Глава 1
Прихватили меня на пропускном пункте при попытке проскользнуть на территорию комендатуры.
Ну да — до того я сначала пробирался через лес, а потом бежал глухими окраинными задворками, не решаясь ни обратиться за помощью к полицейским, ни попытаться остановить выехавших на ночное патрулирование коллег.
У первых рассказ подвыпившего молодого человека, перепачканного в крови, наверняка бы вызвал известного рода скептицизм, а что касается вторых… Я просто боялся нарваться на соучастников террористов, планировавших расстрел парохода. Умом понимал, что вероятность такого развития событий чрезвычайно низка, но вот не шла из головы сцена, увиденная в кино и всё тут. Рванул прямиком в расположение.
Вот на контрольно-пропускном пункте и тормознули караульные. С загулявшими курсантами разговор был короткий, а куковать до утра в камере нисколько не хотелось, выложил сержанту свой единственный козырь.
— Вызовите капитана Городца!
Пока бежал, всё хорошенько обдумал, но только теперь осознал, сколь жалко и нелепо прозвучало требование поднять посреди ночи с постели капитана. Протрезвел, не иначе…
Рядовые хохотнули, начальник караула тоже не потрудился скрыть скептическую ухмылку.
— Вот прямо капитана, серьёзно?
Я ничего объяснять не стал, только поднял руку и покрутил ладонью, полностью оттереть кровь с которой так и не сумел. Сержант враз стал собранным и серьёзным, вытянул меня в круг света, отбрасываемого фонарём, окинул цепким взглядом.
— Ну смотри, курсант, не та сегодня ночь, чтобы шутки шутить, — предупредил он.
Ничего отвечать я не стал, а один из бойцов вдруг негромко сказал:
— Едут.
Я оглянулся и увидел фары катившего на выезд автомобиля. Шлагбаум моментально ушёл вверх, но сержант вышел на середину дороги и поднял руку, призывая водителя остановиться. Легковой вездеход со сложенной по случаю хорошей погоды крышей резко затормозил, и послышался раздражённый рык:
— Ну что ещё?!
Начальник караула рысцой приблизился, что-то сказал и указал на меня, а следом махнул рукой, требуя подойти. Я подбежал.
— Что у тебя? — потребовал объяснений капитан Городец, чья скуластая физиономия казалась ещё раздражённей обычного, а припухшие глаза и вовсе превратились в две злобные щелочки. — Только в двух словах, нет времени!
Я уложился в одно. Просто связал выезд среди ночи с несостоявшимся покушением на студентов и сказал:
— Броневик.
Капитан глянул резко и остро, ничуть не сонно, и скомандовал:
— В машину!
А стоило только мне выполнить распоряжение, автомобиль сдал назад и отъехал в сторону, освободив проезд.
— Рассказывай! — потребовал Городец.
Я без утайки вывалил на собеседника приключившуюся со мной историю, а капитан не стал ничего спрашивать и уточнять, лишь забрал нож и взмахом руки подозвал сержанта.
— Курсанта в допросную. И предупреди своих, чтоб никому о нём ни полслова. — Потом буркнул мне: — Шевелись!
Ну, я и пошёл, а уже с крыльца комендатуры, увидел, как от автохозяйства на выезд промчались сразу три броневика и мотоцикл, на люльке которого был установлен не ручной пулемёт, а куда более солидное на вид оружие. Что-то сейчас будет…
В допросной успел даже вздремнуть. Не сразу уснул, конечно, как уселся на привычное место, сначала помаялся какое-то время, но не очень долго. Сначала отпустило нервное напряжение, потом сморила усталость.
Из беспокойного сна вырвал скрип распахнувшейся двери. Я вскинулся, продрал глаза и без особого удивления обнаружил, что, помимо Георгия Ивановича, не спится этой ночью ещё и Альберту Павловичу.
Капитан ОНКОР и консультант РИИФС — вот интересно, что их связывает?
Хотя интересно ли? Сейчас меня интересовало совсем другое.
— Ну?! Прихватили? — спросил я, не дав никому и рта открыть, потом вспомнил, где нахожусь и с кем разговариваю, и спешно добавил: — Господин капитан! Доброй ночи, Альберт Павлович!
В голове почти сразу прояснилось, и стало ясно, сколь наивно было рассчитывать на ответ, но Городец скорчил кислую мину и заявил:
— Не было там никого. — Он махнул рукой. — Да не дёргайся ты так! Нашли в пыли следы броневика, залитые бензином брызги крови и сломанное ограждение, а из стены пули извлекли. Просто опоздали.
Я втянул голову в плечи, ожидая нагоняя за слишком позднее оповещение о случившемся, но устраивать разнос мне не стали, вместо этого Альберт Павлович, откровенно сонный и при этом ничуть не растрёпанный, выставил на стол стеклянный графин, раскрыл свой потёртый портфель и спросил:
— Сколько выпил?
Я немного помялся и скорее предположил, нежели ответил точно:
— Пять или шесть кружек пива и рюмку настойки.
— Что ел?
— Только пил.
Георгий Иванович насмешливо фыркнул, но от комментариев воздержался. Альберт Павлович тоже насчёт юношеской самонадеянности прохаживаться не стал, смерил меня взглядом и уточнил:
— Весишь пуда четыре?
— Пятьдесят восемь килограммов на последнем взвешивании было.
Тогда консультант наполнил стакан водой и высыпал в него содержимое сразу двух бумажных пакетиков, размешал и потребовал:
— Пей!
Я заколебался. Альберт Павлович закатил глаза.
— Не отрава, не бойся! Не в моих принципах травить людей. Просто снимет остаточное опьянение и абстинентный синдром.
— Какой?
— Похмелья не будет. До обеда так уж точно.
Капитан Городец заинтересованно хмыкнул и попросил:
— Выделишь пакетик?
— Печень с почками запасные есть? Это только для экстренных случаев.
Я свой случай таковым вовсе не считал, но во рту так пересохло, что и в голову не пришло кочевряжиться. Выпил бы сейчас и сыворотку правды, не то что предложенные микстуры.
Или сыворотку колют? Да неважно!
Вода имела специфический лекарственный привкус, поэтому сразу осушил второй стакан и немедленно ощутил, как в организм, измученный бессонной ночью, алкоголем, стрессом и смертельным противостоянием, начинают стремительно возвращаться жизненные силы.
О-хо-хо! Даже не понимал, насколько мне до того было плохо.
— А теперь повтори рассказ, — потребовал Альберт Павлович, усаживаясь напротив.
Я не рискнул спросить, каким боком случившееся затрагивает сферу деятельности консультанта РИИФС, и выдал куда более связную версию произошедшего. Если в машине казалось, будто говорю исключительно по делу, то теперь то словоизвержение иначе как бессвязным лепетом расценить не мог. Даже стыдно стало. А уж при воспоминании о совершенно непотребном состоянии во время прогулки до водохранилища и вовсе щёки покраснели.
