Глава 36
— Убийство! Убили! — кричала женщина, жившая в доме Людмилы. Она после вечерней прогулки с собакой возвращалась домой, когда ее взгляду предстала ужасная картина: безжизненное распростертое тело женщины вроде бы из ее дома. Женщине показалось, что она увидела и бурую кровь (а может, алую?) на тротуаре, но этого она уже точно сказать не смогла бы, потому что было слишком темно, чтобы что-то разглядеть. Как будто сквозь туман она услышала свой собственный душераздирающий крик. Она даже не поняла сначала, кто так вопит. Только через мгновение она осознала, что это кричит она сама. Собака натянула поводок, стремясь приблизиться к лежавшей на тротуаре женщине, но ее хозяйка сделать это ей не позволила, с усилием рванув поводок на себя. Ее голос пронесся эхом по пустому двору и вернулся обратно.
На ее вопль откликнулась бойкая старушенция Виолетта Сергеевна. Услышав крик, она поспешила к месту событий.
В век равнодушных и напуганных людей, прячущихся в своих квартирах за двойными дверьми, такая женщина была просто находкой. К тому же она была подкована в уголовных делах, ведь недаром Виолетта смотрела по телевизору все сериалы про полицейских и следователей. Она отлично знала, что если пульс прощупывается, надо звонить в «Скорую», а если нет, то «Скорая» уже не нужна. Тем не менее на всякий случай Виолетта Сергеевна вызвала и «Скорую помощь», и полицию.
До приезда полиции Виолетта Сергеевна никому не позволяла подойти к месту трагедии, строго говоря:
— Все следы преступления затопчете.
В ней явно дремала мисс Марпл.
Оперативно-следственная группа приехала в составе эксперта-криминалиста Ковригина и оперов Киселева и Крапивина. Их начальник Холмогоров прибыл чуть позже. Следователь Петров приехал, когда группа уже собиралась уезжать.
Криминалист Ковригин был обычной, ничем не примечательной внешности мужчиной с красиво очерченными губами, с залысинами, невысокого роста. В нем проглядывалась увлеченность делом.
— Так, чем порадуете? — спросил его Холмогоров.
— Смерть наступила в результате удара по голове большой силы. Удар был один, но смертельный. Думаю, не ошибусь, если скажу, что ударили чем-то вроде биты, дубинки или чего-то схожего. Смерть наступила мгновенно, где-то полтора-два часа назад. Точнее можно будет сказать после вскрытия.
— Так. Значит, где-то в районе 21.30, в 22.00? — уточнил Холмогоров, взглянув на часы.
— Да, примерно так.
— Сумка лежит рядом с жертвой. В ней кошелек, в кошельке пятнадцать тысяч рублей и мелочь, — продолжал Ковригин.
— Значит, не ограбление, — подвел итог Крапивин.
— Телефона почему-то нет, — добавил эксперт.
— Есть пластиковая карта на имя Ивушкиной Людмилы.
— Имя есть. Уже хорошо, — мгновенно среагировал Киселев.
— Так. Камер нет здесь? — прогрохотал Холмогоров, но ответ он знал и так.
— Нет, конечно. На этой улице камер нет. Преступник это просчитал. Знал, где ждать, — тотчас отозвался Крапивин.
— Можно посмотреть камеры у метро, если, конечно, он на метро приехал, а не на машине, — предложил Киселев.
— Это маловероятно. Биту в метро возить вряд ли кто станет. Да и не пропустят с таким в метро… — с сомнением в голосе отозвался Холмогоров.
— Это да.
— Орудия преступления не нашли, конечно? — выгнул бровь Холмогоров, посмотрев на подчиненных.
— Нет.
— Кто полицию вызвал?
— Вон, дама с собачкой, — неопределенно махнул Киселев.
— Так. Кто обнаружил труп? — рявкнул в небольшую кучку собравшихся людей Холмогоров.
