Глава четвертая
Вопящая толпа и ликующая публика звучат очень похоже.
Орен Робинсон из «Ежедневной грезы»
Первым побуждением Ирен было придушить любого, кто на нее натыкался.
Она не могла припомнить, когда в последний раз делалась такой незаметной. Наверное, в детстве, когда стояла в очереди за супом и ее толкали старшие дети. Но с тех пор, как в возрасте десяти лет она начала стремительно расти, люди просто расступались перед ней. По крайней мере, до сегодняшнего дня. Надев капор и положив руки на багажную тележку, она как будто исчезла. Толпа не обращала на нее ни малейшего внимания и не давала ей места. Она чувствовала сильное желание сорвать с себя головной убор и показать им всем, с какой воительницей они имеют дело. Толкая тележку от сходней к ступеням вагона, она свирепо поглядывала на каждого лорда и леди, которые мешались у нее на пути, или рявкали на нее, когда она пихала их, или делали вид, что не слышат ее, когда она вежливо просила их отойти. Было бы так легко оторвать от тележки рейку для одежды и забить ею всех до смерти. Она, вероятно, прикончила бы дюжину, даже не вспотев. И только выйдя из толпы и усевшись на жесткую скамейку в пассажирском вагоне, амазонка поняла, что это неправда. Она позволила гневу затуманить глаза. Не важно, насколько она сильна; ей не по плечу сражаться с целым кольцевым уделом.
Единственные уделы, которые она когда-либо знала, были весьма темными и мрачными. Новый Вавилон пропах серной кислотой и гуано. Шелковый риф был сплошь покрыт паутиной и ловушками. Но когда она сошла с поезда и вышла из туннеля, ее охватило благоговение. Пелфия оказалась белой, как соль, и чистой, как развешанное на веревке белье. В воздухе пахло свежеиспеченными пирогами, духами и розами. Улицы были узкими, а фасады зданий сверкали мрамором и стеклом. Городские кварталы были словно сшиты между собой верандами, галереями и террасами. Из каждого окна выглядывало лицо, на каждом дюйме каждых перил торчал зритель. Город, который, казалось, создали для того, чтобы было на что поглазеть, наклонился и рассматривал вновь прибывших.
Ирен никогда еще не видела столько возвышенностей. Ей казалось, что она идет по дну каньона. От обилия конфетти как будто началась пурга. Приветственные возгласы все больше походили на рев. Она почувствовала сильное желание зарычать в ответ. И возможно, она бы так и сделала, если бы в этот миг Волета не взяла ее за руку. Ирен посмотрела на подопечную, чье плечо покрылось порошей из конфетти.
– Видела их жестяное солнце? – спросила Волета. – Обхохочешься! Выглядит так, словно его стукнули по физиономии сковородкой!
Ирен с облегчением поняла, что Волета воспринимает происходящее спокойно, хотя, конечно, это было логично: она уже сталкивалась с неистовыми толпами. Возможно, Волета почувствовала ее беспокойство, потому что она похлопала Ирен по руке и крикнула ей в ухо, когда та наклонилась:
– Это просто театр, Ирен. И больше ничего. Это шоу началось задолго до того, как мы приехали сюда, и продолжится еще долго после того, как мы уйдем. Мы просто актеры, идущие по сцене. – Волета указала вниз, на землю, где между булыжниками мостовой красовался светящийся стеклянный диск. – Смотри, даже в полу есть фонари! Это всего лишь игра. Пьеса, да и только.
Эта мысль слегка утешила Ирен. Ей даже удалось приветственно помахать и состроить гримасу, которая вполне могла сойти за улыбку. Но тут конфетти попало ей в рот, а брызги шампанского обожгли глаза; и, решив, что лучше предоставить парад профессионалам вроде Волеты, амазонка спрятала лицо под оборками капора.
Волета с сожалением заметила, что Ирен здесь настолько неприятно – ведь ее саму зрелище весьма забавляло. Да, с обустройством приема местные перестарались, и девушка не сомневалась, что новизна события вскоре сойдет на нет, но после многих дней, проведенных взаперти в стенах «Авангарда», было приятно так основательно отвлечься.
Вместе с процессией они шли мимо кондитерских, пекарен и парфюмерных лавок. Продавщицы выбегали на улицу, чтобы сунуть конфеты в руки Волеты и обрызгать ее шею духами. Ей дали чашку с горячим шоколадом, таким сладким, что зубы заныли. Парад двигался через район, который златогрудая Хейст называла Гетто Сапожников. Там молодые модели свешивали ноги с балконов, демонстрируя самые необходимые в этом сезоне туфельки и ботинки. Волета проследовала за Эдит под выступающим театральным навесом, мимо афиш с изображением актеров, глядящих вдаль с напряженным вниманием, которое сходило за интеллект.
