Макс ворвался в госпиталь подобно урагану. Оттолкнув бросившуюся ему наперерез медсестру, он кинулся к лифту и с разгона ткнулся в Дональда Мак-Артура. Старый полицейский удержал Макса в своих железных объятиях. В его глазах стояли слезы.

— Где он?! — крикнул Макс, пытаясь высвободиться.

Лейтенант, не ослабляя хватки, посмотрел Рокатински в глаза.

— Держи себя в руках, сынок.

— К черту! — Макс предпринял еще одну попытку. — Где он? Что они с ним сделали?

— Макс, тебе нельзя туда. Тут уж ничем не поможешь…

— Пустите меня, босс. Где он? В реанимации?!

— Нет, Макс, — внезапно постаревший Дональд МакАртур отвел взгляд. — Его там нет… Его вообще нигде больше нет.

— Что!.. — Рокатински побледнел. — Что вы сказали?

— Приди в себя, сержант! — лейтенант с силой встряхнул как-то сразу обмякшего Макса. — Он не в реанимации — он в морге!

— Нет, босс…

— Тебе не надо на это смотреть, сынок.

— Где он?

В холодное помещение морга Макс вошел один. Посередине стоял стол, накрытый белой простыней. О том, что было под этой простыней, Макс предпочитал не думать. Перед его глазами стоял Кот, жующий свой непременный бутерброд и пытающийся одновременно рассказывать очередную байку. Потом перед ним пронеслись все те годы, которые они провели вместе. Вот Кот встречает вместе с ним Энн из роддома. У него в руках огромный плюшевый заяц. Вот они проводят свой отпуск на побережье. Кот тогда безуспешно клеил какую-то блондинку из Европы…

…И вдруг этот Кот, дружище Кот, лежит здесь в холодном мрачном подвале морга. Нет… Он так любил солнце.

Макс осторожно, как будто боясь кого-то разбудить, подошел к телу, накрытому простыней. Он пытался заставить себя поднять эту белую ткань и посмотреть… Что-то останавливало его. Наверное, они опять все перепутали. Ему сказали, что машина сгорела. Но это был кто-то другой. Откуда Кот мог оказаться в этом чертовом автомобиле? Он всегда ездил только на мотоцикле. Он даже шутил, что единственное неудобство, которое есть у его мотоцикла, — это то, что на нем, в отличие от машины, нельзя в волю поскакать с какой-нибудь красоткой. Но он непременно обещал приспособиться к этому неудобству. Нет, определенно там был не он. Вот сейчас откроется дверь и Кот. прежний Кот. ворвется с криком: «Ну вот. я как всегда опоздал. Даже на собственные похороны!» Но в глубине души засел тот ужасный серебряный паук, Макс точно знал, что перед ним Кот. Что все это не сон. Действительность становилась кошмарнее снов.

Макс осторожно, дрожащей рукой, приподнял край простыни. Под ней на обугленном обезображенном теле с остатками форменной куртки Макс отчетливо увидел маленький золотой крестик на цепочке. Этот крестик Коту подарила Энн. Точно такой же был у него и у его сына…

Около входа в морг к Мак-Артуру присоединился Олаф.

— Макс там? — спросил он негромко.

— Там. ответил, глядя в пол, начальник. — Он не хочет верить случившемуся…

— Я тоже.

— Черт побери, а я?! — взорвался старый полицейский. — Неужели вы думаете, что я из дерева сделан? Он был мне как сын… Но я еще и полицейский. Думаешь, мне не хотелось пристрелить этого подонка? Если б я его тогда пристрелил. Кот был бы жив! Но есть закон. И я должен его соблюдать. Иначе, на черта я такой нужен? Иначе анархия… Мы знали, на что идем. А эти сукины дети играют по своим волчьим законам. Эти законы не для меня…

Еще минуту Мак-Артур нервно теребил свой ремень. Олаф молча ковырял носком ботинка что-то в полу. Наступившую паузу нарушил Макс, внезапно появившийся в дверях. Взгляд его как-то странно блуждал. Лицо напоминало цветом ту простыню, дотрагиваться до которой ему пришлось минуту назад.

— Тут, Макс, — начальник не мог сформулировать свою мысль, — понимаешь… в общем, у машины, ну там, где… Кот… короче, на месте происшествия были найдены следы мотоциклов. По крайней мере. трех… Ты понимаешь, о чем я говорю. Тебе следует…

Мак-Артур осекся, наткнувшись на отсутствующий взгляд Рокатински. Не говоря ни слова, тот быстро пошел по коридору к выходу.

— Макс! — окликнул друга Олаф.

