Шли седьмые сутки пребывания команды вблизи тракта. За эту неделю все основательно отдохнули, хотелось уже поскорее выполнить задание и вернуться к себе в Бухарест, но сигнала всё не было. По несколько раз за день наблюдали проезд по тракту крытых повозок. Нередко они следовали в сопровождении конной охраны. Восьмого февраля всё было как обычно, долгий день медленно тянулся к закату. Поужинали чорбой, густым супом, сваренным с лапшой и бараниной и с добавленной в него поджаренной на масле мукой. Макарыч пошёл разводить новую смену караульных. Тимофей крикнул Лёньку с Никитой, и они ушли менять тройку Трифона, отстоявшую весь день на посту наблюдения. Темнота ещё не успела укрыть землю, был тихий вечер, и с неба начал падать лёгкий снежок. «Ну вот и ещё один день прошел», – подумал Алексей. И сколько их ещё пережидать здесь, было непонятно.

В отдалении послышался крик, и через минуту в каменный проём в сопровождении двух караульных заскочил Лёнька.

– Вашблагородие! Сигнал, сигнал появился на доме! – тараторил он, учащённо дыша после бега. – Тама сразу и шест с тряпицей, и зажжённой фонарь тоже вывесили. Сумерки ведь, мы и то и другое смогли разглядеть. Я сюды с вестью быстрее побёг, и господин каптенармус с ребятами тоже вскорости будут.

– Егеря, в ружьё! Всем готовиться к выходу! Сигнал пришёл! – крикнул Лешка, закидывая за спину свой штуцер. Со своих лежанок взметнулись десятки фигур, расхватывая личное оружие и снаряжение. Макарыч крикнул Никиту, и они вдвоём выбежали за пределы расположения, чтобы собрать дальний дозор. Минут через десять отряд вышел из-за каменной россыпи древних крепостных стен и направился к южному склону холма. Из полуразрушенной цитадели к ночному небу шёл белый пар, то затухали залитые водой очаги. Темнота окутала всё вокруг, и только лишь разбросанные лесины, вязанки хвороста да лёжки из елового лапника говорили о том, что здесь кто-то только совсем недавно жил.

– Вашблагородие, впереди всё спокойно, – прошепелявил Борька. – Фёдор Евграфович велел вам передать, что свежего следа у моста нет, похоже, что уже около часа там никто не проезжал. Снежок поверху чуть нападал, – и он кивнул на снежинки, опускавшиеся на его маскхалат.

– Спасибо, братец, веди нас, – поблагодарил дозорного подпоручик. – Команда, бегом марш! – и егеря лёгкой трусцой припустились за головным.

– Это хорошо, что свежего следа нет, – тихо объяснял он на бегу Озерову. – Значит, не проскочили ещё наши курьеры, не решились они всё же в ночь идти, похоже, что, как мы и предполагали, передышку в Нише сделают, а уже наутро дальше двинут. – Но бережёного Бог бережёт, – как бы продолжая былой спор, подчеркнул он, – вдруг они всё-таки решатся и ночью потихоньку ехать, тут нужно быть ко всему готовыми. Сейчас мы на месте оглядимся, людей по номерам расставим и всем до утра передышку дадим.

– Тебе виднее, Алексей! – выдохнул на бегу поручик. – Так-то морозы спали, чать уж не заколеем их до утра там ожидать?

– …Второй номер – две пятёрки Трифона, располагайтесь пока возле моста, как только будет сигнал от дальнего дозора, вы сразу же скатываетесь все вниз под него и ждите там своего часа, – расставлял своих егерей командир.

– Третий номер – это две пятёрки наших самых метких стрелков штуцерников, здесь старшим подпрапорщик Зубов. Иван Карпыч, как мы уже раньше обговаривали, вы занимаете своё место у этих двух каштанов, что стоят возле самого моста, и ведёте отсюда свой точный огонь. Ваше дело – выбить кучера на задней карете, а потом уже бить на выбор по конной охране. В ближнюю свалку не лезьте, там будут работать моя группа захвата и две мостовых пятёрки. Нам у моста столько людей там, думаю, что за глаза хватит. Для вас же быстрая зарядка – выстрел, быстрая зарядка – выстрел. С нашими новыми пулями, думаю, что вы со своей позиции за минуту каждый по две цели сможете забрать. Всё, идите, занимайте свою позицию, да осмотритесь там хорошо! – И десять самых метких стрелков команды направились к своему указанному рубежу.

