Глава 5
Неделя промелькнула подобно унёсшейся в небо сигнальной ракете. Раз! — и вот уже она где-то далеко и высоко, а потом и вовсе пропала, погасла. Но легко не было, вымотался — жутко. Две тренировки в день, одна из которых непременно с хитрым подвывертом, а другая просто на износ, а ещё — муторные лекции и опостылевшие практические занятия в училище, обучение рукопашному бою и выезд на полигон. Слишком много всего, чтобы просто перевести дух. А хотелось бы…
При этом не могу сказать, будто всё было так уж беспросветно плохо. К концу второй недели худо-бедно втянулся в навязанный ритм, а забитые мышцы хоть и болели ничуть не меньше прежнего, окрепли достаточно, чтобы бегать кросс с утяжелением не каждый раз, а лишь через день. С развитием сверхспособностей дела обстояли тоже не так уж скверно. Понемногу увеличивал и пиковую мощность, и время работы на средних оборотах, а потолок накопления энергии для одномоментного выплеска и вовсе подрос с десяти до пятнадцати секунд. И даже с фокусировкой наметился кое-какой прогресс; медленный — только-только работать начал с обручем на пять очков, тогда как остальные уже осваивали семёрки и восьмёрки, но без подсказки сержанта, подозреваю, не достиг бы и этого.
Ну да — молотить кулаками доски я не бросил, просто подошёл к отработке этой техники более обстоятельно. Наобум больше не действовал, а всякий раз перед тренировкой усаживался на песок и старался не просто расслабиться, но погрузиться в лёгкое подобие транса, ощутить тепло и разогнать его по телу, сделать организм более открытым и восприимчивым к сверхсиле.
Получалось это не лучшим образом, поскольку медитациями сроду не увлекался, но со временем стал куда яснее ощущать присутствие энергии, что позволило упорядочить её движение внутри организма, будто перед сложным акробатическим трюком мышцы разогревал и связки тянул. А помимо этого избавлялся от подспудного стремления выплеснуть с помощью ударов агрессию, не находившую иного выхода.
Увы, причин для злости и раздражения имелось предостаточно — если большинство курсантов не лезли в чужие дела, то Боря и Казимир вечно к кому-нибудь цеплялись. Чаще всего — ко мне. До прямых оскорблений и нападок дело не доходило, но и быть объектом низкопробных шуточек тоже приятного мало.
Собака лает, караван идёт? Ну да, ну да. Только тем себя и успокаивал.
В общем, во вторник я долго сидел на песке со скрещенными ногами и пытался обрести внутреннее равновесие, прежде чем подняться и врезать кулаком по доске, пестревшей побуревшими за ночь пятнышками моей крови.
Было больно. И второй раз, и третий — тоже.
Но я всё чётче и чётче ощущал волну прокатывавшейся по руке энергии, и очередной удар отозвался сухим хрустом. И хрустнули не мои костяшки, хрустнула доска. Пусть сломать её и не вышло, да только и я не получил ровным счётом никаких повреждений. Даже не ощутил самого столкновения с преградой, только упругое сопротивление дерева.
Не могу сказать, будто этот фокус стал получаться всякий раз, когда пытался его продемонстрировать, но подвижки в этом направлении наблюдались несомненные, да и выплески силы вовне начал контролировать на каком-то интуитивном уровне куда лучше прежнего.
На полигоне дела тоже обстояли вполне себе неплохо. Теперь нашей тройке не просто поручали стрелять по мишеням, а стрелять учили. Подмечали ошибки с удержанием оружия и прицеливанием, подсказывали какие-то неочевидные на первый взгляд вещи: поправки на дистанцию и ветер, упреждение при стрельбе по движущейся цели, определение расстояния и прочее, прочее, прочее. Мне, помимо собственного оружия и ручного пулемёта, пришлось осваивать ещё и винтовку, пусть и факультативно.
Но больше всего положительных эмоций доставляли, конечно, заезды по холмам. Там я всякий раз поддавал газу, вынуждая Варю обхватывать меня и прижиматься грудью. Это было… приятно.
В субботу впервые отработали стрельбу из пулемёта на ходу. Во время заезда я высадил девушку на её персональной стрелковой позиции, и покатил с Василем в люльке к ровному участку дороги, где он и попытался на скорости поразить установленные вдоль обочин мишени; в какие-то даже попал.
За время выездов мы успели загореть едва ли не до черноты, да ещё всякий раз покрывались рыжеватой пылью с ног до головы, ладно хоть была возможность отмыться под душем. Увы, в субботу вернулись непосредственно к заходу в баню, шуточки по поводу нашего внешнего вида так и посыпались.
— Засуха — луж нет, вот свиньи в пыли и валяются! — с неприятным злым хохотком заявил Казимир, пожёвывая травинку, и Василь разом закаменел, стиснул кулаки.
Но уже миг спустя мой сосед расслабился, стал обычным самим собой, даже над шуткой посмеялся. Скауты — они такие, эмоциям выхода не дают.
В бане отмывались долго и со всем усердием, а потом нас вновь разминали старшекурсники медицинского училища. Вышли блаженно-расслабленными, а уж когда Дыба выдернул из строя Казимира и препоручил его двум сурового вида дядькам с нарукавными повязками дежурных, настроение и вовсе сделалось лучше некуда.
До объяснения старшина не снизошёл, но и разойтись не позволил.
— С сегодняшнего дня должность старосты упраздняется. Исполняющим обязанности заместителя командира отделения с присвоением звания ефрейтора назначается Фёдор Маленский. Разойдись!
Боря в приливе энтузиазма принялся хлопать новоявленного «замка» по спине, Маша Медник и вовсе без малейшего стеснения бросилась тому на шею, но её реакция как раз была вполне объяснима — не раз видел, как они под ручку прогуливались. Подошли с поздравлениями и Михаил с Прохором. Эти особой радости не выказывали, просто дежурно пожали свежеиспечённому ефрейтору руку.
Приятели-пролетарии только хмыкнули и потопали к нашему корпусу, вслед за ними потянулись девчонки. Ну и мы с Василем тоже задерживаться у бани не стали. Но если я был просто разочарован случившимся, то сосед по комнате аж зубами от бешенства скрипел, желваки на скулах так и гуляли.
Я решил отвлечь его и спросил:
— А что Казимир натворил, как думаешь?
Василь досадливо отмахнулся.
— Да в окно женского отделения подглядывал. И на той неделе, и сегодня. Ну и доигрался. Попался кому-то на глаза, теперь без увольнения останется.
Столь поразительная осведомлённость моего соседа могла иметь лишь одно объяснение, но я придержал свои догадки при себе. Да Василь определённо и сам уже сообразил, что сболтнул лишнего, в комнате он надолго не задержался, сразу ушёл за водой и, вопреки обыкновению, отсутствовал никак не меньше пятнадцати минут. Я даже беспокоиться на его счёт начал, но обошлось. Вернувшись, Василь выставил чайник на подоконник и криво усмехнулся.
— Ну всё, понеслась звезда по кочкам!
— Ты о чём это? — опешил я.
— Талон на усиленное питание деревенские выиграли? Выиграли. А Маленский никого сегодня на чаепитие звать не стал и заперся в комнате с Машкой. Боря стоит — дверь подпирает, чтобы им миловаться не мешали.
— Во дела!
Мой сосед кивнул и прищёлкнул пальцами.
— Да, слушай! Оля очередную истерику закатила, её двойняшки валерьянкой отпаивают, а Варя одна сидит. Может, позовём? Всё же в одной мотоциклетной команде…
Я даже сомневаться не стал и махнул рукой.
— Зови! — А когда Василь вышел, положил ладонь на выпуклый бок чайника и принялся нагревать воду.