Впрочем, до подробностей загула никому не было никакого дела. Альберт Павлович пытался просверлить взглядом дыру в моей голове, Георгий Иванович конспектировал какие-то отдельные моменты в своём блокноте. Ну а стоило только умолкнуть, и начались расспросы.
Кто предложил отправиться на водохранилище? В какое именно время это произошло? Кто присутствовал тогда в клубе? Кто там и остался, а кто принял приглашение? Каким маршрутом добиралась до лодочной станции компания? Сколько времени это заняло? Точно ли я расслышал фамилию «Гросс» или просто не разобрал окончания слова «гроссмейстер»?
И опять, и снова, и о том же, только в другой формулировке. Раз за разом, круг за кругом.
Уж не знаю, что за химию скормил мне Альберт Павлович, но память сделалась воистину кристально чистой, в ней всплывали самые незначительные детали, стоило только о них подумать. И даже так осветить удалось далеко не все интересовавшие собеседников моменты. Чего-то я попросту не видел, чего-то не знал и знать не мог.
— Никакой ясности, — скривился под конец допроса капитан Городец. — Эксперты затрудняются определить точное время смерти экипажа броневика. Временной промежуток таков, что их могли убить как незадолго до отбытия студентов из клуба, так и непосредственно после этого. Ясно лишь одно — это был не экспромт. Акция готовилась заранее.
Я навострил уши. Экипаж броневика убит?
Выходит, схлестнулся не с сослуживцами? Уф-ф! Как гора с плеч! Одной головной болью меньше! Не дело, конечно, из-за смерти хороших людей облегчение испытывать, да только они так и так мертвы вне зависимости от моих эмоций.
Долго пауза в расспросах не продлилась, дальше потребовалось террористов описать.
— И покойника тоже? — уточнил я, невольно поёжившись. — А смысл?
— Не льсти себе, — скривился Георгий Иванович. — Судя по следам крови, ранения оказались несмертельными. Сколько раз ты ударил?
— Ч-четыре, — ответил я с запинкой, не зная радоваться или огорчаться такому повороту событий. Дрожащими руками наполнил водой стакан и в несколько длинных глотков его осушил.
— Балбес! — беззлобно ругнулся капитан и потребовал: — Опиши их! Давай! Сосредоточься!
И вот это оказалось делом весьма и весьма непростым. Нет, с мыслями собрался без всякого труда, невозможным оказалось составить словесный портрет. Луна светила противникам в спины, лиц я попросту не разглядел.
— Один плотного сложения, крепкий. Ниже меня, рост примерно метр семьдесят пять. Говорил, как показалось, с юго-западным акцентом. Лет сорока, наверное.
— Его ты ножом пырнул? — уточнил Альбер Павлович, впервые сделав пометку в блокноте.
— Нет, второго. Он был ростом с меня, но шире в плечах. Около тридцати лет, как показалось. Выговор чистый и очень правильный.
— Эмигрант или иностранец? — уточнил Городец.
Я немного поразмыслил над этим вопросом и без всякой уверенности ответил:
— Наверное, эмигрант. Акцента не чувствовалось. И ещё он сказал, что в здешней табели о рангах находится на пике четвёртого витка.
Георгий Иванович задумчиво потёр подбородок.
— Получается, проходил инициацию в одном из вторичных источников.
А вот Альберт Павлович хоть и сделал в блокноте новую пометку, к этой версии отнёсся с явственным скептицизмом.
— Эта публика слова лишнего о себе не скажет, а скажет — соврёт. И в особенности — своим местным контактам.
Я понятия не имел, что за публика имелась в виду, но уточнять не стал, решив по возможности не привлекать к себе внимания.
— Организуешь показ фотографий? — спросил у капитана Альберт Павлович, начав складывать вещи в портфель.
— Сделаю, — кивнул Городец и указал на меня: — А с этим юным дарованием как поступим?
Консультант пристально глянул, и как-то разом сделалось не по себе. И до того не лучшим образом себя чувствовал, а тут и вовсе словно препарировали. Натурально — лягушкой себя ощутил, к которой уже электроды присоединили и напряжение подвели. Аж перекорёжило всего.
— Оформляй в своё ведомство внештатным сотрудником, — сказал после недолгих раздумий Альберт Павлович и слегка подался ко мне над столом. — Петя, задача у тебя будет — проще не придумаешь. Продолжай захаживать в клуб, заводи знакомства, общайся с людьми. Не пытайся ничего выяснить и никого ни о чём специально не расспрашивай. Просто смотри, слушай, запоминай. Справишься?
Я не слишком уверенно кивнул.
— Если вдруг узнаешь что-то важное, без промедления сообщай Георгию Ивановичу. Обо всём остальном станешь докладывать непосредственно мне. Я по понедельникам провожу консультации в энергетическом училище. Номер кабинета узнаешь на вахте. Это ясно?
И вновь я кивнул.
Капитан Городец недобро улыбнулся и заявил:
— Если интересует вопрос, зачем это всё тебе нужно…
Тут я замотал головой да так, что тошнота к горлу подкатила.
— Скажу сразу, — улыбнулся Альберт Павлович едва ли чуть мягче, — никаких особых преференций выполнение поручения не сулит. Ну а поскольку моим принципам противоречит использование подневольного труда, считай его… курсовой работой. Следуй инструкциям, не проявляй ненужной инициативы, своевременно составляй отчёты — и это непременно сыграет свою роль при распределении по окончании обучения. Ты ведь не хочешь следующие пять лет патрулировать улицы, так?
Единственное, чего мне сейчас действительно хотелось, так это завалиться спать, но сначала пришлось растягивать губы в улыбке, изображая энтузиазм, а потом зубрить новую версию случившегося, в которой не было схватки с убийцами, только лишь сон в обнимку с умывальником и попытка ограбления на обратной дороге домой. Именно такое развитие событий мне следовало озвучить в свой следующий визит в «СверхДжоуль».
— Нападение хулиганов послужит оправданием для опоздания, не отправлять же тебя на гауптвахту! — пояснил капитан Городец, покидая допросную с подписанными мною обязательством хранить всё в тайне и согласием не сотрудничество, неожиданно — с контрольно-ревизионным дивизионом ОНКОР.
Тогда Альберт Павлович поднялся из-за стола и встал к двери, а мне указал на противоположную стену.
— Значит, проломился через барьер, выставленный оператором, предположительно, достигшим пика четвёртого витка? — уточнил он, стоило только занять нужную позицию. — Какое расстояние между вами было? Больше, меньше?
— Чуть больше, — ответил я, решительно ничего не понимая.
— Ничего, и так сойдёт, — махнул рукой консультант и потребовал: — Иди!
Меньше всего сейчас хотелось напрягаться, но деваться было некуда — пошёл. Примерно на середине комнаты ощутил мягкое сопротивление, привычно толкнул себя вперёд мысленным усилием и сумел сделать ещё два шага, прежде чем завяз. Остро запахло озоном, защипали кожу разряды статического напряжения, надавил, рванулся — и без толку. Потом преграда вдруг сгинула; едва удержался, чтобы не повалиться вперёд.