Наконец они вырвались из высоких белых утесов городских кварталов. Едва они вышли на открытую площадь, испещренную торчащими фонарями и светящимися тут и там люками, празднование прекратилось, или, скорее, гуляки перешли к другим торжествам. Когда толпа разошлась, из маленьких чуланчиков в переулках появились ходы, вооруженные метлами и швабрами, чтобы убрать сугробы конфетти и озера шампанского.
Хребет кольцевого удела возвышался перед ними, как гигантский ствол дерева без коры. Джорджина Хейст указала на Колизей – изуродованный памятник классической архитектуры – и стройные шпили мюзик-холла «Вивант».
– А прямо перед нами, – сказала она, указывая на самшитовую изгородь с воротами, – Придворный Круг.
Золотая блюстительница остановилась и, помахав всем, собрала их компанию в кучу. Голова Волеты оказалась зажатой между головами Ирен и Эдит, отчего она почувствовала себя заговорщицей, и это ей нравилось.
– Король Леонид любит покрасоваться перед гостями, – сказала Хейст. – Я предлагаю приготовиться к тому, что вы будете поражены.
– И отнестись к этому с уважением, – добавила Эдит, многозначительно взглянув на Волету.
– Да, и с полной вовлеченностью, – добавила Хейст.
– Вовлеченностью? – переспросила Эдит. – От нас ведь не ждут спектакля, правда?
– Нет, ничего столь экстравагантного, – отмахнулась Хейст и ободряюще усмехнулась, а затем не оставила от ободрения камня на камне, признавшись: – Не обязательно представления. Но это же Пелфия. Если вы скучны, никто не захочет иметь с вами дела. Показать себя – хорошая идея, особенно когда ты в центре внимания всей знати кольцевого удела.
– А что бы вы посоветовали? – спросила Волета. – Жонглирование, кувырки, может быть, легкий спарринг? Я не знаю ни одного монолога наизусть, но уверена, что смогу что-нибудь придумать, не поскупившись на «ибо» и «дабы».
– Нет, такой официоз, как мне кажется, не нужен, – сказала Хейст. – Когда меня представили лет двадцать назад, я отпустила несколько шуток, немного рассказала о своих путешествиях и позволила королю постучать в мою грудь, чтобы она зазвенела, как гонг. – Она похлопала себя по золоченой грудине.
– Ну, мы так не поступим. Хорошо, что мы приехали с собственным комиком, правда, Ирен? – сказала Волета, толкнув подругу локтем в бок.
Амазонка слегка побледнела.
Перед закрытыми воротами двора выстроились ряды пажей в изумрудных нарядах. Что-то в этой сцене показалось Волете странным, но, лишь подойдя ближе, она поняла, что именно ее тревожит. Дело было не в том, что кусты – фальшивые или что некоторые пажи были мальчиками, а другие – стариками в коротко остриженных париках, и не в угрожающей черной спирали, образованной железной решеткой закрытых ворот. Нет, дело было в тишине двора за шелковыми кустами. В таком шумном городе тишина казалась именно тем, что должно предшествовать ловушке.
Но когда пажи затрубили в трубы и распахнули черные ворота, а их маленький отряд прошел сквозь строй пальм в обширный внутренний двор, Волета сразу поняла, что это не ловушка. Это – нечто гораздо худшее, чем ловушка: это была «живая картина».
Десятки ряженых актеров сгрудились перед ними, охваченные театральным параличом. Молодые девушки в цветочных венках стояли на цыпочках, застыв посреди веселого танца. Пекари с буханками под мышкой позировали за столом, покрытым мукой и заваленным бледными шариками теста. Портные прижимали ножницы к рулонам ткани, парфюмеры сжимали «груши» флаконов, шоколадники орудовали венчиками для взбивания в мисках, а часовщик с лупой на глазу изучал шестеренки вскрытых часов. Отряд солдат стоял на коленях в строю, направив винтовки на невидимого врага. Стайка танцовщиц бурлеска в коротких юбках задрала ноги и изо всех сил старалась не потерять равновесие. И только вол с тяжелой складкой кожи на груди и позолоченными рогами нарушал безупречную тишину, со свистом рассекая воздух хвостом.