Последнее время никаких сложностей эта процедура уже не вызывала, даже концентрироваться больше не требовалось. Контролировал краем сознания бег энергии и думал о том, что за эти две недели так и не разобрался, кто из сослуживцев чем дышит, кто чем живёт.
Только ли по субботам Казимир подглядывал в окно женского отделения? Дала Машка Феде сегодня впервые или просто раньше эти отношения не выставлялись напоказ? По какой причине истерит Ольга? Для каких надобностей настойка корня валерианы Фае и Рае?
Ничего этого я не знал, но особо даже не сомневался, что знает Василь. Знает и, надо понимать, при необходимости шепнёт Дыбе или кому-нибудь ещё.
И обо мне шепнёт? А почему нет? Я — что, какой-то особенный? Вовсе нет. Возникнет нужда, расскажет и обо мне. Скауты — они такие. Никогда скаутам не доверял.
С другой стороны — мы, вроде, неплохо сошлись.
Повалил пар, я отмерил в чайник заварки, а только вернул крышку на место, и распахнулась дверь. Варя и не подумала принарядиться, пришла в гости в простом халатике.
— У вас взаправду шоколадные конфеты есть? — спросила она прямо с порога.
— И печенье, — подтвердил я, но девчонка меня не услышала, запустила руку в бумажный кулёк, избавила конфету от фантика и целиком сунула её в рот.
— «Мишка на севере» — мои любимые! — неразборчиво пробормотала она. — Вкуснотища!
Василь прикрыл дверь и спросил:
— И чего не купишь? Неужели все подъёмные спустить успела?
Варя сцапала вторую конфету и покачала головой.
— Деньги есть, — сообщила она. — Только где их тратить? Я города не знаю. Вышла в прошлое воскресенье — прогулялась по соседним улицам, и обратно. А в округе ни одной кондитерской нет, только бакалейные лавки и булочные.
— А при комендатуре магазин? — уточнил я.
— Там всё втридорога! — заявила Варя, округлив глаза. — Если только талоны отоваривать.
— Хочешь — завтра покажем тебе город, — предложил вдруг Василь. — Только у меня в час встреча назначена. А вот первую половину дня — в твоём распоряжении. Ты как, Петя?
Обтекаемой формулировкой «встреча» мой сосед обозначил свидание с продавщицей табачной лавки, но я раскрывать его хитрость не стал и кивнул.
— До двух свободен как ветер. Потом тоже встреча.
— Да неужели? — удивился Василь. — Серьёзно?
— С земляком в шахматы поиграть условился, — пояснил я, наполнил жестяную кружку чаем и протянул её девушке. — Держи, мы из одной попьём.
— Давай сначала ты, потом я, — предложил Василь.
На удивление сладкого не хотелось, и я решил пить чай вприкуску с овсяным печеньем. Но только сделал глоток и чуть не подавился из-за неожиданного вопроса.
— Петя, а почему ты никогда не смотришь на того, с кем разговариваешь? — спросила вдруг Варя.
Я озадаченно заморгал.
— А я не смотрю?
— Так и есть, — подтвердил Василь. — Либо смотришь мимо, либо куда-то ещё.
Захотелось снять очки и протереть линзы, чтобы выиграть время, но очков у меня больше не было, и я пожал плечами.
— Не знаю даже. Наверное, кажется невежливым пялиться.
Варя подула на чай, сделала осторожный глоток и покачала головой.
— Невежливо не смотреть на собеседника.
Я решил быть вежливым и посмотрел на неё. Девичьи щёки уже не казались столь вызывающе пухлыми, как две недели назад, а нос не торчал кнопкой, начали проявляться черты лица.
— Так лучше?
— Гораздо, — подтвердила Варвара и спросила: — Я ещё конфету съем?
— Да хоть весь кулёк! — великодушно разрешил я, не став встречаться с ней взглядом.
Вежливость — вежливостью, но прямой взгляд человеку в глаза вызывал у меня… дискомфорт, и я вовсе не был уверен, что всему виной излишняя застенчивость или болезненная стеснительность. А даже если и так — плевать!
— А в какое время выходить собираетесь?
— Сразу после завтрака, — подсказал Василь, принимая у меня вновь наполненную чаем кружку. — Так ты с нами?
— Да, конечно! И какие у вас планы?
Посидели — поговорили, к себе Варя ушла лишь перед самым отбоем.
«Так я книгу никогда не дочитаю», — подумал я, прежде чем провалиться в сон. Но это была не самая последняя мысль. Напоследок вспомнил об Инге.
Быть может, получится увидеть её завтра?
Утром проснулся голодный словно волк. Чувство это оказалось неожиданным и не очень-то приятным, не прошло оно даже после завтрака. Набрался наглости попросить добавки — получил, съел и всё равно остался не слишком дополнительной порцией перловки удовлетворён. Невесть с чего захотелось отварной говядины. Наваждение, да и только!
Варвара за ночь составить нам компанию не передумала, и не знаю, получилось так случайно или была какая-то договорённость, но Рая и Фая решили выбраться в город в компании товарищей-пролетариев Ильи и Сергея. По крайней мере, к трамвайному кольцу они шли вместе и сели в один вагон.
Мы шагали в некотором отдалении от них, и я после некоторых раздумий признал, что полноватая Варя смотрится всё же интересней очень уж коренастых смуглянок-двойняшек.
Впрочем — не важно. Подумал и забыл.
Для начала посетили знакомое кафе и смолотили по порции пломбира, а оттуда двинулись прямиком в «Зарю», где вместо нашей музыкальной комедии показывали заокеанский мюзикл, а вот детектив шёл прежний. Повторный просмотр впечатлил ничуть не меньше первого, Варя так и вовсе беспрестанно вздрагивала и хваталась то за меня, то за сидевшего с другой стороны Василя.
После сцены с продажными полицейскими от судорожной хватки девичьих пальцев запросто могли остаться синяки; когда включили свет, первым делом проверил запястье, но нет — обошлось красными пятнами.
Мы вышли на улицу, а там Василь с важным видом обронил незнакомое словечко:
— Нуар! — и сразу поспешил откланяться, оставив меня один на один с Варварой.
Не могу сказать, будто обрадовался такому развитию событий. Просто-напросто не представлял, о чём говорить с девушкой, да ещё нисколько не хотелось попасться с ней под ручку на глаза Лии или Инге.
— У тебя ведь ещё есть время? — спросила Варя, и я скрепя сердце кивнул.
Пошли гулять по бульвару. Ну а куда деваться? Сам же сказал, что до двух совершенно свободен.
На одной из боковых улочек купили по шаньге и кружке кваса, перекусили в сквере под мелодию разместившегося там оркестра и отправились бесцельно бродить по центру Новинска дальше, благо на тенистом бульваре почти не приходилось выходить на солнцепёк. В голове продолжала крутиться песня о городе у моря, отвлёкся от неё, лишь наткнувшись взглядом на компанию подозрительных личностей, игравших в чику в глухом переулке между двумя кирпичными особняками.
Но обошлось. Не то время, не то место. А вот вечером в тёмной подворотне — кто знает, как бы они себя повели?
Вскоре из распахнутых окон ресторации долетел запах жареного мяса, и рот наполнился слюной. Но сорить деньгами не хотелось, решил потерпеть до ужина и отоварить один из талонов на усиленный паёк не сладостями, а чем-нибудь более существенным — сыром или консервированными сардинами, к примеру.
Так крепко задумался об этом, что позволил Варе затянуть себя в магазин готового платья — магазин готового женского платья, само собой.
— Я похудела, на мне старые вещи просто болтаются! — объявила та, стоило только попятиться на выход.
