Принц Франциск Ле Мезурье стоял рядом с упокоившимся светилом, которое вблизи было гораздо больше, чем казалось на покрытом глазурью небе. От кончика до кончика волнистые лучи медной звезды тянулись почти на двадцать футов. Оно висело на железных рельсах, погасшее и тихое, и выражение его нарисованного лица, которое должно было означать восторг, в тени больше походило на беспокойство.

Принц протянул свой бокал с вином и постучал по острию луча:

– Твое здоровье!

Реджи Уайкот, толстый эрл с лицом, напоминающим овсяную кашу, а также самый надежный друг принца, рассмеялся шутке. Впрочем, эрл Энбридж смеялся надо всем подряд. Он, похоже, верил, что если будет смеяться часто и сильно, то люди подумают, будто у него есть чувство юмора. Но Франциск знал и другое: Реджи был противоположностью остроумца, страдал дефицитом комедийного таланта, а его чувство юмора едва теплилось. Франциску нравилось держать его рядом не из-за заслуг, а ради лестного контраста: недостатки Реджи подчеркивали достоинства принца.

Вечеринка начиналась ужасно. Франциск наблюдал за переполненным бальным залом и всеми его гостями со смутным отвращением. Они пронзительно кричали, как гуси в каньоне. Они принесли с собой облако одеколона и духов, которые плохо маскировали вонь их тревоги. Никому из них здесь не место. Никто из них не заслужил этого вечера, и все они в глубине души это знали. Конечно, он не виноват, что котильон ужасен. Он наполнил зал вином, музыкой и толпой гостеприимных девушек, которые ходили с подносами, полными изысканных закусок и экзотических сигарилл. Он нанял профессиональных танцоров, чтобы они занимали площадку и она никогда не казалась пустой, но стоило предвидеть, что большинству гостей приятнее критиковать танцующих, чем вальсировать самим.

Принц Франциск мог заполучить любую роскошь, любое угощение, любое чудо света – кроме достойной компании.

Он страдал от так называемых мук совершенства. Его проклятием было острое осознание того, как много в Башне идиотов, и он целиком и полностью понимал их незаслуженное, но всепроникающее влияние на мир. Из-за того что идиоты превосходили числом разумных людей, они исковеркали все обычаи в свою пользу. Идиоты писали законы и решали, что такое «порядочность», которая представляла собой концепцию для неженок, защищающую класс неженок. Большинство женщин в Пелфии были тупыми и распутными, большинство мужчин – раболепствующими и никчемными, и каждый хотел использовать его как ступеньку на воображаемой лестнице успеха. Все они жаждали признания, не понимая ни в малейшей степени, что делает человека достойным внимания, служения и преданности. Вот в чем беда с идиотами: они верят, что низкое происхождение и умственную пустоту можно преодолеть трудом – как если бы домашняя кошка могла стать львом, поохотившись на достаточное количество мышей.

Отец Франциска, влиятельный казначей Пелфии, часто обвинял сына в том, что он ищет неприятностей. Но он искал вовсе не неприятностей, а мощных побуждений и честных вызовов, которые трудно было обнаружить там, где все мужчины хотели быть его друзьями, а все женщины – чтобы он развратил их в гардеробе или надругался над ними в винном погребе. Ему наскучила охота на лисиц с собаками. Ему хотелось сойтись в битве с чем-нибудь диким, умным, когтистым и зубастым.

– Первоклассная вечеринка, Франц, – сказал Реджи, поднимая бокал.

Волосы Реджи были черными и редкими, как нагар на свечке, и он словно одержимый дергал себя за челку.

Глаза Франциска сверкнули.

– Ты так думаешь? По-моему, похоже на кормление птиц. Я бросаю горсть крошек, и они кидаются, как будто их никогда раньше не кормили.

– Только ты можешь смотреть на комнату, полную хорошеньких девушек, и думать о голубях. – Реджи поправил черные пряди на лбу. – Беда в том, что ты избалован. Ты съел так много сладостей, что больше не чувствуешь вкуса.

