Волета расстелила мохнатый коврик для ванной на стальном полу в середине орудийной палубы.

Орудийная палуба оказалась на удивление хорошей спортивной площадкой. Пол без заклепок, гладкий, как хрусталь на часах. Промежуток между пушками – достаточно широкий, чтобы вместить поле из девяти или десяти полос, если ей когда-нибудь удастся собрать так много игроков; и при этом все равно осталось бы место для зрителей, с обеих сторон. Да, когда катание на ковриках для ванной станет видом спорта, размеры орудийной палубы «Авангарда» можно будет использовать в качестве стандарта.

На Волете было все то же платье с широкой юбкой, в которое Байрон одел ее на вечерний урок танцев, хотя она сняла жесткие туфельки, от которых лодыжки покрывались ссадинами, а пятки – волдырями. Каждый день на несколько часов Байрон уединялся в рубке связи, где принимал и отправлял крылатых шпионов и гонцов Сфинкса, тем самым давая Волете столь необходимый отдых от тирании приличного общества.

Прохладный пол приятно холодил босые ноги. По обе стороны от нее два ряда пушек целились в закрытые орудийные порты. Литые стволы походили на самых разных животных. Они напоминали вытянутые и стилизованные тела тигров, собак, слонов, львов, ястребов и волков, и у всех были округлившиеся пасти, как будто застывшие на грани между кислой гримасой и ревом. У казенной части каждого из шестидесяти четырех орудий стояла механическая фигура. Канониры походили на игрушечных солдатиков в красных куртках и черных киверах, с безликими, идеально круглыми головами, но при этом были гораздо умнее игрушек. Волета однажды увидела артиллеристов в действии. Перезаряжая пушки, они орудовали шомполами, как дубинками, и перекладывали пушечные ядра, словно те вообще ничего не весили. Орудия были вычищены, перезаряжены и снова нацелены, прежде чем она сосчитала до семи. Затем раздался новый залп. Волета почувствовала себя так, словно оказалась внутри громового раската.

Но сейчас игрушечные солдатики не шевелились, а пушечный зоопарк молчал.

Катание на санках из коврика для ванной было опасным видом спорта. Во время одного падения она уже ушибла подбородок, а во время другого порезала голень. Задача состояла в том, чтобы как можно лучше сохранить скорость разбега в прыжке, но не до такой степени, чтобы потерять равновесие и упасть лицом вперед. Она использовала пушки как единицы измерения для оценки дальности поездок на «санях». Пока что ее рекорд составлял семь с половиной оружейных отсеков.

Придерживая юбку на коленях, она бросилась вперед и прыгнула на коврик для ванной. Приземлилась как положено, расставив ноги не слишком далеко, и, когда коврик заскользил, словно кусок масла по горячей плите, Волета поняла, что это будет рекордная поездка.

Она без труда миновала восьмую пушку и с трепетом отметила, как мимо промелькнула девятая. Десятая пушка стала расплывчатым пятном на краю поля зрения. Мимолетное возбуждение схлынуло от осознания того, что коврик набирает скорость. Волета неслась к передней части корабля, к вестибюлю, где лестница на другие этажи разветвлялась налево и направо, и к ней приближалась – все быстрее и быстрее – большая стальная дверь.

Наконец Волета поняла, что происходит: корабль резко наклонился носом вперед, превратив ее игровое поле в склон. Пытаясь замедлиться, она упала спиной с коврика для ванной на юбки, которые оказались такими же скользкими. Она попыталась затормозить ногами, но, когда мозоли на пятках нагрелись от трения, поняла: остановиться вовремя не успеет.

Волета ударилась ногами о дверь с такой силой, что ее подбросило. От второго грохочущего столкновения со сталью всем телом она отскочила и шлепнулась на задницу. Рухнула на спину, от боли обхватив себя руками. Скользящий коврик для ванной догнал ее и становился возле макушки. Корабль снова выровнялся.

Волета лежала, ожидая, когда боль от удара достигнет пика и утихнет, и смотрела на табличку на двери с надписью: «Машинное отделение», под которой жирным шрифтом значилось: «ВХОД ВОСПРЕЩЕН».

