– Ваше благородие, Ваше благородие, откройте, к вам вестовой из штаба! – стучал в дверь командирского дома караульный Никита. На улице стояла темень, до рассвета и до сигнала побудки была ещё пара часов самого сладкого сна, и то, что командование вытаскивало его из постели так спешно, говорило о серьёзности самого вызова.

– Капрал, доложитесь их высокоблагородиям, что я сейчас спешно буду! – И наскоро умывшись из деревянной бадейки, Лёшка натянул мундир.

– Вот ведь пустомеля – до весны никакого дела не будет! Размечтался, – ворчал он, цепляя к поясу любимую гусарку. – Как же, даст нам высокое начальство бездельничать. Опять, небось, чего-нибудь эдакого выдумало!

В штабе Алексея уже ждали. Дежурный унтер пропустил его во входную дверь большого двухэтажного здания, выходящего фасадом на главную городскую площадь Бухареста.

– Ваше высокоблагородие! Командир особой отдельной егерской команды главного квартирмейстерства армии, подпоручик Егоров, по вашему указанию прибыл, – доложился Лёшка и замер по стойке «смирно».

В комнате сидела всё та же троица обер-офицеров, что отправляла его только недавно на последнее дело со шпионом. Рядом с бароном рассматривали расстеленную на столе карту заместитель главного квартирмейстера Соболев и держащий руку на перевязи майор Баранов.

– Проходите, Алексей, – приветливо кивнул ему Генрих Фридрихович. – Снимай-ка шинельку да подсаживайся к столу. Сейчас мы посвятим тебя в саму суть дела.

– Итак, – продолжил он, когда Егоров присел на указанное ему место. – Турецкий шпион нами изобличён, победные реляции, – и он, усмехнувшись, взглянул на Соболева, – победные реляции о его поимке уже отосланы в военную коллегию. Но ведь поимка – это, по своей сути, только лишь часть большого дела. Обезвредить мерзавца мы смогли лишь по той причине, что история с «человеком из-за реки» вполне себе и она действительно имеет место быть. Оттого-то и поверил во всё капитан Светильников, частично посвящённый во все эти дела. Наш тайный человек в данный момент должен вот-вот выйти к одному селу на берегу Дуная возле самой сербско-валашской границы. Там он будет ждать наш отряд, который его тайно вывезет на наш берег и под охраной доставит в Бухарест. С ним, Егоров, находятся особо важные бумаги, которые ни в коем случае не должны попасть в руки к туркам, так же, разумеется, как и наш гость, – и барон многозначительно взглянул на Егорова.

– Вам приказано, – и Лёшка при этих словах встал со скамьи.

– Приказано забрать нашего человека с того берега и постараться, не привлекая к себе внимания, доставить его к нам. А теперь присядь на своё место и выслушай все подробности этого дела. Сергей Николаевич, продолжайте.

Баранов прокашлялся и взял в здоровую руку карандаш.

– Дело действительно непростое, господа. Оно осложняется тем, что по своему берегу Дуная постоянно рыщут дозоры иррегулярной кавалерии турок. В селе Слатине, – и контрразведчик показал точку на карте, – есть небольшой гарнизон в пару десятков азабов, пехоты турецкого ополчения. Ну и, собственно, наступил месяц декабрь. Зима – время, никак не способствующее переправе через большие водные пространства. Все эти трудности и придётся преодолевать команде егерей.

– Что вы обо всём этом думаете, подпоручик? – заместитель главного квартирмейстера армии пытливо вглядывался в глаза Лёшки.

Егоров же в это время внимательно всматривался в карту. Затем он промерил её растопыренными большим и указательным пальцами, словно бы циркулем, и неопределённо хмыкнул:

– Река большая, Ваше высокоблагородие. Вплавь, на утлых судёнышках в это ветреное время года нам её точно не преодолеть. Слишком рискованно, можем при переправе запросто всех погубить. Нужны хорошие мореходные суда для прохода к селу. На берегу уже моя команда отработает как надо. Гарнизон азабов, полагаю, трудностей нам не составит. От первого наскока иррегулярной конницы, если нас приметят, мы тоже сможем отбиться. Ну, а эти пять вёрст от села до реки – расстояние не большое, думаю, под прикрытием судовых пушек быстро сможем доставить на борт нашего человека.