Пришлось сесть в кресло для посетителей и отгородиться от всех журналом. Ладно хоть ещё долго ждать не пришлось, и очень скоро Варя вышла из примерочной в лёгком цветастом сарафане, куда более узком и коротком, нежели её собственное платье.
Она распустила волнистые русые волосы, а когда те рассыпались по плечам, ещё и крутанулась на месте.
— Ну как?
— Очень красиво, — осторожно сказал я.
Почему осторожно? Да просто новый наряд не только выгодно подчёркивал крупную грудь, но ещё и слишком туго обтягивал далеко не самые стройные бёдра и очень уж пухлый зад, что на пользу девушке, на мой взгляд, нисколько не пошло.
— Правда?! — обрадовалась Варя. — Стоит купить, да?
Вопрос поставил в тупик, поскольку односложного правильного ответа на него попросту не существовало, а пускаться в объяснения по понятным причинам не хотелось.
— А смысл? — вздохнул я, предпочтя уклончивость прямоте. — С нашей потогонкой его уже через две недели ушивать придётся. Лучше немного подожди.
Вышло не так уж и дипломатично, но зато моё заявление возымело результат, а это главное.
— Пожалуй, ты прав, — сказала заметно погрустневшая Варя и вернулась в примерочную.
Я кинул журнал на столик и двинулся на выход, дождался девушку на улице. Там и распрощались.
— Сядешь на трамвай второго маршрута, а от остановки до комендатуры рукой подать — не заблудишься, — подсказал я напоследок.
— А можно мне с тобой? Посмотрю, как вы в шахматы играете, а потом погуляли бы здесь вечером, а? — предложила Варвара и захлопала длинными светлыми ресницами. — Или на танцы сходили…
У меня на вечер были совсем другие планы, и прогулка с симпатичной, но очень уж пухленькой Варей в них точно не входила, поэтому собрался с решимостью и покачал головой.
— Не получится, это закрытый клуб. И я не знаю, когда освобожусь. Скорее всего, оттуда сразу в расположение двину.
Почувствовал себя чуть ли не предателем, но очень скоро выкинул эту нелепицу из головы. Если уж на то пошло — душой я нисколько не покривил: немного найдётся заведений, столь же закрытых, как лечебница для душевнобольных. А если получится попасть в «СверхДжоуль», то и он к числу общедоступных тоже не относится. Такие дела.
Уже на подходе к психиатрической клинике неожиданно для самого себя разволновался, не стало ли Льву хуже и не запретит ли нам его лечащий врач общаться, но тревоги оказались напрасны. Дежурный быстро отыскал моё имя в списке посетителей и вызвал санитара. Вот тогда-то и случилась заминка.
Сопровождать меня поручили всё тому же громиле, что и в прошлый раз, он пристально посмотрел и спросил:
— Что в кармане?
Я недоумённо глянул в ответ, потом сообразил, чем вызван вопрос, и вытащил складной нож, который прихватил с собой то ли для собственного спокойствия, то ли уже просто по привычке.
— Нельзя, да?
— На обратном пути заберёшь, — заявил дежурный врач и убрал нож в ящик.
Я только плечами пожал.
— Как скажете.
Внешнюю дверь распахнул без стука, по внутренней пару раз приложился ладонью.
— Петя, заходи! — почти сразу донеслось изнутри.
Разулся, вошёл. Как и в прошлый раз, Лев сидел с наволочкой на голове, только теперь устроился не на матраце, а на полу. К тому же не причитал и не раскачивался в разные стороны, а замер неподвижно со скрещёнными по-восточному ногами и сложенными в затейливые фигуры пальцами. Медитировал.
Отвлекать его не стал, развалился на мягком войлоке, подложил руки под затылок, уставился в потолок. Несмотря на видимое отсутствие окон и вентиляции, тут было прохладно и дышалось на удивление легко. На лбу выступил пот, стёр его платком, а там уже и Лёва отмер, сдёрнул с головы наволочку.
— Привет, привет!
Я поднялся и ответил на рукопожатие, потом спросил:
— Значит, сумел всё же меня почувствовать?
— Вовсе нет! — помотал головой мой товарищ. — Но и не почувствовал остальных. Элементарная логика!
— И как медитации? Помогают? — поинтересовался я, тоже усаживаясь по-восточному.
Лев широко улыбнулся.
— Вчера первый раз наверх поднимался, — сообщил он с совершенно счастливым видом. — Приходится, конечно, кучу таблеток пить — уже изжога от них, но понемногу начинаю сверхчувства под контроль брать. Учусь отгораживаться от ненужной информации. Ты в курсе, что мы не слышим биения собственного сердца, потому что этот звук гасится мозгом? Вот и я пытаюсь выработать аналогичные рефлексы.
— Дела! — присвистнул я. — А я тоже медитирую понемногу.
— Серьёзно?
— Ага.
Я рассказал об упражнениях с досками и показал сбитые костяшки, тогда Лев покачал головой.
— Техника интересная, есть о чём подумать. Но вообще у тебя случай прямо противоположный. Справиться с низкой чувствительностью никакие таблетки не помогут, только работа над собой.
От презрительной гримасы удержаться не удалось. Я вновь улёгся на спину и подложил ладони под голову.
— Работа над собой! А чего ради? Вот посуди: на пике эталонного шестого витка создание полноценной защиты от выстрела из пистолета занимает сорок секунд! От винтовочной пули и вовсе поможет защититься только резонанс! А у меня не шестой виток, а девятый. Какой мне прок от этой сверхсилы, скажи? — Я даже перевалился на бок и приподнялся на одном локте. — Как тебе такое?
Лев нахмурился.
— Ты с чего это взял? Ну — про сорок секунд и всё остальное?
— Инструктор по стрелковой подготовке рассказал.
Приятель выслушал мой рассказ и презрительно фыркнул.
— Нашёл кого слушать! Нет — расчёты правильные, просто изначальный посыл ошибочен. Вот, держи.
Я перехватил брошюру, прочитал название: «Требования к присвоению разрядов по оперированию сверхэнергией» и спросил:
— И что?
— Сводную таблицу в конце открой. Смотри примечания к первым трём разрядам.
Я последовал совету Льва и обнаружил, что если с десятого по четвёртый разряд в расчёт принимался исключительно совокупный результат часовой выработки и эффекта резонанса, то далее вместо прочерков в последней строке значились проценты: десять, двадцать, тридцать. У кандидата в мастера — сорок, у мастера — пятьдесят.
Называлась эта графа «Постоянно удерживаемый потенциал». Согласно примечанию, кандидат на соответствующий разряд должен был продемонстрировать умение накапливать энергию в размере означенного процента от полного выхода резонанса.
— Обычный третьеразрядник создаст защиту от винтовочного выстрела по щелчку пальца! Если он, конечно, озаботится поддержанием внутреннего потенциала, — заявил Лев. — Не веришь, сам расчёты проверь.
Я проверил. Обложился учебниками, многие из которых несли на своих обложках отметку «ДСП», посмотрел исходные данные, посчитал. Хмыкнул. Стало ясно, почему в городе частенько встречались броневики с крупнокалиберными пулемётами и зачем они вообще понадобились корпусу.
— Дела!
— А ты как думал? — усмехнулся Лев и начал расставлять на доске шахматные фигуры. Точнее — раскладывать по полю заменявшие их фишки.
Я перебрался к низенькому столику и проворчал:
— Только вот мне третий разряд не светит. Десятый — вот мой потолок.
— И что с того? — удивился Лев, сдвинув вперёд белую пешку. — Развить внутренний потенциал тебе это не мешает. Сначала доведёшь до пика витка мощность, потом достигнешь максимальной продолжительности резонанса, а дальше начнут учить, как удерживать в себе энергию. Вам не говорили разве, что доступный объём ограничен именно выходом резонанса?
