Переход до Журжи занял пять суток. Можно было, конечно, и ускориться, но Кунгурцев здраво рассудил, что ежели слишком поспешишь, так народ или рыбу вот этим самым и насмешишь. Ну, или бревно али крупный ствол топляка ниже ватерлинии поймаешь. Паводок начинается, глаз да глаз сейчас в переходе нужо-он! Поэтому и шли вниз осторожно. На первой своей ночёвке со всеми воинскими почестями похоронили Никиту. Его могилка осталась за Видинской крепостью, проходя которую Кунгурцев не удержался и ударил из всех орудий по её предместьям. Отсалютовал, так сказать, туркам! Теперь ему уже можно было не маскироваться, ну вот Михаил и отрывался.

– Эх, а вот у Тараса с Осипом даже и могилки ведь не осталось, – тужили егеря. – Всё поле после того разрыва фугаса стало нашим ребяткам скудельницей.

Раненые были в сознании, Карпыч, конечно, потерял много крови, но старый солдат не сдавался и стойко принимал все предписанные ему процедуры. Помимо его и Курта с молодым Велько, были мелкие ранения и ещё у пятерых солдат, но опасения за их жизнь у Алексея не было. У всех раны тщательно обработали и перевязали. Главное, что им сейчас было нужно, так это покой и хорошее питание. Весь свой провиант у отряда остался в низинке перед прорывом, поэтому все кормились обычным флотским пайком.

Десятого марта галиоты подошли к пристани крепости Журжи. Отсюда Кунгурцев уходил вниз к Браилову на ремонт, а егеря пересаживались на лошадей. Карпыча с Велько в Бухарест должны были доставить немного позже с обозом, раны у егерей ещё пока не затянулись. В сопровождении у отряда Егорова был аж целый эскадрон из Ахтырского гусарского.

– Вы чего, Лёш, опять, что ли, какого османского полковника где-нибудь скрали? – любопытствовал Гущинский. – У нас сюда чуть ли не весь полк под это ваше сопровождение бросили. Сказали, как зеницу ока беречь нужно особых егерей.

– Ну, вы и берегите, ротмистр, – хохотнул Озеров. – Где рессорные кареты нам, шампанское, дамы опять же где?

Гусар только лишь хмыкнул и отъехал в сторону.

– Дам им подавай! Где я энтих дам-то тут найду, в этой Валахии, – ворчал он под нос. – Эхх, в Рассею бы матушку, да в какой-нибудь уездный городок на квартирование, – и пришпорил коня.

Прибыли в Бухарест к полночи. В штабе армии не спали. В его большом двухэтажном доме всюду светились окна. Бежали куда-то вестовые, сбоку у хозяйственного строения суетилась команда фельдъегерей, придерживающая свою огромную карету. А трое мастеровых, натужно покрикивая, стаскивали с её оси разбитое колесо. Дежурный комендантский плутонг стоял на постах без привычного сонного вида. Два его патруля встретились задолго до подъезда к площади.

– Сам командующий армии сюда три дня назад прибыл, – рассказывал Лёшке по секрету Гущинский. – А намедни со столицы начальства тьма понаехала, чего-то всё суетятся, бранятся между собой и даже не пьянствуют как обычно, ну если только так, понемногу. Всё чего-то заседают в штабе, видать, кого-то из высоких сиятельств ждут. А мне по секрету дружок из квартирмейстерства шепнул, – и Гущинский, снизив голос, оглянулся на едущего в отдалении Озерова, – шепнул, что, дескать, вице-президента военной коллегии Чернышева и даже самого графа Григория Григорьевича Орлова все здесь у нас ожидают. Оттого-то тут и творится такая суета и вообще всякая непомерная строгость. Даже их, бравых ахтырских гусар, несколько дней к параду готовили. Что уж говорить об обычных пехотных полках. Тех так и вообще на плацу вконец уж замордовали!

