В рамках нового метода сновидение рассматривается как спонтанный продукт психики, относительно которого нельзя сделать никаких предварительных предположений, кроме того, что оно имеет некий смысл. Это не более чем предположение всякой науки, а именно, что ее объект достоин исследования. Каким бы невысоким ни было мнение человека о бессознательном, бессознательное заслуживает изучения, по меньшей мере, как вошь, которая, при всем нашем презрении к ней, вызывает искренний интерес энтомолога. Что касается предполагаемой смелости гипотезы о существовании бессознательной психики, то я должен подчеркнуть, что более скромную формулировку трудно себе вообразить. Она настолько проста, что граничит с тавтологией: содержание сознания исчезает и не может быть воспроизведено. Самое большее, что мы можем сказать, это что мысль стала бессознательной или была отрезана от сознания, вследствие чего ее нельзя даже вспомнить. Или же может случиться так, что у нас возникает смутное ощущение или предчувствие чего-то, что вот-вот прорвется в сознание: «идея витает в воздухе», «тут что-то не так» и т. д. В таких обстоятельствах, гипотезу о латентных (скрытых), или бессознательных, содержаниях едва ли можно считать чересчур смелой.

Когда нечто исчезает из сознания, оно не растворяется в воздухе и не перестает существовать, как не перестает существовать исчезающий за поворотом автомобиль. Оно просто оказывается вне поля видимости; однажды мы можем снова увидеть эту машину и снова натолкнуться на мысль, забытую ранее. То же самое мы наблюдаем в сфере ощущений, о чем свидетельствует следующий эксперимент. Если вы прислушаетесь к какому-нибудь долгому, едва слышному звуку, то заметите, что через равные промежутки времени он то пропадает, то появляется вновь. Эти колебания обусловлены периодическим усилением и ослаблением внимания. Звук не перестает существовать; его интенсивность всегда одинакова. Кажущееся исчезновение объясняется всего-навсего флуктуациями внимания.

Таким образом, бессознательное состоит прежде всего из множества временно затемненных содержаний, которые, как показывает опыт, продолжают оказывать влияние на сознательные процессы. Представим себе человека, который пересекает комнату, чтобы что-то взять. Внезапно он останавливается в недоумении: он забыл, зачем встал из-за стола и что ему понадобилось. Он рассеянно перебирает предметы, совершенно не понимая, что ищет. Наконец он находит то, что нужно, и память возвращается к нему. Он ведет себя подобно лунатику, забывшему о своей первоначальной цели, но бессознательно движимому ею. Если вы понаблюдаете за невротиком, то неизбежно придете к выводу, что он совершает явно сознательные и целенаправленные действия. Однако если спросить его, окажется, что он либо не осознавал их, либо имел в виду нечто совершенно иное. Он слушает, но не слышит; смотрит, но не видит; знает, но не осознает. Тысячи таких наблюдений убедили специалистов в том, что бессознательные содержания проявляют себя так, как если бы они были сознательными, и что никогда нельзя сказать наверняка, сознательны мысли, слова и действия или нет. То, что очевидно для вас, может не существовать для других; тем не менее они ведут себя так, словно осознают это так же, как вы.

Подобное поведение привело к тому, что многие врачи считают истерических пациентов отъявленными лжецами. Такие люди действительно говорят неправду чаще, чем большинство из нас, однако это обусловлено не чем иным, как неопределенностью их психического состояния. Их сознание подвержено непредсказуемым затемнениям точно так же, как кожа – локальным изменениям болевой чувствительности. Если минуту назад такой пациент ощутил укол иглой, это вовсе не означает, что он ощутит его сейчас. Если его внимание сосредоточено на определенной точке, вся остальная поверхность его тела может утратить чувствительность. Как только внимание ослабевает, чувственное восприятие восстанавливается. Более того, в состоянии гипноза такие пациенты осознают не только все манипуляции врача в зоне анестезии, но и все, что происходило во время затемнения сознания. Они помнят каждую деталь так же ясно, как если бы во время эксперимента находились в сознании. Я вспоминаю случай с женщиной, которая поступила в клинику в состоянии полного ступора. На следующий день, когда она пришла в себя, она знала, кто она, но не помнила, какой сегодня день, где она, как и почему здесь очутилась. Я ввел ее в гипнотическое состояние, и она подробно рассказала мне, почему заболела, как попала в клинику и кто ее принимал. Поскольку в вестибюле висели часы, хотя и не на самом видном месте, она также помнила время своего поступления – минута в минуту. Все выглядело так, будто она находилась в совершенно нормальном состоянии.