– Ну ладно, ладно, хватит повторять одно и то же. – Волета знала, что дверь заперта, потому что уже несколько раз пыталась ее открыть. Она уже собиралась забрать коврик и пойти поискать что-нибудь мягкое, чтобы прилечь, когда услышала звук, похожий на тихий стук, по другую сторону запертой двери.

Она прижала ухо к холодной стали. Она услышала гул корабельного движителя – или, возможно, это был шум ее собственного кровотока. Она подняла скрюченный палец, трижды постучала ногтем по стали и прислушалась, ожидая ответа.

Она не услышала похожего стука, но с трудом уловила другой звук. Высокий и равномерный, словно мышиный писк.

– Точно. Все понятно, – сказала Волета.

Она пошла в свою комнату и принялась рыться в багаже, который дал ей Байрон, пока не нашла пару заколок для волос. Она вернулась к двери машинного отделения с довольно амбициозным намерением вскрыть замок. Это было амбициозно, потому что она никогда раньше не вскрывала замки, но однажды слышала, как девушка в «Паровой трубе» описывала процесс. Какие сложности, о чем речь? Она опустилась на колени перед дверью, выпрямила булавки и начала прощупывать замочную скважину.

Работая, она время от времени слышала писк мыши и воспринимала его как поощрение.

– Что ты делаешь? – спросила Ирен.

Волета подняла взгляд от замка и увидела, что ее огромная подруга заполняет лестничный пролет на третью палубу. Она понятия не имела, как долго возилась с замком. Она совершенно потеряла счет времени. Она попятилась от двери, пряча булавки в карман, и попыталась притвориться абсолютно беззаботной.

– О, просто охлаждаю уши. Разгорячились, знаешь ли.

– А это что такое? – Ирен указала на синелевый прямоугольник на полу.

– Коврик для ванной.

Ирен прищурилась, собираясь задать еще один вопрос, но передумала. Волета заметила, какой измученной выглядит ее подруга, и почувствовала себя немного виноватой за то, что на лбу Ирен появилась еще одна тревожная морщинка.

– Что это был за нырок? – спросила Волета.

– Ничего, просто отпугивали непрошеных гостей.

– Но каких? Откуда они взялись? Они военные или…

– Не имеет значения, – сказала Ирен, пренебрежительно махнув рукой. – Капитан хочет видеть тебя.

– О, что же я наделала на этот раз?

– Не говори так. Я нервничаю, когда ты говоришь так. – Амазонка начала подниматься по стальным ступеням, но на полпути остановилась. Она наклонилась, чтобы посмотреть Волете в глаза. – Завтра генеральная репетиция.

– Я в курсе.

– Я буду подавать чай.

– Надену шлем.

Ирен выпрямилась и снова начала подниматься, но до Волеты донесся ее голос:

– Вам один кусочек или два, миледи?

Волета рассмеялась, взяла коврик и направилась в каюту капитана, гадая, за что ее будут ругать.

Дверь капитанской каюты была приоткрыта, и в устланный ковром коридор просачивался свет. Волета подняла кулак, чтобы постучать, но тут же замерла, услышав знакомый голос.

Забыв о собственных переживаниях, она толкнула дверь каюты и крикнула:

– Привет, Сенлин! Ты вернулся!

Эдит подскочила на стуле, выронив медный цилиндр, который держала в руке мгновение назад. Он покатился по обеденному столу, потом сорвался с края и упал на ковер. Голос Сенлина продолжал звучать, и Волета не сразу поняла, что он исходит из трубки, которую уронила Эдит.

– …Я просто благодарен за то, что в этом сумасшедшем доме есть кто-то, кого я знаю и кому могу доверять. Некий бесконечный источник поддержки и силы. Я даже не могу сказать, как сильно люблю…

Эдит, которая все это время пыталась схватить цилиндр, наконец поймала его. Она оборвала голос Сенлина, резко повернув головку диктофона.

– А это что такое?

– Ничего. Сообщение от Сенлина. С какой стати ты так врываешься в мою комнату? – Капитан поправила стул, опрокинутый в спешке.