За этой причудливой витриной возвышалась белая пирамида с декоративной звездой. Волета взглянула на нее и сразу же представила себе, каково было бы скользнуть с вершины вниз к основанию. Она пожалела, что не захватила с собой коврик для ванной.
Затем она осознала, что все лорды и леди, присутствующие на этой разыгранной сцене, смотрят не на живую картину, а на них, почетных гостей, замерших у входа.
Хейст многозначительно подняла руки. Уловив намек, Эдит, Волета и Ирен захлопали в ладоши. Аплодисменты были заразительны, и очень скоро зал огласился эхом одобрения.
Застывшая сцена оттаяла. Дети засмеялись, танцовщицы опустили ноги, а солдаты отряхнули колени. Все они выстроились в шеренгу и трижды поклонились в унисон. Затем актеры потянулись вереницей к отверстию в живой изгороди, которого, как показалось Волете, минуту назад там не было. Пекарь взял вола за веревку и повел прочь.
Пока отряд актеров отступал, часовщик приблизился к посетителям, которые внезапно почувствовали себя потерянными среди затихающих аплодисментов.
– Какая великолепная живая картина, ваше величество, – сказала Хейст, кланяясь часовщику, который снял лупу с глаза.
– Вы так думаете? Мне тоже очень понравилось. Конечно, это мой собственный проект. Костюм сшили несколько недель назад. Я так долго искал возможность его надеть. – Он восхищенно приподнял лацканы пиджака, нижняя их сторона оказалась яркой, как оперение щегла. – И я должен сказать… – король повысил голос, чтобы его услышали все, – что нет ничего более удивительного, нежели часовые джунгли! В них обитают тигр по имени Тик и медведь по имени Так. Они бродят среди шестеренок и рычат друг на друга. Тик-так! Тик-так! И только часовщик может их укротить! Давайте воспользуемся моментом, чтобы отдать должное часовым мастерам и их ловким пальцам. – Король сделал паузу, дав дорогу аплодисментам, которые он оборвал взмахом руки. – А что такое Сфинкс на самом деле, как не главный часовщик Башни? Кстати, а где же Сфинкс? Я умираю от желания встретиться с ним!
– С вашего позволения, ваше величество, я хотела бы представить вам блюстительницу Эдит Уинтерс, – сказал Хейст с очередным официальным поклоном. – Капитан «Авангарда» и эмиссар Сфинкса.
Эдит шагнула вперед и поклонилась так грациозно, как только могла.
– Ваше величество, Сфинкс шлет вам самые теплые пожелания и искренне сожалеет, что не смог приехать лично. – Она выпрямилась и увидела разочарование на лице короля. Он был уже немолодым человеком. Его седые волосы торчали над ушами, как крылья голубя. У него были круглые, яблочно-красные щеки и ярко выраженные, как у верблюда, губы, а глаза – безумные и водянистые. – Но я уверяю всех присутствующих, – сказала Эдит, окинув двор быстрым взглядом, – что уполномочена говорить от его имени.
– Сфинкс на облаке сидит, веселиться не велит, – нараспев произнес король, очевидно цитируя знакомый стишок.
Придворные захихикали.
– Но, – продолжила Эдит, – Сфинкс прислал вместо себя свою родственницу, чтобы она развлекла вас. Позвольте представить леди Волету Пеннатус Контумакс, племянницу Сфинкса.
Волета шагнула вперед, подняв голову и выпятив подбородок. Пока король Леонид наблюдал за происходящим, а его придворные перешептывались, леди Контумакс старательно поставила ступни должным образом, готовясь изобразить официальный реверанс.
Байрон описал естественный реверанс Волеты как нечто похожее на театральное чиханье. Это было резкое и скачкообразное движение. Хуже того, в нем ощущался некий сарказм. Она была, по словам Байрона, первой, у кого реверанс больше смахивал на что-то вроде «тьфу-на-вас». Он заставлял ее практиковаться по сто раз в день на протяжении недели с лишним, пока они летали вокруг Башни. Она репетировала, придерживая юбки, сгибая колени и наклоняя голову, пока та не начинала кружиться. В конце концов Волета заявила, что умеет делать реверансы. Это было не так уж и трудно. Она просто ненавидела, как реверансы выглядели со стороны – в них ей виделось нечто скользкое и покорное. В классическом реверансе не было никакой индивидуальности. И разве не Хейст посоветовала ей отличиться?
Волета сделала реверанс – быстрый, словно чих, – и подпрыгнула, как чертик из табакерки. Если бы Байрон увидел это, он бы упал в обморок.
Придворные ахнули.