Надо признать, что бо`льшая часть нашей доказательной базы исходит из клинических наблюдений. Вот почему многие критики полагают, что бессознательное и его проявления принадлежат к сфере психопатологии как невротические или психотические симптомы и в нормальном психическом состоянии не возникают. Однако, как было отмечено уже давно, невротические явления никоим образом не являются исключительно продуктами болезни. Фактически они представляют собой нормальные явления, но патологически преувеличенные, а потому и более выраженные, чем их нормальные аналоги. На самом деле у нормальных людей можно наблюдать все истерические симптомы, но они столь незначительны, что обычно остаются незамеченными. В этом отношении повседневная жизнь – кладезь доказательного материала.

Сознательные содержания способны не только исчезать в бессознательном, но и возникать из него. Помимо простых воспоминаний, могут появляться совершенно новые мысли и творческие идеи, которые никогда раньше не были сознательными. Они вырастают из темных глубин разума, подобно лотосу, и составляют важную часть сублиминальной (подпороговой) психики. Данный аспект бессознательного особенно важен при анализе сновидений. Не следует забывать, что материал сновидения не обязательно состоит только из воспоминаний; кроме них, он может содержать новые, пока не осознанные мысли.

Забывание – нормальный процесс, при котором определенные сознательные содержания теряют свою специфическую энергию из-за переключения внимания. Когда фокус нашего внимания смещается, прежние содержания погружаются в тень. Так луч прожектора высвечивает одну область, оставляя другую в темноте. Это неизбежно, ибо одновременно мы можем удерживать в сознании всего несколько образов, но, как я уже упоминал, даже их четкость подвержена колебаниям. Следовательно, «забывание» можно определить как временно сублиминальные содержания, остающиеся вне поля зрения против нашей воли. Однако забытые содержания не перестают существовать. Хотя они не могут быть воспроизведены, они сохраняются под порогом сознания, откуда могут самопроизвольно всплыть в любое время, часто спустя годы забвения. Кроме того, их можно вернуть в сознание с помощью гипноза.

Помимо нормального забывания, Фрейд описал процесс забывания неприятных воспоминаний, которые человек стремится забыть. Как заметил Ницше, когда гордость остается непреклонной, память уступает. Таким образом, среди утраченных воспоминаний мы встречаем немало таких, которые обязаны своим сублиминальным состоянием (и невозможностью быть воспроизведенными по желанию) собственной неприятной и невыносимой природе. Это так называемые вытесненные содержания.

В качестве параллели к нормальному забыванию следует упомянуть сублиминальное чувственное восприятие, ибо оно играет немаловажную роль в нашей повседневной жизни. Мы видим, слышим, ощущаем запах и вкус многих вещей, не замечая этого либо потому, что наше внимание поглощено чем-то другим, либо потому, что раздражитель слишком слаб, чтобы произвести сознательное впечатление. Однако эта информация существует и может влиять на сознание. Особенно показателен в этом плане случай, произошедший с одним профессором, прогуливавшимся как-то раз за городом со своим учеником. Поглощенный беседой, профессор вдруг заметил, что в его мысли неожиданно вторгся поток воспоминаний из раннего детства. Он не мог этого объяснить, ибо не мог обнаружить никакой ассоциативной связи с предметом разговора. Профессор остановился и обернулся: вдалеке виднелась ферма, мимо которой они недавно проходили. «Вернемся на ферму, – предложил он своему ученику. – Воспоминания нахлынули на меня там». Оказавшись на ферме, он почувствовал запах гусей и догадался, что именно этот запах вызвал поток воспоминаний: в детстве он жил на ферме, где держали гусей, и их характерный запах навсегда врезался ему в память. Проходя мимо фермы, он ощутил этот запах сублиминально, и это неосознанное восприятие пробудило давно забытые воспоминания.

Данный пример иллюстрирует, как подпороговое восприятие высвободило воспоминания раннего детства, энергетическое напряжение которых оказалось достаточно сильным, чтобы прервать беседу. Восприятие было сублиминальным, поскольку внимание в тот момент было занято другим, а сам стимул был слишком слабым, чтобы привлечь внимание и достичь сознания напрямую. Подобное часто происходит в повседневной жизни, но обычно остается незамеченным.

