РУКОВОДСТВО ДЛЯ ПРАКТИЧНЫХ ЛЮДЕЙ
Ральф Бэнкс, главный редактор ежемесячного журнала «Популярные ремесла» – коренастый коротышка с круглой розовой физиономией и короткой стрижкой военного образца – отличался весьма энергичными манерами. Он носил габардиновые костюмы и галстуки-бабочки и жил в Вестчестере с женой, тремя детьми, ирландским сеттером и парой сиамских кошек. Подчиненные уважали Бэнкса, хотя было бы преувеличением сказать, что он им нравился.
В основе характера Бэнкса лежала практичность: умение безошибочно отличать добротное от поддельного, целесообразное от бессмысленного. Практичность имела большое значение при выполнении его обязанностей, без нее он не продержался бы на работе дольше одного дня. Сидя за столом в редакции, Бэнкс имел дело с бесконечным потоком статей, идей, набросков, фотографий и действующих моделей, и все это он должен был оценивать с первого взгляда. Рассматривая чертеж дома, гаража, жаровни для барбекю, орхидариума, океанского судна, планера или катамарана, он немедленно представлял себе проект в завершенном виде, соответствующем или не соответствующем его функциональному назначению – интеллектуальное достижение, с не меньшим успехом доступное ему в отношении технических чертежей газовых турбин, гидравлических домкратов, любительских телескопов, электромагнитных муфт, монорельсовых систем и одноместных подводных лодок. Ему достаточно было просмотреть перечень ингредиентов гербицида, антифриза, симпатических чернил, мелкозернистого проявителя, синтетического корма для скота, глазури для керамики или краски на резиновой основе, чтобы предсказать эффективность этого состава. У него под рукой всегда были технические условия обслуживания и эксплуатационные характеристики автомобилей «Стутз», «Беркат», «Мерсер», «Стернберг», «Добл», «Стэнли стимер», «Бугатти», «Ягуар», «Порше», «Нэш-Хили» и «Пегасо», не говоря уже о таких моделях, как «Форд», «Шевроле», «Кадиллак», «Паккард» и «Крайслер империал». Бэнкс умел изготовлять садовую мебель, ковать медь, полировать агаты, ткать высококачественный твид, чинить часы, фотографировать амеб, литографировать, наносить батик, гравировать на стекле, выявлять подделки инфракрасным фонарем и надолго выводить из строя противников значительно тяжелее себя. Разумеется, Бэнкс поручал значительную часть работы экспертам и редакторам специализированных рубрик, но в конечном счете ответственность нес Бэнкс. Оплошности сопровождались насмешками конкурентов и язвительными письмами читателей – Бэнкс редко ошибался. Двенадцать лет редактор Бэнкс держал в руках бразды правления этим бедламом и настолько отточил навыки, что непосвященный мог бы принять его за ясновидящего – теперь он мог слегка расслабиться, получая удовольствие от работы, и позволял себе время от времени развлекаться. Его любимое развлечение заключалось в коллекционировании странных и причудливых изобретений.
Каждое утро секретарша сортировала почту; когда Ральф Бэнкс заходил к себе в кабинет, все поступившие материалы были уже распределены по категориям. Особая большая корзина была обозначена надписью «ЧОКНУТЫЕ». Именно в ней редактор Бэнкс находил редчайшие, самые драгоценные экспонаты для своего собрания.
Во вторник утром, 27 октября, дела шли своим чередом. Бэнкс зашел в кабинет, повесил на крючки пальто и шляпу, уселся, привычно пододвинув стул к столу, ослабил туго затянутый пояс и отправил в рот темно-зеленую желейную конфету. Взглянув на подготовленное секретаршей расписание, он обнаружил, что в десять часов утра его должен был посетить Сет Р. Фрамус, высокопоставленный консультант Комиссии по атомной энергии, согласившийся опубликовать статью об атомных электростанциях. Фрамус, пользовавшийся допуском к секретной документации, предложил нечто вроде «запланированной утечки информации», намекнув на некоторые новые, довольно-таки неожиданные проекты. Такая статья повысила бы престиж «Популярных ремесел» и добавила бы красивое перо к плюмажу редактора Бэнкса.
Бэнкс нажал клавишу внутренней связи: «Лоррена!»
«Да, господин Бэнкс».