Альберт Павлович болезненно поморщился и потряс руками, затем оценил разделявшее нас расстояние, задумчиво хмыкнул и спросил:
— Ощущения такие же были?
— Точь-в-точь! — подтвердил я. — Только продрался легко, а тут застрял.
Тогда консультант вновь указал мне на стену.
— Ещё раз, пожалуйста!
Не заподозрив подвоха, я повторил попытку приблизиться к Альберту Павловичу, а тот на сей раз не стал выставлять незримых преград и вместо этого кинул в меня какой-то мерцавший призрачным светом шарик; не сгусток сверхэнергии, что-то совсем уж нематериальное. Ноги мигом подломились, и я рухнул на пол, в самый последний миг успел выставить ладони и лишь из-за этого не приложился лицом о доски. Мог бы даже, наверное, кувыркнуться через плечо и рвануть дальше, но вместо этого тряхнул головой и спросил:
— И что это было?
— Простая мыслеформа.
Я поднялся на ноги, плюхнулся на табурет и вновь налил себе воды.
— И зачем?
— Проверил кое-что. Не забивай себе голову, — не стал вдаваться в подробности Альберт Павлович, сунул портфель под мышку и двинулся к двери. — И вот ещё что, Петя, — обернулся он там. — Просто не испорть всё. Просто не испорть. Большего от тебя не требуется.
Консультант ушёл, а я опустился на табурет. То ли подошло к концу действие лекарства, то ли вымотало последнее противостояние, но как-то разом иссякли все силы. Лёг бы на пол, да постеснялся.
Долго скучать в одиночестве не пришлось: только-только начал клевать носом, как распахнулась дверь и в допросную вернулся капитан Городец, следом через порог шагнул командир нашего отделения. Вид у старшины Дыбы был столь мрачный и хмурый, что я, несмотря на усталость, вмиг оказался на ногах.
— Сиди-сиди, — похлопал меня по плечу Георгий Иванович, усаживая обратно, затем обратился к старшине: — Курсант Линь подвергся нападению хулиганов и был вынужден обратиться за медицинской помощью, поэтому и опоздал на вечернее построение. Объяви об этом завтра утром. Нам не нужны пересуды и кривотолки.
Дыба пристально глянул на меня и покачал головой.
— При всём уважении, господин капитан, курсант Линь не похож на человека, который подвергся нападению. В сложившейся ситуации я бы предположил, что это он сам на кого-то напал. И, возможно, даже с применением холодного оружия.
— Повторяю: нам не нужны пересуды и кривотолки. И предотвратить их — твоя забота. Меня совершенно не волнует, каким именно образом ты этого добьёшься.
«Карт-бланш, — всплыло в голове заковыристое словечко, когда очнулся на полу. — Это был карт-бланш».
Дыба избрал наиболее простое и эффективное решение проблемы и сбил меня с табурета сильным, быстрым и точным ударом по лицу. Голова кружилась, в ушах звенело, на моментально припухшей скуле набухал синяк.
— Вот теперь — похож, — с нескрываемым удовлетворением заявил старшина и протянул руку. Помог подняться на ноги и скомандовал: — Марш спать!
Дважды просить меня не пришлось. Пусть и нетвёрдой походкой, но двинулся на выход без промедления, сразу как только прозвучал приказ.
«Никто и слова доброго не сказал, а ведь я вроде как герой», — подумалось, когда уже вышел на улицу и поплёлся к казарме.
На гауптвахту не посадили? Тоже мне, поощрение! Хоть бы отоспался в камере, арестантов на зарядку, поди, не гоняют. А сейчас только глаза закрою и сразу подъём. Ещё и по лицу в очередной раз получил. Не оставил Дыба безнаказанным опоздание из увольнения, применил меры физического воздействия. Принципиальный какой, сука…
Когда отмыл в уборной руки и проскользнул в комнату, Василь сопел в две дырочки, поэтому обошлось без расспросов, разделся и завалился спать. Утром, конечно, пришлось наврать соседу с три короба — вроде как заранее отработал, как выразился Городец, легенду.
Василь только похмыкал, а вот в строю, когда о моих злоключениях поведал старшина, послышались обидные смешки. Я даже слегка покраснел от стыда и раздражения. Но — промолчал.
А дальше и вовсе стало не до разговоров. Дыба определённо заимел на меня зуб и едва не загонял на зарядке до обморока. Три подхода по восемь подтягиваний и двадцать пять отжиманий я осилил без особого труда и даже на брусьях не сплоховал, но вот приседания с нагрузкой и наклоны до земли давались сегодня как-то совсем тяжело. Между тем Дыба делал упор именно на них.
— Господин старшина! — обратился Фёдор Маленский к командиру отделения, после того как занятие физподготовкой подошло к концу. — А какое наказание понесёт курсант Линь за опоздание?
Дыба глянул на заместителя с откровенным раздражением.
— Какое назначат, такое и понесёт. Это уже не нам решать.
Федя даже не попытался скрыть довольной улыбки, что откровенно обескуражило. Пусть заводить друзей не умею и с незнакомыми людьми схожусь с трудом, но Барчук-то чего на меня взъелся? Не такой уж я и отстающий, чтобы отделение назад тянуть, да и все установленные нормативы строго индивидуальны. Так какого лешего?!
Занятый этими невесёлыми раздумьями, я даже не заметил, как по дороге на завтрак сбоку пристроилась Варвара.
— Так ты вчера в шахматы играл, да? — спросила она.
— Играл, — подтвердил я.
Пухленькая девчонка раздражённо засопела.
— А пахнет перегаром!
Процитировать бородатый анекдот об отсутствии у шахмат запаха помешал раздавшийся сзади смешок.
— Вы гляньте только: натурально толстый и тонкий! — несмешно пошутил Боря Остроух.
Реагировать на издёвку я не стал, но то — я. Варя развернулась и сходу выдала:
— На себя посмотри, толстожопый!
Бывший староста дёрнулся, как от пощёчины, и покраснел, но, прежде чем успел хоть что-то предпринять, Маша Медник взяла его за руку и с елейной улыбкой произнесла:
— Боря, ты не прав! Их не двое, они втроём любовь крутят!
Теперь уже покраснела Варвара. И вновь до перебранки дело не дошло: на этот раз успел вмешаться нагнавший нас Василь.
— Аплодирую широте твоих взглядов, Мария, — усмехнулся он. — Только нас не трое, а четверо. Я к Варе клинья подбиваю, а Петя с мотоциклом милуется!
Шутка оказалась удачной, и обстановка разрядилась сама собой. Меня, правда, так и продолжало потряхивать, но из-за нервов или похмелья — не понял. Как бы то ни было, аппетита не было, и за завтраком я ограничился парой стаканов чая. Сказать начистоту — просто не лезла в глотку еда.
