Глава 8
Аэродром

К тому моменту, когда возвратились разведчики, Карасев почти успел прикончить банку тушенки с несколькими сухарями, заодно рассказав Степану про свои приключения. Поскольку кое-что из невеселой истории парашютистов старлей помнил из будущего, рассказ сержанта лишь дополнил общую картину. По крайней мере, стала понятна судьба отправившегося на разведку в район Абрау-Дюрсо отряда из восьми воздушных десантников, в его времени считавшегося в полном составе пропавшим без вести при выполнении боевого задания. Командовал группой старший сержант Михаил Тапер.

Федор рассказал, что на обратном пути бойцы, пересекая дорогу, буквально лоб в лоб столкнулись с немцами. Ну, как с немцами? Фрицы там, понятно, тоже присутствовали, причем на двух мотоциклах и полугусеничном бронетранспортере. А вот сопровождал их казачий разъезд – вроде бы так назывались эти небольшие конные подразделения, применяемые для разведки, патрулирования или охраны. Скорее всего, искали именно их – за двое прошедших суток парашютистам удалось устроить несколько удачных засад, расстреливая и забрасывая гранатами вражеский автотранспорт.

В первый момент от неожиданности опешили обе стороны, после чего начался бой. Удалось уничтожить один из мотоциклов, повредить гранатой бэтээр и подстрелить нескольких казаков (или как минимум ранить или убить лошадей, заставляя спешиться). На этом эффект неожиданности свое отработал, и оказавшимся под плотным ружейно-пулеметным огнем десантникам пришлось туго. Четверо погибли практически сразу, остальные рассредоточились по лесу, продолжая отстреливаться. Карасеву удалось уйти невредимым, еще троих – командира группы и младших сержантов Дмитрука и Устименко, раненных или контуженых, поскольку сдаваться парашютисты не собирались, – казаки увезли с собой.

– Что за казаки такие? – припомнив данное самому себе обещание, осведомился морпех. – Откуда они тут вообще взялись? Не слышал раньше про таких… деятелей.

– Так из окрестных станиц и взялись, – поморщился, словно от зубной боли, Федор. – Предатели, одним словом. Двадцать лет своими прикидывались, удобного момента дожидаясь да злобу на советскую власть копя. Вот и дождались, гады белогвардейские! – Десантник зло сплюнул под ноги, яростно растерев плевок подошвой сапога.

Мельком подумав, что местные ренегаты вряд ли имеют хоть какое-то отношение собственно к белогвардейцам, Алексеев кивнул:

– Понятненько, будем знать. А как они хоть выглядят-то? Только не говори, что на лошадях ездят, это я уже понял.

Шутку сержант не поддержал, мрачно буркнув:

– Дык как немцы и выглядят, форма практически один в один. Разве что с шашками да кубанки на головах, но и на тех орел ихний с кокардой пришпилены. Наших шибко не любят, коль в плен захватят, лютуют почем зря, измываются всячески. Я потому и сказал, что не уверен, живы ли еще товарищи мои. Может, и порешили их уже, с особой жестокостью, как умеют…

– Разберемся, – сжав зубы, отрывисто ответил Степан, как и любой другой нормальный боевой офицер, ненавидящий предателей всех мастей. Это пришедшего на твою землю извне врага можно уважать и даже прощать (после победы и безоговорочной капитуляции, понятно). Поскольку он, как ни крути, здесь чужой. С предателями же такое не проходит – только смерть, без суда и следствия, как говорится. Никакого смысла прощать их нет – единожды предавший предаст снова.

– Сумеем – вытащим твоих парней, нет – так отомстим. Нам все одно к поселку идти, осмотримся и на месте примем решение.

– На аэродром нацелились? – понимающе кивнул Карасев, облизывая ложку, которой перед тем до блеска выскоблил консервную банку. С сожалением поставив опустевшую жестянку на землю, спрятал столовый прибор за голенище сапога.

– Ну, а куда ж еще? – не стал скрывать морпех. – Больно уж много крови нам на плацдарме эти самолеты портят, нужно окоротить сволочей, пока возможность имеется. Глядишь, и полегче станет – пока фрицы новую взлетную площадку организуют, не один день пройдет.

– А потом?

– А потом домой двинем, коль живы останемся, – пожал плечами старлей, мысленно помянув новоприобретенного товарища хоть и тихим, но достаточно злым словом: блин, ну кто ж о подобном заранее-то спрашивает?! Плохая ведь примета…

Прохоров, судя по быстрому взгляду, придерживался такого же мнения, однако завидев незаметно показанный командиром кулак, стушевался, старательно делая вид, что всецело занят своей радиостанцией.