Волета заметила, что она еще не успела по-настоящему сделать каюту своей. Бархатный диванчик, позолоченный письменный стол и кровать с балдахином – все казалось нетронутым. Единственным предметом, на который претендовала Эдит, был квадратный обеденный стол, на котором стояли грязные тарелки, собранные за пару дней, и серебряная модель «Авангарда», а также лежали несколько свернутых в трубочку карт, увеличительное стекло, расческа и пистолет. Столешница выглядела маленьким островком человечности среди величественной мебели и стен, пестревших декоративными диковинами и официальными портретами предыдущих командиров. Увидев впервые эту унылую галерею, Волета спросила Эдит, когда она собирается отрастить усы.

Впрочем, никто из них так и не устроился по-настоящему. До сих пор Волета успела поспать в пяти разных каютах, и ни одна ей не понравилось. Было в этом корабле что-то непостижимое. Девушке все время казалось, что она пытается заснуть на коленях у изваяния.

– А что он сказал про счастье и любовь? – спросила Волета, подозрительно наклонив голову. – Он ведь говорил с Марией, не так ли? Он не должен был этого делать. Сфинкс сказал ему, чтобы он этого не делал. Несколько раз. Ха! Похоже, я не единственная, кто не может выполнять приказы!

– Нужно поговорить об этих приказах. Планы изменились.

– Это все из-за парика? Я, кстати, согласна: полный идиотизм.

Эдит собрала свои густые темные локоны и перевязала их ленточкой.

– Что? Нет, дело не в парике. Когда мы доберемся до Пелфии, ты останешься на корабле.

Волета не смогла скрыть разочарования. Единственным, что удерживало ее в здравом уме с тех пор, как она оказалась запертой в этом летающем гробу, была мысль о свободе. Даже если ей придется надеть семислойное платье и делать реверансы до одури, оно того стоит, лишь бы немного размять ноги. Слабая клаустрофобия, которая мучила ее уже несколько дней, разгорелась с новой силой.

– А как же Мария?

– Ты была права. Сенлин действительно говорил с ней.

– И что же она сказала?

– Что счастлива там, где находится, и ее не нужно спасать.

– Но как же… – начала Волета, но ее прервал стук в дверь.

В щель просунулся черный нос Байрона.

– Вы хотели меня видеть, капитан?

– Да, входи. Я только что сказала Волете, что, как бы мы с Сенлином ни ценили всю ту работу, которую вы проделали, готовя Волету к появлению в обществе, в этом нет необходимости.

– Она отменяет мою миссию, Байрон! Ты можешь в это поверить?

– Ты прослушала сообщение, – предположил Байрон. – И что же он сказал?

– Только то, что увидел жену и без обиняков спросил, чего она хочет, и она ответила, что желает остаться с герцогом.

– И он ей поверил? – Волета уперла руки в боки.

– А с чего бы ему ей не верить? – Эдит подняла свиток на столе, под ним оказалась оловянная кружка. Капитан заглянула внутрь, призадумалась и выпила содержимое. – Я знаю, что ты разочарована, Волета, но…

– Я не разочарована. Я не могу в это поверить. В смысле, подумай вот о чем: герцог, можно сказать, похитил ее. А что, если он вынудил ее выйти за него замуж? А что, если он тиран и она боится ему перечить?

– Думаешь, она так боится его, что не может воспользоваться возможностью сбежать? – Тон Эдит был скептическим.

– Да, именно так! Я видела подобное все время, когда была пленницей в «Паровой трубе». Если некто имеет абсолютный контроль над тобой, легко поверить, что у него абсолютная власть над всем и всеми. Ему нельзя бросать вызов, дерзить или не повиноваться, и каждая возможность побега кажется жестоким испытанием. Мария может даже думать, что защищает Сенлина, прогоняя его. Возможно, она и не скажет правду, пока не освободится.

– Но, по твоей логике, единственный способ узнать, хочет ли Мария уйти, – это заставить ее уйти. Хочешь ее похитить?

– Нет! Но я действительно хочу поговорить с ней. Нельзя один раз предложить раненому человеку помощь, а потом с важным видом удалиться, хваля себя за доброе дело, которое ты почти сделал. Поверь, от отчаяния иногда бывает трудно распознать помощь, когда она приходит, и принять протянутую руку. Если она действительно счастлива, я это пойму.

– Так вот какой ты себя чувствуешь? – спросил Байрон у Волеты. – Раненой?