— Я, — робко подняла руку дама с собачкой, которую она уже держала под мышкой. Собака отчаянно скулила. — Можно мы пойдем домой уже? Чижик замерз.
— Чижик — это собака ваша? — уточнил на всякий случай Холмогоров.
— Да.
— Смешное имя, — хмыкнул он. — Когда вы обнаружили тело?
Дама с собачкой насупилась: обидеть питомца — это будет посерьезнее, чем обидеть саму хозяйку. А тут имя высмеяли! Подумать только! Но, в любом случае, отвечать было необходимо.
— Я… в районе десяти часов, — неуверенно промямлила женщина.
— Ну, что ты, голубушка. В 22.25 ты закричала, как потерпевшая, я сразу к тебе прибежала, — вставила свои пять копеек Виолетта Сергеевна.
— Так, а вы кто? — Холмогоров перевел внимание на бойкую старушку. — Как оказались на месте преступления?
— Я пришла на крик. Кричала Лариса, — она кивнула в сторону женщины с собачкой.
— Так. Откуда вы шли?
— Я ходила по-скандинавски.
— Чего? — Его брови взметнулись вверх.
— Я занимаюсь скандинавской ходьбой, восстанавливаюсь после травмы. В десять у меня смена закончилась, я взяла палки и пошла, — доложила по всей форме Виолетта Сергеевна.
— Так. И в каком направлении вы пошли? Здесь сегодня проходили? — направил он на нее прицельное внимание. Она могла оказаться очень ценным свидетелем.
— Нет, я хожу по другому радиусу.
— Жаль, — вздохнул он и сразу потерял интерес к Виолетте Сергеевне, с чем она была категорически не согласна. — Так, вы что-то странное заметили? Или, может, видели кого? — перевел взгляд Холмогоров опять на даму с собачкой — он с ней еще не закончил.
— Нет.
— Так. Вы в таком случае пока можете идти, если больше сказать ничего не можете. Оставьте свои контакты и адрес, я к вам зайду позже.
Не дожидаясь, когда ее спросят, Виолетта Сергеевна торопливо сообщила Холмогорову:
— Я знаю эту девушку, убитую, в смысле. Это ведь убийство, правда? Это Людмила из сто двадцать пятой квартиры. Она там живет со своей сестрой Яной.
— О, а это ценная информация, — обрадовался опер. — Сто двадцать пятая квартира — это в каком доме, уточните, пожалуйста?
— В моем.
— О, это еще более ценная информация, — с сарказмом процедил Холмогоров.
Не заметив сарказма, Виолетта Сергеевна горделиво приосанилась.
— Поподробнее, пожалуйста: из какого вы дома, кем являетесь убитой? Я все запишу.
Холмогоров принадлежал к числу тех людей, которые спасают мир. Цепкий, с хваткой бультерьера — такой вцепится, не отстанет. Очень дотошный, но немного медленно соображающий.
— Никем я ей не являюсь, — стараясь скрыть неожиданное волнение, сообщила старушка. — Просто соседка. Вернее, не просто. Я два через два работаю… подрабатываю, — она здесь немного замялась, — консьержем в нашем подъезде. Сижу с десяти утра и до десяти вечера. Поэтому знаю всех жильцов по именам и в лицо.
— Ценный вы язык.
— А то.
Несмотря на то что ее назвали ценным языком, Виолетта Сергеевна больше по сути дела ничего сообщить не могла.
— Так. То есть вы сегодня как раз в десять часов закончили консьержничать и пошли по своему радиусу? — уточнил Холмогоров.
— Да.
— Так. Где проходит ваш радиус?
Виолетта пространно объяснила свой маршрут.
— Ничего не заметили странного? Или, может, незнакомого кого видели? Вы тут всех знаете, наверное?
— Что вы, — махнула рукой Виолетта. — Я только жителей своего подъезда знаю. А здесь их сто-о-олько, подъездов-то. — Она сделала широкий жест рукой, показывая, «ско-о-олько» таких подъездов.
— И все-таки, вы были на улице как раз неподалеку отсюда. Может, слышали чего?