– Тарщ старший лейтенант, разрешите вопрос? Мы после выброски должны были с морскими пехотинцами, что в Южной Озерейке с кораблей высаживались, соединиться и дальше совместно фрица бить. Вот только ни одного бойца так и не встретили. Не знаете, отчего так? Куда они все запропали-то? Или отменили ту высадку, а нам не сообщили? Связи-то уж вторые сутки не имеется. Вот вы сказали, что с Мысхако сюда прибыли, а ведь там отвлекающий маневр проводился, чтобы фрица обмануть, внимание отвлечь.

Старлей тяжело вздохнул. Карасев, так уж выходит, далеко не первый, кто ему подобный вопрос задает. Неужели снова придется озвучивать набившую оскомину историю про «поменявшиеся местами» основной и вспомогательный десанты?! Блин, ну надоело же! Хотя теперь у него, по крайней мере, имеется практически железное доказательство собственной «правоты» – та самая радиограмма с Большой земли, принятая при помощи трофейной радиостанции.

Не пришлось, как выяснилось.

Внезапно вернувшиеся разведчики несколько секунд оторопело разглядывали неожиданное прибавление их небольшого отряда, затем Ивченко, убедившись, что опасности нет, и привычным жестом забросив за плечо снайперку, спросил:

– Тарщ командир, а это кто такой?

– Тот, кого вы благополучно проворонили, хоть он особо и не скрывался, – хмыкнул морпех. – Ладно, не хмурься, морщины появятся – девчонки любить не станут. Да и не в охранении вы были, а в разведке. Докладывай, как пробежались?

– Да нормально сходили, место хорошее подыскали, укромное, до темноты нормально отсидимся. И за поселком наблюдать удобно. Но самое главное… – Снайпер подозрительно зыркнул на Карасева. Тот в долгу не остался, ответив столь же холодно-подозрительным взглядом.

– Говори, – поморщился Степан. – От товарища сержанта никаких секретов нет. Если еще не поняли, он из того самого воздушного десанта, следы которого мы ищем. И еще троих бойцов немцы в плен захватили, в поселок увели.

– Виноват, – стушевался ефрейтор, быстро переглянувшись с Мелевичем. Бывший танкист лишь молча пожал плечами, «мол, делай, как командир говорит». – Одним словом, имеется тут аэродром, про который вы говорили, точно имеется! Не в самом поселке, понятно, примерно на километр-полтора севернее. С той позиции, что мы подобрали, его не рассмотреть, нужно будет поближе подойти. Только не засветло, вокруг немцев с румынами полно, а вот с темнотой можно будет и попробовать. Румын, кстати, тут, похоже, больше.

– Я покажу, – внезапно подал голос Карасев. – Мы тут все окрестности на брюхе исползали… ну, почти все. Есть там местечко, чтобы безопасно подобраться, даже несколько. Ежели в сумерках выйдем, то перед рассветом в аккурат на месте будем.

– Добро, – не стал медлить старший лейтенант. – Уходим. Сержант Карасев с этого момента в составе разведгруппы. На первое время прикрепляется в качестве боевого охранения к главстаршине Прохорову, а там посмотрим. Рацию беречь пуще зеницы ока и до самой последней крайности. Вопросы?

– Никаких, – просиял парашютист, вскакивая на ноги. – Только у меня вот что…

Щелкнув защелкой, Федор продемонстрировал отсоединенный от автомата магазин с упершейся в боковые загибы пластиной подавателя.

– Патронов нет, последние спалил, когда от казачков лесом уходил.

– Понятно, – кивнул Алексеев. – Егор, выдай бойцу пару пачек из своих запасов, все меньше веса тащить. Даю три минуты, как раз пару магазинов успеешь набить, остальные позже снарядишь. Что, так и шел безоружным?

– Ну, не совсем, – ответил Карасев, с благодарностью принимая от радиста картонные коробки с патронами. И вытащил из-за пазухи «лимонку». – На самый крайний случай берег, чтобы в плен не сдаваться.

– Влепить бы тебе пару нарядов, – мечтательно пробормотал старлей, припомнив, как скручивал и валил десантника наземь. С гранатой во внутреннем кармане. Со вкрученным запалом, ага. Да еще и с наполовину разогнутыми усиками предохранительной чеки. Твою ж мать…

– Да за что, тарщ старший лейтенант?!

