Провести вечерок у телевизора становится ритуалом для Штаммеров. Менгеле в домашних тапочках, закутавшись в одеяло, с дремлющим Сигано на коленях, жадно пережевывает хронику текущих событий, уставившись в телеэкран. Он заставляет смотреть новости и Гитту с мальчиками, расхваливает «мужественную» диктатуру бразильских военных, «решительное» вторжение Советов в Прагу, заставляет их радоваться тому, что американцы увязли во Вьетнаме, жалеть о закате Запада, «зараженного материализмом и индивидуализмом, всеми этими мерзостями, занесенными из Соединенных Штатов после окончания войны», издеваться над студенческими бунтами 1968-го, над «этими безродными кретинами, которые путают свободу с анархией». Немецкие выпуски новостей озлобляют его, большая коалиция под руководством «нациста Киссинджера и дезертира Брандта», «слабоволие и бесхозяйственность правящих кругов», и маленькие Штаммеры исподтишка посмеиваются, когда дядя Петер заводит долгую и нудную ругань про «предателей, крыс, сепаратистов, лгунов и вонючих задниц», стоит на телеэкране появиться какому-нибудь министру или переметнувшемуся в демократию нацисту, или когда, спрыгнув с дивана, он большими шагами ходит туда-сюда по гостиной, клянясь, что ненавидит Ветхий Завет и христианство, «потому что они-то и виноваты в упадке» его далекой родины. Но Зедльмайер все-таки привозит ему ободряющую новость: 1 июля 1968 года при загадочных обстоятельствах умер его самый опасный враг – прокурор Бауэр.

С Гезой у него отношения по-прежнему отвратительные. Оба ищут ссор и ругаются на чем свет стоит. Венгр снова обрел благосклонность супруги – с тех пор как она заподозрила, что у него в Сан-Паулу любовница. Менгеле мстит, назло отправляясь ночевать с батраками; Гитта стонет в объятиях Гезы и при Петере гладит его затылок; успокаивать домашние страсти всегда приходится Герхарду. Но в октябре 1968 года случается кое-что, потрясшее даже его. Штаммеры собрались продать ферму в Серра-Негре, бросить сельское хозяйство и переехать. Геза получил повышение по службе и хочет найти жилье поближе к работе, тогда как доктор Хохбихлер и слышать не хочет о сдаче своего форта. Семья Менгеле в панике связывается с Руделем, – с того самого катастрофического бегства семейного парии он их полномочный представитель в Парагвае.

Проходит несколько недель, и вот бывший летчик передает Герхарду многообещающую новость: Менгеле готов приютить Клаус Барби. Ныне Лионский мясник, передававший американским спецслужбам информацию о происках коммунистов в армии и во французской оккупационной зоне в Германии, вовсю процветает в Боливии. Дважды заочно приговоренный к смертной казни военным судом Лиона, он теперь известен в Ла-Пасе как Клаус Альтман, руководит предприятием по переработке древесины и приторговывает наркотиками и оружием, снюхавшись с Руделем. С благословения ЦРУ и немецких спецслужб бывший гестаповец обучает боливийских офицеров технологии допросов с пристрастием с тех самых пор, как в 1964 году власть захватили военные.

Инфантильному Герхарду боливийский вариант кажется весьма соблазнительным. Он уже представляет себе, как продирается сквозь джунгли, переходит границы, надвинув глубоко на лоб каскетку в шашечку, в обществе милого сердцу доктора, и встречается с Барби, чей послужной список его впечатляет. Менгеле и слышать об этом не хочет. Ему леденит кровь одна мысль, что придется залезать в маленький автомобиль австрийца, а уж о том, чтобы уехать из страны уже в который раз, да еще когда ему под шестьдесят, и речи быть не может. С Барби он незнаком, но картина ясна: им он не сможет вертеть так, как манипулирует Штаммерами. Он владеет землями в Серра-Негре, местными людьми и скотиной. Здесь он ничем не будет рисковать, да кстати, и Рудель вышел из доверия, разочаровал его – с тех пор как тот в Бразилии, ни разу его не навестил и не поздравил с недавним днем рождения. Интересуется только щедрыми комиссионными, которые семья Менгеле выплачивает ему с каждой проданной садовой тачки. Вот что: побежден только тот, кто сам признает себя таковым, – этот его чертов девиз, и уж хоть от него-то он не отступился. Пошел он к чертовой матери со своим боливийским планом, этот Рудель в кашемировых пиджаках. Отказ передан, Барби в обиде, Рудель уязвлен. «Ну и зануда ваш Менгеле, – говорит он Герхарду. – Дальше пускай сам выкручивается, я больше и слышать о нем не хочу».

Менгеле отказывается покидать эти места, но и один жить не хочет; Штаммерам же необходимо продать Серра-Негру, чтобы стать собственниками их голубой мечты – элегантного дома на поросшем леском холме. В нем четыре спальни, при нем земельный участок площадью больше восьми тысяч квадратных метров в окрестностях Каейраса, в тридцати километрах от Сан-Паулу.

Менгеле приходится решиться и последовать за ними, а им – взять его с собой. В начале 1969 года они переезжают.