Виолетта Сергеевна неуверенно молчала.
— Так. А вы почему так поздно ходите? — неожиданно для себя задал вопрос Холмогоров. — Не страшно вам? Впрочем, это не мое дело.
— В выходные я в парке утром хожу с группой единомышленников.
— Понятно.
«Надо быстрее срулить с этой темы, а то сейчас понесется», — с опаской подумал Холмогоров. Но Виолетта Сергеевна, вопреки опасениям Холмогорова, развивать эту тему вовсе не собиралась. Ее больше сейчас расследование интересовало. «Подумать только, что делается! Жалко, конечно, девочку, молодая была еще совсем».
— По пути, кстати, я встретила Никиту из девяносто первой квартиры, — решительно выдала Виолетта Сергеевна. — Он с лайкой своей гулял. Очень умный мальчик. Если что видел, даже вскользь, точно подметил и вам обязательно расскажет.
Эксперт Ковригин подошел к Холмогорову, стоявшему рядом с Киселевым и Виолеттой Сергеевной, и доложил:
— Я думаю, преступник ждал вон под тем деревом, — указал он на развесистую березу. — Могу предположить, что преступник, ожидая жертву, стоял там и беспрестанно курил, о чем свидетельствует большое количество пепла возле примятого места. Место выбрал очень удачное — если идти от метро, совсем не видно, что там кто-то стоит.
— Ищейка. Впрочем, как всегда, — одобрительно кивнул Холмогоров.
— Спасибо, — скромно отозвался Ковригин. — Так вот, я не поленился и обыскал ближайшие урны, и вот что я в буквальном смысле там нарыл. — Он победоносно помахал запечатанным пакетиком.
— Ну-ка, ну-ка… А вы точно уверены, что это наш клиент оставил?
— Стопроцентной гарантии дать, конечно, не могу, но вероятность высока, — кивнул своим выводам эксперт. — Окурков много: ждал долго. Марка сигарет: «Sobranie Cocktail». Если кому-то интересно, это такие разноцветные сигареты с золотистым фильтром. — Он продемонстрировал пакетик с собранными окурками. — Приобщу к вещдокам. Действовал, скорее всего, дилетант — столько следов оставил! Но я не исключаю возможность, что кто-то специально принес сюда окурки, чтобы кого-то подставить.
— Я думаю, он просто вряд ли догадывался, что вы по урнам шарить будете, — ухмыльнулся Холмогоров. — С вас отчет, справитесь до завтра?
— Ближе к вечеру, постараюсь.
— Да, постарайтесь.
Холмогоров отправил Киселева в девяносто первую квартиру расспросить Никиту. Бойкая старушенция Виолетта Сергеевна посеменила за ним, но уткнулась в спину опера. Он развернулся. Виолетта Сергеевна подняла на него глаза, полные любопытства и азарта. Ах, не ту профессию она выбрала в молодости!
— Вы что, со мной собираетесь? — в удивлении поднял бровь Киселев.
— Ага.
— Я как-то на вас не рассчитывал, — недоуменно изогнул он четкие губы в кривой усмешке.
Она всплеснула руками, слегка порозовев, и с надеждой посмотрела на него. Его взгляд был непреклонен. Виолетте Сергеевне пришлось оставить свою затею сопровождать оперативника для опроса свидетеля.
Киселев нажал на звонок девяносто первой квартиры. За дверью сразу раздался собачий лай. Значит, правильно пришел.
Открывать, однако, никто не торопился. Конечно, было поздно уже очень, время за двенадцать перевалило давно, но ему хотелось увидеть Никиту сегодня, завтра он в школу уйдет, на кружки, секции — до вечера его вообще не выловить, а он мог оказаться очень ценным свидетелем. Киселев продолжал упорно нажимать на звонок.
Наконец, за дверью густой мужской бас спросил:
— Кто там?