– Очень приятно познакомиться с вами, юная леди, – сказал король, и его голос смягчился от удивления.
– Это большая честь для меня, ваше величество, – сказала Волета со всем пылом, на какой была способна. – И позвольте заметить, что из вас получился очень убедительный часовщик!
– Вы встречали многих часовщиков?
– О, многих! – Волета снова присела в реверансе, как человек, которому вступило в спину. Придворные ахнули во второй раз. – Ваши люди, кажется, запыхались, ваше величество. – Придворные захихикали. – Вы когда-нибудь бывали в Милтонхеде? Он лежит далеко-далеко на Западе. За горами и морем травы. Милтонхед. Это уродливое место, но какие там делают часы. Вы не поверите, как ревут эти маленькие тигры и медведи! – воскликнула Волета, радостно хлопая в ладоши.
Ирен заметила, как напряглось лицо капитана. Челюсть Эдит задвигалась, как будто она пыталась разгрызть твердый, словно резина, кусочек хряща.
– Ах да, Милтонхед! – Что-то в медлительности ответа короля убедило Волету, что он совсем не знаком с Милтонхедом, но слишком горд, чтобы признать пробел в знаниях. Она использует это в своих интересах. – Но зачем же ехать так далеко?
– Ну, как всегда говорит мой дядя Сфинкс: дорогая Волета, ступай. Ступай далеко-далеко. – Это было встречено еще одним взрывом смеха.
– Я вижу, вы не чужды остроумия, леди Волета. Ну же! Расскажите нам историю. Не волнуйтесь, я скажу, если она слишком затянется. – Король поднял свои часы.
Придворные рассмеялись. Из ворот выскочили пажи с ведерками льда и шампанским.
Волета улыбнулась и слегка присела в реверансе, отчего казалось, будто она что-то ищет в карманах.
– Я посетила горное королевство Эос на туманном Севере. Дамы отращивают шерсть, мужчины – бороды, и у них рождается по полудюжине толстощеких деток. – Некоторые куртизанки, которые до сих пор скрывали свое одобрение, засмеялись и захлопали в ладоши. – Я встречалась с их вождем. Он пьет кровь яка на завтрак и держит кондора в качестве домашнего животного. Он был таким милым человеком, этот вождь. Он дал мне гобелен, который был настолько велик, что мне пришлось доставить его домой на отдельном корабле.
– Очень хорошо, очень хорошо. Эос. Да, довольно далеко и холодно, как мне кажется. – Король изобразил дрожь, и Волета снова поняла, что он блефует. – Но ведь кондоры просто великолепны! А где еще вы побывали?
Используя свои скудные познания в географии Ура и богатое воображение, Волета описала город Камир, где каналов было больше, чем улиц, и бедные жили в домах, а богатые – на яхтах. Губернатор Камира подарил ей тиковую лодку с уключинами из розового золота. Она поведала о южном городе Нуксоре, где салоны переполняли талантливые драматурги, художники и философы. Мэр Нуксора подарил ей стихотворение, которое заказал в ее честь и которое потребовало изобретения трех новых слов.
– Я вижу общую тему ваших рассказов, леди Волета, – вмешался король Леонид, укоризненно грозя пальцем. Придворные захихикали, сами не зная почему. – Куда бы вы ни отправились, кто-то делает вам подарок. Если бы я не знал вас лучше, то подумал бы, что вы напрашиваетесь на презент.
Волета сделала более традиционный реверанс, просто чтобы доказать, что она это умеет.
– После всех моих путешествий я ни в чем не нуждаюсь. Меня завалили драгоценностями, одеждой, вином и кораблями. В Депо Шумера даже окрестили мост в мою честь.
Король сморщился от неудовольствия, и придворные зашумели, как стая скворцов.
– Я должен заявить протест! – выпалил король Леонид, грозно надув губы. – Хотите сказать, что мой удел ничего не может предложить? Неужели я действительно такой нищий?
– Нет-нет, ваше величество, – сказала Волета, расстроенная таким поворотом. – Мои искренние извинения! Я не хотела вас обидеть…
– Выкладывайте! А ну, выкладывайте немедля! – Он нетерпеливо махнул рукой. – Должно же быть что-то, чего вы желаете.
– Хорошо. Есть одна вещь, которую только вы во всей Башне в силах мне подарить, – сказала Волета неожиданно кротким голосом.
Негодование короля Леонида смягчилось.
– Проси, дитя мое, и получишь.