– Речь не про меня, – нахмурившись, сказала Волета. Она задумалась, правда ли это. – Мы уже зашли так далеко, мы уже так много страдали, чтобы оказаться здесь. Глупо оставлять доброе дело наполовину сделанным.

– Риск для Волеты и впрямь относительно минимален, капитан, – заметил Байрон. – Она может опозориться и навлечь позор на всех нас…

– Эй!

– Но, – с нажимом продолжил олень, – Пелфия – достаточно спокойный удел, и Ирен будет присматривать за ней.

– Не думаю, что мы вообще понимаем, в чем тут риск, – сказала Эдит, скрестив руки; узел из плоти и металла казался символом ее недовольства. – Но я полагаю, что ты права, Волета. Мы слишком далеко зашли.

– И еще, – сказал Байрон, поднимая палец. – Я только что научил ее выплевывать хрящи в салфетку.

– Я могу плеваться хрящами, как лорд! – радостно объявила Волета.

– Как леди, – поправил Байрон.

– А мы можем услышать остальное? – спросила Волета.

– Что «остальное»? – спросила Эдит.

– Послание Сенлина.

Выражение лица капитана, казалось, говорило о том, что она совершенно забыла о диктофоне, хотя все еще держала его в руке из плоти и крови.

– Я думаю, новая встреча с Марией вызвала у Сенлина некоторое… волнение. Им овладели разнообразные эмоции, и, по-моему, он был бы раздосадован, узнав, что кто-то еще услышал его бессвязные речи и обещания.

– Он ведь очень ее любит, правда? – спросила Волета с некой гордостью.

– Да. Да, ты права, – сказала Эдит и сунула диктофон в карман.

На орудийной палубе Байрон дунул в рожок, и тот издал короткую, резкую ноту.

– Неправильно! – крикнул олень.

Ручка чайной чашки сломалась в толстых пальцах Ирен, и безухий сосуд со звоном и грохотом упал на стальной пол.

– Пожалуйста, будь осторожна, Ирен! – прошипел Байрон. – Этот набор был подарком от короля Бахерала. Ему больше ста лет!

На карточном столике, который накрыли для чаепития, Пискля, любимая белочка-летяга Волеты, дважды обежала сахарницу, взобралась на гору сандвичей без корочки, а затем набросилась на вазу с узким горлышком и опрокинула ее. Не обращая внимания на рассыпанные цветы, Волета сосредоточилась на горке взбитых сливок, балансирующей на плоской поверхности ее ножа для масла. Ей удалось пронести нож до середины пути между горшочком для сливок и кусочком тоста, когда капля соскользнула и шлепнулась на скатерть. Пискля подбежала и принялась вылизывать беспорядок.

Генеральная репетиция, к вящей радости Байрона, превратилась в полный хаос. В конце концов, именно в этом и состоял смысл учений, и особенно рожка, который, по его словам, привнес в происходящее столь необходимый элемент тревоги. Он сыграл еще одну мрачную ноту. Ирен сердито посмотрела на него. Униформа гувернантки была неудобной и тесной. Галстук и парчовый нагрудник уже испачкались в чае. Она так часто наступала на юбки, что казалось, совсем скоро упадет ничком. Она вернулась к чайной тележке, чтобы взять другую чашку и налить новую порцию.

Байрон поднял книгу перед носом и начал читать с раскатистой интонацией лектора. Книга называлась «Букварь инженю», и Волета не сомневалась, что ее автор был садистом.

– Сценарий номер пять: вы присутствуете на торжественном приеме, который включает в себя закуски, подаваемые из буфета. Вы и только вы наблюдаете, как другой гость такого же ранга тыкает палец в паштет из лосося, вынимает его и облизывает дочиста. Как вы поступите?

Волета подтянула сползающий рукав пышного желтого платья.

– Спрошу его, вкусно ли?

– Перестань ерзать. Давай. Что, по-твоему, ты на самом деле можешь сделать?

– Я не понимаю, почему я должна что-то делать!

– А что, если он облизнет палец и снова сунет его в паштет?

– Я не знаю, – сказала Волета, поднимая Писклю и отодвигая подальше от сливок. – Я бы предложила ему ложку.

– Нет!

– Вилку для рыбы?