— Было что-то такое, — пробурчал я, делая ответный ход. — Но это всё крохи. Вот на шестом витке…
— Не куксись! Я в этом плане по сравнению с тобой и вовсе будто калека!
Я подумал-подумал и мотать себе нервы не стал, сосредоточился на игре. На результатах это, впрочем, нисколько не сказалось: все три партии безнадёжно проиграл. На прощание в сердцах даже пообещал товарищу захватить в следующий раз с собой колоду карт.
Мог бы ещё задержаться, но Льву принесли лекарства, и я не стал мешать, отправился восвояси. Забрал у дежурного врача нож, вышел за ворота, потопал в центр города. Там придирчиво оглядел своё отражение в одной из витрин и остался им доволен. Синяя рубашка-поло, прогулочные брюки, босоножки. На голове панама, но её при необходимости можно и снять: стригся две недели назад и обрасти ещё не успел.
Только вот неровная полоска светлых волосков над верхней губой…
Вид она мне придавала не самый солидный, поэтому отправился в уже знакомую парикмахерскую, где и побрился. Заодно мастер подровнял волосы, ещё и запросил за всё про всё куда меньше, нежели в прошлый раз. Удачно получилось.
Солнце начало клониться к горизонту, и людей на улице заметно прибавилось, частенько попадались на глаза и стражи порядка. Чаще бесцельно туда-сюда фланировали полицейские патрули, но проезжали мимо и мотоциклы и открытые легковые автомобили с символикой корпуса. В одном из переулков неподалёку от вокзала и вовсе замер броневик.
Это по случаю воскресенья усиление или тут всегда так? Очень интересно.
Для начала я дошёл до главпочтамта и отправил домой очередное письмо, там же купил свежий выпуск «Февральского марша» и двинулся на бульвар, где расположился на облюбованной в прошлый раз скамейке перед входом в «СверхДжоуль». Прежде чем пытаться пройти внутрь, решил выждать, не появится ли кто-нибудь из знакомых.
И хоть покупал газету больше для конспирации, очень скоро увлёкся чтением, поскольку на неделе было просто не до свежей прессы, а уж на радио и вовсе не оставалось времени.
От чтения оторвал знакомый голос.
— Петя? — окликнула меня проходившая мимо в компании всё того же студента-старшекурсника Лия. — Петя, а ты чего не заходишь?
Я спешно поднялся на ноги и выдал заранее заготовленное объяснение:
— Да вот, решил сначала газету почитать.
Спутник Лии — как же его зовут-то?! — протянул руку и сказал:
— Читать и внутри можно. Идём.
— Как дела? Как учёба? — тут же насела на меня с вопросами девушка. — Сильно продвинулся уже?
— Продвинулся не особо, но в целом всё хорошо, — признал я. — И сейчас у Льва был, у него дела на поправку идут.
— И он с тобой разговаривать стал?
— Мы даже в шахматы играли. Что-то у меня не то с эмоциональным фоном, Лев его нормально воспринимает.
— Ой, как здорово! Ну расскажи, как он! Расскажи-расскажи!
Лия ухватила меня за руку и принялась от избытка чувств её трясти, и в такт этим резким движениям запрыгала обтянутая сарафаном грудь. Я старался быть вежливым и не отводил от собеседницы взгляда, но одновременно помнил и о том, что столь открыто пялиться на девичьи прелести всё же не стоит, поэтому хоть и с трудом, но сумел оторваться от соблазнительного зрелища, посмотрел в глаза.
Дискомфорт дискомфортом, но глаза у Лии были красивыми, да ещё словно лучились смешинками.
— В клубе поговорите, — посоветовал старшекурсник. — Не на жаре же стоять!
Солнце и в самом деле припекало, стоять посреди улицы не стали и поднялись на крыльцо. Лия с другом точно бывали здесь прежде не раз, на них вахтёр даже не взглянул, уставился на меня.
— С нами! — небрежно бросил ему спутник Лии, а когда мы миновали закрытый сейчас гардероб, многозначительно заметил: — Смотрю, значок не носишь…
Я не понял, какой именно значок он имеет в виду — энергетического училища или с номером витка и румба инициации, да это и не имело ровным счётом никакого значения.
— А ты бы на моём месте стал? — задал я встречный вопрос.
Красавчик лишь улыбнулся. На лацкане его пиджака поблёскивал нагрудный знак с эмблемой РИИФС, а ниже горели золотом заветные цифры: «6/17».
Ну да, ну да. «6/17» — это далеко не «9/32». Даже сравнивать смешно.
А уж гордиться моим статусом и цеплять на грудь подобный значок… Нет уж, где угодно, только не в Новинске.
Сам не знаю, что ожидал увидеть внутри, — просто терялся в догадках, поскольку прежде в закрытых клубах бывать ещё не доводилось. На деле же заведение оказалось чуть солидней хорошего бара, а до пафосных ресторанов, столь обожаемых достигшими финансового благополучия мещанами, оно недотягивало даже близко. Зал со столами, небольшая танцплощадка и совсем уж крошечная сцена для оркестра, с другой стороны — длинная стойка бара, солидная и потемневшая от времени. В отделке преобладали дерево и кирпич. Ещё стекло — немного зеркал, окна, бутылки и матовые плафоны электрических ламп.
Куда больший интерес представляла публика — предельно разношёрстная и столь же однородная, как это удивительно ни звучит. Юноши и барышни, моего возраста и солидные молодые люди лет двадцати пяти, в нарядах по последней моде и в летних прогулочных костюмах, с идеальными причёсками и с всклокоченными лохмами. Собрались тут представители всех сословий, за исключением, разве что, совсем уж откровенных аристократов. В бокалах — коктейли, белое и красное вино, пиво, виски с содовой и просто содовая. На столах — лёгкие закуски, мороженое и десерты.
Я вполне мог сойти за одного из них и почувствовать себя тут как дома. Мог бы, но был здесь чужим.
Объединяло всех присутствующих наличие значка с эмблемой того или иного высшего учебного заведения или элитной частной школы. Почему так решил, если знал лишь символику РИИФС? Да просто все тут держались на равных, а это говорило о многом.
Точно так же, как много и громко говорили они сами. Точнее даже — спорили. Меня угораздило явиться в разгар какого-то диспута одновременно с философским, морально-этическим, политическим и научным уклоном.
— Всем привет! — во всю глотку гаркнул шагавший впереди старшекурсник, враз перекрыв монотонный гомон собравшихся. — У нас пополнение! Это Пётр, друг Лии.
И тогда поднялась Инга.
— Пётр — наш товарищ…
Она произнесла небольшую речь, но та оказалась мало кому интересна. Нет, Инга вовсе не растеряла своей привлекательности и её по-прежнему переполняла внутренняя сила, только такими в клубе оказались решительно все. Ну — так мне показалось.
А после пронзительно свистнул, привлекая к себе внимание, рыжеволосый парень.
— Эй, народ! Я же рассказывал о перестрелке на вокзале Зимска! Так это он в укрытие унтера с простреленной головой уволок! Я взять в толк не мог, какой прок покойника из-под обстрела выносить, а дело в подсумке с запасными магазинами оказалось! Представляете? У этого парня нервы как железные канаты!
Тут уж на меня поглядели с интересом, кто-то даже поаплодировал. Порадоваться бы столь лестным словам, а вместо этого вновь ощутил себя не в своей тарелке.
— Пётр, иди к нам! — помахала мне рукой Инга, тогда только перестал стоять столбом, присоединился к девушке, сидевшей за столом в компании спортивного вида юноши с модной прилизанной причёской и рыжего Антона.
Ну да — неожиданно для себя вспомнил, как его зовут.