– Четвёртый номер – две пятёрки во главе с каптенармусом Осокиным. Тимофей, ваша группа самая большая и у тебя в ней самые крепкие парни. Каждый должен успеть по две своих гренады метнуть. Труты держите наготове, но только не откройтесь раньше времени охране. Как только на мосту первый выстрел раздастся, так сразу же и вы действуйте. До дороги два десятка шагов, так что докинете, тем более что наша сторона со стороны холма чуть выше. Лишь бы не сплоховал никто, не добросите или выроните гренаду, себя осколками посечёте.

– Да не-ет, вашбродь, – унтер помотал головой. – Сколько раз мы уже те гренады метали, и на учениях, и в бою, чай, не сплошаем, да и новичков у меня нет, из самых молодых вон только лишь Курт с Васяткой. А у них-то и у самих голова холодная, да и рука крепкая, хорошо на такое оружие набитая. Не беспокойтесь, господин подпоручик, не подведём!

– Ну ладно, надеюсь на вас, Тимофей, – кивнул Егоров. – Ответственное у вас дело, если вы большую часть охраны в первые полминуты не положите, то мы все потом у моста кровью умоемся. Развернётся на нашу сторону конница и пойдёт здесь сабельками махать. Помнишь, как с беслы у Дуная резались, а мы потом братишек хоронили?

– Помню, вашбродь, забудешь такое, – проворчал унтер. – Будем стараться, Ляксей Петрович.

– Ну ладно, старайтесь, Тимофей Захарович, очень старайтесь. Надеемся мы на вас. Как только все гренады сработают, бейте конных из фузей и штуцеров. И на всякий случай заранее на них штыки наденьте. Ежели всё же прорвутся к вам эти всадники, так одно спасение будет у вас на те штыки. Быстро строитесь в каре и встречаете их сомкнутым строем. А там, глядишь, и мы к вам от моста на подмогу подоспеем. Ну всё, Захарыч, давай расставляй солдат по позиции.

Пятый номер, последний в нашем списке. Вы, Потап, наш самый дальний заслон. Забирай своих четверых рядовых и отходи на сто пятьдесят шагов в сторону Ниша. Там рядом с дорогой небольшая возвышенность есть, хорошо на ней маскируетесь и слушаете дорогу. Наш помор Савва очень чуткий, и зрение у него отличное, с рассветом за версты три конного от пешего определит. Как только почуете, что кто-то по дороге в нашу сторону двигается, так сразу же нам шумните. И не обязательно, что это курьерский отряд будет, от всех нам здесь хорониться теперь нужно. Как только те, кого мы ждём, мимо вас к мосту пройдут и у нас там с ними бой завяжется, бейте охране в спину, но сами при этом не высовывайтесь. Ваше дело сумятицу им с тыла внести, а если вдруг какая карета и развернётся, только вы и сможете её остановить. Гренады держите все наготове, если всё будет удачно, вы их в отступающих конников потом метнёте. Опять же повторюсь, маскируйтесь как можно сильнее, у вас дозор оторванный от остальных сил, если что-нибудь у нас не заладится там, у моста, то вы первые под ударом конницы окажетесь.

Ну вроде бы всё. Все команды убыли занимать свои места, и возле Лёшки оставались только Озеров с Макарычем.

– Пойдёмте на своё место, братцы? – позвал их подпоручик. – Думаю, что совсем скоро сюда наши сербы с повозками прибудут. От деревушки-то ходу досюда меньше одной версты.

Ночь прошла спокойно, только пару раз проскакали одиночные всадники. Да неспешной рысью прошёл мимо сцепившихся повозок отряд конницы около пары десятков сабель.

– Что у вас тут такое, почему ночью на дороге торчите, бестолковые? – старший капрал онбаши навис на своей лошади над Богданом.

– Не гневайтесь на нас, господин, – захныкал, согнувшись в поклоне, разведчик. – Вот столкнулись в темноте с этим дурачком! – и он кивнул на Живана, снявшего в приветствии свою драную шапку. – А теперь вот упряжь порвалась и с передней оси колесо соскочило. Это всё вот он виноват, – и Богдан с обидой кивнул на Милорадовича.