Все трое обер-офицеров помолчали. И слово снова взял фон Оффенберг:

– Примерно о том же самом мы здесь до тебя и говорили. Это хорошо, что наши с тобой планы и мысли совпадают. Задействовать здесь большие армейские силы мы пока смысла не видим. Не хотелось бы настораживать прежде времени османов. Командование полагает, что это дело будет как раз для вашей команды. Тем паче вы уже себя прекрасно показали на всех своих прочих дальних выходах. По поводу мореходного судна. Как раз два таких стоят в крепости Журжи и на днях должны уходить на зимнюю стоянку к Браилову. Командует ими небезызвестный уже тебе, Алексей, флотский лейтенант Кунгурцев. С твоей командой на задание отправится поручик Озеров, у него же и пакет с предписанием для моряков будет. Думаю, что они себя уже на долгом и весёлом доковании представляют, а тут для них такое хлопотное дело вдруг нарисуется. Ну да Озеров им всё как надо быстро там растолкует и организует. С вас же, Алексей, требуется отменное выполнение боевой части задания. Определённую сумму, скажем в пару десятков целковых для закупа провианта и необходимого снаряжения, ты получишь в канцелярии интендантства. Всё ли тебе понятно, и что тебе ещё для выполнения этого задания нужно?

Всё, в общем-то, и так было ясно, и Лёшка поинтересовался лишь о времени выхода команды: – Когда, Ваше высокоблагородие?

– Да вчера ещё надо было, Егоров, – усмехнулся барон. – Времени на подготовку у нас вообще нет. Неизвестно ещё, как там наш человек? Не возникли ли у него какие-нибудь непредвиденные сложности? На месте ли он вообще? Отсюда ведь всего этого ничего нам не видно. Поэтому всё тебе придётся устанавливать уже на месте. Выход из Бухареста у вас совсем скоро, ну-у, скажем, в десять часов дня. Поэтому поспеши все, что тебе нужно, сделать. В указанное время к вашему расположению прибудет сотня из третьего донского полка с заводными конями. Затем вы грузите вьюки, сами садитесь верхом и рысью к Журже. Всё понятно?

– Так точно, Ваше высокоблагородие, – ответил вскочивший с места Егоров. – Разрешите выполнять?

– Давай, давай, Алексей, с Богом! В канцелярию не забудь заскочить, там уже казначея для тебя подняли, получай свои прогонные!

Лёшка нёсся в своё расположение. Четыре часа оставалось егерям до дальнего выхода, и времени у них на серьёзные сборы уже не было.

– Стой! Кто идёт, пароль! – крикнули из темноты.

– Тобольск! – ответил Лёшка.

– Псков! – отозвался голос невидимого им караульного.

– Часовой! Поднять живо Гусева и ко мне бегом! – гаркнул он, наконец-то заметив одинокую серую фигуру с примкнутым к фузее штыком.

Через несколько минут раздалась барабанная дробь сигнала «сбор», и из домов начали выбегать егеря, застёгиваясь на ходу, поправляя амуницию и оружие.

– Команда равняйсь! Смирно! Равнение на середину!

Заместитель Егорова, старший унтер-офицер Дубков Иван Макарович доложился подпоручику об общем построении команды. В шеренгах стояли все тридцать шесть солдат, капралов и унтеров, включая даже ещё недолеченных Василия, Курта и Селантия. Егеря внимательно вглядывались в командира, они его уже прекрасно чувствовали и поняли, что это никакое не построение на учёбу или на тренировки, а грядёт самое что ни на есть «дело».

– Братцы, нам дано три часа на сборы. Затем мы уходим в долгий поход, – ставил в известность своих подчинённых Егоров. – В пути мы будем вначале на лошадях, а потом далее пойдём на судах Дунайской речной флотилии. Дальнего пешего перехода в этом выходе не предполагается. Поэтому снаряжение мы берём с собой исходя из этого. На квартирах в Бухаресте остаются наши раненые, а для вспоможения им и для пригляда за имуществом егерей назначается Иван Ковалёв, – и Лёшка взглянул на возмущённого Кудряша. – Это не обсуждается, рядовой. Да и у тебя ещё будет здесь одно особо важное дело. Рядовой Шмидт тебе о нём ещё после построения поведает. Так, по поводу подготовки к выходу. Потап, ты возьмёшь у меня деньги и пробежишься по знакомым торговцам снедью. Мы пока идём с вами на Журжу, а я думаю, что в этой крепости уже давно всё её гарнизоном из съестного вчистую в округе подметено. Поэтому бери-ка, капрал, пятерых рядовых и набирай на всю команду провианта долгого хранения. Благо сейчас уже на улице холодно, чай, уж не спортится-то он у нас в пути. Для всех остальных. Вы готовите личное оружие, амуницию, боевой припас, маскировочные халаты и всё то, что потребуется в деле. Всё это мы не раз уже с вами отрабатывали. Вопросы есть? Вопросов нет. Разойдись!