Покинул столовую первым, стал дожидаться остальных. А когда вышел Василь, то не удержался и спросил:
— Так ты теперь к Варе клинья подбиваешь? А как же красотка из табачной лавки?
Мой сосед достал папиросу и задумчиво постучал ею по ладони.
— Я столько не выкурю, сколько надо купить, чтобы её на свидание вытащить. — Он чиркнул спичкой, задымил и усмехнулся. — Так что докуриваю коробку и бросаю!
Начали подтягиваться позавтракавшие сослуживцы, и Маша Медник замахала длинными руками:
— Девочки, строимся! Строимся!
Как видно, на правах подруги заместителя командира отделения она решила примерить на себя роль старшей среди барышень, но не тут-то было. Если двойняшки только хлопали ресницами и непонимающе улыбались, а Варя спокойно посоветовала засунуть все пожелания в известное место, поскольку уставом они не предусмотрены, то Оля закатила натуральную истерику.
Да ещё какую!
Пришлось даже вмешаться Маленскому, но угомонить девчонок оказалось не так-то просто, в итоге чуть не опоздали к началу занятий. Как по мне — лучше бы и опоздали. Управление сверхэнергией вызвало сильнейшую головную боль, а фокусировать выплески силы и вовсе получалось из рук вон плохо.
Отмучился в итоге как-то, поплёлся обратно в расположение. Без ножа немного нервничал, но обошлось — никто не прицепился. Перед тренировкой по рукопашному бою успел погрузиться в медитацию, выровнял дыхание, унял сердцебиение, заставил себя отрешиться от окружающей действительности и позабыть об изматывающем зное. Понемногу отступила головная боль, но, увы, ненадолго: наставник задал жару, ставя технику и вбивая нужные рефлексы. Вбивая — в прямом смысле этого слова.
Ближе к концу Александр потребовал:
— А теперь работай по доскам.
Работать — ни по доскам, ни вообще, — нисколько не хотелось, но деваться было некуда, встал, сделал вдох, качнул в руку энергию и резким движением выбросил перед собой кулак, а заодно довернул корпус и толкнулся ногой, вложив в удар всю массу тела.
Доска хрустнула и переломилась надвое.
Ничего сверхъестественного в этом не было, просто правильно всё рассчитал. Отрабатываемая техника нисколько не усиливала удар, лишь защищала от повреждения костяшки и частично — запястье. А вот в локоть столкновение кулака с доской отдалось уже весьма болезненно.
— Вижу, разобрался, — кивнул сержант. — Ладно, прекращай портить доски и начинай отрабатывать связку правой-левой-правой. Упор делай не на силу, а на скорость. Тренируйся в хорошем темпе, это поможет наработать нужные рефлексы. — Он вдруг глянул куда-то мне за спину и слегка поклонился. — Мастер…
Подошёл невысокий и загорелый до черноты тренер, вздохнул.
— Эх, Сашка, Сашка… Ну кто же запрягает телегу впереди лошади? Рановато ты его технике закрытой руки учить взялся.
Сержант насупился, но ответил достаточно решительно:
— В самый раз, Анатолий Аркадьевич. Он на трети пика девятого витка едва-едва четвёрку выбивал.
Я так и захлопал глазами. Анатолий? Вот это номер! А так и не скажешь, что из наших. То ли загар сказывается, то ли повадки.
Тренер озадаченно хмыкнул.
— Есть прогресс?
Сержант глянул на меня, и я понял невысказанный вслух вопрос, отрапортовал:
— Начинаю отрабатывать семёрку, мастер!
Анатолий Аркадьевич неопределённо пожал плечами.
— Ну, может, так и надо. При таких проблемах с фокусировкой ничего другого и не остаётся по большому счёту.
— Работай, — сказал сержант и отошёл с тренером, а я какое-то время бездумно пялился им вслед.
При таких проблемах с фокусировкой? Вот же блин…
На обед я пришёл с припухшими и ссаженными костяшками; правой руке досталось больше, но и левая болела не сильно меньше. Ну да — быстро перенаправлять сверхэнергию оказалось отнюдь не просто: мысленные усилия никак не поспевали за рефлексами. Лишь под конец занятий стало получаться частично смягчать второй удар, а о третьем пока даже и речи не шло.
Правой-левой-правой? Ага, как же…
В душной столовой стало совсем паршиво, даже испариной покрылся. То ли действие чудесного препарата к концу подошло, то ли просто переутомился. Ладно хоть ехать на полигон сегодня не пришлось, сразу после обеда Дыба повёл отделение в зал, где проводились собрания личного состава.
— Смирно! — скомандовал старшина, когда следом появился капитан Городец.
— Вольно! — небрежно бросил Георгий Иванович и уставился на Федю, стоявшего первым в строю. — Дыба, почему у бойца стрижка неуставная?
Шевелюра заместителя командира отделения и в самом деле была пусть и ухоженной, но очень уж пышной, и старшина зло рявкнул:
— Курсант Маленский, до конца дня привести стрижку в соответствие требованиями устава!
— Будет исполнено!
— Маленский? Ну-ну… — произнёс капитан с непонятным выражением, потом разрешил нам садиться, а сам встал за кафедру. — Начнём с политинформации, — заявил он, откашлялся и продолжил: — Если вкратце и по существу, то на текущий момент у республики союзников нет, и с каждым годом ситуация на границах становится всё более напряжённой. Нихон не ограничился оккупацией прибрежных районов Джунго и наращивает группировку войск для продвижения в центральные и северные районы страны, откуда не больше сотни километров до трансконтинентальной магистрали. В наших бывших южных провинциях не прекращаются междоусобицы и наблюдается разгул басмачества и религиозного фанатизма, айлийская секретная службы чувствует там себя как рыба в воде. На западе ситуация ничуть не лучше: Срединское воеводство пытается подмять под себя земли, получившие независимость с развалом империи, и даже не скрывает своих территориальный претензий к соседям, в том числе и к нам. Формально большинство государств центральной Латоны находится под протекторатом Лиги Наций, но по факту эта мертворождённая организация способна лишь собирать взносы и делать громкие заявления. Ситуацию на местах они практически не контролируют.
Я с немалым трудом удержался от того, чтобы не зевнуть. Это оказалось непросто.
— Теперь что касается дальнего зарубежья, — продолжил Георгий Иванович. — После Великой войны в странах западной Латоны к власти в том или ином виде пришли реакционные, националистические и фашистские режимы. Это касается и государств-победителей, и осколков Тройственного союза. Единственные исключения — Айла и Лютиерия. Но айлийские империалисты всегда вели агрессивную и захватническую внешнюю политику, а прогрессивная социалистическая общественность Лютиерии слишком разобщена, правящая коалиция тратит все силы на то, чтобы просто удержаться у власти. Тут всё как у нас.
Капитан Городец оглядел заскучавших курсантов и усмехнулся.