– Да не слушайте вы его, славный командир великого султана! – ответил Живан. – Это он сам во всём виноват, не пропустил меня, когда я с моста съезжал, вот наши повозки-то и столкнулись. Дурак, и в ночи вообще ничего не видит.

– Да ты сам дурак! – возмущённо воскликнул Богдан и сплюнул в злости на землю.

– Замолчите все! – крикнул в сердцах командир турок. – Муса, Селим, проверьте-ка быстро повозки, – и двое всадников, спрыгнув с коней, принялись обшаривать подстилку из сена.

– Одно лишь сено, господин онбаши, – доложился вскоре тот, что обшаривал телегу Живана.

– А у этого на сене два мешка с овсом лежат, – доложился другой.

– Забирайте овёс вьюком, в Нише для коней пригодится. Зачем он этим крестьянским клячам, им и прелого сена хватит, – капрал с отвращением кивнул на худых лошадей и тронул своего коня с места. Проезжая мимо Милорадовича, он перегнулся с седла и стегнул его плёткой. – А это тебе наука, чтобы ночью глядел лучше, да всегда имел при себе бакшиш и мог им одарить воинов султана.

– Хорошо, как скажешь, уважаемый, – проворчал тихо Живан, почёсывая спину. – И глядеть буду лучше, и хороший гостинец приготовлю для тебя, только вот свинцовый. Одарю им при случае, не сомневайся.

Цокот копыт скрылся вдали, и с обочины на дорогу вылезли егеря.

– Не журись Живан, – успокоил серба Макарыч. – Плётка не сабля, шубейку, чай, не просечёт. Ладно, он хоть тебя не по лицу ей вдарил.

После полуночи похолодало, движения на тракте вовсе не было, и егеря, выставив часовых, задремали на своих номерах, накрывшись пологами и прижимаясь друг другу. Лёшке не спалось, была у него какая-то маета на душе, которая бывает зачастую даже у многоопытных солдат. Наконец и его сморил сон, и он, уткнувшись в овчину полушубка Макарыча, провалился в глубокий сон.

– Вашбродь, вашбродь, просыпайтесь! – тряс подпоручика за плечо Зосим. – С восхода сереть начинает, господин капрал приказал поскорее разбудить вас.

Егоров вылез из-под полога и поёжился. Перед рассветом всегда казалось, что холоднее, чем в остальные ночные часы. Лёшка попрыгал на месте и обтёр снегом лицо. Пройдёт какой-то час, и тут будет совсем светло, нужно было без промедления поднимать ребят, чтобы они успели позавтракать сухим пайком и смогли бы оглядеться вокруг при дневном свете. Скорее всего, примерно в это же самое время должны были в Нише будить и султанских курьеров. Промедление в их службе недопустимо. Пока им там запрягают лошадей, они поедят жирного плова, запьют его горячим бараньим бульоном или же чаем и затем опять понесутся по дорожному тракту, чтобы только поскорее доставить такие важные бумаги в далёкую Вену.

– Подъём, подъём, братцы, – слышалось вокруг. – Встаём, руками, головой покрутили, ногами потопали, поприседали, чтобы кровь быстрее бежала, – поднимал всю команду Макарыч. – Сейчас дежурные кипятку вам поднесут, чтобы вы сухомяку запили. Зосима, готов ли кипяток?

– Готов, господин сержант. Сейчас уже Савва со Степаном его по котелкам разольют, да потом уж наверх из-под моста поднимут, – ответил унтеру молодой солдат.

Быстро сделав быструю болтушку из обжаренной муки, топлёного масла и мелко порубленной варёной баранины, егеря позавтракали и, проверив оружие, разошлись маскироваться на свои позиции. Минут через десять Алексей прошёлся по дороге и придирчиво всё осмотрел. Ни один кустик не дрогнул на обочине, движения вообще не было, всё вокруг было белым-бело, и только лишь лёгкий снежок падал, кружась, с небес на небольшие белые холмики, заметные только лишь намётанному взгляду подпоручика.

– Всё, ждём сигнала. Вот-вот с минуту на минуту должны будут уже показаться и сами курьерские кареты. Ну всё, теперь можно вооружаться и всем тем, кто стоит на первом номере возле самих телег. Теперь-то уже вряд ли кто-нибудь поспеет от Нишской крепости сюда, кроме их цели.