Франциск кивнул на брюшко друга. Смокинг Реджи раздувался, как наполненный ветром парус.

– Кажется, ты нас перепутал.

– Тебе нужно привести в порядок свой вкус. Съешь лимон. Выпей немного уксуса. Проведи ночь с некрасивой девушкой. Тогда наверняка ты сможешь снова наслаждаться всем этим.

– Послушай, тот факт, что тебя застукали с этой блудницей с лошадиным лицом, Беатрис, не значит, что я… – Слова замерли у него на губах, когда он увидел ее: коротко стриженная, оливковая кожа, широкий рот, тонкая фигура, окутанная серебром. – А вот и она. Это та самая маленькая иностранка, о которой я тебе рассказывал. Та, что прыгнула на мою крышу прошлой ночью. Она назвала свое имя… как его там? Валет? Виола?

– Леди Волета Пеннатус Контумакс, племянница Сфинкса, – сказал эрл, напоминая принцу о другой причине, по которой тот держал его при себе: он хорошо помнил все унылые подробности. – Она прибыла на том громадном военном корабле, который сейчас мешает движению в нашем порту.

– Да, я знаю. Вопрос в том, почему ее наряд напоминает мне дудочку?

– Куда это ты собрался?

– Приводить в порядок вкус, – сказал принц Франциск, протягивая другу пустой бокал.

Энн пришлось отрывать Ирен от Волеты, отчего у последней сжалось сердце. Она против собственной воли постоянно мучила людей, которые о ней заботились: сперва брата, а теперь – амазонку.

Как всегда дипломатичная, Энн пообещала Ирен, что та сможет следить за Волетой из вестибюля для прислуги, который отделялся от бального зала только ширмой. Прежде чем последовать за коллегой в карантин, Ирен наклонилась и сказала Волете:

– Если кто-нибудь тронет тебя пальцем, я его отломаю.

– А я им его скормлю, – ответила она и потрепала подругу по подбородку.

Весть о ночном приключении Волеты влетела вместе ней, когда она вошла в холл. Хрустальные люстры, огромные, как свадебные торты, дрожали от шепота и смеха. «А вот и она! Девушка, которая прыгала с крыши на крышу и угодила в объятия принца!» На следующий день утренний выпуск «Ежедневной грезы» объявит это «очевидным романом, естественным оборотом: безрассудный принц и его дикарка!».

Волета ощутила внимание зала, как изменение давления воздуха. Атмосфера казалась более разреженной, а свет – менее теплым. Это удивило ее. Она ведь не из тех, кто подвержен нервозности. Но это была не совсем нервозность. Нет, это было то же самое удушливое ощущение, которое выгнало ее из постели прошлой ночью. Она почувствовала первобытное желание убежать, вернуться на корабль, улететь и больше не возвращаться. Ни за что на свете она не могла бы определить, что вызвало это жуткое чувство. В зале не было ничего особенно угрожающего, только фонтаны шампанского, причудливые платья и все те же многочисленные взгляды, которые преследовали ее с тех пор, как она сошла на берег. Самым нервирующим элементом бального зала оказалось лупоглазое солнце, взирающее на танцевальную площадку.

Волета задумалась: может, все дело в недосыпе или переедании? Ксения с самого завтрака пичкала ее пирожными и шоколадными конфетами. Да, действительно – такова истинная причина ее состояния.

Не обращая внимания на звенящие в душе тревожные сигналы, Волета решила идти прямо к цели.

Принц Франциск, стоявший на сцене рядом с убаюканным солнцем, казалось, заметил ее в тот же миг, как она заметила его. Огибая край паркетного танцпола, она направилась к нему, когда он спускался по лестнице. Рядом с ней танцоры кружились в объятиях друг друга, вытянув шеи и едва касаясь пятками пола. Лица их были отрешенными, как у спящих.

Ксения изо всех сил старалась вести себя кокетливо, но Волета видела, что ей трудно флиртовать: они шли слишком быстро. Молодая леди делала реверансы и приветствовала аристократов одного за другим, не дожидаясь ответа.

