«Моя машина»
Опять же забегая вперед, зададимся вопросом: почему за страшной машиной смерти закрепилось название, производное от фамилии доктора Гильотена?
Попробуем ответить на этот вопрос.
В конечном итоге депутаты голосовали по четырем статьям, предложенным депутатом Гильотеном: об установлении однообразного способа казни, независимо от принадлежности осужденного к тому или иному сословию, о запрете конфискации имущества казненных, о выдаче семье тела казненного для погребения и о запрете упоминания о казни в свидетельстве о смерти, так как провозглашался принцип, что позор за содеянное не должен ложиться на членов семьи.
Помимо этих предложений, как мы уже знаем, Гильотен, исходя из принципов гуманности, особенно настаивал на необходимости избавить осужденного от медлительности, нерешительности и неловкости палача. Для этого он предложил производить обезглавливание неспособной на ошибку машиной.
Во время прений разгоряченный доктор Гильотен, отвечая на возражения, неосторожно воскликнул:
— Свистит лезвие, падает голова, брызжет кровь — и нет человека. Вы глазом не успеете моргнуть, как я обезглавлю вас с помощью моей машины, и вы ничего не почувствуете, кроме легкой прохлады на шее…
Эти слова запротоколированы. Они были сказаны 21 января 1790 года.
Большинство депутатов примолкли. Люди были озадачены. Но, с другой стороны, в газете, опубликовавшей на следующий день отчет о заседании, утверждалось, что реакцией на речь Гильотена стал всеобщий хохот.
Наивный доктор Гильотен сказал: «Я обезглавлю вас с помощью моей машины…»
МОЕЙ МАШИНЫ!!!
И вот это-то неосторожное высказывание и оказалось роковым для имени этого принципиального гуманиста.
Понятно, что употребив выражение «моя машина», он оговорился. Он хотел лишь сказать, что машину нужно будет ввести в употребление. Сам он не имел никакого плана подобного аппарата. Никаких чертежей. Доктор Гильотен высказался лишь за обезглавливание посредством механического приспособления, ибо подобные машины давным-давно, еще в Средневековье, использовались в других странах.
Если бы он сказал не «моя машина», а, например, «моя идея состоит в том…» или «мне думается, что было бы хорошо…». Но он сказал именно так: «Я обезглавлю вас с помощью моей машины», и эти его слова вошли в историю. И все дальнейшие абсурдные выводы делались исключительно на базе этих его слов.
Как говорится, «нам не дано предугадать, как слово наше отзовется».
Словно про доктора Гильотена это написал Тютчев в 1869 году.
Одно неверное слово может оскорбить, ранить или обидеть человека. Одно неверное слово может погубить репутацию, может повернуть всю жизнь не в ту сторону. Одно неверное слово может даже определить разницу между началом переговоров или началом военных действий…
Для доктора Гильотена безобидные по своей сути слова стали катастрофой.
История — это как лезвие бритвы. История не прощает ошибок, не прощает промахов, не прощает пренебрежительного отношения к произнесенным словам… Но ведь доктор Гильотен тогда, в январе 1790 года, и не думал о том, что входит в историю, что обретает такое странное и малозавидное бессмертие. Можно ли упрекать его в этом?
А тогда, в январе 1790 года, неосторожное восклицание Гильотена послужило неистощимой темой для шуток: инструмент, еще не изобретенный, был тут же окрещен в одной роялистской газете именем «гильотина».
Ашилль Шеро, автор книги «Гильотен и гильотина», пишет:
«Серьезная газета «Le Moniteur» не забыла упомянуть об «аплодисментах, которые вызвал порыв Гильотена в лоне Учредительного собрания». В этой же газете было помещено письмо анонимного корреспондента, справедливо жалующегося на шутки и неприличные тривиальности, которые позволили себе некоторые бульварные листки по поводу механического отрезания головы. «Господин Гильотен, — было сказано в этом письме, — пожалуй, первый, кто заговорил о гуманной казни и о позорных муках с неподдельным интересом. Новшество ставит механику на место исполнителя <…> и оно достойно веков, в которых мы будем жить, и нового политического порядка, в который мы вступаем» <…>
Газета «La Gazette de Paris» рукоплескала «великим принципам криминальной юриспруденции, разработанным Гильотеном».
Газета «Le Journal de Paris» отмечала «чувства человечности, которые дышат в предложении Гильотена, которые легко проникают в каждую душу»».
И так далее… И тому подобное…
Наконец, журналист Луи-Мари Прюдомм написал:
«Это предложение было сделано доктором Гильотеном. Предложенная им машина была названа гильотиной. На эту тему родилась песня на мелодию менуэта Экзоде».
Кстати, песенок было много. Вот одна из них:
К чему распятье и костер?
К чему петля и дыба?
За механический топор
Ученому — спасибо!
Таково творение Гильотена, созданное не без размышлений и чтения, творение, которое народная благодарность или легкомыслие окрестили производным именем женского рода, как будто это его дочь, — гильотина! «С помощью моей машины, господа, я отрубаю вам голову в мгновение ока, и вы не чувствуете никакой боли» — эти слова вызывают у всех смех. Несчастный доктор! На протяжении двадцати двух лет он, негильотинированный, не будет слышать ни о чем другом, как о гильотине, не будет видеть ничего другого, кроме гильотины, а после смерти будет блуждать многие столетия безутешной тенью по эту сторону Стикса и Леты.
Томас КАРЛЕЙЛЬ, британский историк
Итак, доктор Гильотен действительно первым предложил введение механического обезглавливания, но орудие для этой цели изобрели другие люди. Однако, неосторожно употребив слова «моя машина», доктор Гильотен подписал себе приговор.
Странный Гильотен, уважаемый врач, был обречен насмешкой Судьбы на самую странную посмертную славу, которой только удостаивался скромный смертный.
Томас КАРЛЕЙЛЬ, британский историк