Группа захвата из офицеров, Богдана с Живаном и Макарыча разложила ружья под сеном телег, а под драные крестьянские шубейки и под телогрейки все спрятали пистоли. Лёшка отошёл на пару десятков шагов в сторону и осмотрел место засады. Обычные чумазые мирные жители в рванине стоят и ругаются возле сцепившихся телег. Пятеро – это не толпа, которая будет вызывать подозрение, с этим здесь всё нормально. Ну же, где вы, где? Словно в ответ на его немой вопрос издалека, от пятого номера, раздался крик Потапа:

– Е-едуть, е-едуть, вашбродь! Встречайте!

Лёшка резко выдохнул:

– Ну вот и дождались! Команда к бою! До первого выстрела сидим как мышки тихо! По-оехали!

Минута, две, три было тихо, Лёшке казалось, что он слышит даже, как падают с лёгким шорохом снежинки. Вот фыркнула их лошадь у одной из телег, другая помотала башкой и, ткнувшись мордой в сено повозки, вырвала из неё большой клок. Наконец издалека послышался шум от топота копыт и какой-то скрип. И вот они показались, эти две долгожданные, большие чёрные курьерские кареты, закупленные в своё время турками во Франции и использовавшиеся ими под курьерскую, дипломатическую почту.

– А хорошо идут-то как, шибко! – пробормотал Макарыч, расстёгивая пуговицы на своём драном полушубке. – Небось, не проскочат на всём ходу мост?

– Не проскочат, там выбоины хорошие, а они эту дорогу как свой двор знают, за столько лет-то, небось, наизусть уже выучили, – ответил Лёшка и, обернувшись к Богдану с Живаном, крикнул: – Начинаем суету, у нас тут недоразумение небольшое, и нам нужно скорее путь освободить!

Сербы согласно кивнули и начали крутиться у своей телеги, размахивая руками и что-то вопя.

В это время обе кареты проскочили пятый номер дальнего заслона и начали сбавлять скорость. Всё верно, перед мостом большие рытвины и нужно ехать аккуратно. Блин, а охраны-то сколько, – Лёшка оценивающе вгляделся в приличный конный отряд, следующий за каретами. Пять десятков там точно есть. Рядом с кучером на козлах по усачу с ружьём, да в каретах по человека три, небось, сидят. В любом случае шесть десятков человек против их сорока двух. Но на нашей стороне преимущество. Мы знаем, что их сейчас будем убивать, а они пока ещё нет. Работаем!

Первая телега зашла на мост. С неё вовсю орали одетые в длинные тулупы кучер и усатый охранник. Ну да, в такой шубейке хорошо не повоюешь.

– С пута! Однесите колица! Будало! (С дороги! Убери телегу! Дурень! – серб.) – проорал громко Лёшка и шагнул к съезжающей с моста карете. Отлично, а вот и вторая замедлилась и подъехала к самому мосту. Весь охранный отряд прошёл уже самый дальний заслон и теперь втягивался в убойную зону четвёртого гренадного номера.

– Убирайте телеги, скоты! Мы султанские курьеры, с дороги! Сейчас всех вас в реку сбросим! – орали с козлов обеих карет.

– Да, да, уважаемые, уже убираем! – прокричал на турецком Лёшка и, скинув верхнюю рванину, с семи шагов метнул один за другим свои швырковые ножи.

Время неслось галопом. Кучер, булькнув пробитым горлом, выпал с верхнего сиденья вбок на землю. Досадно, второй нож, как видно, чиркнул об дуло ружья, зажатого в руках у охранника, и, чуть отклонившись, вошёл ему в плечо. Воздух огласил дикий рёв боли. Быстрее! Дверца кареты открылась, и из неё показалась недовольное холёное лицо:

– Ne gürültü! Neden gitmiyoruz?! (Что тут за шум! Почему не едем?!)

– Карета сломалась, господин! Сейчас мы её чинить будем! – проорал на турецком Лешка, подскакивая к двери.