– Притормози! – прошипела Ксения на ухо Волете.

– А вот и принц, – сказала Волета, кивая на свою цель.

– Я думала, мы будем изображать скромность!

– Мы так и делаем! Я лишь хочу привлечь его внимание.

Поскольку Волета отказалась остановиться, Ксения в последнюю секунду выскользнула перед ней, догнав принца на шаг раньше своей гостьи. Золотоволосая леди присела в величественном реверансе и воскликнула:

– Ваше высочество!

Принц Франциск приветствовал ее, засунув руки в карманы сюртука. На его красивом лице расцвела распутная улыбка.

– Ах, леди Ксения! Как ваши дела? Как поживает ваш отец? Какой замечательный человек! Вечеринки у него что надо. Пожалуйста, передайте ему привет от меня.

Все еще запыхавшаяся после пробежки через бальный зал, Ксения выпрямилась и сказала:

– Ха-ха-ха, да!

Принц повернулся к Волете прежде, чем леди Ксения успела сказать что-нибудь еще.

– Ну надо же, инспектор по горгульям крадется по земле. Я с трудом узнаю вас без ночной рубашки.

Волета присела в реверансе со всем изяществом курицы, клюющей зерно, и снова вскочила, чуть покачиваясь.

– Простите, что я прошлой ночью ворвалась к вам на вечеринку. Я была слишком погружена в свои мысли.

– Я тоже умею думать, но мысли еще ни разу не завели меня на крышу.

– Ну что я могу сказать? Видимо, мой мыслительный процесс требует движения. – Волета улыбнулась, но улыбка затронула лишь губы и щеки, не достигнув глаз.

– Какое совпадение! Так уж вышло, что я предпочитаю философствовать во время танца. – Принц вытащил руки из карманов, стукнул каблуками и отвесил быстрый официальный поклон. – Можно вас пригласить?

Рядом с Волетой жалобно пискнула Ксения.

Волета уже собиралась согласиться, когда вспомнила прощальный совет Байрона, обращенный к ней накануне утром: «Что бы ты ни делала, не танцуй».

Олень искренне пытался ее научить. За неделю, на протяжении которой они летали вокруг Башни, Байрон дал ей несколько уроков. Как военный корабль со всеми удобствами, «Авангард» был оснащен необходимым, включая зимний сад с миниатюрным клавесином и скромной площадкой для танцев. Там они с оленем часами репетировали основные па под воинственный аккомпанемент музыкальной шкатулки. Даже с двумя стальными ногами олень оказался в дюжину раз грациознее Волеты. Она натыкалась на него, наступала на пятки и снова и снова путалась под ногами. Прошло несколько дней, прежде чем его терпение лопнуло, но окончательно Байрон потерял самообладание после того, как она подставила ему подножку, заставив опуститься на колено. Он вскочил, фыркая и багровея:

– Как же так? Ты можешь залезть на дерево и качаться на трапеции, но не можешь танцевать вальс! Вальс! Это же танец, созданный для пьяниц!

– Я даже не знаю! Он такой жесткий и неуклюжий! Сплошное трам-пам-пам, трам-пам-пам! – сказала она, ударяя ладонью о ладонь, подражая ритму вальса. – Все равно что ходить кругами!

– Нет! Нет, это совсем не… Ну ладно. Да, похоже на марш. Это уж точно не шимми. И не стомп. Это что-то вроде элегантного, скользящего, нежного как шелк марша.

Принц положил руку ей на бедро, заиграла музыка, и Волета поняла, что совершает ошибку. Ее беспорядочные покачивания не обманут и не впечатлят мужчину, который танцевал бо́льшую часть жизни. Он сразу ее раскусит. Как и остальные. Она, бывалая путешественница, повидавшая весь мир, – не умеет танцевать? Это было за гранью абсурда; это было немыслимо.

– Впрочем, – сказала она, убирая руки с его плеч и снова отступая назад. – Честно говоря, я никогда особенно не любила танцевать. В этом занятии есть что-то такое… Ну, оно немного утомительно, вам не кажется?