— Сложившееся положение уже само по себе накаляет международную обстановку до предела, а ведь ещё остаётся вопрос доступа к сверхэнергии! Республика контролирует Эпицентр, и это обстоятельство популярности нам отнюдь не прибавляет. После инициации в любом из вторичных источников операторы получают способность проводить существенно меньшее количество энергии в единицу времени. Аномалия с двенадцатикилометровым радиусом до сих пор так и не найдена, а следующий по размеру источник-одиннадцать расположен на высоте более восьми тысяч метров, инициация соискателей там возможна лишь чисто теоретически.
Лекция начала утомлять, но Георгий Иванович всё продолжал и продолжал бубнить:
— Источник с десятикилометровым радиусом находится под контролем Айлы. К инициации в нём допускаются только подданные королевства — в первую очередь аристократы, кадеты военных училищ и участники некоторых закрытых клубов и оккультных сообществ. Чуть меньшая по размеру аномалия расположена на территориях, оккупированных Нихоном, приближаться к ней иностранцам и местным жителям запрещено под угрозой смерти.
— Как к Эпицентру? — подал голос кто-то из «псов» — кто именно, разобрать не удалось.
Дыба тут же поднялся и с угрюмым видом прошёлся вдоль ряда; курсанты мигом притихли. Капитана неудобный вопрос не смутил, и он его не проигнорировал, ответил без всякого раздражения:
— Действующее соглашение предусматривает допуск к Эпицентру до тысячи иностранных граждан в год, но это не мешает определённым международным кругам раз за разом требовать передачи контроля над ним Лиге Наций.
Я отвлёкся и в уме просчитал, что выходная мощность источника с десятикилометровым радиусом уступает Эпицентру примерно в два раза, если брать значения лучшего витка.
Серьёзная разница.
Расчёты на какое-то время отвлекли от лекции, а когда я вновь начал прислушиваться к словам капитана, тот наконец-то перешёл к сути.
— Саботаж! Диверсии! Убийства и похищения! В ход идёт всё, и каждый инцидент используется для оказания давления на правительство! Цель подрывной деятельности — передача контроля над Эпицентром продажным политиканам Лиги Наций! На текущий момент постоянное население Новинска превышает триста тысяч человек, ещё около ста тысяч прибыли временно: на учёбу или лечение. Жандармерия на транспорте ежедневно снимает с поездов до полусотни нелегалов — беспризорников, преступников и просто авантюристов, но главную опасность представляют не они, а эмиссары так называемых оккультных сообществ центральной и западной Латоны. Эта публика отлично информирована обо всех особенностях проведения инициации и в большинстве своём уже настроена на какой-то из вторичных источников, просто желает войти в резонанс с Эпицентром, дабы настроиться на более интенсивные потоки сверхэнергии.
Миша Попович не удержался и даже присвистнул.
— Неужели такое возможно?
Городец проигнорировал неуместный вопрос и продолжил гнуть свою линию.
— Действуют в Новинске и агенты зарубежных разведок, в том числе и нелегалы из среды эмигрантов. Они не только пытаются получить информацию о последних научных разработках в области управления сверхэнергией и осуществляют вербовку молодых перспективных специалистов, но и предпринимают попытки физического устранения представителей профессуры РИИФС.
Это заявление капитана особого впечатления на курсантов не произвело, а вот у меня по спине так и побежали мурашки.
— Помимо поддержания порядка на улицах, одной из основных задач комендатуры ОНКОР является выявление и задержание лиц, находящихся в Новинске нелегально. С завтрашнего дня вас начнут учить проверке подлинности документов, а также предоставят доступ к картотеке известных преступников и выявленных агентов иностранных разведок…
И тут прорезалась Оля.
— А если я не желаю выявлять и задерживать? — плаксиво поинтересовалась брюнетка.
Капитан Городец безразлично пожал плечами.
— Если так, то и не придётся.
Произнёс он это без всякой угрозы, но Дыба аж голову в плечи втянул; ладно хоть ещё взбалмошной девчонке хватило ума заткнуться. А Георгий Иванович обвёл курсантов пристальным и не слишком-то приветливым взглядом, потом двинулся по проходу между сидений на выход и скомандовал:
— Линь, за мной!
Я вздрогнул от неожиданности, но сразу поборол неуверенность и поспешил за капитаном. Как видно, пришло время обещанного наказания…
Ожидал чего угодно, но только не того, что Георгий Иванович отведёт на склад и укажет на меня скучавшему в полуподвальном помещении прапорщику — пожилому, морщинистому и какому-то одутловатому, с тёмными мешками под глазами.
— Вот, Митрич, помощника тебе привёл, — совершенно не по-уставному сказал Городец кладовщику.
— С чего такая честь? — озадачился тот и потёр покрасневший нос.
— Поднатаскай его немного, — попросил Георгий Иванович. — А то он четыре раза человека ножом пырнул и не убил. Четыре раза! Ну куда такое годится?
Прапорщик высунул голову в окошко решётки и глянул на меня остро, при этом, как показалось, без малейшего интереса.
— Ну и как ты объяснишь сей конфуз, рядовой? — потребовал он объяснений.
Я пожал плечами.
— Да и не собирался никого убивать, господин прапорщик.
— Зачем же тогда ножом в человека тыкал? — хмыкнул странный кладовщик.
— Чтобы он меня не убил.
— И ведь не убил? Ну, тогда всё в порядке!
Капитан вздохнул.
— Митрич! Час в день, больше не прошу.
Прапорщик вздохнул в ответ ничуть не менее тяжко.
— Эту неделю?
— Для начала — да. А дальше — как пойдёт. Сам решишь, стоит ли на него время тратить.
Я уже совершенно ничего не понимал, но, когда кладовщик отпер дверь и сделал приглашающий жест, медлить не стал и прошёл внутрь. Склад оказался не особо просторным, скорее, разветвлённым — куда-то в темноту уходили тёмные проходы и тянулись пронумерованные стеллажи.
— Сядь и ничего не трогай! — приказал прапорщик и шаркающей походкой скрылся в соседнем помещении; на ум пришло вычитанное в одной из книг слово «каптёрка».
Долго скучать в одиночестве не пришлось, очень скоро кладовщик вернулся с толстенным фолиантом, который и кинул на прилавок передо мной с приготовленным к выдаче обмундированием.
— Сидишь, молчишь, читаешь, — объявил он. — Хоть слово скажешь, пойдёшь ящики из одного конца склада в другой переносить. Усёк?
Читать книгу, какой бы скучной она ни оказалась, представлялось мне занятием несравненно более привлекательным, нежели работа грузчика, и я быстро отрапортовал:
— Так точно, господин прапорщик!
Кладовщик тут же позабыл о моём присутствии, уселся в довольно удобное на вид кресло, вытянул из-под него металлический бидон и наполнил кружку тёмным пивом.
— Тёплый… — проворчал он с отвращением, сделав глоток, и откинулся на спинку.