Сегодня Байрон носил пенсне, балансирующее на кончике длинного носа. Волета знала, что очки – всего лишь притворство. Олень раньше хвастался прекрасным зрением, и, кроме того, линзы даже не закрывали его широко расставленные глаза. Волета подозревала, что он носил пенсне только потому, что ему нравилось снимать его, чтобы подчеркнуть укоризненный взгляд, как сейчас.

– Ты даже не пытаешься. Нет, то, что ты должна сделать, так это найти горничную или официанта и незаметно попросить их заменить блюдо.

– А зачем мне это делать?

– Потому что ты не хочешь смущать гостя и не хочешь есть после его пальца. Пожалуйста, перестань дергать себя за платье!

– Я чувствую себя так, словно меня проглотил удав!

– Это называется корсет, и он должен сидеть очень плотно. – Он дунул в рожок как раз в то мгновение, когда Ирен повернулась с полной чашкой чая, балансирующей на блюдце. Амазонка подпрыгнула, и чашка с грохотом упала на пол. Байрон тихонько фыркнул и быстро двинулся дальше. – Сценарий номер шесть…

Волета вскинула руки:

– Можно мне на секу…

– Сценарий номер шесть: вы – гость в частной гостиной, слушающий, как другой гость играет импровизированный концерт на плохо настроенном клавесине…

– А кто это пишет? – прорычала Волета. – И разве такое вообще может слу…

Байрон читал дальше, как будто не слыша ее:

– Гостья – любительница, играет весьма скверно. – Байрон сделал паузу, чтобы дунуть в рожок. – Через мгновение хозяин начинает дразнить ее насмешками и свистом. Как вы поступите? А теперь подумай, прежде чем отвечать. Как ты могла бы разрядить ситуацию?

– Я могла бы освистать хозяина и посмотреть, как ему это понравится, – сказала Волета.

– Нет! Ты опять все усложняешь!

– Я устала от этой игры. Просто скажи мне, что я должна сказать, и я скажу это!

– Это не игра! – закричал Байрон, потрясая раскрытой книгой. – Весь смысл этого упражнения состоит в том, чтобы научить тебя думать о том, как избежать конфронтации, когда она возникает. Меня там не будет, чтобы подсказать тебе, что говорить.

– Ты говоришь: «избежать конфронтации». Я называю это бегством от драки.

– Волета, моя дорогая, общество только и будет делать, что устраивать перед тобой драки. Оно существует для того, чтобы провоцировать, делать так, чтобы у тебя шерсть дыбом встала. Но если будешь замахиваться на каждого задиру, который возникнет на твоем пути, заработаешь немало синяков и множество врагов. Там, куда ты отправляешься, тебе понадобятся друзья. Понадобятся союзники, которые смогут проводить тебя в привилегированный круг, где обитает Мария. Если хочешь получить хоть какой-то шанс увидеть ее, спасти ее, тебе придется быть сердечной, любезной – и научиться извиняться.

Волета глубоко вздохнула, закрыла глаза и после минутного раздумья сказала:

– Я думаю, что могла бы аплодировать громче и попытаться выдать все за добродушную шутку.

– Прекрасное и благоразумное решение. Очень хорошо! И все, что для этого потребовалось, – секунда серьезных раздумий. – Вытащив часы из жилетного кармана, Байрон с ухмылкой отметил время. – А теперь, по сценарию номер семь, я попросил капитана помочь мне смоделировать, каково это – оказаться посреди шумной вечеринки в полночь. Ирен, тебе, наверное, стоит поставить чашку…

Все тридцать две пушки правого борта открыли огонь. От рева взрыва и скрежета отдачи Волета пронзительно вскрикнула. Хотя Байрон и знал, что сейчас раздастся залп, он все равно заблеял, как ягненок. Когда олень посмотрел на Ирен сквозь пелену оружейного дыма, он увидел, что она хмуро глядит на него, но по-прежнему уверенно держит перед собой блюдце и чашку.

Он одобрительно кивнул. В ответ Ирен наклонила блюдце – и чашка грохнулась на пол.

– Ой, – сказала амазонка.

Байрон вздохнул:

– Да, пожалуй, я это заслужил. Теперь перейдем к восьмому сценарию…

Эдит нашла их час спустя: покрасневшая Волета кричала не своим голосом, а Байрон постоянно дул в рожок. Ирен сидела верхом на стволе пушки, заткнув уши пальцами.