Франциск издал насмешливый звук, который не совсем соответствовал его изумленному лицу. Волета подумала, что он не привык к тому, чтобы его предложения отклонялись, и внимательно наблюдала за ним, пытаясь понять, обидится ли он или сочтет ее вызов забавным.

Принц Франциск поднял руку, подавая знак дирижеру, который тем же жестом заставил замолчать камерный оркестр. Внезапно Волета услышала все шепотки в комнате. Она огляделась в поисках Ирен, надеясь увидеть дружелюбное лицо, но ничего не обнаружила. Неужели она совершила ту же самую ошибку, что и накануне вечером? Она оскорбила очередное любимое развлечение в кольцевом уделе.

Принц Франциск потянул за свои украшенные драгоценными камнями запонки.

– Знаете, я ни разу не слышал, чтобы о танцах высказывались иначе, нежели как о воплощении красоты и культуры.

Кто-то в толпе закричал: «Слушайте, слушайте!» Принц поднял палец, демонстрируя, что хочет продолжить.

– Но про себя я часто думал, что танцы действительно довольно скучны.

По танцевальному залу прокатилась волна потрясения. Нанятые танцоры, в частности, пришли в ужас.

Волета скрестила руки на груди, с облегчением увидев на лице принца прежнюю волчью ухмылку. Похоже, он любил шокировать людей. Ну если у нее что-то и получалось хорошо, так это заставлять толпу охать и ахать.

– Давайте так, ваше высочество: на каждую причину, по которой вы считаете танцы ужасной рутиной, я предложу собственную. Посмотрим, кто сдастся первым.

– Салонная игра! Великолепно. Мне нравятся игры. Ладно. Я начну. – Принц некоторое время расхаживал взад-вперед, хотя Волете это показалось скорее театральным представлением, чем подлинными раздумьями. – Это занудство, – сказал он, ударив кулаком по ладони. – Просто отсчет до трех, и так до бесконечности.

Женщина в огненно-рыжем парике, казалось, подавилась рыданием, а ее партнер скрыл смешок.

– От них ужасно болят ноги! Я вся в волдырях и мозолях, – сказала Волета, слегка приподнимая подол серебристого платья, чтобы показать серебряные туфельки. Ксения позеленела при упоминании о мозолях, но дама рядом с ней зааплодировала. – Вот видите, она знает, что это правда!

– На прошлой неделе я чуть не остался без пальца из-за леди с плохим чувством ритма и чрезмерной любовью к бандт-кексам, – сказал принц, поворачиваясь к толпе и ухмыляясь.

Реджи зааплодировал, как заводная кукла.

– Музыка плохая, – выпалила в ответ Волета.

– Эй, послушайте! – воскликнул молодой человек в толпе.

Его гнев быстро заглушили смех и колкости.

– Нет-нет, она права. Она права! Наши композиторы в творческом кризисе. Давай не будем притворяться. Давайте не будем щадить чувства пьяницы, – сказал принц. – Сойдемся на ничьей?

– Вы уже сдаетесь? – сказала Волета, небрежно скрестив руки на груди.

– Тогда еще одна последняя жалоба. – Он протянул ей руку. – В танце можно лишь гнаться за добычей, но нельзя ее поймать.

Принц склонил голову и стал ждать. Блики света пробегали по его густым волосам и открытой ладони. Волета на мгновение задумалась над тем, откуда исходит свет, прежде чем поняла: это она была его источником. Серебряные нити в ткани платья отражали сияние люстр, и от этого вокруг нее мерцали маленькие белые звездочки.

Волета перевела дыхание.

Толпа подалась вперед.

Она вложила свою руку в его, и он ее поцеловал.