– За нарушение правил обращения с осколочными ручными гранатами оборонительного действия! – отрезал Степан. – Вернемся на плацдарм, напомнишь.

– Есть, – без особого раскаяния в голосе согласился тот. – Лишь бы вернуться, а уж там как хотите, так и наказывайте.

Оглядев разведчиков, Алексеев покачал головой:

– Мужики, я сейчас не шутил. Еще раз подобное увижу – реально разозлюсь. Сильно. Мы не по городским улицам с девчонкой под ручку ходим. Мы бегаем, падаем, деремся с противником в рукопашной. Зацепится чека за подкладку, выскочит – и сам погибнешь, и боевых товарищей подведешь. Примите к сведению, больше повторять не стану.

«Угу, а сам-то разве гранаты в кармане бушлата не таскал?» – язвительно осведомился внутренний голос. С трудом подавив желание ответить ему известным сетевым мемом «но это же совсем другое?!», Степан махнул рукой:

– Ладно, проехали. Надеюсь, выводы сделаете. Сержант, закончил? Вторую пачку спрячь в сидор, консервную банку туда же, потом прикопаешь. Все готовы? Ивченко, дуй вперед, дорогу показывай, Мелевич, замыкаешь. Все, потопали…

Абрау-Дюрсо, а в описываемые времена – винодельческий совхоз – располагается на берегу незамерзающего озера с чуть мутноватой известковой водой, в месте впадения в него небольшой реки Абрау, вероятнее всего, некогда и послужившей причиной его образования. Хотя споры о том, каким именно образом появилось одно из крупнейших пресноводных озер Большого Кавказа, ведутся до сих пор. До центра Новороссийска отсюда меньше пятнадцати километров по прямой, до морского побережья, как уже говорилось, около пяти. Вокруг – изрезанные балками и оврагами невысокие пологие горы, покрытые густой растительностью, и множество виноградников.

По крайней мере, так или примерно так было тогда, когда Алексеев побывал здесь на экскурсии.

Наблюдаемая же в бинокль картина достаточно сильно отличалась от воспоминаний старшего лейтенанта. Да и на карте поселок занимал куда меньшую площадь, нежели ожидал Степан, побывавший здесь через семьдесят с лишним лет. Кстати, а вот любопытно: стоит ли говорить об этом в прошедшем времени? «Побывавший», блин! Как он мог здесь побывать, если до этого события еще больше семи десятилетий?! Если даже его родители еще не появились на свет?!

Несмотря на то что морпех уже давно смирился с фактом его попадания в далекое прошлое, признав все происходящее как данность, он до сих пор путался в этих самых понятиях – «было», «будет». Причина внезапно поменялась местами со следствием. То, что казалось ему давным-давно свершившимся и пережитым, внезапно превратилось в нереально далекое будущее. И осознать подобные изменения было, скажем так, непросто. Поскольку его собственное прошлое для всех ныне живущих являлось будущим, а их же будущее для него – прошлым. От подобных мыслей даже голова немного закружилась. Нет уж, лучше о подобном вовсе не думать, иначе тупо с катушек съедешь! Как не думал, усилием воли запретив себе подобные воспоминания, про оставшуюся где-то там, в будущем (или все-таки в прошлом?), семью – отца, мать, младшую сестру. Тьфу ты, вот опять…

Раздраженно помотав головой, морпех снова поднес к глазам бинокль.

Впрочем, без толку – все, что можно, он и без того разглядел. А большего, несмотря на обещание Ивченко про «удобное для наблюдения место», отсюда не рассмотришь. Подбираться же ближе точно не стоит: после недавней акции в Глебовке в поселке неспокойно. И румынских патрулей на улицах полно – в этом разведчики не ошиблись, характерные каски и шинели отлично различимы даже с такого расстояния, – и какие-то тентованные грузовики туда-сюда шастают. То ли подкрепление подвозят, то ли вовсе наоборот, перебрасывают силы в сторону атакованного поселка. Хотя кто его знает, что все это на самом деле означает? Может, у фашистов тут какой-нибудь местный пункт боепитания – как минимум одну гаубичную батарею на высотке за селом Степан, несмотря на маскировку, точно срисовал. Наверняка из тех, кто в ночь на четвертое число лупил по Озерейке.