Турок с выпученными от неожиданности и страха глазами смотрел на человека в зелёной военной форме с двумя массивными пистолетами в руках. Он только открыл рот, чтобы закричать от ужаса, как ему в лоб вбили тяжёлой рукояткой. Егоров рванул на себя ручку кареты, и турок вывалился наружу. Бах! – первый выстрел за сегодня хлопнул во второго, привставшего со своего сиденья пассажира. Бах! Подпоручик интуитивно отпрянул в сторону, и пуля из пистолета третьего прошла возле самого его уха. «Чуть бы правее прицел – и конец», – подумал он и приготовился стрелять. Бах! – третьего пассажира откинуло на полкареты пулей Озерова. Молодец Мишель, как раз вовремя! Всё, этих курьеров мы всех выбили. Бабах! Бабах! Бабах! Бабах! – донеслась череда близких гренадных разрывов. Бах! Бах! Бах! – били частые фузейные и штуцерные выстрелы. Номера егерей выбивали охрану. А у первого номера и у мостовых пятёрок была ещё вторая карета. Кучер и охранник свисали с козлов, пробитые штуцерными пулями. Бах! Бах! В выбегающих из-под моста егерей ударили из кареты два пистолетных выстрела, и белая фигурка, окрашивая красным снег, упала на дорогу.

– Ну как так-то! – прокричал Лёшка и разрядил свой второй пистоль. Пуля вошла в карету, а за ней туда же впились ещё несколько, свои пистолеты в неё разрядила почти вся группа захвата.

Управлять этой каретой было некому, две обезумевшие от страха лошади понесли её только в одну возможную сторону – на мост. А там сейчас стояла вторая карета.

– Все назад! – проорал Егоров и, резко развернувшись, рванул с моста к повозкам. Позади него раздался оглушительный треск, кони с каким-то истошным визгом налетели на первую карету и, резко приняв вправо, рванули, выворачивая оси с колёсами вбок. Большая крытая повозка рухнула с моста в реку. Алексей выхватил из-под сена повозки свой штуцер и прицелился в мечущихся за мостом всадников. Бах! Приклад ударил в плечо. Бах! Рядом раздался выстрел винтовки Макарыча. Бабах! Бабах! Разорвались две последние гренады. Вдаль на юг, в сторону Нишской крепости уходила только пара десятков оставшихся от всей курьерской охраны. Хлопнули фузеи дальнего заслона, и ещё пара всадников вылетели из своих сёдел. Всё, здесь бой был уже закончен.

По первой карете уже шарили Озеров с Богданом. Вот из неё выпал труп турка, и его тщательно обыскал поручик. Так, этот пакет сюда же. Однако, помимо двух объёмных, кожаных сумок, здесь было ещё несколько отдельных пакетов. Все их разведчики внимательно осматривали, а затем складывали на расстеленную на снегу попону.

Лёшка перезарядил свой штуцер и подбежал к предмостной обочине. Чуть дальше виднелись небольшие чёрные круги со строчками на снегу и на льду. Гренады густо выбили весь участок дороги, посечённые осколками кони и люди лежали страшной кровавой грудой на большом её участке. Некоторые из них были ещё живы, и до Егорова доносились крики, стоны и конское ржание. Дальше по дороге тоже виднелись тёмные фигуры. Но тут в основном были уже одни всадники, выбитые из сёдел пулями.

– Кого?! Жив? – он, подбежав, опустился на колени.

Стоявшие вокруг егеря сняли свои лохматые шапки.

– Эх, Зосим, Зосим! Молоденький ведь был совсем, – тихо проговорил Карпыч. – Только что ведь обтёрся парень в нашей команде. Всё хотел побыстрее этот волчий хвост на свой картуз заработать. Вот ведь, заработал! – И он, споров со своей шапки этот символ команды, положил его убитому на грудь.

– Карпыч, рядового Галкина похоронить в нашей старой крепости. Отходить будем через неё. Времени у нас в обрез, поэтому копайте там могилу немедленно, на первой карете за мостом сзади кирка и лопата прицеплена. Мы через несколько минут выйдем за вами, там все и попрощаемся с Зосимом!

– Тимофей, обойдите всё вокруг, соберите несколько карабинов, раненых турок оттащите к обочине. Их и мёртвых османы потом сами приберут.

– Всем перезарядить всё своё оружие и приготовиться к отходу, думаю, через час-другой тут будет не протолкнуться от славной кавалерии султана. Как же, на территории Нишского пашалыка султанских курьеров убили!