И закрутилась подготовка к выходу. Времени было в обрез, поэтому слишком настойчивому просителю рыжему Василию было в сердцах указано идти в одно нехорошее место, если он будет донимать командира своими глупыми просьбами. Афанасьев по привычке набычился, глядя в пол и сопя. И сжалившись, Алексей пояснил:

– Васька, да пойми ты, дурья твоя башка. У нас сейчас целый день тряски на конях впереди, а потом ещё двухнедельное плаванье в сырости и холоде, а у тебя вот только рана на спине начала рубцеваться, ты что, хочешь, чтобы она опять открылась и ты в дороге кровью изошёл? И так ведь легко отделался! Так тебе всё время везти не будет! Ты у нас, знаю, хороший шорник, раньше в деревне вон конскую упряжь ладил, вот и приглядись своим глазом на то, что там наш немец с кузнецом будут делать. Продумай, как это хитрое изделие будет сподручнее переносить. Сладь для неё поклажу покрепче. Тебе, как одному из самых здоровых, и таскать всё это очень скоро придётся. Всё ли тебе ясно?

– Ясно, Ваше благородие, – кивнул со вздохом Афанасьев. – Есть оставаться и сладить поклажу!

– Ну вот и молодец, а то взял тут моду сопеть. Дисциплина и устав это первое дело, Василий. Будешь жить по уставу – завоюешь честь и славу! Ну всё, иди, ступай, давай. Мне тоже нужно успеть собраться в дорогу. А то, понимаешь, сопит на пороге, мешается, – незлобиво ворчал Егоров.

В десять утра, как и было предписано главным квартирмейстерством, казаки третьего донского полка подогнали заводных коней к самому расположению егерей. Старшим сотни сопровождения был уже знакомый по прошлогодним боям хорунжий Каледин. С ним же был и подхорунжий Лутай.

– Опять на Журжу, Ляксей?

– На неё, – подтвердил казаку Лёшка.

– Егеря! Вначале крепим вьюки, затем рассаживаемся на коней! – и обратился к сотнику: – Платон, пусть твои станичники подмогнут моим солдатикам. Они-то у тебя хорошо сведущие в этом деле, в отличие от моих егерей.

– Это да-а, – усмехнулся казак. – Мои-то с рождения в седле сидят, эта наука пяхоте будет в диковинку. Мы опосля прошлого вашего сопровождения две недели коней в порядок приводили. Все бока животине ведь умудрились посбивать. И как только так можно? – и хорунжий покачал укоризненно головой.

– Станичники, подмогните егерям! – отдал он своим людям команду. – Где надо, сбрую подтяните, седло поправьте как нужно или вьюк правильно положите. Не то после них опять коней придётся выхаживать!

На своей лошади подъехал поручик Озеров и коротко переговорил с Лёшкой. Наконец сборы закончились, и, построившись в походную колонну, сводный отряд двинулся в южную сторону. Шли экономной рысью весь день, к ночи оставили по левую руку озеро Будени и углубились в лес. Дорога всем была хорошо знакомая, егеря её уже топтали несколько раз пёхом, отбиваясь штыком и пулей от неприятеля. Казаки тут хаживали в своих разъездах, сшибаясь порой на шашках с кавалерией турок. Сейчас на ней было спокойно, этот лес лежал в тылу у передовых русских войск, но война есть война, и шли, по привычке сторожко осматриваясь головным и боковыми дозорами. Ночёвку выбрали на большой поляне ближе к выходу из леса. Быстро расседлали и обиходили коней, разожгли долго горящие стояночные костры. Егеря устраивались так, как ими уже было наработано, со своими нижними и верхними пологами у необычных для этого времени и места «кострами разведчиков». Станичники подходили, глядели и удивлялись.

– Чудят «зелёные», ямы роют, в энтих ямах костры раскладывают и опосля на них котелки ставят. А как поснедают своё варево, то над теми костровищами пологи натягивают, и тогда их вообще не видно с десятка шагов. Вот ведь затейники!

Караулили егеря пятёрками при старшинстве капрала. Здесь тоже всё было не как у людей. Десяток караульных казаков, нахлобучив поглубже бараньи папахи и укутавшись в бекеши и бурки, ходили между стояночными кострами, прижимая к груди гладкоствольные карабины. Тут всё было чинно. Любой старшина всегда мог лицезреть своё охранение. Вот он, родимый, несёт свою ночную службу, а не давит у костра харю на конской попоне. С егерями всё, конечно, было непонятно, их никто не видел и вообще не слышал, и было неясно, где они и сколько их вокруг вообще. Лишь некоторые станичники, отошедшие «до ветру», потом рассказывали, как перед «энтим делом» из-за куста вдруг вымётывалась белая фигура и, обозвав желающего облегчиться нехорошими словами, желала ему всяческих телесных неприятностей, а потом уже исчезала снова в ночи. У многих видаков опосля этого пропадало всякое естественное желание, и они сильно за то обижались на егерей.

