То ли лес оказался неправильный, то ли еще что, но в наушниках стояла тишина, не звучало в них радующее сердце пищание. Минут двадцать я бродил по поляне, убеждаясь в правоте слов Сивого. Он мне в машине, когда мы только ехали к разрушенной деревне, помнится, сказал:

— Поиск в лесу без предварительной подготовки — дурь несусветная. Можно ноги до колен стоптать, а ничего не найти. Потому сначала работаешь с картой, потом с архивами, находишь подтверждения тому, что на месте, например, бывшей деревни теперь лес растет, и только после выдвигаешься на «коп». А так по чащобам бродить — пустое дело. Случаются, конечно, находки, но…

Да и то — откуда тут, например, монеты возьмутся? Ну да, было здесь когда — то капище, но там в жертву не злато — серебро приносили, а живность разную. Да и слишком давно это было. Купцы тут не ездили, войска не маршировали, стало быть, никто ничего не терял.

И вот как только я задумался о том, чтобы сворачивать поиски, раздался сигнал металлоискателя. Монета! Глубоко, но все же!

К слову — копать в лесу тоже, конечно, тяжеловато. В деревнях, в полях — там все же поднятый грунт, а тут… Сплошные комки корней, это ужас какой — то. Да еще эта духота невозможная!

Добило меня то, что монета оказалась совсем уж никакущая. Царская, не советских времен, по размеру понятно, но все остальное… Сплошная зелень. Сивый такие находки «какаликами» называл, и точнее здесь не скажешь.

— Парень, а ты чего делаешь — то? — поинтересовался у меня дед Силантий. — Чего с палкой ходишь?

— Ищу, — печально ответил я ему. — Монеты, вещи старые. Палка их в земле видит и мне о том говорит.

— Чудные дела! — сообщил Ласло лесовик. — Я ему говорю — пошли, заберешь чугунок, там монет серебряных — горстями меряй. Он — нет. Зато яму какую выкопал, ради медяшки никчемушной. Ну не дурень?

Самое досадное — он ведь прав. Куда проще взять и выкопать чугунок. Но ведь — и куда скучнее.

— Купаться пойду, — сообщил я этой парочке, притоптав ногой место раскопа, возвращенное в почти изначальное состояние. — Ой!

Это у меня под ногами почва качнулась, как видно, крот под ней прополз. Они так рылись вокруг, что то и дело там и сям земля проседала на глазах.

— А иди, — разрешил дед Силантий. — Русальные недели давно прошли, Ильин день еще не настал, да и водяник у нас тут добрый, без нужды не топит никого.

— Я с тобой, — встрепенулся мадьяр. — А там и перекусить можно немного. Уважаемый, вы же не откажетесь отведать нашей еды?

— В хорошей компании и лопух за крендель сойдет, — благожелательно сообщил нам лесовик, похрустывая сахаром. — Да и не по Покону от такого приглашения отказываться.

Плавок я с собой не захватил, но меня это совершенно не беспокоило. Да и с чего бы? Тут, на узеньком пятачке песчаного берега, который озеро отвоевало у леса, все равно никого не было. Основная жизнь била ключом сильно правее от нас, там, где стояла импровизированная рыбачья деревня, пансионат и имелись иные признаки цивилизации. А тут — только вода, небо да деревья за спиной.

Ласло, кстати, вообще догола разделся, чем меня немного удивил. Может, у них так принято купаться? Традиции и все такое?

Вода оказалась великолепная. Сверху прогретая, снизу прохладная, и очень чистая. Что особенно приятно — дно песчаное, не то что в иных озерах, где мне приходилось плавать до того. Все вроде бы хорошо, но вот эта скользкая слизь водорослей под ногами — она бесит. А тут — благодать.

Я отмахал саженками изрядное расстояние от берега, после развернулся, чтобы вернуться обратно, и в этот момент услышал уже привычное:

— Хранитель, мы здесь! Мы тут! Забери нас, мы давно этого ждем!