«Нда-а, интересно, – думал Лёшка. – Похоже, что здесь назревают какие-то очень важные государственные дела, раз уж такие большие птицы в Валахию слетаются».

– Ребята, разберитесь здесь в четыре шеренги. Младший сержант Дубков, вы за старшего, – скомандовал своим егерям Лёшка. – Рядовые Афанасьев и Ковалёв, со своими походными мешками за мной, остальные пока могут стоять по стойке «вольно».

Алексей с Озеровым и двумя егерями, несущими плотно набитые бумагами походные мешки, с топотом шли по коридорам главного квартирмейстерства армии. Вот и нужная им дверь. Митенька проходу не препятствовал, а смотрел расширенными глазами на грязных и оборванных егерей. Алексей замер перед дверью, выдохнул и затем решительно постучал.

– Ваше Высокородие, ваше приказание выполнено, особая команда егерей с поручиком Озеровым прошла к указанному вами на карте месту, уничтожила курьерский отряд турок и захватила особо важные документы. При отходе к Дунаю были вынуждены вступить в боевые действия с преследующим нас противником. Уничтожено порядка двух сотен турок, попутно разгромлен один гарнизон в городе Княжевац. Наши потери – четверо рядовых. Один утер-офицер и рядовой из команды имеют тяжёлое ранение, пятеро – лёгкое и сейчас находятся в строю перед главным квартирмейстерством армии! Докладывает подпоручик Егоров! – Лёшка отбросил руку от грязной рваной шапки и кивнул своим солдатам: – Передавайте мешки!

Перед бригадиром Денисовым и полковником фон Оффенбергом, осунувшиеся и такие же грязные, как и сам их командир, два егеря осторожно опустили пару пузатых походных мешков. Главный квартирмейстер и присутствующие в его кабинете штабные офицеры молча, во все глаза смотрели на вошедших.

– Поручик, тут то, о чём мы с вами когда-то говорили? – Генрих Фридрихович пристально посмотрел в глаза Озерову.

– Так точно, Ваше высокоблагородие, – устало выдохнул тот. – И даже более того, в пересылаемых копиях для Венского посла есть часть переписки с… – и он, не докончив фразу замолчал.

– Ясно, тогда об этом поговорим позже, – кивнул полковник. – Похоже, у нас теперь будет несколько бессонных ночей. – Ну что же, Иван Фёдорович, мы, наверное, поручика пока здесь задержим, а я, если вы не против, пока выйду с Егоровым к егерям.

Барон медленно обходил строй оборванных и исхудалых солдат. У многих из них полушубки и шапки были изодраны, и сквозь эти прорехи виднелось сукно зелёных мундиров. Все лица были серые от въевшейся в их кожу пороховой копоти и костровых дымов. Балканские ветра, морозы, а потом сырость и яркое весеннее солнце тоже оставили на всех свой след. Было видно, как устали все эти люди, прошедшие на своих двоих с тяжёлой поклажей более трёх сотен вёрст по заснеженным горам и лесным чащам. А ведь потом был ещё и путь обратно по весеннему бездорожью. Но их усталые глаза, тем не менее, излучали сейчас спокойствие, уверенность и какую-то внутреннюю умиротворённость. Наверное, так смотрели они сами, их отцы и деды на вспаханное и засеянное поле у родной деревни, на выкорчеванную росчищь в лесу, на срубленную и сложенную за несколько дней из брёвен избу для семьи. Они отработали, они сделали своё дело, и они теперь дома.

Полковник отошёл к середине строя и приложил к своей треуголке руку:

– Благодарю вас за службу, егеря! Спасибо вам, братцы!

– Рады стараться, Вашвысокблагородие! – рявкнул разом подобравшийся солдатский строй.