«Сегодня в десять зайдет Сет Фрамус. Я хотел бы его видеть, как только он появится».
«Хорошо».
Бэнкс вернулся к просмотру почты. Прежде всего, конечно, он проверил содержимое корзины «ЧОКНУТЫЕ». Сегодня утром таких материалов было немного. Вечный двигатель… но Бэнкс устал от такого рода изобретений. В его собрании их было предостаточно… А, это уже лучше! Хронометр для слепых, закреплявшийся на лбу. Уколы иглы оповещали владельца по прошествии каждых пятнадцати минут, а небольшой молоточек ударял по черепу от одного до двенадцати раз по наступлении каждого часа… Еще в корзине лежал план орошения Долины Смерти посредством установки конденсирующего облака оборудования вдоль хребта Панаминт… Далее – рукопись на шагренированной бежевой бумаге, озаглавленная «Что прячется под маской: руководство для практичных людей».
Ральф Бэнкс поднял брови и взглянул на записку, подшитую скрепкой к титульному листу:
«Уважаемый господин редактор!
На протяжении своей долгой жизни я научился тому, что чрезмерная скромность не приносит существенных выгод. Поэтому не стану скрываться под маской самоуничижения и не буду «стесняться в выражениях», как говорится. Находящийся перед Вами документ – величайший вклад в сокровищницу человеческих знаний. По существу, он выбивает опоры из-под всей основы нашего существования, лишает нас оплота, на котором зиждется нравственный распорядок жизни. Последствия – неопровержимые фактические выводы – станут разрушительным потрясением для всех, кроме нескольких редких индивидуумов. Вы сами убедитесь в том – и мне вряд ли следует дополнительно подчеркивать это обстоятельство – что к этой области знаний не следует относиться легкомысленно! Поэтому в предисловии я привожу краткое описание методов, сопровождающееся сводкой моих собственных наблюдений, с тем, чтобы заранее предупредить каждого, кто стремится удовлетворить поверхностное любопытство, свойственное дилетантам. Вы спросите: почему я выбрал Ваше периодическое издание с целью публикации моей работы? Отвечу откровенно. Ваш журнал посвящен практическим приложениям мысли; Вы – практичный человек, а моя работа представлена в форме практического руководства. Могу прибавить также, что некоторые другие журналы, редактируемые на столь способными людьми, вернули мой труд, объясняя свой отказ вежливыми, но бессодержательными отписками.
С искренним уважением,
Энгюс Макилвейн.
Отправлено из архивного отдела Смитсоновского института в Вашингтоне, округ Колумбия».
«Интересное письмо!» – подумал Бэнкс. Несомненно, документ относился к категории «чокнутых», но при этом отличался любопытным стилем… Бэнкс взглянул на рукопись, пролистал несколько страниц. Типографские навыки Макилвейна заслуживали похвалы. С обеих сторон он оставил двухдюймовые поля шагренированной бежевой бумаги. В черном тексте параграфов некоторые предложения были выделены красным шрифтом, а иногда и подчеркнуты лиловыми чернилами. В левом поле время от времени появлялись зеленые звездочки, дополнительно отмечавшие важность того или иного утверждения. Все это, вместе взятое, создавало колоритный, драматический эффект.
Бэнкс вернулся к началу рукописи и прочел несколько предложений:
«У меня возникали серьезные опасения, но я терпеть не могу трусость, готовность отступать перед трудностями. Невозможно спорить с тем, что Маскерейн – безоговорочное зло. Но Маскерейн – это знание, а человеку не подобает отказываться от знаний. Кто может сказать наверняка? Может быть, в конечном счете это принесет какую-то пользу. Огонь принес человечеству больше пользы, чем вреда; опасные взрывчатые вещества оказались полезными, и в конечном счете можно надеяться, что полезной станет атомная энергия. Поэтому – так же, как Эйнштейну пришлось преодолеть опасения и заставить себя вывести формулу E = mc2, я заставляю себя изложить результаты своих экспериментов».
Бэнкс ухмыльнулся. Самый что ни на есть чокнутый псих, чистопородный! Редактор нахмурился, однако: «Отправлено из отдела архивов Смитсоновского института». В этом чувствовалось какое-то несоответствие… Бэнкс продолжал читать, пропуская иные параграфы, но уделяя особое внимание то какой-нибудь строке, то заинтересовавшей его фразе:
« – процесс, при котором ты всматриваешься вглубь, глубже, еще глубже, напрягаясь, заставляя себя, а затем, достигнув предела, словно разворачиваешься на месте и смотришь наружу…»
Бэнкс внезапно поднял голову – прозвучал зуммер внутренней связи. Он нажал клавишу.