Как бы то ни было, ночёвка прошла, и после завтрака сводный отряд продолжил своё движение на юг. Ближе к обеду показалась и сама Журжи. Ошибки прежней её сдачи полгода назад были командованием учтены, и теперь гарнизон этой ключевой крепости состоял из нескольких тысяч солдат, при большом количестве орудий. Этот орешек османам был уже теперь не по зубам.

Перспективе дальнего перехода зимой, да ещё и вверх по течению, лейтенант Кунгурцев, мягко говоря, не обрадовался. Ещё бы, ему оставалось подождать всего лишь одну неделю в крепости, и уже десятого декабря, по выданному ранее предписанию, убывать двумя своими галиотами вниз к крепости Браилов, где и вставать на зимнюю стоянку и докование. А тут предстоял недельный поход за триста вёрст по ледяной воде и под зимним порывистым ветром. Декабрьская навигация, я вам скажу, это то ещё удовольствие! Турецких судов в это время года можно было не опасаться, они уже почти месяц стояли в своих гаванях и готовились командами к выходу уже после весеннего половодья. Но приказы в армии и на флоте, как известно, не обсуждаются, а в переданном Михаилу для ознакомления документе стояла чёткая формулировка: «Суда отряда Кунгурцева поступают в распоряжения обер-офицера, начальствующего над особой егерской командой, подпоручика Егорова Алексея Петровича. Сам лейтенант и все его люди должны неукоснительно следовать указаниям старшего в этом походе и всемерно оказывать ему содействие в выполнении особо важного задания командования». И последняя фраза просто убила моряка: «…При возвращении из сего похода от крепости Журжи никуда самовольно не отлучаться, а ждать в ней дальнейших распоряжений из главного квартирмейстерства Первой Дунайской армии».

Подпись – Его Сиятельство, командующий армией, генерал-фельдмаршал, граф Румянцев Пётр Александрович, число, месяц, год, гербовая печать.

Кунгурцев был темнее тучи:

– Как так-то, Алексей, мои галиоты что, тут в пирс должны будут зимой вмёрзнуть? А кто же по весне реку от турок будет оборонять? И так ведь с бору по сосёнке наскребли на нашу Дунайскую флотилию, а половина из её судов и вовсе даже отбита у неприятеля.

Ну что ему можно было на это ответить. Подпоручик был такой же исполнитель начальственных приказов, как и сам лейтенант. И ему оставалось лишь только посочувствовать этому бравому моряку.

Заночевали в крепости. Команда расположилась в огромной казарме, заставленной двухъярусными деревянными лежанками, застеленными сенными матрасами. Кислая вонь от пота сотен немытых тел и от прелой амуниции стояла здесь густой завесой. Как ни оберегались егеря дежурившими всю ночь тройками, однако двух пар сапог и патронной сумки поутру они недосчитались, благо хоть с оружием все спали в обнимку. Стрелки выходили на построение злыми, расчёсывая поеденные клопами бока.

– Что, отвыкли от такой жизни, служивые? – усмехались бывалые унтера. – Эдак вот добрая часть нашей армии годами живёт и ничего, привыкает как-то. Ничо-о, более наш особливый уклад теперяча будете ценить, вы здеся ещё не все «прелести» даже ведь видели!

Запастись годным провиантом в Журжи не удалось. С местных запасов взяли лишь только три мешка сухарей, дроблёной пшеницы и большой бочонок солонины. Ни о каких овощах, мясе или крупах речи вообще тут не было. Крепостное интендантство смотрело на Лёшку круглыми глазами и разводило руками:

– Никак нет, не привезлис, не сподобились ещё нам прислать. Вот всё, что здесь есть. Да мы и сами всем этим питаемся. Это вам, сударь, не Бухарест, где за счёт местного жителя можно подхарчеваться. Здесь за два года войны всё население в округе напрочь выбито.

Уходили в плаванье сразу же после завтрака. За ночь команда приготовила свои суда. И как только последний стрелок заскочил с мостков причала на палубу, здоровенный боцман «Дунаевца» Захарыч отдал концы.

– Ну, с Богом! – он размашисто перекрестился и взглянул на свинцовое небо. Сверху падали мелкие снежинки. Лёгкий боковой ветерок рябил чистую ледяную воду и холодил лица.