Время пошло, травля началась. Бонн передал запрос об экстрадиции Менгеле в Буэнос-Айрес, еще один запрос – в пути в Асунсьон. Прошел слушок: он скрывается в Парагвае. Процедура в Аргентине затягивается, множатся юридические и административные проволочки, посол Германии Юнкер упирается, увиливает, запрос пересылается по инстанциям, через Министерство иностранных дел председателю Сената, генеральному прокурору, судье Федерального суда, полиции, направляется в суды. В кулуарах аргентинское и западногерманское правительства согласовывают запутанный клубок противоречий. В Парагвае до Министерства внутренних дел и полиции доходят слухи об ожидаемом ходатайстве об экстрадиции, Интерпол запросил у них копию досье соискателя гражданства, но тут к министру является Рудель: его друг, блистательный доктор Хосе Менгеле, подвергается в Германии преследованиям за свои политические убеждения, ничего опасного, он будет очень полезен Парагваю, только нужно натурализовать его самым срочным образом. В ноябре 1959-го дело выгорело, Верховный суд дает Менгеле гражданство, право на проживание, свидетельство о примерном поведении и удостоверение личности.

Чета Юнг устраивает маленький праздник в честь такого события, но Менгеле приходит на него опустошенный. Его глаза полны слез, он едва может пробормотать: только что умер отец. Германия потеряла патриота, а сам он – вернейшего союзника, свою опору, того грозного и непреклонного отца, который все-таки никогда не бросал его на произвол судьбы. За тысячи километров от Гюнцбурга, в котором импозантный портрет покойного выставлен на фасаде городской ратуши, Менгеле изливает душу на берегу окруженного гирляндами бассейна, в липкой асунсьонской ночи. Он рассказывает фон Экштейну, Карлу-Хайнцу, Юнгам, чете Хаасе, Руделю о том, как летом 1919-го они с отцом совершили восхождение на гору Хиршберг. Тогда они впервые оказались наедине друг с другом, и во время привала ему на рукав села бабочка, а с вершины баварские озера искрились, будто серебристые рулоны кинопленки. Когда он был маленьким, отец, которого он очень боялся, перед сном читал ему молитву на латыни, услышанную им от монахов-траппистов, – это после того как шестилетний малыш едва не утонул в бочке с дождевой водой: procul recedant somnia, et noctium phantasmata, да пребудут подальше от нас видения и химеры тьмы.

Безутешный Менгеле что-то лепечет и разражается рыданиями, как юная девица. Он поедет на похороны, чего бы это ему ни стоило; завтра сядет на первый самолет в Европу. Рудель отговаривает его: это самоубийство, прямо на кладбище полиция его и возьмет, ему следует отказаться от этого плана.

В день погребения похоронное бюро доставляет к могиле венок цветов с анонимной надписью: «Издали салютую тебе».