Так что – ну его на фиг, с темнотой пойдем сразу к аэродрому. Если Карасев ничего не перепутал, часикам к трем-четырем утра будем на месте. Осмотримся, примеримся, прикинем, как говорится, фольклорный корнеплод к носу… а уж там – по обстоятельствам. Нет, захваченных в плен парашютистов, понятно, жаль. Но во-первых, вовсе не факт, что они еще живы, а во-вторых – у группы свое задание. Да и соваться впятером в буквально кишащий противником поселок – откровенное самоубийство и преступная глупость. А сержант? Должен понять. Да, скорее всего, уже и понял. Поскольку, понаблюдав за бывшим винодельческим совхозом минут с десять, вернул, так и не произнеся ни слова, бинокль и уполз в сторону уютной балочки, где разведчики обосновались на дневку.

Дождавшись смены, Степан двинулся следом: нужно было поесть и отдохнуть, поскольку ночь и начало грядущего дня снова обещали оказаться весьма насыщенными событиями. Да и план атаки аэродрома следовало хотя бы в общих чертах набросать. Пока исключительно по воспоминаниям десантника, которого старлей сразу же заставил набросать по памяти схему и указать на карте точное место…

Немецкий полевой аэродром Степан, по понятным причинам, видел впервые в жизни. Впечатления? Ничего особенного, собственно говоря. Просто выровненная стараниями БАО естественная луговина, зажатая двумя невысокими горами, узкая, но вполне достаточной длины для взлета и посадки. С одной стороны взлетки, под крайними деревьями опушки – стоянка самолетов, где выстроились в ряд с десяток укрытых маскировочными сетями Ю-87 (так что с назначением аэродрома он угадал, все-таки именно пикирующие бомбардировщики), с другой – расположение вспомогательных служб, или как там правильно аэродромная обслуга у летунов называется? Заправщики, ремонтные мастерские и все такое прочее, одним словом. Наверняка где-то, скорее всего еще глубже в лесу, находятся склад боеприпасов, зона отдыха экипажей и техперсонала и радиоузел, но отсюда ничего не разглядишь, тем более в темноте. Хорошо, хоть все это рассмотреть удалось, спасибо на удивление безоблачному небу и звездному свету – повезло. Да и не нужно в принципе. Для гарантированного уничтожения аэродрома достаточно раздолбать сами самолеты или взорвать склад боепитания – там одних бомб небось несколько тонн. И если все это добро рванет, то и самолетам достанется, уж больно тут все близко друг от друга расположено. Что, впрочем, и понятно: местная география не слишком-то способствует организации полноценного аэродромного хозяйства, вот фрицы и впихнули невпихуемое туда, куда сумели. Им вообще повезло, что удалось эту долинку отыскать, иначе пришлось бы виноградники вырубать, на что куда больше времени б ушло.

Ладно, с этим в первом приближении разобрались. Поехали дальше. А что там у нас дальше? Зенитное прикрытие, понятно, куда ж без него? Три неплохо замаскированные позиции с установленными в капонирах четырехствольными автоматами, видимо, теми самыми знаменитыми 20-мм Flak 38. Отчего он их с такой легкостью срисовал, несмотря на ночь и маскировку? Так понятно: прятались-то фрицы от наблюдения с воздуха, а не с земли! Да и во время смены караулов разводящие без особого опасения пользовались фонариками, даже неяркий свет которых позволял привыкшим к темноте глазам успеть многое рассмотреть. Ничего более крупнокалиберного Степан, как ни старался, не высмотрел. Собственно, нечему и удивляться: аэродром временный, после ликвидации плацдарма у Мысхако надобность в нем отпадет (ну, это они так думают), стоит ли перестраховываться? Советские бомберы тут не столь уж и частые гости, а от штурмовиков можно и скорострелками отбиться – километра на два они уж точно достают, а большего и не нужно. Нет, он ни разу в этих делах не спец, но звучит достаточно логично. Каждая такая четырехстволка – считай, местный аналог «Шилки», только не самоходный и без радара. Так сказать, «на минималках», как любители компьютерных игрушек в его времени выражаются. Ну, в смысле, еще будут выражаться… твою ж мать, снова это дурацкое «было-будет», сколько ж можно-то?!

Опустив бинокль, Алексеев глубоко задумался, прикидывая в уме диспозицию и проигрывая дальнейшие действия. Что выбрать, склад или аэропланы? До склада еще добраться нужно, предварительно разведав, где именно он расположен – не прямо же возле взлетно-посадочной полосы? Да и как его искать, на ощупь, что ли? Фонарь-то не зажжешь. А где склад, там, кстати, и усиленная охрана – это тебе не тот памятный овражек, охраняемый одним-единственным любителем курева, тут все серьезнее.