Макс обернулся и прокричал в ответ:

— То, что там лежит, — это не Кот! Нет, не может быть!..

Олаф, обменявшись взглядом с начальником, бросился вдогонку.

Ночью Макс долго не мог заснуть. Стоило ему закрыть глаза, как он снова оказывался за рулем своего «перехватчика». Вновь он несся в волной тишине за серебряным пауком на спине мотоциклиста. Правда, паук теперь стал багровым от крови, которую он впитал. Промелькнула надпись при въезде на дорогу Анархии, только цифра теперь была другая. На гробовой доске значилось — 59. Зловещий мотоциклист вновь оборачивался, и гнусавый голос говорил: «Ты труп, Рокатински!». Вслед за цифрой 59 где-то уже маячила 60. Но теперь Макс твердо знал, что до него очередь дойдет позже всех. Вперед него ушел Кот. Кто следующий? Вновь каток, подобный эшафоту…

В этот момент Макс просыпался в холодном поту. Он понимал, что в нем что-то меняется. Как он сможет вновь выйти на дорогу в своем «перехватчике», когда где-то живут убийцы Кота? Вся его служба теперь казалась игрой в одни ворота. Игрой, в которой гибнет Кот, а его убийцу выпускают на свободу из-за какой-то дыры в законе. Из-за чьей-то трусости, а может быть, лени.

Проснувшись на рассвете, Энн не обнаружила мужа рядом с собой. Вначале она испугалась. Накинув халат, она осторожно прошлась по дому. Не найдя его, Энн, ежась от утренней прохлады, спустилась в сад. Там она увидела Макса, сидящего на берегу небольшого пруда.

Пруд был их гордостью — в Австралии, где нехватка воды ощущается на каждом шагу, это была роскошь, не каждому доступная. Тихонечко подойдя, Энн опустилась на песок рядом с мужем.

— Не замыкайся в себе, — тихо проговорила она, погладив Макса по волосам.

— Кот, — глухо ответил он. — Его нет.

— Я знаю. Макс. Но он бы не одобрил все это. Он так любил веселье.

— Ты знаешь, во мне что-то изменилось. Я не знаю, как смогу вновь выйти на дежурство.

— Это пройдет…

— Не пройдет. Дорога — это как могила. Она поглотила его. Теперь в каждом нарушителе я буду видеть убийцу Кота. Меня нельзя выпускать на дорогу.

— Тебе надо отдохнуть. Давай съездим к озеру. Там хорошо. Слишком много всего сразу. Ты надорвешься…

— Мак-Артур постоянно говорит о законе. Хороший полицейский всегда строго придерживается закона. Ни на дюйм от закона… Кому к дьяволу нужен этот закон! Они подтерли задницу нашим законом…

— Успокойся…

— К черту! Сегодня Мак-Артур получит мою отставку. Лучше пойду в драйверы. Там, по крайней мере, если что, я смогу свободно разбить морду любому…

За двадцать с лишним лет службы в дорожной полиции Дональд Мак-Артур повидал многое. Были аварии, были погони. Не обходилось и без жертв. Он помнил случай, который произошел, когда Дональд был еще простым патрульным. Тогда, лет пятнадцать назад, пьяный драйвер въехал на своем трейлере в школьный автобус. До сих пор Мак-Артуру иногда снится по ночам маленькая детская ручка с батончиком «Сникерса» в кулачке, нелепо торчащая из-под огромного колеса «мака». И трясущееся лицо драйвера, с которого мигом слетел весь хмель. Он сидел, огромный детина, сжавшись в комочек, за рулем и почему-то повторял одну и ту же фразу: «Это не я… Это не я…» Радио в кабине пело на все окрестности: «В жизни все не так уж плохо, детка…». По дороге в участок здоровый «Мак» — марка тяжелых шоссейных тягачей. мужик плакал и умолял пристрелить его. Впоследствии он повесился в камере. Дональду Мак-Артуру всегда казалось, что страшнее этого ничего быть не может. И нот теперь гибель Кота. Он так любил жизнь, не полиция, а именно жизнь была его основной работой, и мысль о том, что он может погибнуть, не приходила в голову Хотя такое уже случалось. Пять лет назад патрульный Эдвард Куинси при задержании нарушителя не справился с управлением и рухнул с моста. Но риск всегда присутствовал. Такая уж работа у полицейских. Каждый знал, на что он идет. Однако всегда это было стечением обстоятельств. Несчастный случай. По крайней мере, шальная пуля, хотя в практике Мак-Артура такого не случалось. И всегда он знал, что ему делать. Тут же было что-то другое. Впервые Мак-Артур столкнулся с чем-то, что не укладывается в существующие рамки. Какая-то дикая бессмысленная жестокость. Впервые старому полицейскому стало страшно. Не за себя. Ему уже нечего бояться. За мир, который породил эту жестокую силу. Но нельзя поддаваться панике. Что же происходит с другими, если он, старый матерый волчище дороги не знает, что ему делать? После гибели Кота ребята не находят себе места, они не понимают, почему еще не пойманы убийцы? Кажется, что небеса должны разверзнуться. Они готовы сами устроить облаву, суд Линча. Но Мак-Артур не мог этого допустить, хотя он и слышал, что подобные случаи были и начальство закрывало на них глаза. У него в округе такого не будет, по крайней мере, пока он является начальником управления дорожной полиции этого города. Всю жизнь он знал, что существует Закон и тот, кто от него отступает хотя бы на дюйм, сам становится преступником. А тут еще Макс Рокатински. Когда-то он спас Макса от плохого конца, взяв к себе в полицию. Тогда он не ошибся. Теперь Макс ходит мрачнее тучи, и он не знает, что происходит у того в голове. А Макс — это лучший его полицейский. Его смена. Нет, добром эта история не закончится, и самое страшное еще впереди.