– Свобода, сэр. Я умоляю о свободе, – сказала она и, когда толпа вновь зароптала, повернулась к ним. – Разве свобода не является величайшим даром, которым король может одарить своих подданных? – Она вновь обернулась к королю, не поднимая глаз. – Я не могу придумать более благородного и щедрого подарка.
– Но ведь у тебя есть свобода, моя дорогая.
– Речь не обо мне, ваше величество. Речь о моем питомце.
Позади нее Эдит прикрыла глаза рукой.
– Ваш капитан порта посадил мою белку в клетку. Она совершенно ручное существо, и мне больно видеть ее взаперти. Все, о чем я прошу, – это дать ей свободу.
Король изобразил недолгие раздумья, расхаживая взад-вперед и теребя завязки плаща. Собравшиеся дворяне пристально смотрели на него, пока он не остановился, топнув каблуком, приняв решение. Он заговорил с новой силой:
– Как зовут вашего питомца?
– Пискля, сир.
– Да будет всем известно, что белка Пискля настоящим получает почетное гражданство во всех моих землях и княжествах. И поскольку никто из моих подданных не может быть несправедливо заключен в тюрьму, я приказываю немедленно освободить гражданина Писклю.
Капитан порта Каллинс, который минуту назад был совершенно невидим, появился с золотой клеткой. Он открыл зарешеченную дверь, с видом смущенным, если не сказать болезненным. Пискля бросилась в раскрытые ладони Волеты.
– О, благодарю, ваше величество! Спасибо! – сказала Волета, уткнувшись носом в любимицу.
– Всегда пожалуйста, леди Контумакс. А теперь, где мои добровольцы? – Оглядевшись, король дважды хлопнул в ладоши. Благородная толпа зашумела и завертелась, когда молодые леди пробились вперед. Дамы расположились перед королем, слегка пихая локтями друг друга, чтобы занять более выгодное положение. – Конечно, мы все постараемся быть безупречными хозяевами для наших гостей, но я думаю, что леди Волете будет полезно иметь преданного гида, компаньона – проницательного, умного и хорошо разбирающегося во всех достопримечательностях и роскоши нашего скромного рая.
Король Леонид похлопал себя по губам, разглядывая очередь придворных дам, которые изо всех сил излучали бодрость и очарование. Ирен подумала, что все они удивительно похожи. Их волосы были уложены более или менее одинаково. Платья – одинакового оранжевого оттенка, с глубоким вырезом на груди и обрамлением из пресноводного жемчуга или серебряных блесток. Пудра и румяна так равномерно покрывали лица придворных дам, что все они, казалось, носили одинаковые маски.
– Вы, – сказал король, останавливаясь перед белокурой красавицей с носом-пуговкой. – Как вас зовут?
– Ксения, ваше величество, дочь маркиза де Кларка.
– Итак, леди Ксения де Кларк, вы полагаете, что в ваших силах быть эскортом, уполномоченным короной, и официальным другом леди Волеты во время ее пребывания здесь?
– Я буду обращаться с ней как с родной сестрой, ваше величество. – Леди Ксения преклонила колени, и ее юбки сморщились, как раздавленный торт.
Король Леонид отвернулся еще до того, как дама закончила поклон, и перевел взгляд на Эдит.
– Мне кажется, нам нужно кое-что обсудить, капитан Уинтерс, – сказал король Леонид. – Часы, шестеренки-винтики и тому подобное.
– Как скажете, ваше величество, – сказала Эдит, почтительно склонив голову.
Эдит слегка кивнула Ирен и Волете, затем она, Джорджина Хейст и свита официозно выглядящих мужчин последовали за королем к воротам двора.
Ксения подскочила к Волете, локоны ее подпрыгивали, глаза округлились. Придворная дама обняла Волету за талию и, прежде чем она успела возразить, выпалила:
– О, мы будем такими хорошими подругами, Волета. Какое красивое имя! Но, боже мой, твоя горничная просто уродина. Почему она такая громадина? Ты когда-нибудь играла в облом? О, я безнадежна в этой игре, но так весело смотреть, как твои друзья ведут себя словно дурашки. Но нет, сперва о главном: ты должна попробовать бисквитный торт от «Виллы Ванилла-Бин». Мне так нравится, как это звучит. «Вилла Ванилла-Бин»! Почему ты так остриглась? Это был несчастный случай? А ты ведь смуглая, как желудь, правда? Ну и ладно. По крайней мере, ты не толстая!
Волета оглянулась на Ирен, в отчаянии нахмурив брови, когда бормочущая девушка потащила ее к воротам двора.
Впервые за целый день Ирен улыбнулась.