Жизнь в Хохенау течет едва заметно. Поселок раскинулся вокруг церковной площади, на которой лениво полеживают хитроглазые и суеверные индейцы гуарани. По разбегающимся от центра улицам бродят свиньи и стада коров; над прилавками, с которых свисают кровяные колбасы и змеиные шкуры, роятся стаи насекомых; белокурые мальчишки подхлестывают быков, запряженных в повозки, сгоняя их в низины, к реке Парана. Кругом, в кукурузных и арбузных полях, вкалывают до седьмого пота под ослепительным солнцем европейские поселенцы. Песня колибри – единственное рассеяние повседневной сельской скуки, прерываемой только праздником пива – его устраивают каждую осень – и весенним швабским уличным гуляньем, когда хмельные крестьяне вволю обжираются и пляшут, кружась в нескончаемых рондо и фарандолах на глазах у растерянного Менгеле, как четыре столетия назад на картине Брейгеля Старшего.

Надежный, прожорливый и мужиковатый, Альбан Круг напоминает ему Генриха Льва. Его покровитель с ленцой, но с заботой о конечном результате руководит фермерским кооперативом, он предпочитает пиво, сваренное одним из компаньонов, здоровую кухню своей женушки, охоту и рыбалку и чтобы сын Оскар и дочки всегда были рядом. Кругу ничего не ведомо о методах современного менеджмента, к которым его пытается приохотить новый постоялец. Менгеле снова вовсю работает как торговый агент, он часто в разъездах, колесит от колонии по эксплуатации земель по всему Парагваю, и сопровождают его только каталоги сельскохозяйственных машин и душевные муки. Менгеле сердится, бранится, он в бешенстве оттого, что утратил свой аргентинский кокон, вздыхает над своей судьбой, тревожится, схватят его или придется вечно прятаться у этого идиота Круга. Прошибает холодный пот – но иногда его сменяет осторожный оптимизм. Ему бы только получить парагвайское гражданство, уж тогда бы он начал жить заново, прикупил бы землицы, обустроился с Карлом-Хайнцем и Мартой, хоть ее так трудно стало уговорить. Теперь, наверное, больше всего забот ему доставляет супруга: вместо того чтоб его поддержать, она жалуется, что не выносит жару, отключений электричества, вездесущей красной пыли, «мадам находит, что Хохенау и парагвайская деревня не в ее вкусе». Надо было сразу же, в тот самый первый вечер их приезда, вмазать ей как следует, когда она рухнула, разрыдавшись от того, что ее укусил какой-то паук. Ей не по нраву жизнь беглянки, бесконечные переезды, ночевки в отелях, ведь это он сам приучил ее к комфорту, и она горько оплакивает его отсутствие, их знакомцы в Буэнос-Айресе то и дело спрашивают, какие у них новости, а ей и ответить-то нечего, как и в школе: мальчишки задают вопросы Карлу-Хайнцу, и он с самого отъезда как в воду опущенный. А если они так и останутся жить в джунглях, где тут подростку в школу ходить? А ведь он Менгеле и не может учиться абы как и абы чему. Марта уверена, что Йозеф преувеличивает опасность. Ему бы вернуться в Буэнос-Айрес, там их ждет счастье, как в первые дни, он ничем не рискует. В глубине души она считает, что Карл-младший был посмелее.

Менгеле соглашается встретиться с ней в Асунсьоне, где старается сохранить приятную мину на обеде в обществе Юнгов и фон Экштейна. Его жизнь – в их руках. Оба мужчины пытаются помочь его запросу о гражданстве, и фон Экштейн знакомит его с одним из лучших адвокатов во всей стране, но это дело незаконное: в принципе, чтобы иметь право запросить гражданство Парагвая, в стране надо прожить пять лет.