– Ведите людей на отдых, подпоручик, – обратился он затем к Лёшке. – Пусть солдаты отсыпаются и отдыхают, я распоряжусь в интендантстве, чтобы вам порцион на этот месяц в два раза увеличили. А ко мне явитесь через три дня с подробным письменным рапортом обо всём том, что произошло за эти два месяца, и со списком на поощрение всех отличившихся. Можете быть свободны!

Барон задумчиво смотрел вслед небольшой воинской колонне, уходящей с площади. Затем, как видно отбросив свои думы и вернувшись к реальности, он тяжело вздохнул и направился к парадному входу в здание. Ему и многим людям в нём предстояла теперь титаническая и многодневная работа.

Нужно было разобрать все добытые егерями бумаги по их степени важности, сделать с них копии, а затем отослать оригиналы в северную столицу с курьерами. Причём самые важные из них нужно было отправлять в самом срочном порядке. Через два дня в Санкт-Петербург отбывал Григорий Потёмкин. Ему-то и предстояло передать самой государыне и её императорскому совету архиважную переписку Блистательной Порты с Австрийскими Габсбургами.

Особенно интересным из общей почты был отдельный пакет с инструкциями для посла Османской империи в Пруссии. Из него и из тех бумаг, что предназначались для посла в Вене, можно было видеть, с какой тонкой изощрённостью шла сейчас эта тайная война сразу нескольких государств, направленная против России. Её явный и прямой противник, Османская империя, за спиной у которой стояла могущественная Франция, активно искала союза с Австрией, своим вечным соперником на Балканах. Более того, из захваченных бумаг становилось ясно, что между этими двумя странами была заключена тайная конвенция, в соответствии с которой австрийское правительство брало на себя обязательство любыми средствами, в том числе и военными, добиться возвращения Османской империи всех крепостей и территорий, захваченных русскими войсками. Турция же, в свою очередь, за услуги обещала передать австрийцам Малую Валахию и выплатить огромную субсидию в 10 миллионов пиастров золотом. Причём три миллиона, как следовало из этой переписки, были ими уже переданы в качестве задатка.

Османскому послу в Пруссии настоятельно рекомендовали проявить настойчивость и сделать всё, чтобы расстроить союз короля Фридриха с русской императрицей Екатериной. Ресурсами для этого посольство не ограничивалось, и то золото, которое ехало в каретах, предназначалось как раз для того, чтобы «смягчить» позиции некоторых важных сановников в свите прусского короля. Особенно ценным были ссылки визиря на состоявшуюся недавно встречу в Нейштадте прусского короля и австрийского императора Иосифа II с представителями от Османской империи, которые предложили им обоим стать посредниками при заключении русско-турецкого мирного договора, разумеется, на условиях Турции.

Для того чтобы ограничить влияние России в Причерноморье и на Балканах, ей предполагалось навязать мирный договор по образцу Белградского 1739 года, где она, победив в войне 1735–1739 годов, приобрела лишь небольшую территорию у Днепра. По нему ей запрещалось вовсе иметь свой военный и торговый флот на Азовском и на Чёрном морях, а вся торговля могла вестись лишь только с использованием турецких кораблей. Этот договор был победой французской тайной дипломатии. По своему существу он ликвидировал все военные завоевания России и лишал её выхода к Чёрному морю. И по этому же пути и сейчас предполагалась пустить теперь уже «екатерининскую» Россию.

– Ну-ну, – усмехнулся полковник, перечитывая очередную копию донесения военного министра Габсбургов, перехваченную турками, – «полная дислокация военных сил из Нидерландов к границе с Валахией ранее лета 1773 года никак не представляется возможной». Предлагается ограничиться перемещением нескольких полков от Вены к Дунаю с демонстрацией военной угрозы правому флангу русской армии Румянцева.

– Как всегда, интриги, интриги и много золота! Надеюсь, в высоких кабинетах Санкт-Петербурга не глупые люди сидят, и они всё же сумеют распутать все эти клубки, чтобы не обесценить кровь русского солдата, – и барон переложил копию в толстый пакет с пометкой «Срочно!».