— Кто ехал в одной машине на инициацию — теперь почти как молочные братья! — радушно поприветствовал тот меня, а вот с Ингой не получилось перекинуться даже парой слов. Просто с новой силой возобновился диспут, а одну из сторон в нём представлял как раз наш подтянутый сосед.
— Наивно полагать, будто войны способствуют научному прогрессу! — заявил он, поднявшись на ноги и став как минимум на полголовы выше собравшихся. — Войны — это боль, смерть и насилие! А ещё деградация! И не только моральных принципов, но всего и вся!
Часть аудитории зааплодировала, другая — засвистела. Нашлись и те, кто остался к высказыванию равнодушен. Они пили пиво.
— Война — это дорого. Государства тратят миллионы на никому не нужные танки и аэропланы, производят горы бомб и патронов, вместо того чтобы направить эти деньги на развитие науки, борьбу с неграмотностью и развитие промышленности!
— Да кто ж им даст? — выкрикнул кто-то, и начался спор всех со всеми.
Но так-то да — оружейные заказы доставались конкретным промышленникам, которые за них готовы были кому угодно глотку перегрызть. Если у нас значительная часть оборонных заводов находилась в республиканской собственности, то за рубежом на этом рынке безраздельно властвовали частные корпорации.
— Лишь сверхоружие остановит эту бессмысленную гонку! — продолжил излагать свою позицию наш плечистый сосед. — Лишь обретение сверхоружия, способного уничтожить саму планету, заставит прекратиться войны и принудит государства к мирному сосуществованию!
Его оппоненты засвистели и затопали ногами, союзники — а таких оказалось очень даже немало, захлопали в ладоши и принялись скандировать:
— Миру — да! Нет войне! Миру — да! Нет войне!
Начались прения, и у меня окончательно голова кругом пошла, да ещё в клуб продолжили подходить завсегдатаи, и вскоре за нашим столом не осталось свободных мест. Я решил не дожидаться, когда меня попросят пересесть, поднялся сам.
— Куплю чего-нибудь выпить! — сказал Инге, но та, такое впечатление, даже не услышала — была для этого слишком увлечена дискуссией.
Огорчился? Ну да, не без этого. Но покидать клуб не стал, перебрался за стойку бара, где хватало свободных стульев на высоких ножках. Теперь, когда никто больше не обращал на меня внимания, даже начало здесь нравиться. К тому же, хотелось дослушать спор до конца.
— Скажите, а квас у вас есть? — уточнил я у буфетчика.
Тот покачал головой.
— Только пиво.
Из-за жары и духоты пересохло горло, а сидеть за стойкой бара и цедить содовую показалось как-то совсем уж глупо. И дорого.
— Налейте самого лёгкого, пожалуйста! — попросил я и сразу расплатился.
Буфетчик подставил пузатую стеклянную кружку под кран, а меня вдруг ощутимо пихнули в бок.
— Снобы они тут все, — проворчал устроившийся по соседству студент на пару лет меня старше и килограммов на сорок тяжелее. Но ни тучным, ни медлительным он не выглядел, показался эдаким округлым живчиком. Чем-то отдалённо напоминал сказочного Колобка — то ли круглыми щеками, то ли бритой наголо головой.
— В смысле? — уточнил я, поскольку обращались именно ко мне.
— Если бы кваса возжелал кто-нибудь с золотым румбом — мигом сбегали бы в соседнюю палатку, — пояснил мой упитанный собеседник, перехватил взгляд на свой значок и рассмеялся. — Нет, семь-семнадцать тут не котируется, только эталонный шестой виток.
— А!
Толстяк протянул руку и представился:
— Карл.
— Пётр, — сказал я, пожимая пухлую ладонь, которая оказалась на диво плотной. Да и предплечья Карла были толстыми, но отнюдь не рыхлыми.
Тут на стойку выставили кружку пива, и я воспользовался случаем отвлечься от навязанного разговора, поскольку ни с кем общаться не хотелось. Пиво оказалось холодным, горьковатым и совсем не крепким — влил в себя половину кружки, сам не заметил как. После решил никуда не спешить, развернулся и откинулся спиной на стойку, начал следить за собравшимися.
Точнее — за Ингой.
Поначалу не мог сообразить, что именно не даёт покоя, а потом с изумлением осознал, что Инга, в отличие от беззаботной Лии, на общем фоне если и не потерялась, то прежнего впечатления уже не производила. Слишком много кругом оказалось ярких, умных и энергичных барышень. И да — их тоже переполняла внутренняя сила. А если убрать это преимущество…
«Будто первая отличница класса в институт поступила, а там все такие умные и талантливые», — вдруг подумалось мне, и стало обидно за Ингу. Ну а как иначе? Я ведь её любил.
Любил? Пожалуй, впервые признался в этом самому себе, только вот не осталось ли это чувство в прошлом? Или и не было ничего, а меня просто тянуло к ней, как к некоей яркой сильной личности, лидеру по натуре?
За этими мыслями не заметил, как допил пиво. И сделал это совершенно напрасно — пусть накал страстей и пошёл на убыль, диспут был пока что далёк от завершения.
Буфетчик, не спрашивая, наполнил ещё одну кружку, и я не отказался, отсчитал мелочь и больше уже не увлекался, цедил хмельной напиток редкими маленькими глоточками, желая растянуть его как можно дольше. В запасе ещё оставалось время, решил дождаться окончания сборища и перекинуться с Ингой хотя бы парой слов наедине. Мне нужно было разобраться в своих чувствах. Нужно было и всё.
А ещё захотелось с кем-нибудь об этом поговорить. Вот только единственный человек, с кем действительно можно было обсудить столь личный вопрос, сейчас пребывал в психиатрической клинике, и в такой поздний час посетителей к нему уже не пускали.
Беда-беда, огорчение…
Я уставился в кружку и какое-то время бездумно взирал на остатки пива, затем одним махом опрокинул их в рот.
— И как тебе эта ярмарка тщеславия, Пьер? — поинтересовался вновь вернувшийся к стойке Карл.
Слова упитанного живчика озадачили. Нет — не странное обращение, в тупик поставил сам вопрос.
— Ты о чём?
— Ну как же! — повёл он рукой. — Ты только посмотри на них! Ходячие генераторы изо всех сил пыжатся, демонстрируя свой интеллект, а на деле им просто повезло с инициацией! Просто повезло!
Такая точка зрения пришлась мне по душе, но вслух соглашаться с ней не стал из нежелания прослыть завистливым ничтожеством. Впрочем, и отмалчиваться не стал тоже.
— Везение не отменяет наличия мозгов и умения ими пользоваться.
— Вот! — наставил Карл на меня пухлый палец. — Везение! Ты признаёшь это! Не гениальность или даже просто выдающиеся умственные способности — всех нас тут собрало одно лишь везение!
Я покачал головой.
— Вовсе нет. Везение не может быть столь избирательным, чтобы собрать в вашем институте одних только умников. Отбирают ведь талантов, а не гениев. Значит, в клуб пришли те, кто умней и амбициозней других. С активной жизненной позицией.
Карл басовито рассмеялся.
— В логике тебе не откажешь, Пьер. Моё почтение! Всё по полочкам разложил! Пятая часть абитуриентов нашего славного учебного заведения не умеет ни писать, ни читать, у половины за плечами трёхлетка. Их даже в город до окончательного отсева не выпускают. Та часть институтского городка больше колонию для несовершеннолетних напоминает, куда там армии! — Он повернулся к буфетчику и попросил: — Два светлого!
Я решил, что на этом наше общение подошло к концу, но не тут-то было. Одну из кружек Карл передвинул мне.
— За знакомство!
