– Не могу вам ничего обещать, подпоручик, – хмуро отвечал Лёшке Баранов. – Дело действительно приняло весьма скверный оборот. Думашев имеет весьма высоких покровителей, причём не только в армии, но и гораздо выше. Полковник пообещал задействовать их всех, сколько у него только есть, и даже потратиться, коли будет нужно. Он посчитал делом чести довести всю вашу троицу до трибунала, и хотя его обвинения и шиты белыми нитками, но просто так от них отмахнуться нам уже не удастся. Вы хотя бы догадываетесь, Егоров, кто покровительствует командиру Выборгского пехотного полка?

Алексей совершенно искренне потряс головой:

– Не имел чести знать, Ваше высокоблагородие.

– Ну-ну, – усмехнулся тот. – Скажу тебе только, что в 1762 году поручик Думашев Александр Фёдорович служил в Преображенском гвардейском полку и был весьма дружен с Чертковым Ефграфом Александровичем, который, в свою очередь, очень хорошо знал братьев Орловых. В этом году, как ты сам знаешь, хм… на престол взошла наша матушка императрица Екатерина Алексеевна, да продлятся славные годы её правления. Ну а многие, кто в этот год служили при столичной гвардии, хорошо-о эдак выросли в своих чинах. Соображаешь, о чём я веду речь, Егоров?

– Соображаю, – вздохнул Лёшка.

Именно летом этого года произошёл дворцовый переворот, в результате которого был свергнут император Пётр III, а на престол, как говорится, на штыках гвардии, взошла его жена, в девичестве София Августа Фредерика Ангальт-Цербская, в православии – Екатерина Алексеевна. Или, как её будут звать потом в веках, Екатерина II Великая!

И вот одним из участников этого самого дворцового переворота как раз таки, похоже, и был полковник Думашев, имеющий весьма серьёзные связи среди сильных мира сего.

Да-а, дело действительно принимало весьма скверный оборот.

Майор Баранов, наблюдавший со стороны за мыслительным процессом Алексея, хмыкнул и попытался его подбодрить:

– Не вешай нос, егерь. Ты же уже два раза в числе первых на крепостной вал всходил, в таких делах побывал и ничего, живой вон и здоровый. Чай, и в этот раз тоже обойдётся. Генрих Фридрихович говорил, что тебя удача очень любит, потерпи пока до его прибытия. По секрету скажу, что ему о тебе весть уже отослали. Со дня на день полковника из-под Браилова ждём. Уж он-то придумает, что тут можно будет сделать. Или совсем уже невмоготу на гауптвахте сидеть?

– Да нет, – усмехнулся Егоров. – Еда сносная, сухо, на нарах сенной матрас есть, так что даже бока, как в Думашева в темнице, не болят. Общество самое что ни на есть отменное, разделяю камеру с капитаном-казнокрадом и с гусарским поручиком, пьяницей, повесой и дебоширом, набившим морду своему командиру. Все с виду очень приличные люди. Скажите лучше, Сергей Николаевич, как у меня там в команде, всё ли ладно?

– Да не переживай, – успокоил его секунд-майор. – С учений они не вылезают, твой сержант их гоняет вон до седьмого пота. Там все унтера строго порядок держат. Ну и я к ним, не скрою, тоже порой захаживаю, так сказать, для порядка, чтобы видели все, что сверху контроль тоже за ними есть. Ну, в общем, во всём у них порядок, вас только сильно ждут, соскучились, говорят. Ну что, пошли, я тебя разводящему передам, вот только на, это тоже с собой возьми, – и он сунул тяжёлый узелок Лёшке в руки. – Твои гостинцы передали, бери, бери, говорю! Харч в таком месте лишним никогда не бывает! Сам по себе знаю, – и Николаевич лукаво подмигнул егерю.

– Угощайтесь! – Лёшка развернул узелок на грубо сколоченном столике, установленном возле нар.

– Ого-о! – поручик Белозёрский, потирая руки, подсел на стоявшую рядом скамью. – Да тут снеди на целый десяток едоков! Живём, братцы! – и, схватив круг копчёной колбасы, отхватил от него хороший кус.

Капитан в пехотном камзоле степенно перекрестился и отломил край от каравая:

– Вам, голубчик, за три этих дня вот уже вторая передача пожаловала. Хотя, казалось бы, что уж такого, егеря, никакого изобилия, так, обычная служилая косточка. Однако вот же, поглядите. А мне да хоть бы сухую корку за все те две недели, что я тут сижу, мои бы приятели и друзья пожаловали. Так нет ведь, пока был я при хорошей должности, отбоя от них не было, каждый норовил поближе ко мне быть, чтобы хоть что-то для себя урвать. А как только беда случилась, так ни одного не оказалось рядом. Вот так и вспомнишь батюшкину поговорку, не раз он меня поучал, что друзья познаются в беде. Истину говорил отец!

– Да, Александр Павлович, не тех вы людей себе в друзья выбрали, – кивнул Лешка, отрывая бедро от варёной курицы. – Ну ничего, вы человек неглупый, авось сделаете для себя правильные выводы. Главное из этой передряги вам удачно вывернуться.

– Да ничего-о, Алексей, ничего-о-о, – улыбнулся капитан. – Нет у меня уж такой большой недостачи. Накажут, конечно, для порядка, может, даже на ступень ниже званием разжалуют, а потом всё одно опять к складам приставят, хороших интендантов ведь сыскать весьма будет трудно. Не простая это должность, я тебе прямо скажу. По своей сути ведь любого тыловика можно смело на первой же осине вешать. Много у нас… мм… таких, скажем, скользких моментов.

– А я вот на своих друзей не в обиде, – гусарский поручик оторвался от душистой и сочной колбасы и жадно оглядел стол. – Эх, вина ещё сюда не хватает, бутылочки бы две на брата, вот бы хорошо тогда было, – и он с сожалением вздохнул. – А по моим друзьям что сказать, гусар живёт одним днём, такая уж у него планида – умирать молодым. Редко кто вообще до трёх десятков годков доживает. Гуляют ребята, вино пьют, девок кадрят, до меня ли им сейчас? Так что я не в обиде. Ничего, вот отсижу своё, ещё нагоню! – и он подтянул к себе копчёную грудинку.