъезда Лиз Ева так и не вышла из дома, чтобы проводить ее. Она сидела в кабинете и наблюдала, как увозят арендованную мебель. Через пару дней после их ссоры Лиз бросила ей в почтовый ящик записку – простой клочок бумаги, на котором каллиграфическим, будто из другой эпохи, почерком было выведено: «Все, что тебе нужно, находится по ту сторону страха». Ева смяла и выбросила послание в корзину для бумаг.

Она знала: закончив сборы, Лиз захочет попрощаться, и представила, как будет стоять перед ней на крыльце после двух недель молчания и подбирать слова, пытаясь извиниться и объяснить, как много их дружба значила для нее, несмотря на ложь.

Чтобы отвлечься, Ева решила привести собственные дела в порядок. Проверила счет в сингапурском банке. Подготовила улики, собранные против Фиша. Накануне она даже не поленилась и на всякий случай заверила их у нотариуса. Дама, которая там сидела, жевала жвачку и только командовала со скучающим видом: «Тут – отпечаток пальца, там – подпись», а потом, не глядя, шлепнула печать.

Все было готово к отъезду, однако Ева чувствовала, что осталось какое-то незавершенное дело. Мысли о нем теснились на границе сознания и не давали покоя, пока она не решилась взглянуть правде в глаза. Скоро она уедет, начнет новую жизнь, и тогда дороги назад уже не будет. Возможность увидеть родную семью останется потерянной навсегда.

Ева набрала в поисковике имена бабушки и дедушки, выбрала в списке результатов сервис по поиску людей и ввела данные кредитки, чтобы получить доступ к расширенным платным функциям, позволяющим просматривать адреса и номера телефона.

Перед ней на экране сразу появилась нужная информация. Она всегда была здесь, рядом, только руку протяни. И ехать недалеко – Ричмонд в нескольких милях от Беркли.

Когда Лиз пошла покупать бутерброды для грузчиков, Ева выскользнула за дверь. Она не готова к долгим прощаниям. И притворятся ей сейчас не хотелось.

Ева ехала на север и думала лишь о том, как близко они все это время были. Интересно, вспоминали ли они о ней, пытались ли искать – хотя бы из любопытства, не через платные сервисы, а просто в соцсетях? Пробовали хотя бы раз ввести в поисковик ее имя и среди десятков результатов найти ее, их внучку, «Еву Джеймс, 32 года, Беркли, Калифорния»?

Она съехала с шоссе и, миновав последние несколько кварталов, свернула на широкую пустынную улицу с обшарпанными домами, с дворами, заваленными мусором и поросшими сорной травой. Зрелище удручающее. В воображении Ева рисовала себе совсем другую картинку и теперь, столкнувшись с неприглядной реальностью, хотела лишь поскорее сбежать отсюда.

И все же она остановилась у выцветшего зеленого дома с разбитым окном над гаражной дверью. Дырку закрывал кусок картона, причем, видимо, уже давно: он разбух от влаги и был покрыт плесенью. Через дорогу залаяла цепная собака.

Потрескавшаяся бетонная дорожка, засохший газон, растрепанный кустарник – Ева смотрела на эту разруху и не могла поверить своим глазам. Она представляла родной дом совсем иначе. Где цветочные клумбы, за которыми ухаживала ее бабушка? Где старенькая, но отполированная до блеска машина дедушки? Где чистые и отглаженные занавески? Где аккуратно подстриженный зеленый газон? То, что она увидела, было неожиданным и тягостным – словно плохой музыкант пытался сыграть знакомую мелодию на расстроенном пианино.

Ева стояла на темном крыльце и дышала ртом: из-за двери невыносимо несло куревом. Она постучала. Изнутри послышался звук шаркающих шагов. Она еле сдержалась, чтобы не развернуться и не сбежать, – ей окончательно расхотелось встречаться с обитателями этого дома.

Однако дверь уже распахнулась. Перед Евой появился старик в широких джинсах и растянутой футболке, его жилистые руки были сплошь покрыты татуировками.

– Сломалась, что ли? – буркнул он, глядя мимо Евы на ее машину, припаркованную у тротуара.

Ева же застыла, будто громом пораженная. Его глаза! У нее его глаза – та же форма и цвет. У нее перехватило дыхание – словно пазл сложился.

– Кто там? – донесся хриплый голос из глубины дома.

Все, что Ева смогла разглядеть из-за плеча старика, – большая, бесформенная туша в кресле. Запах сигаретного дыма сбивал с ног, а сквозь него просачивалась омерзительная вонь немытых тел и подгоревшей еды.

– Извините, – пробормотала Ева, отступая. – Ошиблась номером дома.

Старик уставился на нее, и она затаила дыхание – вот сейчас он разглядит знакомые черты и узнает ее. Тот лишь пожал плечами, хмыкнул:

– Как угодно, – и захлопнул дверь.

Ева развернулась и пошла к машине. Кое-как открыв дверь и рухнув на сиденье, она дрожащими руками завела мотор, ругая себя за собственную наивную глупость.

И все же, проезжая по грязным улицам, она вдруг осознала, что всю жизнь жалела о том, чего у нее и так никогда бы не было. Все эти годы Ева верила, что если бы они любили ее и воспитали сами, то она бы не вылетела так позорно из Беркли, а спокойно получила бы диплом и жила счастливо. Однако оказалось, что, забери они ее тогда из приюта, она бы вообще не поступила в университет.

Теперь Ева могла уезжать без сожалений, оставив прошлое в прошлом. Избавившись от мечты, она обрела свободу.

Когда Ева вернулась домой, грузовик с вещами уже уехал. Квартира Лиз опустела, и сквозь незанавешенные окна виднелись голые стены. При виде их Еву охватила тяжелая, леденящая тоска.

Она взошла на крыльцо, стараясь не смотреть на оставленные Лиз горшки с цветами и на елку, которую они посадили на Рождество, – единственное напоминание об их дружбе. Когда Ева уедет отсюда, елка останется стоять здесь, как молчаливый страж, хранящий секреты.