Зато «Юнкерсы» – вон они, стоят себе как на параде. И часовых вроде немного, за почти час наблюдения морпех срисовал всего троих. Плюс парочка пулеметных позиций по флангам – этих придется успокаивать в первую очередь. Тротила после Глебовки осталось совсем немного, но на самолеты с головой хватит, тем более что у них и бомбы уже подвешены, видимо, для утреннего вылета.

Степан хмыкнул: так, стоп, а на фига, собственно, последний тротил-то тратить?! Зачем вообще рисковать и лезть к самолетам, если фашисты могут предоставить им парочку зениток? Во временное пользование, как в том старом фильме говорилось? Зенитные орудия для чего придумали, самолеты уничтожать? Вот именно. Так какая разница, где именно последние находятся? Двадцатимиллиметровому снаряду все едино, что вверх лететь, что параллельно земле, дюраль от этого прочнее не станет. А ведь это идея! И очень хорошая… на первый взгляд.

Но поскольку всегда еще и второй имеется, нужно все как следует обмозговать и просчитать. Да и радиограмму составить нужно, комбат, поди, заждался. А вот когда именно ее отправить? Понятно, что не прямо сейчас, скорее всего уже после того, как начнут громить аэродром. Вовсе не факт, что гитлеровцы обязательно засекли прошлые выходы в эфир, но здесь и собственный радиоузел имеется. Не хватает только, чтобы какой-нибудь страдающий бессонницей местный радист случайно засек работу неизвестного передатчика буквально в километре от себя…

План операции разведчики одобрили, особенно Карасев. Которому, после того как стало понятно, что шансов вызволить попавших в плен товарищей нет, не терпелось хоть как-то отплатить фашистам. Алексеев, мысленно поминая последними словами румынского контрразведчика, появление которого ополовинило его группу, снова разделил бойцов. Угу, аж всех четверых, считая вместе с собой.

Первую зенитку должна была взять боевая пара Мелевич – Ивченко, вторую – он с десантником. Самое печальное, никто из диверсантов до сего момента не имел дела со скорострельными автоматическими пушками, ни советскими, ни тем более вражескими. Оставалось надеяться, что сумеют разобраться по ходу дела: в конце концов, вряд ли это настолько уж нерешаемая проблема. Заряжание там магазинное (это единственное, что Степан помнил про этот тип пушек), а управление огнем? Ну, вряд ли сложнее обычной «ЗУ-23-2», из которой старлею довелось пару раз пострелять на полигоне. Одно радует, с прицеливанием можно особенно не заморачиваться, прямой наводкой с нескольких сотен метров да по неподвижной мишени только слепой промажет.

Главстаршина снова оставался в гордом одиночестве. Однако на этот раз Егор даже спорить не стал, то ли памятуя недавний разговор, то ли осознавая важность происходящего. Поскольку понимал, что уничтожить аэродром – это куда серьезнее, нежели все то, что они наворотили в Глебовке: о том, что творили на плацдарме немецкие «штуки», он знал не понаслышке, несколько раз побывав под бомбежкой. Да и не было у Прохорова времени на рефлексии и прочие моральные терзания – он уходил первым. До начала операции радисту предстояло отойти на пару километров и передать радиограмму, после чего немедленно двигаться в оговоренную точку сбора, где в течение четырех часов дожидаться остальных разведчиков. Если по истечении этого времени никто не появится – возвращаться на плацдарм самостоятельно.

Текст своей последней радиограммы Алексеев составил и зашифровал заранее:

Странник-1 – Хромому. Квадрате 27–25 нашел голубятню, голуби почтовые, откормленные, могут доставлять посылки. Решил прикупить с десяток, нам будет проще. Встретил родственника. Еще трое его близких гостят у голубятников. С ними вряд ли увижусь, плохо себя чувствуют. Про остальных ничего нового нет. Писем больше не будет, почтальон уехал домой, один, без семьи. Встречайте известном квадрате. Конец связи.

Оставалось только ее отправить…

Старший лейтенант морской пехоты Степан Алексеев не был профессиональным диверсантом. Но хорошо помнил, о чем рассказывал инструктор по специальной подготовке. Например, то, что человеческий организм строго подчиняется суточным ритмам. И в последние часы перед рассветом этот самый организм в любом случае испытывает труднопреодолимую сонливость. Знаменитая «собачья вахта», самое темное время уходящей ночи. Древние люди вкладывали в это понятие некий мистический смысл, физиологи объясняли с точки зрения науки – колебания уровней гормонов, активность высшей нервной деятельности, регулируемые сложными биохимическими и биофизическими процессами смены циркадных ритмов, напрямую зависящие от воздействия света.