Относительно редкий, но не менее удивительный феномен, относящийся к той же категории, представляет собой криптомнезия, или «скрытое припоминание». Явление криптомнезии состоит в том, что внезапно, главным образом в потоке творческого письма, возникает слово, предложение, образ, метафора или даже целая история, которые могут носить странный или иным образом примечательный характер. Если вы спросите автора, откуда взялся данный фрагмент, он ответит, что не знает. Сам он не видит в нем ничего особенного. В качестве примера я процитирую отрывок из философского романа Ницше «Так говорил Заратустра». Описывая «сошествие в ад» Заратустры, автор упоминает подробности, которые почти слово в слово совпадают с записью в одном корабельном журнале за 1686 год.

Когда я прочел описание в «Заратустре», я был поражен особым стилем изложения, столь сильно отличавшимся от свойственного Ницше, странными образами корабля, бросившего якорь у мифологического острова, капитана, матросов, отправившихся поохотиться на кроликов, и нисхождения в ад человека, который оказался им знаком. Параллели с Кернером не могли быть простым совпадением. Собрание Кернера датируется примерно 1835 годом и, вероятно, представляет собой единственный дошедший до нас источник морских историй. Я был уверен, что Ницше почерпнул вдохновение оттуда. Он пересказывает эту историю с несколькими существенными отклонениями, как будто придумал ее сам. Поскольку все это происходило в 1902 году, я написал письмо Элизабет Ферстер-Ницше, сестре автора, которая в то время была еще жива, и она подтвердила, что вместе с братом действительно читала Кернера (в то время Ницше было одиннадцать лет), хотя эту конкретную историю не помнит. Я сам вспомнил о ней только потому, что четырьмя годами ранее наткнулся на собрание Кернера в одной частной библиотеке. Надеясь отыскать в трудах врачей того времени зачатки медицинской психологии, я прочел все тома Blätter aus Prevorst. Естественно, со временем я наверняка забыл бы этот рассказ, ибо он меня совершенно не интересовал. Но читая Ницше, я вдруг испытал сильнейшее чувство déjà vu, и в мое сознание постепенно просочился образ книги Кернера.

Бенуа, которого обвинили в плагиате, поскольку его роман «Атлантида» оказался удивительно похож на роман Райдера Хаггарда «Она», настаивал, что никогда не видел книгу Райдера Хаггарда и даже понятия не имел о ее существовании. Этот случай также мог быть проявлением криптомнезии, если бы не был своего рода représentation collective, как Леви-Брюль назвал некоторые общие идеи, характерные для первобытных обществ.

То, что я сказал о бессознательном, даст читателю ясное представление о сублиминальном материале, на котором основано спонтанное порождение символов сновидений. Очевидно, что этот материал обязан своей бессознательностью главным образом тому факту, что определенные сознательные содержания неизбежно должны утратить свою энергию, то есть уделяемое им внимание, или свой специфический эмоциональный тон, дабы освободить место для новых содержаний. Если бы они сохранили свою энергию, то остались бы выше порога, и избавиться от них было бы невозможно. В этом отношении сознание напоминает своего рода прожектор, высвечивающий (посредством внимания или интереса) новые ощущения, а также следы прежних чувственных впечатлений, пребывающих в спящем состоянии. Как сознательный акт данный процесс можно полагать преднамеренным и добровольным. Впрочем, не менее часто сознание вынуждено включать свой свет под действием интенсивного внешнего или внутреннего стимула.

Это важное наблюдение, ибо многие люди переоценивают роль силы воли и полагают, будто все, что происходит в их разуме, происходит исключительно по их желанию. Необходимо научиться различать намеренные и ненамеренные содержания. Первые проистекают из эго-личности, тогда как вторые возникают из источника, который не тождественен эго, то есть из сублиминальной части эго, из его «другой стороны», которая в некотором смысле представляет собой второго субъекта. Существование этого другого субъекта ни в коем случае не является патологическим симптомом; это совершенно нормальное явление, которое можно наблюдать в любое время и в любом месте.

Однажды мы с моим коллегой обсуждали поступок другого доктора, который я охарактеризовал как «совершенно идиотский». Этот доктор был другом моего коллеги и, кроме того, приверженцем несколько фанатичной идеи, которой придерживался и мой коллега. Они были убежденными трезвенниками. В ответ на мое критическое высказывание он воскликнул: «Конечно, он осел! – Тут он осекся. – Очень умный человек, я хотел сказать». Я мягко заметил, что «осел» был первым, на что мой коллега рассерженно заявил, что никогда бы не назвал так своего друга, к тому же в присутствии «неверного». Этот человек был уважаемым ученым, но его правая рука не ведала, что творила левая. Такие люди не готовы к психологии и, как правило, не жалуют ее. Но именно так обычно относятся к голосу другой стороны: «Я не это имел в виду, я никогда этого не говорил». В конце концов, как заметил Ницше, память уступает.