От этих зловещих мыслей Мак-Артура отвлек шум в дверях. В прихожую вошел мрачный, осунувшийся Рокатински. В руке он зажал листок бумаги. «Прошение об отставке», — подумал начальник полиции.

— Шеф, я принес вам прошение об отставке. Мое решение твердо. Я не собираюсь говорить на эту тему.

И не вздумайте его разорвать. Я принес еще два варианта, — решительно произнес Макс глядя в пол.

Мак-Артур отложил в сторону маленькую лейку, из которой он поливал цветы — зелень была его хобби.

— И это говоришь мне ты, сынок, — ответил он, глядя Максу в глаза.

— Не надо, шеф. Я же сказал, что это твердо. С меня хватит.

— Сукин ты сын. Рокатински! Именно в этот момент ты показываешь мне свой зад. Да что там мне! Ребятам!..

— Но шеф…

— Нет уж. погоди! Теперь я скажу. Какая-то банда длинноволосых пидоров бесчинствует на дороге, нагнав страху на всю округу. А мой лучший сотрудник намерен свалить в кусты. В чем дело. Макс? Я не верю, что ты испугался! Подумаешь, звонок. Да когда я их поймаю, я руки им повырываю! Утри слезы, сержант!

— Да, я боюсь! — взорвался Макс. — Я боюсь стать убийцей! Я не смогу сдержать себя, если только увижу их. Они убили Кота! Кота! Они сожгли его, как сжигают кошку дети с садистскими наклонностями! Я уже не тот хороший полицейский. Эти ублюдки срать хотели на наш закон. Мы отпустили одного наркомана, и теперь Кот мертв. Где был закон, когда они сжигали его?! Мне надоел этот крысиный цирк.

От гнева Макс не заметил, как сам разорвал свое прошение об отставке. Мак-Артур хмуро смотрел себе под ноги. Гнетущая тишина заполнила комнату. Макс в недоумении посмотрел на остатки прошения. Первым нарушил паузу Мак-Артур.

— Послушай, сынок, — проговорил он тихо, почти шепотом. — Ты нужен мне. Ты нужен городу…

— Только без высоких фраз, — пробурчал Макс.

— Не перебивай! Ты действительно нужен мам. С кем я, по-твоему, буду ловить этих ублюдков? Но на дорогу тебя сейчас выпускать действительно нельзя. Чего доброго. наломаешь дров. Отправляйся-ка ты в отпуск. Пожарься на солнце, рыбалка, свежий воздух… Ну, ты понял. Хотя не время сейчас, конечно, но я обещаю, что больше не дам банде шанса. Отдохнешь недели две, а потом мы вернемся к нашему разговору. Если ты не передумаешь, то я тебе молча подпишу твою отставку. Слово Мак-Артура. Ты знаешь, что я никогда его не нарушал. А с бандой я разберусь. Даже если это будет мое последнее дело. Иди, сынок, и хорошенько подумай, прежде чем в следующий раз появиться у меня перед глазами.

Мак-Артур протянул руку. Макс, секунду помедлив, ответил на рукопожатие. Начальник улыбнулся себе в усы.

— Ну вот и славно. Счастливо отдохнуть, Макс.

— Не надейтесь, что я передумаю, только из уважения к шести годам совместной службы.

— Через две недели я жду тебя с ответом, сынок.

Макс кивнул в знак согласия и, повернувшись, вышел на улицу. Он не мог знать, что в следующий раз он увидит Мак-Артура только через восемь лет.