Послышался голос Лоррены: «Консультант Сет Фрамус уже здесь, господин Бэнкс».
«Попроси его присесть и подождать, пожалуйста, – отозвался Бэнкс. – Я приму его сию минуту».
Лоррена, уже готовая пригласить Фрамуса пройти в кабинет, удивилась. Фрамус тоже, судя по всему, слегка удивился, но терпеливо уселся на стул, похлопывая по колену сложенной вчетверо газетой.
Бэнкс вернулся к просмотру рукописи:
«Здесь бывает очень тихо и спокойно – но только тогда, когда Эго может прятаться за вышеупомянутыми вязкими молочными столбами. Здесь легко заблудиться, в самом повседневном смысле слова. Что может быть смехотворнее, трагичнее? Стать узником самого себя, если можно так выразиться!»
Бэнкс вызвал секретаршу: «Соедините меня со Смитсоновским институтом».
«Да, господин Бэнкс!» – Лоррена взглянула на Сета Фрамуса: расслышал ли он слова редактора? Он их слышал – и стал еще чаще постукивать газетой по колену.
Тем временем Бэнкс перелистывал страницы:
«Естественно, меня это никогда не останавливало. Я не позволял себе поддаваться, сдерживал нервную дрожь и позывы к рвоте – и продолжал. Должен отметить при этом, что мне вполне удавалась приходить и уходить, возвращаясь с несколькими красными устройствами, причем многие из них все еще оставались теплыми».
Звонок заставил Бэнкса вздрогнуть. Он ответил с некоторым раздражением: «Да, Лоррена?»
«Смитсоновский институт, господин Бэнкс».
«О! Алло? Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из отдела архивов, э… если это возможно, с господином Макилвейном?»
«Одну минуту, – отозвался женский голос. – Сегодня в архиве работает господин Криспин».
Бэнкса соединили с Криспином. Редактор представился; Криспин поинтересовался: «Чем я могу быть полезен?»
«Я хотел бы поговорить с Энгюсом Макилвейном», – объяснил Бэнкс.
Криспин был очевидно озадачен: «С Макилвейном? В каком отделе он числится?»
«В отделе архивов, насколько мне известно».
«Странно, не припомню… Конечно, у нас выполняется ряд особых проектов – приглашены группы исследователей и тому подобное».
«Не могли бы вы, пожалуйста, проверить поточнее?»
«Разумеется, господин Бэнкс – если это необходимо…»
«Я был бы очень признателен, если бы вы могли это сделать, после чего позвонили бы мне за мой счет. Или я мог бы просто подождать на линии».
«Это займет пять или десять минут».
«Замечательно! Я подожду».
Бэнкс нажал клавишу внутренней связи: «Не клади трубку, Лоррена, и свяжи меня с Криспином снова, как только он вернется».
Лоррена покосилась на Сета Фрамуса, уже начинавшего раздраженно поджимать губы: «Хорошо, я так и сделаю, господин Бэнкс».
Сет Р. Фрамус вежливо спросил: «Хотел бы поинтересоваться – что редактору Бэнксу понадобилось в Смитсоновском институте?»
Лоррена развела руками: «Не могу сказать, господин Фрамус… Надо полагать, возник какой-то важный вопрос. Раньше он просил меня сразу провести вас в кабинет».
«Ммф!» – Фрамус развернул газету.
Бэнкс просматривал последние страницы рукописи: «А теперь – неизбежный вывод. Он исключительно прост: очевидно, что все мы – жертвы кошмарной шутки…»
Бэнкс перевернул последнюю страницу:
«Для того, чтобы продемонстрировать это на собственном опыте…»
Прожужжал зуммер внутренней связи; Лоррена сказала: «Господин Криспин снова на линии. Кроме того, мне кажется, что господин Фрамус очень спешит, господин редактор».
«Я приму его сию минуту, – повторил Бэнкс. – Попросите его, пожалуйста, еще немного подождать». Бэнкс приложил к уху телефонную трубку: «Алло, господин Криспин?»