Пусть перегаром от прапорщика и не пахло, столь откровенное нарушение устава изрядно удивило. Впрочем, я не стал забивать себе голову чужими странностями и вместо этого приступил к изучению анатомического атласа. Ну да — выдали мне именно учебное пособие медиков. И пособие, надо сказать, чрезвычайно подробное — ладно хоть ещё не было нужды штудировать его от корки и до корки: заложенными меж страниц листочками оказались отмечены параграфы, посвящённые кровеносной системе, мышечному строению и некоторым внутренним органам. За чтением час пролетел совершенно незаметно, а потом прапорщик выставил меня, велев приходить завтра; за всё это время мы не обменялись и парой слов.
До вечерней тренировки я успел даже немного подремать. Проснулся с жуткой головной болью — знал бы наперёд, не стал ложиться вовсе. Но, как ни странно, после упражнений с гантелями, гирями и штангой ощутимо полегчало, и всё бы ничего, да только лишь этим дело не ограничилось. Под конец занятия старшина уселся на велосипед и скомандовал:
— Линь, Короста, Попович и Остроух берут ранцы, остальные бегут налегке. За мной! Кто отстанет — всю неделю уборные драить станет.
Проигнорировав страдальческие охи и ахи, Дыба покатил к пропускному пункту, отделение потрусило следом. Ещё никогда прежде забег не проходил за пределами территории комендатуры, и ничего хорошего изменение заведённого порядка отделению не сулило, но деваться было некуда — бежим, дышим через нос, экономим силы.
Сначала старшина катил по улице, затем окраины Новинска остались позади и мы вывернули на просёлочную дорогу. Когда впереди замаячила стена сосен, я сообразил — направляемся к реке. Вернее — к водохранилищу.
И точно — в лесу воздух ощутимо посвежел, а ещё минут через десять наша растянувшаяся процессия выбежала на берег с песчаным пляжем и огороженным понтонами лягушатником.
— Вода! — завизжала Оля. — Ой, божечки! Купаться!
— Отставить! — рявкнул старшина. — В воду заходят только те, кто умеет плавать. Остальным построиться для инструктажа!
Я плавать умел, поэтому избавился от ранца, трико и майки, разулся и вбежал в «лягушатник», нырнул, проплыл немного и принялся отфыркиваться. Вода оказалась тёплой, дно — песчаным. Блаженство в чистом виде!
Василь, что нисколько не удивительно для скаута, плаванию тоже был обучен и присоединился ко мне, побарахтался немного и спросил:
— Километров шесть пробежали, как думаешь?
— Меньше, — покачал я головой и не удержался от тяжёлого вздоха. Пусть солнце уже вовсю клонилось к горизонту, но сегодня пекло даже сильнее обычного, обратный путь предстоял не из лёгких.
В итоге выяснилось, что из отделения плавать умеет лишь половина курсантов, но и остальных на берегу Дыба долго не продержал, разрешил заходить в лягушатник.
— С завтрашнего дня начнутся занятия и сдача нормативов! — объявил он напоследок, а уже минут через двадцать пронзительно засвистел в медный свисток и махнул рукой. — Стройся!
Вода была как парное молоко, и я ещё даже не успел толком продрогнуть, но пришлось выполнять приказ. Дальше немного обсохли, оделись и побежали обратно в расположение. В итоге на ужин я пришёл едва живой и, к своему немалому удивлению, голодный словно волк. Сначала попросил добавки, а потом и вовсе сдал один из талонов на усиленный паёк и получил взамен кусок отварной говядины на кости; остаток причитающейся мне провизии обещали выдать завтра.
Василь не удержался и спросил:
— Так понимаю, вечерние посиделки отменяются?
Я покачал головой.
— Брось! Чай и вафли ещё есть. Да и талонов хватает, в крайнем случае — скинемся.
Ну да — к неизрасходованному остатку подъёмных добавилось июльское денежное довольствие, и конфеты или шоколад мы вполне могли купить вскладчину, нисколько не затягивая при этом пояса. А перед возвращением в комнату я и вовсе заскочил в магазин и отоварил ещё один талон, взяв на него сыра и пару банок сардин.
Одну из них сразу и смолотили с хлебом и чаем, когда к нам традиционно уже присоединилась Варвара. Дальше Василь принялся травить какие-то байки, а я улёгся с книгой на кровать. Стоило бы пойти поупражняться в ударах по доскам, но на очередную тренировку просто не осталось сил.
Но и читать тоже не хотелось. Все мысли были заняты вчерашней схваткой. Днём было не до того, а тут чуть ли не потряхивать начало от осознания, что лишь чудом гибели избежал.
Да ещё вспомнилось, как всаживал нож в человека, аж передёрнуло всего.
Но нервы нервами, а вскоре я начал посапывать, и тогда мой ушлый сосед крайне своевременно отлучился в туалет, предоставив заниматься наведением порядка Варе. Та отнеслась к этому как к должному, смела со стола крошки и убрала все очистки в мусорное ведро.
— Спокойной ночи, Петя! — сказала, прежде чем выйти за дверь.
— Спокойной ночи! — отозвался я и каким-то совсем уж невероятным усилием воли заставил себя подняться с кровати.
Взял жестянку зубного порошка и щётку, но, прежде чем успел покинуть комнату, из коридора донеслась непонятная возня. Шагнул к двери и уже потянулся к ручке, когда расслышал сдавленную просьбу:
— Отпусти!
Подумал было, что Василь не упустил случая потискать Варю, но нет — такой возможностью воспользовался не он.
— Да успокойся ты! — послышался хриплый голос Казимира, и выходить в коридор как-то резко расхотелось, поскольку этот вечно хмурый крепыш меня откровенно пугал.
И потом — ну а что тут такого? Сейчас вернётся из уборной Василь и всё разрешится само собой. Сделаю вид, будто ничего не слышал. Я ведь задремал, так?
Вновь послышалась возня, и Варя уже куда громче потребовала:
— Руки убери!
— Да чего ты ломаешься? С тебя не убудет!
Я замер на месте, не зная, как поступить. Хотелось отсидеться в комнате и пустить всё на самотёк, только очень уж мерзким показался привкус страха.
И потом — так нельзя. Просто нельзя.
— Не надо!
— Идём!
Электрическая лампочка под потолком замерцала, и я толчком распахнул дверь, встал на пороге. Казимир и не подумал отпустить зажатую в угол Варю, только оглянулся и зло бросил:
— Скройся!
Я не сдвинулся с места, и крепышу вновь пришлось отвлечься от девушки.
— Ты не понял, что ли? Скройся, мозгляк!
И опять я не стал ничего отвечать. Просто стоял и смотрел, а Варя воспользовалась моментом, вывернулась из захвата и отступила на шаг назад.
— Только попробуй ещё руки распустить — пожалеешь! — прошипела она, запахивая халатик.
Казимир несколько секунд вертел головой, затем презрительно сплюнул и решительно двинулся к лестнице. Походя мимо, он попытался двинуть меня покатым плечом, но я ожидал чего-то подобного и успел отступить за порог.
— Сыкло! — презрительно бросил крепыш и спустился на первый этаж.