Когда капитан пересекала раскинувшуюся на палубе чайную лагуну, под ногами у нее похрустывали плавающие осколки фарфора.

Эдит выхватила рожок из губ Байрона так резко, что ей на руку попала слюна. Одного взгляда капитана было достаточно, чтобы Волета замолчала.

– И ты называешь это уроком? – сказала Эдит, взглянув на присоединившуюся к группе Ирен. – Я на мостике слежу за флотами дюжины различных уделов, и все они, я уверена, набираются храбрости, чтобы нанести по нам удар. А вы тем временем сидите здесь, пьете чай, трубите в рога и пытаетесь вцепиться друг другу в глотки. Это не придает мне особой уверенности.

– Я стараюсь изо всех сил, капитан, – сказал Байрон, ломая руки, которые двигались с плавностью смазанных шестерен. – Я не уверен, что в ней есть хоть толика инстинктивных навыков поведения в обществе.

– Но я же решила три сценария правильно! – закричала Волета.

– Из двадцати восьми! Это просто ужасно. Даже Ирен справилась бы лучше.

– Ой, – сказала Ирен.

– Заткнитесь все, – скомандовала Эдит, пристально посмотрев каждому в глаза. Она выглядела сердитой и, как показалось Волете, немного взволнованной. – Я не думаю, что вы понимаете, в каком положении мы оказались. Мы – замок без армии. Если кто-нибудь заподозрит, что на этом корабле нас всего пятеро, они разломают корпус и вытащат нас, как червей из мягкого сыра.

– О боже мой! – Байрон содрогнулся от отвращения.

– Ящик с наковальнями, – сказала Ирен. Все недоуменно посмотрели на нее, и она пожала плечами. – Когда я работала на Голла, часть моей работы состояла в том, чтобы выявлять бездельников. Если я заставала человека бездельничающим, дремлющим или волочащим ноги, я давала ему пинка. – Выражение лица Ирен казалось сентиментальным. – Но там был один умный слизняк по имени Митер. Он понял, как меня обмануть: надо таскать пустой ящик или бочку с таким видом, будто они полны. Помимо всего прочего, у него это хорошо получалось. Он краснел до корней волос. Коленки дрожали. Глаза вылезали из орбит. Я спрашивала его: «Что это такое тяжелое?» И он всегда говорил: «Наковальни!» Это продолжалось несколько месяцев. И вот однажды, просто по наитию, я постучала по бочке, которую он тащил, и услышала глухой звук – она была пустая.

– А что стало с Митером? – спросила Волета.

– Как называют человека, который действительно начинает ценить вкус чего-то? – сказала Ирен, задумчиво хмурясь. – Икс-перд?

– Эксперт, – подсказал Байрон.

– Вот именно. Он стал экспертом по моим поджопникам.

– Если нас обнаружат, будет еще хуже, – мрачно сказала Эдит. – Но Ирен права: мы не хотим, чтобы кто-то надавал нам поджопников.

Волета рассмеялась, и Эдит резко повернулась к девушке:

– Послушай меня, Волета. – Капитан говорила ровным голосом и оттого еще более пугающим. – Я хочу прояснить одну вещь: Ирен будет главной. На случай твоего непослушания у нее будет строгий приказ доставить тебя обратно на корабль – если понадобится, в мешке, – и ты не уйдешь отсюда, пока я капитан. Не будет никаких обсуждений, никаких оправданий, никаких третьих или четвертых шансов. Сфинкс не сможет за тебя заступиться. Я устрою тебя на камбузе, и ты будешь мыть посуду, пока не состаришься. Ты будешь делать то, что скажет Ирен. Это понятно?

– Да, сэр, – ответила Волета и попыталась проглотить комок в горле.

– Хорошо. Сфинкс решил, что утром мы причалим в порту Добродетель. Он обещал, что нас будут ждать. Сфинкс дал нам три дня на ведение дел. Три дня. Вот столько продлится наш маленький эксперимент. Если кто-нибудь спросит, мы скажем, что экипаж корабля состоит из семидесяти восьми воздухоплавателей. Если кто-то захочет совершить экскурсию, мы вежливо отговорим его. Если кто-то попытается взять нас на абордаж, мы убьем его, как только сунется.