– Алексей! Дай мне людей в помощь! – Деятельный Озеров уже стоял на той карете, которая вылетела с моста. Бах! Добил он бьющуюся, искалеченную лошадь из пистолета и осторожно приоткрыл дверь. – Всё, тут трое и они все готовые, – крикнул он, осматривая сверху тела. – Река здесь мелкая, да и карета эта удачно упала, я в неё сейчас спущусь, а вы у меня всё принимайте! – и он нырнул вниз. Наверх была поднята уже знакомая сумка и пара пакетов, а потом звякнул передаваемый из рук в руки кожаный мешок с печатями. Затем второй, третий. – Золото, Егоров, много золота! – пояснил он, увидев удивлённые глаза Лёшки. – Вот так вот, Алексей, война, кровь, дипломатия и золото, всегда все вместе и рядом идут.

Наверх подняли десять увесистых мешков по пуду весом каждый.

– Нам-то они ни к чему, какой ляд их тащить с собою вдаль. Но вот если турки на месте обнаружат золото, а бумаг здесь никаких не останется, так они сразу же поймут, что охотились именно за ними. А так, первое, что им придёт в голову, так это то, что напали ради него, ну а бумаги, да на кой они кому нужны, эти бумажки? Вот здесь сумка с частной перепиской, сейчас мы её распотрошим возле самой реки, и пусть кажется, что все бумаги с карет пустили по течению. Просыпаем немного монет возле карет и вперёд! Жалко, тот, которого ты оглушил пистолем, помер, с собой бы его прихватили, глядишь, и рассказал бы чего интересного. – Озеров сноровисто осмотрелся вокруг места нападения и удовлетворённо кивнул Алексею: – Ну вроде бы всё, теперь можем уходить. И давайте уже прощаться.

С этой самой минуты Богдану нужно было отделяться от отряда и уходить как можно быстрее в сторону Белграда. Именно там ему и предстояло затеряться и продолжать своё тайное и такое опасное дело.

– Прощайте, братья! Может, Бог даст, и увидимся ещё! Удачи вам! – серб вскочил на коня и резко его пришпорил. Прошло немного времени, и они скрылись за дальним поворотом.

Минут двадцать прошло от первого выстрела, – прикидывал Алексей, отходя к поросшему лесом холму. Ещё немного, и его догнала заслонная пятёрка.

Сейчас недобитки из охраны как раз, наверное, залетают в Нишскую крепость, а там царит форменная паника и неразбериха. Как же, вид у них сейчас страшный, многие всадники и их лошади в крови от мелких осколков гренад, все орут, что на них напали сотни врагов, а они спаслись чудом. Нужно будет время, чтобы нашёлся тот, кто всех успокоит и оценит случившееся. А вот потом, когда он поймёт, что под боком у крепости с его сильным гарнизоном какими-то неизвестными разгромлен отряд с султанскими курьерами, вот тут-то всё плохое и начнётся. Поднимут целый алай (полк), осмотрят место нападения и бросят конницу на прочёсывание местности. Часа через два, максимум три, по всей равнине и по проходимым предгорьям понесутся дозорные отряды, чтобы найти злодеев. Здесь будет одно спасение – это идти там, где для конных хода нет. В противном случае они сядут нам на хвост и не отстанут до тех пор, пока всех не вырежут. Одна надежда на то, что в Нишском пашалыке не окажется в это время какого-нибудь отряда из горцев-наёмников. Тех же албанцев, которых было достаточно на службе у турок.

Поднявшись на заросший лесом холм, Егоров выставил пост на той площадке, с которой они ранее вели наблюдение за дорогой, а сам он поспешил к крепости. Здесь предстояло проститься с погибшим, спрятать всё золото в развалинах, переложить поклажу и потом уже продолжить движение на север.

Снег усилился, большие крупные снежинки засыпали вокруг землю и кусты, ложились на непокрытые головы и лица егерей, стоящих возле могилы. Прощай, солдат, прощай, Зосим, далеко от родной стороны ты сложил голову. Вечная тебе память! Покойся с миром, брат! Хлопнул прощальным салютом фузейный залп, и вскоре в древних развалинах стало опять тихо. Прошёл какой-то час, а белым снегом уже запорошило все следы, и только лишь деревянный крест над белым холмиком указывал, что здесь не так давно были люди.