— Да мне уже хватит…
— Брось! В этом климате пинта пива выходит с потом за полчаса!
— Скажешь тоже!
— Научный факт! — уверил меня Карл, а когда мы чокнулись кружками и сделали по длинному глотку, спросил: — Ну а каким это сборище видится человеку со стороны?
Я пожал плечами.
— Не знаю. Но сочетание пацифизма и культа личной силы, честно говоря, вызывает оторопь.
Мой упитанный собеседник кивнул.
— Не в бровь, а в глаз! Но тут не все такие. Это профессор Чекан своим ученикам головы задурил. Мне кажется, он вообще немного с приветом. Толковать о непротивлении злу насилием и одновременно разрабатывать способы уничтожения целых городов — как тебе такое?
— Прям городов? — опешил я.
— То-то и оно!
Я хлебнул пива и покачал головой.
— Однако! Наличие сверхоружия у одной из сторон приведёт к блицкригу!
Карл не согласился с этой точкой зрения, и очень скоро мы разругались в пух и прах, потом помирились, чтобы тут же рассориться снова, на этот раз — относительно того, будет ли считаться изменой обнародование таких выкладок в прессе. Затем спор ушёл на новый виток, и как-то совершенно неожиданно мы сошлись на том, что февральская революция обезглавила страну, сметя прогнившую монархию и при этом не принеся взамен никакой внятной идеи.
— И это плохо! Нас будто намеренно толкают на путь оголтелого национализма! — заявил мой собеседник, который видел выход в диктатуре прогрессивных сил.
Я же необходимость диктатуры категорически отвергал и напирал на преимущества демократического пути развития. В итоге нас объединил тезис: «реваншисты — отрыжка самодержавия». Тут мы друг друга крепко зауважали и даже заказали по мировой кружке пива.
— Ты пойми, все эти аристократы и помещики тянут республику в прошлое! — объявил я после этого благодарному слушателю в лице Карла. — Программа электрификации страны продвигается с десятилетним отставанием от графика! Это здесь, в Новинске — кругом электрическое освещение, а даже в столице оно не везде! Что уж об остальных городах и тем более деревнях говорить?! Где керосин жгут, а где и лучины, будто в дремучей древности! А курс на индустриализацию? Саботируется в открытую!
Подошедший к бару паренёк на пару лет нас старше задержался с кружкой пива в руке и рассудительно заметил:
— Индустриализация в первую очередь направлена на развитие оборонной промышленности, а это никакой пользы стране не принесёт!
— А тракторы? Комбайны? Сеялки? — поддержал меня Карл. — Они тоже не принесут пользы? Раньше косы в пики перековывали, так что — без кос крестьянам обходиться нужно было?
Разговор привлёк внимание двух барышень, как мне показалось, — вполне симпатичных на вид.
— Слишком быстрое внедрение передовых средств труда в сельском хозяйстве приведёт к образованию лишних людей и резкому оттоку населения в города! Начнётся неконтролируемая урбанизация! — заявила одна.
— И кризис перепроизводства! — добавила вторая.
— Какой кризис перепроизводства? Чего — еды? — опешил первым подошедший паренёк. — В мире катастрофическая нехватка продовольствия! Люди от голода умирают!
— Вот-вот! — поддакнул Карл. — Станем зерно экспортировать в обмен на апельсины или бананы!
Я же нацелился на светленькую девчонку, долговязую и чуточку нескладную, заявившую об угрозе неконтролируемой урбанизации.
— Отток лишних людей из деревень станет стимулом для развития промышленности и обеспечит заводы рабочими руками! Это страшный сон помещиков и засевших в парламенте ретроградов из «Земского собора». Первые не желают обеспечивать арендаторов нормальной техникой, вторые боятся потерять политическое влияние!
Светленькая за словом в карман не полезла, и у стойки бара возник ещё один дискуссионный центр, к которому постепенно начали подтягиваться и другие посетители клуба. Подошла даже Лия со своим кавалером.
«Виктор», — вспомнил я имя красавчика в момент неожиданного прояснения.
Впрочем, это не имело никакого значения. От беспрестанной болтовни вновь пересохла глотка, и я заказал кружку пива, но только пригубил её, и широкоплечий светловолосый студент, возглавлявший пацифистов, несколько раз хлопнул в ладоши.
— Хватит сидеть в духоте! Едем купаться! С меня аренда пароходика!
— Ура Яше! — заорали кругом. — Все на водохранилище!
Я замер как дурак с недопитой кружкой пива, но замешательство продлилось недолго. Карл тут же соскочил со стула и потянул меня за собой.
— Да не менжуйся ты, Жакоб всех пригласил! Нинет, Мишель, не отставайте!
Бросать пиво недопитым показалось плохой идеей, и я в несколько длинных глотков влил его в себя, а уже на выходе оказался наделён рюмкой горькой настойки на посошок.
— Традиция! — пояснил Карл и выпил.
Я выпил следом. Мне было удивительно хорошо.
Вот только на улице давно стемнело и бульвар заливал свет электрических фонарей, по голове кувалдой ударило осознание неминуемого опоздания на вечернее построение. Утром Дыба точно устроит весёлую жизнь! Я заколебался даже, но прямо сейчас бежать в расположение уже не имело никакого смысла, махнул на грядущие неприятности рукой.
Плевать! Скажут манекеном ещё неделю отработать — отработаю.
От «СверхДжоуля» двинулись по бульвару беспорядочной толпой, а в соседнем квартале, где перед клубом «Держава и скипетр» курила компания молодых людей, Карл вознамерился набить их реваншистские рожи, и я это устремление горячо поддержал, но нас утянули с собой девчонки. Дальше шёл в обнимку со светленькой спорщицей, и та ничего не имела против того, что моя ладонь придерживала её вовсе не за талию.
Насколько помнил по картам, водохранилище располагалось за городской чертой, туда поехали на трамвае. Кто-то сунул кондуктору десятку, и наша компания оккупировала весь вагон. Мест всем не хватило, и светловолосая барышня, не чинясь, уселась мне на колени, а потом ещё и обняла, поцеловала по-взрослому — с языком, как ещё не целовался раньше ни с кем…
Мелькнула заполошная мысль, что это могут увидеть Инга или даже Лия — почему — даже? — но мигом сгинула. Мне было слишком хорошо, чтобы забивать голову всякой ерундой. Если разобраться, я был предельно близок к столь эфемерному и мимолётному состоянию, как счастье. Пожалуй, ближе, чем когда-либо до того. Прямо расстроился, когда пришлось разжимать объятия на трамвайном кольце; так и катался бы по кругу всю ночь, но не судьба.
К лодочной станции напрямик через лес уходила широкая тропа, по ней мы и двинулись.
— Долой ханжество и буржуазную мораль! Купаемся голышом! — крикнул кто-то, чем заслужил радостные крики юношей и возмущённые возгласы барышень. Впрочем, некоторые девушки завизжали как-то очень уж игриво — то ли были не против ночного заплыва в чём мать родила, то ли просто прозвучала дежурная шутка для своих.
Следом в воздух взметнулась сотканная из разноцветных линий фигура, превратилась в призрачного коня, унеслась прочь. Затем над головами расцвёл огненный цветок невиданной красы, а дальше подвыпившая компания и вовсе пошла вразнос; кругом замелькали сложные энергетические конструкции, иллюзии и миражи.
Я бы, несмотря на всю свою бездарность, тоже попытался отчебучить нечто подобное, но уже был просто не в состоянии. После поездки на трамвае невесть с чего начало раскачивать из стороны в сторону, и шагал в обнимку с новой знакомой теперь не только лишь из желания ощущать под ладонью её худенькую упругую ягодицу, но и по той простой причине, что иначе мог запросто потерять равновесие и упасть.