Ирен наблюдала за Волетой через украшенную маргаритками ширму, которая тянулась вдоль всего вестибюля для слуг. Помещение было переполнено, но другие лакеи и гувернантки очень подозрительно относились к великанше в парике, похожем на стог сена, и изо всех сил старались держаться от нее подальше. Когда на площадке для приемов Волета начала проталкиваться сквозь толпу, Ирен помчалась вслед за ней вдоль всей ширмы, вынуждая носильщиков и нянек лихорадочно отпрыгивать в сторону. Она была слишком рассеянна, слишком взволнована, чтобы заметить причиняемый хаос. Энн, которая бежала следом, первой поняла, к кому направляется Волета.

– Ох, боже мой. Это же принц Франциск.

Ирен остановилась и вцепилась в ширму, как в прутья клетки. Она сердито смотрела на принца, который стоял, засунув руки в карманы, и наблюдала, как шевелятся его губы. Она возненавидела его с первого взгляда. Она не могла отделаться от ощущения, что Волету используют как отважную приманку в трусливой ловушке. Весь план смердел опасностью. Она обязательно скажет об этом Сфинксу, когда увидит его в следующий раз.

– Ирен, не хочу показаться назойливой, но разве ты не предупредила ее о принце Франциске?

– Я так и сделала. Я пыталась, – сказала Ирен, чувствуя непреодолимое желание оправдаться.

Энн не понимала, что собой представляет Волета. Предупреждение было равносильно приглашению.

– Я знаю, что поначалу он кажется очаровательным, но…

– Он нам нужен, – сказала Ирен.

Музыка смолкла, вокруг Волеты и принца собралась толпа. Ирен едва могла разглядеть темный ежик волос Волеты, мелькающий в море искусных причесок.

– Не может быть! Ни одна леди не нуждается в лорде так сильно, как в собственной безопасности и счастье. Есть вещи и похуже, чем быть незамужней и не иметь титула, поверь мне. Это не обязательно должно быть так…

– Не с этой целью. Он нам не для этого нужен.

– Я не понимаю, – сказала Энн.

– Нам нужно, чтобы он помог нашему другу.

Танцпол взорвался смехом и аплодисментами. Толпа немного расступилась, открывая окошко, сквозь которое Ирен смогла взглянуть на происходящее.

– Это все, что я могу сказать, – закончила она, наблюдая, как принц кланяется Волете. Казалось, он просит ее руки. Волета протянула ему руку, и он поцеловал ее.

Что-то в мозгу Ирен щелкнуло. Энн, почувствовав внезапную перемену, выдохнула:

– Подожди, Ирен, дорогая, не надо!

Но Ирен уже устремилась вперед, оттесняя лакеев и гувернанток к стене. Она обогнула край ширмы, проскользнула мимо швейцаров, которые даже не успели возразить, и с грохотом спустилась в главный зал. Ирен на самом деле двигалась не думая. Она лишь представляла себе, что сделает с принцем. Схватит его за ногу и будет мотать из стороны в сторону, пока он не превратится в окровавленный мешок с желеобразными костями. Оторвет ему голову, выльет мозги и потопчется в луже. И если кто-то встанет у нее на пути, она убьет и его тоже. Она убьет их всех.

Ирен раздвинула толпу, как трещина в земле. Толкнула белокурого лорда, и он, качнувшись на каблуках, плеснул себе в лицо из собственного бокала. Когда путь ей преградила чья-то осиная талия, она проскочила мимо, от чего дама закрутилась, как волчок. Ирен отдавливала пальцы, наступала на юбки и разбивала танцевальные пары, ничего не замечая и не извиняясь.

Она так напугала Волету и принца, что оба подпрыгнули. Ирен сердито посмотрела на них сверху вниз, тяжело и сердито дыша.

– Я думаю, ваша лошадь готова, миледи, – сказал принц, пытаясь за шуткой скрыть испуг.

Придя в себя, Волета хлопнула в ладоши:

– О, ты как раз вовремя, Ирен! Как раз вовремя! Мне нужен мой календарь. Принц Франциск только что пригласил меня присоединиться к нему в его ложе в «Виванте» завтра вечером. – Волета сделала паузу, чтобы изобразить перед принцем неглубокий реверанс. – Сирена дебютирует в новой пьесе. Я сказала, что очень хочу ее послушать. И его высочество также пригласил меня на вечеринку после представления. Разве это не замечательно с его стороны?