Впрочем, настолько глубоко Степан не копал. Вполне хватало того факта, что в предрассветные часы вражеский караульный теряет бдительность. Чем и пользуются в своей весьма специфической деятельности разномастные спецназовцы, диверсанты и прочие опасные люди, имеющие целью совершить нечто крайне неприятное для противоположной стороны. Заминировать там что-нибудь, уволочь к своим ценного «языка»… или незаметно захватить парочку зенитных пушек, перед тем заставив навечно замолчать пулеметный расчет и бесшумно сняв откровенно куняющего часового…

С двумя полусонными пулеметчиками справились легко: несмотря на опасения морпеха, сержант Карасев оказался надежным и опытным напарником и ножом владел отлично. Обложенную мешками с землей огневую точку взяли с ходу, синхронно навалившись с двух сторон – фрицы и пикнуть не успели. Убедившись, что «МГ-42» в полной боевой готовности, развернули пулемет, готовясь в случае необходимости прикрыть вторую боевую пару. Однако снайпер с Мелевичем справились ничуть не хуже. Заслышав с противоположной стороны взлетки короткое совиное уханье – подобных ночных хищников в этих краях и на самом деле водилось предостаточно, так что никто не всполошился, – старлей расслабленно выдохнул. Не подвели парни, молодцы!

Теперь главное с часовыми на зенитных позициях не напортачить, если нашумят – придется действовать в режиме цейтнота, чего категорически не хочется. С незнакомыми скорострелками еще нужно разобраться, а это драгоценное время, которого в подобном случае станет мгновенно не хватать. Останется только выпустить по бомбардировщикам имеющиеся в магазинах снаряды – вряд ли немцы держат пушки разряженными, – после чего принять, как в этом времени поется, «последний и решительный» бой со всполошившейся аэродромной охраной.

– Федя, тебе эта машинка, насколько понимаю, знакома? – Алексеев легонько прихлопнул по ствольной коробке трофейного «машингевера». – Справишься?

– Так точно, нас перед выбросом со всяким ихним оружием знакомили. Даже стрелял разок, на полигоне, понятно. Справлюсь, даже не сомневайтесь, тарщ старший лейтенант.

– Добро, тогда прикрывай, пока я караульного сниму. Если не справлюсь и фриц тревогу поднимет, лупи на расплав ствола, скрываться нам уже никакого смысла не будет. И патронов не жалей, вон их тут сколько, только успевай перезаряжаться.

– Куда именно лупить-то? – деловито осведомился парашютист, к облегчению Степана не задавая лишних вопросов. – По самолетам?

– По третьей зенитке бей, не дай расчету до нее добраться и огонь открыть. И по той, что мы с тобой захватить собирались, тоже. Пока ты немчуру отсекаешь, Ивченко с Мелевичем, глядишь, со своей пушкой справятся. Ну, а как они по аэродромному хозяйству долбанут, переноси огонь на «Юнкерсы», мужики по ним отстреляться не смогут, им лес сектор стрельбы перекрывает. Тут метров с триста всего, даже обычная пулеметная пуля много беды наделать может. А дальше – по обстоятельствам, разберешься, не маленький.

– Тарщ командир, – на этот раз десантник не стал тратить время на «старшего лейтенанта». – Может, вместе караульного возьмем?

– Сам справлюсь, – ободряюще улыбнулся морской пехотинец. – Не впервой уж. Просто перестраховываюсь на всякий пожарный. Тебе ж наверняка спокойней, когда командир конкретное задание дал? Согласен?

– Понятно, спокойней, – поразмыслив пару секунд, серьезно кивнул Карасев. – Тогда идите уж поскорее, мочи нет ждать. Вон, и караульщик как раз в дальний угол потопал, с пару минут он там точно пробудет, мы ж с вами по часам засекали…

Забросив за спину автомат, Алексеев ужом пополз в сторону зенитной позиции. Притаившись в метре от обвальцовки затянутого маскировочной сетью капонира, прислушался. Размеренные шаги, шорох грунта под подошвами сапог. Неразборчивое бурчание под нос и короткий характерный хруст – часовой определенно потягивался, разминая затекшую спину. Оно и понятно: борется со сном из последних сил, а спать-то ох как хочется! Циркадные ритмы же, так их разэдак. Так, а это что? Снова негромкий шорох, едва слышное лязганье, облегченный выдох. Присел, поставив винтовку у ног? А ведь похоже на то! Ну, красава, ты даже не представляешь, насколько мне помог! Не выдержал-таки, морда фашистская!

