Революционный «беспредел»

16 октября 1793 года была казнена королева Мария-Антуанетта, урожденная Мария-Антония Габсбург-Лотарингская. Затем, 6 ноября 1793 года, был обезглавлен герцог Шартрский, ставший герцогом Орлеанским, но подписывавшийся как Филипп Эгалитэ (Равенство). Он был высокопоставленным масоном «королевской крови» и другом Дантона.

Много их было в 1793 году, этих членов Конвента, и все они были личности, достойные отдельного повествования. Парижский прокурор Луи-Пьер Манюэль, Шарль Дюфриш-Валазе, Пьер Верньо, Жак-Пьер Бриссо, граф де Керсэн, маркиз де Силлери, Арман Жансонне, Бернар Лидон, Марк Лясурс, Жан-Франсуа Дюкос, Жан-Батист Буайе-Фонфред, Жан Бирото, Жан-Луи Карра, Жак Буало, Жан-Франсуа Гардьен, Пьер Менвьель, Жак Лаказ, Шарль-Луи Антибуль… Все они и многие другие были лучшими из лучших, единственными и неповторимыми, но всех их роднит одно: дата их гибели — 1793 год.

И, кстати, когда Конвент выносил смертный приговор Людовику XVI, самому Робеспьеру оставалось жить всего восемнадцать месяцев, Дантону — пятнадцать месяцев, Марату — пять месяцев и три недели…

Постепенно гильотина превратилась в настоящий конвейер. Так, например, Шарль-Анри Сансон (1739–1806), однажды казнил за три дня 300 мужчин и женщин. Его страшный рекорд — 12 жертв за 13 минут. А всего он провел 2918 казней.

Известен такой исторический анекдот: Шарль-Анри Сан-сон, уже после своей отставки, встретил Наполеона Бонапарта, который спросил у него, может ли тот спокойно спать, казнив почти три тысячи человек, на что Сансон ответил императору: «Если короли, диктаторы и императоры спят спокойно, почему же не должен спокойно спать палач?»

Самой известной жертвой Шарля-Анри Сансона был король Людовик XVI. Позже семейную традицию продолжил его сын Анри (1769–1830), обезглавивший супругу короля (вопреки всевозможным утверждениям, Шарль-Анри Сансон только присутствовал на этой казни). Другой его сын, Габриэль (1767–1792), также решил пойти по стопам отца. Однако после первого обезглавливания он поскользнулся на кровавом эшафоте, показывая толпе отрубленную голову, упал с него и скончался от полученных травм.

Постепенно палачи начали испытывать психологический дискомфорт. Во второй половине XIX века процедура казни практически обезличилась, а профессиональный уровень исполнителей снизился. Все более популярной формой высшей меры наказания стал расстрел. Когда в осужденного стреляли несколько солдат, груз ответственности делился на всех и в конечном счете не лежал ни на ком, а какого-то особого мастерства тут и вовсе не требовалось. С виселицей дело обстояло несколько сложнее. Повесить человека можно было разными способами. Метод длинной веревки подразумевал, что шея казнимого будет мгновенно сломана и смерть наступит быстро и без мучений. Однако в этом случае полагалось знать вес и рост жертвы, и далеко не каждый вешатель мог все это учесть и подобрать веревку нужной длины. Метод короткой веревки был прост, но агония могла затянуться на несколько минут, поскольку казнимый умирал от удушья. Разумеется, многие палачи-неучи предпочитали второй метод.

Но гильотина, как мы уже знаем, работала до 10 сентября 1977 года.

Это ужасно, но в одной только Вандее в результате гражданской войны погибли десятки тысяч человек. В Вандее обычные крестьяне превратились в символ внутренних «врагов революции». А затем видные революционеры стали убивать друг друга: 5 апреля 1794 года был казнен один из отцов-основателей Первой Французской республики Дантон, а также его сторонник Камилл Демулен.

Когда Жорж Дантон погиб на гильотине, Максимилиан Робеспьер остался фактически единоличным диктатором Франции.

Но потом Конвент не вынес «неутомимой работы» Робеспьера и позволил себе возмутиться. Когда диктатора пришли арестовывать, он попытался покончить с собой, но лишь покалечил себе челюсть выстрелом из пистолета.

А уже 28 июля 1794 года на гильотину взошли Максимилиан Робеспьер и его сторонники Кутон, Огюстен Робеспьер-младший, Сен-Жюст и мэр Парижа Флерио-Леско. Робеспьер был казнен предпоследним. Когда помощник палача сорвал повязку, которая поддерживала его раздробленную челюсть, Робеспьер закричал от боли, и этот его крик «раздался не только над Парижем, а над всей Францией, над всей Европой».

Но вернемся к главной теме нашей книги. Научные и технические рекомендации, вроде тех, которые сформулировал доктор Антуан Луи, помогали связать новое устройство с революционными ценностями равенства и прогресса.

Как выразился в то время журналист Луи-Мари Прюдомм, «невозможно представить себе орудие смерти, более соответствующее представлениям о гуманности и требованиям закона».

По сути, оставалось только усовершенствовать саму церемонию казни, чтобы окончательно устранить налет «старого режима», и это было успешно сделано.

Сначала казни совершались при огромном стечении народа. Позднее, как отмечает в своей книге «Надзирать и наказывать. Рождение тюрьмы» французский философ Мишель Фуко, «зрелищная сторона» смертных казней стала сворачиваться, и деятельность гильотины переместилась за тюремные стены.

Что тут было важнее для властей?

Назидание? Отмщение? Эмоции? Или рутинная демонстрация силы?

Скорее всего сошедшим с ума революционерам, опьяненным потоками пролитой крови, было не до сакральных смыслов. Скорее всего, у них все стало сводиться к механистичности, к бесстрастным технологиям, к рациональному применению «социального контроля».

Реально они просто потеряли рассудок и в конечном итоге перебили не только явных и мнимых врагов Революции, но и друг друга.

А в это время французская армия одержала 20 сентября 1792 года победу над наступавшими на Париж пруссаками при Вальми. Но пруссакам помогали еще и австрийцы, гессенцы и французские эмигрантские отряды. В результате герой Вальми генерал Дюмурье был разбит в марте 1793 года при Неервиндене, а затем, опасаясь кровавых революционных репрессий, перешел на сторону противника.

Многие регионы Франции поднялись против обезумевшей парижской диктатуры. В июле 1793 года один из руководителей революции Жан-Поль Марат был убит роялисткой Шарлоттой Корде в своей собственной ванной.

Соответственно, революционная гильотина (Боже, как же раздражало доктора Гильотена это слово!) работала без остановки.