Киселев вежливо представился и объяснил ситуацию. Дверь открылась. На пороге стоял здоровенный детина, ручища, как кувалды. Под блейзером угадывалось массивное коренастое тело.
За его спиной стояла миниатюрная интеллигентная женщина с короткой стрижкой. Интересная пара.
Их сын Никита оказался мальчиком двенадцати лет, худеньким, со светлыми волосами и умными светлыми глазами. Он немного испуганно смотрел на Киселева. Киселев сам был еще совсем молодым парнем, толком не знал, с чего начать разговор, поэтому спросил:
— Не страшно вот так вечером с собакой гулять?
— Нет, что вы, он меня от кого хочешь защитит. — Мальчик гордо улыбнулся.
Киселев улыбнулся в ответ. Обстановка была разряжена.
— Никит, вспомни, ты когда гулял с псом… как, кстати, его зовут?
— Джерри.
— Не видел ничего подозрительного?
— Да нет вроде, — неуверенно сказал мальчик, разыскивая фрагменты сегодняшнего вечера в своей памяти.
— Ты не торопись, подумай.
— А что можно назвать подозрительным? — деловито поинтересовался он.
— Все, что выходит за рамки твоей обычной прогулки с Джерри.
Они сидели на кухне за столом. Отец Никиты стоял у окна, не мешая разговору, но контролируя ситуацию. Никита провел рукой по волосам, взъерошив их.
— Никит, особенно интересует аллея, которая подходит к вашему дому.
— А что случилось?
— Произошло убийство вашей соседки с верхнего этажа, именно на этом месте. Ты проходил там?
— Да, проходил, — задумался мальчишка. — И там, кстати, да, я заметил мужчину, который прятался за деревьями. Он прислонился к дереву и курил. Я не подумал, что он прячется, думал, просто курит, — взволнованно продолжал он. — Но вот вы сейчас сказали, что произошло, и я сразу понял, что он не курил, а прятался.
— Ты можешь его описать?
— Темно, конечно, было, — расцвел Никита, — ему было интересно поучаствовать в расследовании убийства. Но отец мальчика, стоявший у окна, его радости явно не разделял. — Но когда я проходил, он как раз закуривал, и я хорошо увидел его лицо.
— Как он выглядел?
— Трудно сказать. Обычная совершенно внешность. Во что-то темное одет — в куртке темной, шапке, ничего примечательного. Руки у него какие-то нервные были.
— Поясни, — нахмурился Киселев.
— Вроде как дрожали, что ли. Пальцы, как у пианиста.
— Интересное наблюдение. Как ты это смог разглядеть в темноте?
— Он как раз закуривал и никак не мог закурить, руки дрожали у него.
— А ты смог бы его узнать?
— Возможно, но стопроцентной гарантии дать не могу, потому что под шапкой у него, может, патлы длинные, тогда он совсем другим человеком оказывается.
— Резонно, — одобрил Киселев. — А в шапке узнаешь?
— В шапке, думаю, да.
— Фоторобот сможешь составить?
— Нет, вряд ли. Увижу — вспомню. А так — нет.
Киселев отдал свою визитку:
— Если вдруг еще что вспомнишь, звони, не стесняйся.
— О’кей, — с воодушевлением ответил Никита.
Выслушав, что разузнал Киселев у Никиты, Холмогоров оживился:
— Уже кое-что!
— Место, указанное Никитой, совпадает с местом, где Ковригин насобирал большое количество разноцветных окурков с золотистым фильтром. Есть за что зацепиться. Улика не прямая, но хотя бы что-то. Надо искать, кто курит такие сигареты? — спросил Киселев.
— Ищи, золотой, ищи.
— Не очень вроде распространенный вариант среди мужчин-курильщиков? — спросил Киселев (он сам не курил).
Ему никто не ответил.
Да, улика вроде как есть, но совсем непросто найти в многомиллионном городе того, кто курит сигареты «Sobranie Cocktail». Скорее, наоборот. Вернее, таких, возможно, и много, но какое они имеют отношение к убийству девушки?