Духота и жара остались позади, воздух наполнился свежестью и лесными ароматами, зазвенели комары. Почти сразу течение сверхэнергии, до того едва улавливаемое мной, стало куда явственней и упорядоченней, послышалось лёгонькое потрескивание, и кровососущие насекомые невесомым пеплом посыпались на землю. Оставалось лишь поаплодировать столь филигранной работе неизвестного студента.
Сначала легонько, а потом всё сильнее и сильнее зашумели кроны сосен, повеяло влажным речным воздухом, и как-то разом деревья расступились, наша изрядно растянувшаяся процессия начала выходить из леса на высокий берег.
— Последняя возможность сделать пи-пи! — послышался громкий возглас, когда мы проходили мимо длинного строения с буквами «М» и «Ж» у противоположных входов.
Моя спутница вместе с остальными барышнями отправилась, как она выразилась, припудрить носик; избавиться от излишков выпитого решили и многие из парней. Я побоялся упустить новую знакомую и уже не найти её в сутолоке, дошёл до края круто уходившего к воде склона, навалился на деревянное ограждение.
Лодочная станция оказалась закрыта, плоскодонки покачивались у причала на невысокой резкой волне. Чуть дальше в темноте горел фонарь на носу прогулочного пароходика — не слишком большого, но вполне способного принять на борт всю нашу многочисленную компанию. Плечистый Яша легко сбежал по лесенке к настилу пристани, ушёл в дальний её конец и поднялся по сходням.
Слышался лёгкий плеск, чернела гладь водохранилища, слегка покачивался сигнальный фонарь на носу парохода, светила в небе половинка идущей на убыль луны; прямо ко мне протянулась её серебристая дорожка, неровно-рваная из-за бега волны.
Хоть и навалился на перила ограждения, из-за выпитого покачивало и покачивало не в такт огоньку фонаря. Луна и вовсе висела на небе неподвижно, а серебристый след на воде беспрестанно искривлялся в зависимости от того, с какой силой ветер начинал гнать рябь. И это оказалось слишком сильным испытанием для моего вестибулярного аппарата — к горлу подкатил комок тошноты.
— Порядок! Все на борт! — послышался крик Якова, студенты отозвались одобрительным гулом.
Все повалили к лестнице, я же рванул в обратном направлении, заскочил в неказистое строеньице и склонился над зловонной дырой, первой в ряду.
В один подход избавиться от выпитого не получилось, мышцы подреберья сводило судорогами раз пять. Потом я совершенно обессиленный доковылял до умывальника, прополоскал рот, вытер губы. В голове шумело и звенело, не выдержал, уткнулся лбом в стену и прикрыл глаза, желая унять головокружение.
Зря.
Очнулся в тишине и темноте. Сидел на корточках, откинувшись спиной на стену. С одной стороны светилось закрашенное белым окно, с другой лунное сияние проникало в приоткрытую дверь.
Темнота и тишина. Никого.
Никого?!
Я вскочил на ноги и сразу покачнулся, едва не упал, навалился на раковину. Виной тому было не только и не столько опьянение — просто ноги затекли и почти не слушались. Иголками закололо так, что зубами от боли скрипнул, но ещё сильнее резануло осознание собственной никчёмности.
Меня забыли! Забыли!
И виноват в этом только я и больше никто. Напился и всё испортил. Не будет ни ночного купания голышом, ни объятий и поцелуев светловолосой спорщицы. И всего остального, на что так надеялся по дороге сюда, не будет тоже.
Осёл!
Наверное, от избытка чувств долбанул бы лбом о стену, но тут в дверном проёме мигнул отсвет зажжённой на улице спички, следом дуновение ветерка донесло запах табака.
И обрывки — слов.
Получается, уплыли не все? Или никто пока ещё не уплыл вовсе?!
На негнущихся ногах я заковылял к двери, увидел посеребрённый лунным сиянием борт броневика со знакомой эмблемой отдельного научного корпуса и замер на месте как вкопанный, но тотчас опомнился и сместился в сторону, укрылся за простенком.
На лодочную станцию пожаловали мои коллеги!
Вроде бы — ну и что тут такого, но, если разобраться, худшего варианта и придумать сложно. Теперь, немного протрезвев, понимал это со всей отчётливостью.
«Никакого алкоголя! Он для вас под строжайшим запретом!», — заявил Дыба в прошлый понедельник, а я ведь, помимо всего, прочего ещё и в самоволке!
Если незаметно проберусь в комнату и успею проспаться к утру, отделаюсь нагоняем за опоздание на вечернее построение, но в случае задержания патрулём делу точно дадут официальный ход. Об отработке проступка манекеном тогда останется только мечтать. Могут ведь и в благонадёжности усомниться!
И на снисхождение коллег рассчитывать по меньшей мере наивно. Загребут и оформят. А выход из туалета единственный и мимо никак не проскользнуть. Окно если только на другую сторону выходит, но оно точно не открывается…
Послышался шорох гравия под подошвами, ударился о землю перед дверью и улетел дальше, сыпанув искрами, окурок.
— …сразу несколько учеников Чекана, он такой шум поднимет, мало никому не покажется. Головы полетят — это я тебе гарантирую!
Бойцы ОНКОР приблизились к моему убежищу, и получилось разобрать слова. Проклятье! Да я, такое впечатление, теперь шум чужого дыхания могу различить!
Второй откашлялся, сплюнул и сказал:
— Да это всё понятно! Ты лучше скажи, почему мы их сразу не прищучили? Не пришлось бы всю ночь комаров кормить!
В отличие от жёсткого голоса с очень правильным произношением, этот звучал мягко, будто говорил выходец с юга республики или даже из потерянных после развала империи западных областей.
— Ты сам подумай! — отозвался первый. — Старшекурсники все заряженные ходят! А подопьют, покрасуются друг перед другом, и возьмём их тёпленькими!
— Заряженные, разряженные — какая разница? Против крупняка никакой щит не сдюжит!
— Там личные студенты Палинского, а он на синергию упор делает. Если успеют защиту поставить, её из сорокопятки не пробить! Тогда и нас, и броневик тонким слоем по берегу размажут!
Я недоумённо нахмурился. Как-то не походило обсуждение на подготовку к банальной проверке документов или даже задержанию пьяных дебоширов. Такие дела совершенно иначе обставляться должны.
Что за ерунда ещё?
Вновь чиркнула по боковине коробка спичка, затрещал табак, повеяло ароматным дымком.
— А ты разве не прикроешь? — спросил, судя по мягкому выговору, второй.
Ответом стал резкий смешок.
— Друг мой, в их табели о рангах я едва дотягиваю до пика четвёртого витка, если тебе это о чём-нибудь говорит. Поэтому мы не будем геройствовать, а причешем пароход из пулемёта и дадим по газам. Всё ясно?
— Больно масштаб у акции мелковат. Гросс будет недоволен.
— Я тебе о чём только что толковал? Ты меня слушал вообще? Главное — правильный выбор цели!
Я так и обмер. Это не бойцы корпуса, это — террористы!
И если они меня тут застанут, то непременно убьют. Так же, как собираются убить остальных.
Замереть в углу под прикрытием простенка? А если этим приспичит облегчиться и они заглянут внутрь? Тут ни загородок, ни кабинок — спрятаться некуда! Сразу заметят!
И потом — так точно никого не спасу. Как потом людям в глаза смотреть? Там ведь Инга, там Лия! И светленькая девчонка тоже там, на этом злосчастном пароходике…
Надо бежать за подмогой!
Но как?