Волета умолкла, но продолжила общаться с Ирен движением бровей, говоря: «Успокойся. Все в порядке. Это работает в нашу пользу».

Ирен немного смягчилась, осознав сообщение Волеты. Она не могла заставить себя извиниться, но все же склонила голову.

– Мы не можем допустить, чтобы вы сказали Сфинксу, что мы – немузыкальный клан, – сказал принц Франциск, изучая внушительную гувернантку, словно пытаясь определить ее вес на глазок. – Если Сирена не сможет оправдаться за всю нашу музыку перед вами, леди, то и никто другой не сможет.

– И я с нетерпением жду ее оправданий, ваше высочество! – весело сказала Волета.

Волета закрыла дверь спальни за все еще бормочущей Ксенией, посмотрела на Ирен и раздраженно спросила:

– О чем ты думала? Вот так напасть на принца, на глазах у половины кольцевого удела?

– Не знаю! – Ирен сорвала с головы парик и швырнула его в зеркало туалетного столика. Она действительно не знала, что на нее нашло. Она вообще ни о чем не думала. Она действовала, повинуясь внезапному и настойчивому инстинкту. – Он нападал на женщин!

– В каком смысле? – Волета плюхнулась на пол и начала расстегивать ремешки туфель.

Ирен пересказала услышанную от Энн историю о трагической кончине горничной на борту корабля принца. Слушая, Волета повесила платье на плечики и спрятала туфли в кофр.

– Ну и откуда мне было все это знать?

– Я не знаю! – прогремела Ирен.

– Тогда почему ты кричишь на меня?

Ирен вскинула руки и уронила, как будто признавая себя побежденной. Затем она заговорила снова, тихо и сдержанно:

– Потому что завтра тебе не следует туда идти.

– Конечно следует! – Волета натянула ночную рубашку. – Ведь мы ради этого и страдаем. Ради этого ты носишь парик тряпичной куклы, а я хлопаю ресницами перед ядовитой жабой. Если завтра я смогу хоть на минуту остаться наедине с Марией, все закончится. К утру мы снова будем на корабле, а к обеду – в воздухе, и Сенлин с женой наконец-то воссоединятся. И вот что я тебе скажу: после такого мы все заслужим медовый месяц! Я выйду замуж за Писклю, и мы не будем заниматься никакими домашними делами в течение недели. Мы будем лежать в постели весь день и бегать по кораблю всю ночь.

Ирен ощутила в горле жгучий ком, такой незнакомый, что ей потребовалось мгновение, чтобы понять: это – подступающие слезы.

– Тебе стоит поумерить надежды.

– На что?

– На то, что Мария вернется с нами.

Волета затрясла головой – сперва чуть-чуть, но по мере того, как она говорила, все сильней и сильней.

– Всего через два дня я уже не могу терпеть это дурацкое место. Представьте себе, что она должна чувствовать после года! Она наверняка захочет уйти. Она ухватится за эту возможность. И я это знаю. Я знаю!

Ирен присела на край кровати. Она вдруг почувствовала себя опустошенной и очень старой. Она ненавидела это ощущение.

– Я провела последние два дня, беспокоясь о том, сможешь ли ты это сделать. Сможешь ли справиться со своим темпераментом и вписаться в компанию на вечеринках? – Она усмехнулась. – Мне следовало бы побеспокоиться о себе.

Волета села рядом с подругой. Этим вечером она накрасилась сама, и у нее получилось гораздо лучше. И все равно Ирен не понравилось. Она не понимала, почему женский макияж по цвету напоминает синяки и кровь и почему напудренные лица бледны, как у трупов.

Она вытерла румяна Волеты краешком своего передника.

– Не нравится мне этот принц. Он опасен.

– Так и есть, – согласилась девушка, терпя, пока амазонка вытирала ей щеки. – Но не забывай, Ирен, – мы тоже опасны.