Варя затянула пояс халата и вдруг заявила:
— Не стоило вмешиваться! И сама бы прекрасно справилась!
— Так я ничего и не сделал.
— Вот именно! — выкрикнула девочка и убежала к себе.
Оставалось только вздохнуть. В чём-чём, а в умении заводить друзей мне воистину не было равных. С-сука…
Утром встал совершенно разбитым и невыспавшимся. После инициации дрых как убитый, лишь изредка голая Варя снилась, а сегодня сказалась нервотрёпка вкупе со штудированием анатомического атласа, и всю ночь кого-то резал и препарировал, пытаясь отыскать печёночную артерию. Понятия не имею, почему именно её.
Отчасти удивился даже, когда после пробуждения не обнаружил на руках следов крови. Сходил умыться, тогда только немного очухался. Что порадовало — синяк на скуле окончательно поблёк и на фоне загорелой кожи в глаза больше не бросался.
Всю утреннюю тренировку Василь кидал оценивающие взгляды на Казимира, но так к нему и не подошёл. Ну да — о вчерашнем происшествии я умалчивать не стал. Сосед у меня башковитый, что-нибудь да придумает.
За завтраком я получил свой усиленный паёк и в довесок не слишком-то приветливые взгляды других курсантов, но аппетита они мне испортит не смогли, смолотил всё до последней крошки.
А в училище ждал сюрприз. Савелий Никитич сверился со своими записями и объявил:
— Мои поздравления курсанту Поповичу! Нечасто пика румба достигают уже на третьей неделе обучения!
Инструктор несколько раз хлопнул в ладоши, мы присоединились к аплодисментам.
— И что теперь? — спросил Михаил, удивлённый и гордый одновременно.
— Много чего, ну а пока в свободное время в качестве исключения будешь отрабатывать создание молний.
Попович округлил глаза.
— Шаровых?!
Инструктор покачал головой.
— Шаровые молнии — достаточно сложные конструкции, начнёшь с простого искрового разряда. Идём!
Стены и потолок соседней комнатушки оказались забраны железными решётками, в дальнем её конце на металлическом постаменте возвышался немалых размеров медный шар.
— Алгоритм прост, — начал инструктаж Савелий Никитич. — Для начала формируешь из сверхэнергии электрический разряд, потом выталкиваешь его вовне. Это просто. Попробуй!
Миша выставил перед собой руку и напрягся, меж его растопыренных пальцев заискрило, и тут же сверкнул длинный разряд, но он не ударил в медный шар, а вильнул в сторону и с лёгким треском угодил в решётку.
— Она неуправляема! — заявил Попович, потирая обожжённые пальцы.
— Именно, — подтвердил инструктор. — Ты не сможешь направить в цель электрический разряд, для этого нужно создать проводник. В нашем случае — это цепочка ионизированных молекул воздуха.
Он махнул сначала левой рукой, затем правой, и яркий росчерк угодил точно в медный шар, заставив качнуться в сторону стрелку встроенного в его основание электрометра.
Увы, учить направленной ионизации воздуха всё отделение Савелий Никитич не посчитал нужным.
— Всему своё время! — усмехнулся он и велел нам садиться за парты. — Темой сегодняшнего занятия будет гашение энергетического выброса. Сконцентрированная в нужной точке сверхсила способна создать в неструктурированном потоке турбулентность и таким образом существенно уменьшить плотность…
И так далее, и тому подобное. А затем к нам присоединился лектор, и пришлось отрабатывать новый приём на практике. И вот тут сказалась повышенная сопротивляемость энергетическому воздействию — пусть я далеко не всегда успевал среагировать и развеять выплеск сверхсилы или даже просто его ослабить, но, в отличие от остальных, сбить меня с ног преподавателю не удалось ни разу.
Понятно — при желании он бы смог. Но хоть какой-то повод для гордости появился.
Дальше день пошёл своим чередом. Обучение рукопашному бою, обед с двумя стандартными порциями и изрядных размеров куском варёной курицы, поход на склад. Кладовщик моему появлению нисколько не обрадовался, но и прогонять не стал, вновь усадил штудировать анатомический атлас, а сам принялся потихоньку цедить пиво и поругивать вкус нагревшегося хмельного напитка. Несколько раз приходилось выискивать на стеллажах затребованные к выдаче вещи, а уже ближе к концу появился мой инструктор рукопашного боя.
— Сашка! Малыш! — обрадовался кладовщик. — Как жизнь молодая?
— Потихоньку, Михаил Дмитриевич, — степенно ответил сержант и протянул в окошко желтоватый листок бланка. — Мне бы шоковых дубинок четырнадцать штук. Только хранить их негде, после занятий буду возвращать.
Кладовщик глянул на бумажку, почесал затылок и озвучил номер нужного стеллажа.
— Сбегай, боец! — распорядился он, а затем и вовсе велел унести инвентарь на площадку. — Давай-давай! Не переломишься!
Пришлось плестись за сержантом, едва удерживая на весу охапку дубинок. От обтянутых слоем каучука палок, которыми отрабатывали на мне удары всю позапрошлую неделю, эти отличались наличием металлических контактов на рукояти и нескольких слегка притопленных ободков на ударной части.
Поинтересоваться их предназначением не успел: отделение уже выстроилось вдоль площадки, пришлось становиться в шеренгу и мне.
— Кто занимался боксом или борьбой — шаг вперёд, — скомандовал сержант, а когда из строя выдвинулись Фёдор Маленский, Казимир Мышек, Василь Короста да ещё парочка «псов», с нескрываемой усмешкой посмотрел на меня и отдал новое распоряжение: — Остальным приступить к разминке!
Ну, я и приступил, поскольку свою порцию премудростей рукопашного боя на сегодня получить уже успел.
Сержант оглядел курсантов и велел Феде:
— Нападай!
Тот сходу пнул тренера под колено, не попал и двинул правой в лицо. Действовал он уверенно и самоучкой точно не был, очень уж умело работал и руками, и ногами — не только проводил связки быстрых ударов, но и ловко ставил блоки. Долговязый и вечно сутулый ефрейтор в драке резко ускорился и легко навязал противнику свой стиль боя, заставив того обороняться и даже отступать.
Маша Медник бросила разминаться и принялась подбадривать дружочка криками, а мне вспомнилась статья о лютиерианском боксе, где разрешалось бить не только руками, но и ногами. Как же он называется? Ах, да! Сават!
В этот момент сержант резким пинком-подсечкой сбил Федю с ног и объявил:
— Следующий!
Маленский вмиг вскочил с земли и протянул к нему руку.
— Я ещё…
Захват, рывок, подножка, и ефрейтор кубарем покатился по земле, а инструктор повысил голос:
— Следующий, я сказал!
Казимир оказался боксёром. Мог бы догадаться и сам по его покатым плечам: чуть приподнятому левому и слегка опущенному правому. Двигался он лишь самую малость скованней Фёдора, но бил весьма технично; лично у меня в драке с ним один на один не было бы ни единого шанса. Сержант закончил схватку несильным тычком в печень, потом ещё даже быстрее разобрался с Василем. А вот с «псами», особенно с Ильёй, он занимался куда дольше — те особой техникой похвастаться не могли, зато явно имели немалый опыт уличных сшибок.