Я тихонько — по стеночке, по стеночке отодвинулся от входа и забрался на подоконник. Рама не открывалась, но в верхней правой четверти была устроена форточка — достаточно широкая, чтобы в неё сумел пролезть человек моего сложения. Только вот маляры так основательно замазали стекло, что краска потекла, попала в стыки, а потом засохла и…
И тут я вспомнил о ноже! Трясущимися руками достал его из кармана, разложил клинок, провернул кольцо-стопор и всунул остриё в щель между рамой и форточкой. Слегка покачал рукоять, с натугой сместил лезвие в сторону, покачал ещё.
Пока обработал таким образом весь периметр — взмок. Вот уж действительно пол-литра жидкости с потом вышло.
Научный факт, чтоб его так!
Надавил, потом усилил нажим, и форточка подалась, с лёгким скрипом распахнулась. Я замер и настороженно прислушался, но кругом было тихо. Тогда просунул в образовавшееся отверстие ногу и, скрючившись, сумел провернуть аналогичный трюк с головой и плечами.
Полдела сделано!
Дальше оставалось нащупать стопой карниз и перенести на неё вес — нащупал и перенёс, да только подошва соскользнула, и я со всего маху рухнул на газон!
Высокая трава смягчила падение, но произведённый мной шум слишком уж отличался от размеренного плеска волн, незамеченным он остался.
— Слышал? — донёсся удивлённый возглас, и стало ясно: сейчас меня будут убивать.
А я умирать не хотел. И поскольку обежать длинный барак и сигануть в кусты никак не успевал, потянулся к сверхэнергии, усилием воли закрутил её и направил в себя. Миг спустя из-за угла выскочил кряжистый человек в форме бойца ОНКОР с уже вскинутым пистолетом, его выплеском силы и приложил. Из-за опьянения сфокусировать поток не вышло, и противник не лишился головы, а просто отлетел назад, перевалился через ограждение и кувырком покатился по крутому склону к воде.
Его напарник сходу швырнул шаровую молнию, и вновь я не сплоховал. Сами собой сработали полученные на практических занятиях навыки, и второй, совсем уж слабый выброс снёс сияющий сгусток к стене туалета. Дальше — железный провод громоотвода и вспышка разряда. Так тебе!
Порадоваться успеху не успел. Просто ощутил вдруг на горле хватку невидимых рук, попытался отодрать их, а пальцы прошли через воздух. И поразить врага новым выплеском тоже не вышло из-за полной утраты контроля над сверхэнергией. А дальше чужая воля лишила всякой подвижности, оказался не в силах ни пошевелиться, ни даже просто вздохнуть. И более того — мне начали сплющивать грудную клетку, выдавливая из лёгких воздух.
Накатила паника, я задёргался, только без толку — перебороть натиск сверхсилы не вышло, мои навыки оперирования энергией заведомо уступали умениям убийцы. В груди разгорелось пламя, в глазах яркими блёстками засверкало подступающее беспамятство, и в панике я замотал головой. Именно эти резкие рывки и заставили с бешеной скоростью закружить по небу половинку луны — словно крупье движением пальца запустил в противоход вращению рулетки сияющий шарик.
Резонанс!
Сознание стремительно меркло, но я успел вколотить себя в то неповторимое состояние, которое испытал в подвале Кордона, и моя ставка сыграла. Одна за другой в чёрном небе замерли всполохами стробоскопа серебристые половинки луны, а когда их стало тринадцать — будто совпали выемки на бородке ключа, в меня ледяным потоком хлынула сверхсила.
Чужая энергетическая конструкция лопнула, противника отбросило назад и покатило по земле. Да я и сам не устоял на месте, отлетел к стене. Врезался в неё, и по доскам во все стороны расползлось пятно изморози, дыхание вырвалось облачком пара, воздух обжёг лёгкие невыносимым холодом.
Но — плевать! Главное — дышу!
Дышу и живу! И умирать не собираюсь!
Внутри в бешенном ритме раскручивался практически неуправляемый энергетический волчок, и я решил не терять время на его обуздание, ведь нож — вот он, под ногами лежит. Я отодрал от стены примёрзшую к доскам одежду, нагнулся, стиснул рукоять, рванул к противнику.
И — не успел.
Тот резко выпрямился и выкинул перед собой руку, у меня на пути словно невидимая стена возникла. Врезался в неё так, что клацнули зубы, но с подобного рода преградами уже сталкивался, поэтому задействовал не мышцы, а силу воли. Продрался!
Убийца только и успел охнуть, когда движением снизу вверх сунул ему под рёбра клинок. Удар заставил противника согнуться, и левой рукой я вцепился в его длинные чёрные волосы, потянул шевелюру вниз, не позволяя выпрямиться, и продолжил бить, бить и бить ножом.
Раз! Другой! Третий!
Незнакомец не устоял на ногах и повалился на землю, а я вдруг осознал, что вот-вот взорвусь из-за распиравшей изнутри энергии. Та стремительно вливалась, переполняла и грозила выжечь изнутри, а то и просто сжечь своим ледяным огнём. Волосы встали дыбом, энергия начала выплёскиваться наружу, кожу закололи электрические разряды, засверкали в ночном мраке голубоватые искорки, по траве во все стороны побежала изморозь.
Чёртов резонанс! Я попросту не умел оперировать такой прорвой сверхсилы!
Спасли рефлексы. Когда над ограждением возникли голова и плечи взобравшегося на крутой берег крепыша, тело среагировало ровно как и минуту назад, только на этот раз — совершенно самостоятельно. Вскинулась рука, выплеснулась в нового противника вся накопленная энергия разом.
Взметнулся вихрь земли и гравия, следом хлопнул запоздалый выстрел. Рукотворное торнадо снесло в сторону отправленную в меня пулю, и та с сочным шлепком угодила в дощатую стену. А ещё — на небе разом погасли двенадцать фантомов и осталась одна-единственная половинка луны.
Резонанс больше не вливал в меня сверхэнергию, и я сделал единственное, что сейчас оставалось, — бросился наутёк. Следом грохнуло ещё два выстрела, но обзор стрелку перекрывало пыльное облако, и я невредимым заскочил за угол туалета, метнулся под прикрытием длинного строения к спасительной опушке леса. С разбегу вломился в кусты, получил по лицу колючей еловой лапой и рванул дальше, понемногу забирая в сторону.
Вновь хлопнул выстрел, ещё и ещё один. Потом наступила тишина.
Ушёл!
Какое-то время я продолжал бежать, постепенно замедляя и замедляя темп, потом навалился на шершавый ствол сосны и согнулся в приступе рвоты. Немного очухался и поплёлся прочь, выбрался на какую-то прогалинку и уставился на правую руку, чуть ли не по локоть залитую чужой липкой кровью. И нож. Пальцы до сих пор так и стискивали рукоять ножа.
Накатила нервная дрожь, и я принялся вытирать ладонь о лесную траву, но сразу это занятие бросил. Нужно было спешить. Нужно было сообщить о случившемся в комендатуру — ведь уцелевший убийца вполне мог остаться и попытаться довести задуманное до конца. Вот только покоя не давал тот немаловажный факт, что террористы не просто приехали к лодочной станции на броневике с эмблемой ОНКОР, они, ко всему прочему, были одеты в форму бойцов отдельного корпуса.
Переоделись или довелось схлестнуться с сослуживцами?
«Полетят головы», — сказал тот, с чётким классическим выговором, которого я…
…которого я зарезал!
Я убил человека. Я — убийца!
Меня снова вырвало, на этот раз — исключительно от нервного напряжения, одним только едким желудочным соком, но зато следом из-за выплеснувшегося в кровь адреналина как-то разом прояснилось в голове.
Итак, если те двое были из корпуса, если дело не в происках каких-то внешних врагов, а исключительно во внутренних интригах, то кому я вообще могу доверять?
Вопрос на миллион…