«Очень сожалею, господин Бэнкс – у нас не работает человек по имени Энгюс Макилвейн».
Бэнкс задумчиво почесал в затылке: «Возможно, он пользуется псевдонимом».
«В таком случае, надо полагать, он желает остаться неизвестным», – вежливо предположил Криспин.
«Скажите мне вот что. Если бы я написал Энгюсу Макилвейну в отдел архивов, кто получил бы мое письмо?»
Криспин рассмеялся: «Никто, господин Бэнкс! Вам вернули бы письмо. Просто потому, что у нас нет никакого Макилвейна. Если, конечно, кто-нибудь не договорился заранее о том, чтобы ему передавали такие письма… Подождите-ка! Может быть, я знаю, о ком вы спрашиваете. В том случае, разумеется, если это действительно псевдоним…»
«Очень хорошо. Не могли бы вы соединить меня с ним?»
«Как вам сказать, господин Бэнкс… Думаю, мне следовало бы сначала поговорить с ним об этом. Возможно… ведь он желает сохранить анонимность, вы же понимаете».
«Не могли бы вы, пожалуйста, убедиться в том, что это и есть человек, называющий себя Энгюсом Макилвейном, и попросить его позвонить мне за мой счет?»
«Да, это я могу сделать, господин Бэнкс».
«Очень вам благодарен».
Бэнкс приготовился нажать клавишу внутренней связи. Ему давно пора было принять консультанта Фрамуса… Но просмотр рукописи почти закончился – оставалось прочесть лишь несколько параграфов… Кто бы он ни был, Макилвейна следовало признать первосортным кандидатом в пациенты сумасшедшего дома; тем не менее, у него был талант – способность к настойчивому убеждению. Бэнкс интересовался когда-то – весьма поверхностно – психологическими нарушениями; ему было известно, что галлюцинации нередко создают впечатление устрашающей реальности. Несомненно, Макилвейну были свойственны, в той или иной мере, признаки всевозможных психических расстройств… «Что ж, – думал Бэнкс, – посмотрим, каким образом он рекомендует сорвать маску с „чудовищного издевательства над человечеством“; проверим, насколько эффективны его инструкции по проникновению в Маскерейн…»
«Демонстрация этого презренного, ужасного обмана – простая и безошибочная – занимает всего несколько минут. Если вы достаточно отважны – точнее говоря, достаточно безрассудны – чтобы избавиться от ослепляющих вас успокоительных шор, последуйте моим указаниям.
Прежде всего запаситесь следующим: кувшином или графином чистой воды, шестью стаканами, шестью булавками, стальной вязальной спицей, квадратным куском матового черного картона со стороной 122 сантиметра…»
Лоррена вызвала Бэнкса по линии внутренней связи: «Господин Фрамус говорит, что…»
«Попроси его подождать, – поспешно откликнулся Бэнкс. – И сделай список, Лоррена. Мне нужны литр воды в стеклянном кувшине, шесть стаканов, стальная вязальная спица и большой лист черного картона. Возьми все это в отделе художественных ремесел – причем нужен матовый, а не блестящий черный картон. И еще – белый мел, банку эфира…»
«Вы сказали – эфира – господин Бэнкс?»
«Да-да, именно эфира».
Лорена поспешно записывала; тем временем Бэнкс продолжал перечислять материалы: «Мне потребуется небольшое количество красной и желтой масляной краски. Краска тоже найдется в художественном отделе. Еще – дюжина новых гвоздей, больших, длинных. Бутылка высококачественных, сильно пахнущих духов. И полкило риса. Все понятно?»
«И полкило риса – да, редактор».
«Какого черта ему понадобилась вся эта дрянь?» – прорычал Фрамус.
«Не имею ни малейшего представления, – торопливо ответила Лоррена. – Прошу меня извинить на некоторое время, господин Фрамус. Нужно все это собрать и принести редактору».
Она выбежала из приемной. Фрамус приподнялся – он никак не мог решить, как ему следовало себя вести: еще подождать или выйти из приемной, хлопнув дверью? В конце концов он снова опустился на стул – теперь он хлопал газетой по колену громко и размеренно: еще пятнадцать минут, и с него хватит!