— Стройся! — скомандовал сержант, ничуть не запыхавшийся после пяти поединков подряд. — Меня зовут Александр Малыш, я ваш инструктор по рукопашному бою.
Маша Медник насмешливо фыркнула, а когда тренер выжидающе посмотрел на неё, ничуть этому не смутилась и спросила:
— Господин сержант, а зачем нам драться? Нас учат управлять сверхэнергией!
— Неправильная постановка вопроса, — усмехнулся Малыш. — Не зачем, а почему. Уметь драться вам надо по той простой причине, что операторы пятого, шестого и седьмого витков в открытом противостоянии не оставят от вас и мокрого места. И четвёртого — тоже, если успеют войти в резонанс. Единственный ваш шанс — вывести противника из строя, прежде чем тот задействуют свои сверхспособности.
— Не хочу никого выводить из строя! Не собираюсь никого бить! — заявила черноволосая Оля.
Я ожидал высказывания вроде «тогда выведут из строя тебя», но сержант резко спросил:
— Фамилия?
— Мороз!
Инструктор кивнул и уже куда мягче сказал:
— Свободна, милочка
Оля удивлённо захлопала глазами и заколебалась, но потом всё же гордо вздёрнула голову и зашагала к нашему корпусу. Сержант даже не глянул ей вслед, взял одну из принесённых мной со склада дубинок и помахал ею.
— Дубинка со встроенным фокусирующим устройством входит в состав стандартного снаряжения бойцов комендатуры. Благодаря трансформатору цель получает нелетальный электрический разряд. Есть возможность регулировки силы тока, для этого в управляющем блоке имеются соответствующие перемычки. На учебных пособиях она по умолчанию установлена в размере десятой части от рабочей мощности.
Инструктор хлопнул себя дубинкой по ладони, щёлкнула искра.
— Учтите — батарей нет, каждый удар должен сопровождаться выплеском сверхэнергии. Разбирайте! И обязательно проверьте сохранность пломб!
Я одним из первых вооружился дубинкой, потёртой и неказистой, внимательно изучил торцевую часть рукояти и убедился, что слегка утопленная внутрь круглая крышка опечатана свинцовой пломбой. Затем отошёл и усилием воли сгенерировал электрический разряд — на кольцевых клеммах затрещали искры. Но вот приноровиться и подавать напряжение точно в момент замаха оказалось делом не из простых, минут пятнадцать мы отрабатывали удары на вкопанных в землю столбах, тогда только худо-бедно приноровились синхронизировать физические и мысленные усилия.
После этого сержант распределил нас по парам; себе в партнёры он выбрал Маленского, на нём и продемонстрировал несколько простейших движений.
— Эй, задохлик! — позвал вдруг доставшийся мне в напарники Боря Остроух и сразу рубанул дубинкой воздух.
Ни увернуться, ни парировать удар собственным оружием я не успевал, помог наработанный в бытность манекеном опыт постановки блоков. Нацеленную в ключицу дубинку перехватил вскинутой рукой, попутно задействовал сверхсилу, но вот с этим самую малость запоздал, и обтянутая каучуком палка болезненно шлёпнула по ладони. Зато, когда миг спустя затрещали электрические разряды, не почувствовал даже щекотки.
Отработанным движением я вывернул дубинку, и Боря не удержал её в руке, уронил на землю.
— Быстро поднял! — прорычал он в бешенстве.
— Твоя, ты и поднимай, — ответил я, подавив нервную дрожь.
— Что ты сказал?
— Тугоухий, да?
Боря стиснул кулаки, и я заставил затрещать на конце собственной дубинки электрические разряды.
— Ну всё, ты нарвался! — прошипел бывший староста и наклонился за выроненным оружием.
Возник соблазн тюкнуть его по макушке, едва сдержался.
— Внимание! Работаете попеременно! — объявил инструктор. — Один наносит удар, второй блокирует и наоборот!
Боря оскалился и со всей мочи долбанул меня дубинкой; едва успел отвести её в сторону. Тут же последовал новый ничуть не менее мощный замах, пришлось отступить, а когда вошедший в раж спарринг-партнёр попробовал долбануть меня и в третий раз, я коротко ткнул его в живот.
Сверкнула искра, и Борис скорчился, как если бы пропустил несравненно более серьёзный тычок.
— По очереди, — напомнил я. — Сначала ты, потом я.
— Тебе конец! — просипел Остроух.
Восстановив дыхание, он ударил быстро и сильно, безо всякой подготовки и сумел-таки застать меня врасплох; левый локоть взорвался болью. Я скрипнул зубами и в сердцах шибанул Борю, намеренно метя по пальцам. Попал — и тот вскрикнул, подул на отбитую руку, а затем вновь попытался подловить меня, на этот раз — неудачно. Ответный же удар снова пришёлся по его пухлой руке.
— Да чтоб тебя! — не сдержавшись, в голос выругался Остроух.
Фёдор Маленский дёрнулся навести порядок, но сержант загородил ему дорогу дубинкой и спросил:
— Что такое, курсант?
— Он мне по пальцам бьёт! — пожаловался Боря.
— А ты думал, тебе цветы дарить будут? Ставь блок! — прорычал инструктор и скомандовал: — Работаем!
Боря нехотя поднял дубинку, но удар провёл неожиданно чётко и резко, я лишь частично сумел его смягчить, и сразу на контактах затрещал электрический разряд. Мне — хоть бы хны. Пусть и не защитился сверхэнергией, но не скрючило, и дыхание не перехватило; было просто неприятно.
Я миг помедлил с ответным выпадом, заметил неуверенность в глазах противника и махнул прямолинейно и без всяких изысков, дав поставить блок. Отбил столь же стандартный выпад, а стоило только сержанту отвлечься на демонстрацию нового приёма, опять долбанул Борю по пальцам.
— Сука… — всхлипнул тот, зажимая отбитую кисть левой рукой. — Я тебя урою, тварь!
Но — не урыл. Если наши силы в рукопашной были примерно равны, то дубинкой я владел несравненно лучше; где-то ставил жёсткий блок, где-то уклонялся и никогда не упускал случая посильнее вмазать в ответ. А потом и вовсе задействовал технику закрытой руки, встретил дубинку ладонью и предупредил:
— В следующий раз попрошу тебя снова со мной поставить, жирдяй. Хочешь?
Боря ничего не ответил, но по всему было видно — не хочет. Теперь после всякого резкого замаха он вздрагивал и отступал и даже так парировал далеко не каждый мой удар; к концу занятия его и без того пухлые пальцы больше напоминали сардельки.
Не стоило, наверное, столь откровенно нарываться на неприятности, но ничего не мог с собой поделать. Первым начал, вот сам и виноват!