Беззвучно приподнявшись, Степан осторожно взглянул поверх бруствера. Караульный и на самом деле сидел, привалившись спиной к стене капонира, влажная от утреннего тумана каска тускло отблескивала буквально в полуметре. Поудобнее перехватив штык, старлей ненадолго задумался. Навалиться сверху, опрокидывая фрица на землю? Опасно, винтовка у него под рукой, вон, ствол рядом с каской торчит. Если завяжется борьба, можно ненароком нашуметь или даже пальнуть. А если так? Решение пришло неожиданно, и морпех, действуя, словно по наитию, легонько стукнул по куполу шлема согнутым пальцем.

Реакция караульного оказалась вполне предсказуемой. Подорвавшись с места, словно под задницей рванул запал от ручной гранаты, он вскочил на ноги, тем самым позволив старшему лейтенанту накрыть ладонью его рот и подбородок, рывком запрокидывая голову, и коротко чиркнуть лезвием по открывшемуся беззащитному горлу. Сжимавшие рукоять штык-ножа пальцы окатило теплым и липким (не успел вовремя отдернуть руку, дурак). Гитлеровец захрипел, кулем оседая вниз на подломившихся ногах.

Спрыгнувший следом морпех выдрал из сведенных посмертной судорогой пальцев карабин, аккуратно отставив в сторону. Несколько секунд ожесточенно отирал окровавленную ладонь о шинель поверженного противника, затем проделал то же самое с рукояткой штыка. Очистить лезвие оказалось куда как проще – всего-то и нужно, что несколько раз воткнуть его в утоптанную сапогами зенитчиков землю артпозиции. Перекинув под руку пистолет-пулемет, негромко постучал клинком по ствольной коробке – тук, пауза, тук-тук.

Вскоре за бруствером зашуршало, посыпались мелкие камушки.

– Подмогните, тарщ командир, нашуметь боюсь. – Степан принял пулемет и две патронные коробки, помог Карасеву спуститься.

– Вон там установи и обстановку паси, я пока с пушкой разберусь. Когда начнем, станешь магазины подавать, вон они, под брезентом. Насколько понимаю, эта штука шибко прожорливая, так что можешь их заранее поближе перетаскать. Только тихо!

На знакомство с Flak 38 Алексеев потратил непростительно много времени, аж целых пять минут. Но вокруг было тихо, значит, товарищи уже тоже благополучно захватили вторую зенитку и сейчас дожидались сигнала – первым открывать огонь должен был именно морпех. В принципе ничего столь уж неразрешимого – конструкторская мысль по обе стороны фронта (да и за океаном, нужно полагать) двигалась в одном направлении, изыскивая и внедряя в практику схожие решения. Маховики вертикальной и горизонтальной наводки, прицел, спусковой механизм, металлическая сидушка стрелка. Любопытно, отчего прицел так далеко от сиденья расположен? Получается или стрелять, или целиться? Хотя у этой скорострелки, если память не изменяет, расчет то ли семь, то ли восемь человек, потому стрелок-оператор и наводчик прицела, видимо, не один человек, а два.

А это что еще за непонятная ребристая штуковина в основании станины, чем-то смутно напоминающая вертикальный стеллаж для CD-дисков, только размерами в несколько раз больше и металлический? Хотя понятно, это ж стойка под запасные магазины и есть, для ускорения перезарядки. Отчего-то больше всего старлей переживал именно за саму перезарядку, но и тут все оказалось достаточно просто: чуть изогнутые двадцатизарядные магазины вставлялись горизонтально, по два с каждой стороны, ничего сложного. Вот только попотеть придется обоим, и ему, и Федору: в одно рыло эту раскорячившуюся по центру капонира четырехствольную каракатицу быстро никак не перезарядишь. А боеприпасов она жрет, как он понимает, о-го-го сколько. Хотя можно ведь и не все стволы одновременно задействовать, в их ситуации это не столь и принципиально: самолет на земле и в полете – две большие разницы. Как минимум на упреждение и рассеяние снаряды уж точно тратить не придется…

– Федя, с магазинами закончил?

– Так точно, – сдавленно прошептал запыхавшийся до испарины сержант, отирая тыльной стороной ладони влажный лоб. – Все, что имелись, притащил. Куда их дальше?

– А вот видишь эту штуковину? Запихивай вертикально в каждую ячейку, так и бегать особо не придется, выдергивай отстрелянный да пихай полный. Давай помогу, быстрее справимся. Сколько их, кстати?