Тем временем Бэнкс, сидя в кабинете, перешел к последнему параграфу рукописи:
«Выполнив эти инструкции, вы преодолеете иллюзорные препоны зрения, ориентации, замешательства и воображаемой боли. Вы обнаружите сдвоенные каналы – я предпочитаю называть их „артериями“. Любой из них позволит безопасно проникнуть внутрь Кордона, и там вы сможете наблюдать за прогрессиями – за событиями, наполняющими отвращением при одной мысли об обратном пути, но заставляющими отшатнуться от еще большего отвращения».
И это было всё. На этом рукопись кончалась.
Лоррена, с помощью подростка-посыльного из отдела художественных ремесел, принесла перечисленные предметы и материалы.
«Господин Бэнкс! – сказала при этом секретарша. – Может быть, мне не следовало бы об этом упоминать, но господин Фрамус уже готов взорваться от нетерпения».
«Я приму его сию минуту, – пробормотал Бэнкс. – Сию минуту».
Лоррена вернулась в приемную. Оглянувшись через плечо, она успела заметить, что Бэнкс наливал воду в каждый из шести стаканов.
Пятнадцать минут прошли. Сет Р. Фрамус поднялся на ноги: «Прошу прощения, барышня – я просто не могу больше ждать».
«Господин Бэнкс сказал, что сможет принять вас сию минуту, – встревожилась Лоррена. – Думаю, что он занят какой-то экспериментальной демонстрацией…»
Фрамус тихо сказал: «Хорошо, я подожду еще минуту». Он снова опустился на стул, крепко сжимая газету в кулаке.
Минута прошла.
«Здесь чем-то странно пахнет», – пожаловался Сет Р. Фрамус.
Лоррена понюхала воздух и смутилась: «Наверное, это принесло ветром с реки…»
«И почему там такой шум?» – удивился Фрамус, глядя на дверь кабинета.
«Не знаю, – призналась Лоррена. – Как правило, у редактора тихо».
«Как бы то ни было, – сказал Фрамус, – я больше не могу ждать». Он нахлобучил шляпу на голову: «Господин Бэнкс может позвонить мне, когда освободится».
Фрамус вышел из приемной.
Лоррена сидела, прислушиваясь к звукам, доносившимся из кабинета редактора: судя по всему, там журчала вода, но к журчанию примешивался какой-то шипящий звук – как если бы что-то жарилось на сковороде. Затем послышался голос Бэнкса, приглушенный и огорченный; затем раздался кратковременный рев – будто кто-то приоткрыл дверь, ведущую в двигательный отсек судна, и тут же закрыл ее.
Кто-то что-то пробормотал, наступила тишина.
Прозвенел телефон. «Приемная редактора Бэнкса», – подняла трубку Лоррена.
Говорил Криспин из Смитсоновского института: «Не могли бы вы соединить меня с господином Бэнксом? Я нашел человека, с которым он хотел поговорить».
Лоррена вызвала Бэнкса по линии внутренней связи.
«Алло, господин Бэнкс?» – теперь вместо Криспина по телефону говорил другой человек: самым глубоким, самым печальным голосом из всех, какие когда-либо слышала Лоррена.
«Он еще не поднял трубку», – объяснила секретарша.
«Скажите редактору, что ему звонит Энгюс Макилвейн-Хантер».
«Я так и сделаю, господин Хантер, как только он отзовется». Лоррена снова вызвала Бэнкса: «Он не отвечает… Наверное, он куда-то вышел на минуту».
«Что ж, все это не так уж важно. Хотел бы я знать, прочел ли он мою рукопись?»
«Насколько мне известно, он ее прочел, господин Хантер. И она его весьма заинтересовала».
«Хорошо! Сообщите ему, пожалуйста, что последние две страницы он получит завтра. Я забыл их вложить в конверт, а они имеют огромное значение – решающее значение, можно сказать… В качестве противодействующего средства…»
«Я так ему и скажу, господин Хантер».
«Большое спасибо».
Лоррена снова вызвала кабинет Бэнкса, после чего подошла к двери, постучалась, заглянула внутрь. Материалы и предметы, которые просил принести редактор, были разбросаны на столе и вокруг стола в полном беспорядке. Самого Бэнкса в кабинете не было. Скорее всего, он вышел в коридор через боковую дверь, чтобы налить себе кофе.
Лоррена вернулась в приемную, села за стол и стала ждать возвращения Бэнкса. Через некоторое время она достала пилочку для ногтей и занялась маникюром.