– По четыре на каждый ствол, итого шестнадцать. Получается, триста двадцать патронов, не считая тех, что уже заряжены. А вместе с ними – ровно четыре сотни выходит. Маловато, но остальные, видать, где-то в другом месте.

– Ого, это ты в уме подсчитал? И секунды ж не прошло! – удивленно хмыкнул Алексеев, аккуратно, чтобы ненароком не звякнуть металлом о металл, загружая увесистые, килограммов по восемь каждый, магазины в левую стойку. – А насчет маловато? Мы, скорее всего, и эти-то расстрелять не успеем, не дадут нам столько времени.

– Ну да, – равнодушно пожал плечами сержант, занимаясь тем же самым с правой стороны орудия. – Да и что тут считать-то? У меня в школе по арифметике твердая пятерка была, учителка наша чуть не на каждом уроке хвалила. Мне вообще учиться нравилось.

– Ничего, фрица победим – пойдешь высшее образование получать, тебе с такими способностями прямая дорога в институт или университет. Глядишь, известным математиком станешь или физиком каким.

– Может, и пойду, я ж разве против? – меланхолично согласился парашютист, тяжело вздохнув. – Ежели сегодняшнее утро и день переживем.

– Так, Федор, я вот не понял, что еще за настроения такие?! А ну отставить пораженчество разводить! Понятно, переживем, куда ж нам деваться-то? Закончил? Тогда давай я тебя с пушкой кратенько познакомлю, пока еще свободная минутка имеется. После уж точно некогда будет…

Наведя зенитку на стоянку пикирующих бомбардировщиков, Степан нащупал подошвой педаль спуска и глубоко вздохнул.

Ну, вот, собственно, и все – момент истины, как говорится.

Вспомнив еще кое о чем, старлей вытащил из-за пазухи сигнальный пистолет, на ощупь проверяя загнанный в казенник патрон – все верно, ракета тройного зеленого огня, сигнал к отходу. Если, конечно, будет кому отходить. Поскольку вся их атака на этот аэродром с первого момента откровенно попахивала авантюрой. Ею же, если уж начистоту, и являясь. Но иначе было никак нельзя. Он – все они должны были это сделать. Должны – и все тут. Поскольку иначе – никак.

И неожиданно осознал, что просто подсознательно тянет время.

Зло скривившись (да пошло оно все!), Алексеев приоткрыл рот и решительно надавил на спуск.

И вполне ожидаемо напрочь оглох от одновременного грохота четырех автоматических пушек – в точности так же, как уже бывало в его курсантской юности во время учебных стрельб из «ЗУ-23-2». А ведь там одновременно работало всего два ствола, а не четыре, как сейчас!

Беззвучно потекли на землю дымящиеся стреляные гильзы. А подсвеченные трассерами снаряды рванулись к спящим самолетам, под крыльями и фюзеляжами которых висели осколочно-фугасные смерти десятков и сотен защитников Малой земли. Бойцов и командиров, санинструкторов и врачей, моряков, везущих на плацдарм подмогу, боеприпасы и провизию и забирающих обратно раненых.

Когда дымно взорвался, завалившись на хвост, первый «Юнкерс», Степан лишь криво ухмыльнулся. Зато Федор, дожидающийся момента перезарядки сразу с двумя магазинами в руках, не сдержался, срывая голос заорав «ура!». Следом полыхнул второй, третий… четвертый так и вовсе скрылся, разбросав в стороны клочья изодранного дюраля, в огненном облаке мощного взрыва – видимо, снаряд угодил в одну из бомб на внешней подвеске. И тут же рвануло еще раз, и еще – начали детонировать остальные боеприпасы.

А зенитка продолжала стрелять, превращая стоянку, теперь уже бывшую, в огненную круговерть.

И практически одновременно с противоположной стороны взлетной полосы тоже запульсировали рваные огненные фонтанчики: Мелевич и Ивченко тоже справились со своей задачей, открыв огонь сначала по третьей артпозиции, а затем и по аэродромному хозяйству на лесной опушке.

И когда вслед за самолетами вспыхнул сначала один, а затем и второй заправщик, Степан с какой-то небывалой, пронзительной остротой осознал, что они выполнили самими же и поставленное задание.

И совершенно не важно, дотянутся ли скорострелки до неизвестно где расположенного склада боеприпасов. Наверняка не дотянутся, не гаубицы все ж таки, хоть и от последних в лесу особого толка бы не было. Главное, что фашистского полевого аэродрома больше не существовало.

Значит, боевым товарищам на плацдарме станет пусть ненамного, но все же легче….