— Да ладно, — пробормотал я. — Не может быть!

Из — под воды голос шел, похоже. Впрочем — а откуда же еще? Тут больше ничего и нет.

— Твое право, Хранитель, — к девичьему голосу добавился мужской. — Владей тем, что тут есть! А нам свободу дай, ее желаем!

Я набрал воздуху в грудь и нырнул, испытывая, впрочем, определенные сомнения насчет того, что доберусь до дна. Глубина тут наверняка порядочная, а я все же не профессиональный пловец. Но попробовать надо, хоть бы даже из интереса.

С первого раза достать до дна не удалось, я вынырнул, отфыркиваясь, ничего не ответил Ласло, который заметил мои телодвижения и что — то спросил, набрал воздуху в грудь, и снова отправился под воду.

Глубина в самом деле оказалась немалая, но не предельная, потому со второго раза я до дна добрался, и почти сразу заметил покрытое зеленью кольцо, торчащее из песка. Причем приделано оно было к крышке небольшого сундучка, это я понял секундой позже. Скорее всего — медь, поскольку другой какой металл давно бы тут ржой стал. Ну, из тех, что были в ходу в старые времена, естественно.

Надо же. Пошел, понимаете ли, искупаться, а нашел клад. Вот потеха!

В висках начало стучать, к тому же в мозг ввинчивались вопли и причитания дуэта, сидящего в обнаруженном мной сундучке, потому я не стал канителиться и протянул руку к кольцу, вот только схватить его не успел.

Сильный удар в грудь выбил оттуда остатки воздуха, и те пузырьками унеслись на поверхность воды.

— Не твое! — Пронзительный визг чуть не разорвал мои барабанные перепонки. — Не тронь!!!

Оказывается, меня ударила и, по сути, почти утопила светловолосая крепкогрудая девица. Она висела надо мной, подбоченившись, и заполошно орала.

Нет повода не удивиться, вот только мне сейчас не до того было, ибо в данный момент я начал прощаться с жизнью. Воздух из меня вышел, а вот вода, наоборот, внутрь влилась, потому я практически потерял связь с реальностью и судорожно шевелил руками, пытаясь подняться вверх, туда, где есть небо, простор и спасение от смерти.

— Куда? — недовольно завопила девка, и вцепилась мне в ноги. — Еще чего! Наш ты теперь! У, ворюга!

В глазах потемнело, в ушах перестали грохотать барабаны, и только тяжесть в груди говорила о том, что я еще жив.

И как же я удивился, когда понял, что вижу свет! А еще ощущаю боль от ударов в живот, и слышу слова Ласло:

— Воду выплюни! Или как это по — русски?

Вообще — то, у нас утопленников сначала на берег вытаскивают, а уж потом пытаются их реанимировать, но это неважно. Я с удовольствием изверг из себя маленький водопад, попутно осознав, что мадьяр с немалой скоростью, подхватив меня под мышки, несется к берегу. Прямо не человек, а торпедный катер.

— Отдай! — Чья — то рука вцепилась в мою ногу. — Он наш, колдун! По праву! По Покону!

— Csókold meg a seggem! — рассмеявшись, ответил светловолосой девке Ласло. Не знаю, что именно он ей сказал, но по интонации понял, что вряд ли это признание в любви.

Но мне было не до смеха, девица оказалась куда как крепка, и ногу мою отпускать не собиралась, так что мадьяр теперь тащил двойной груз.

— Все, здесь уже мелко, — сказал он в какой — то момент и отпустил меня, тяжело дыша. — Уф, устал!

Я понял, что сижу на песочке, правда, по самую шею в воде.

— Пошли назад. — Голова моей несостоявшейся убийцы показалась в паре сантиметров от моего лица, ее зеленые глаза завораживали и манили за собой обратно, в глубину озера. Впрочем, следом за этим я ощутил, как ее холодное тело коснулось моих ног, и морок, начавший меня убаюкивать, спал. — Ты наш, говорю!

И в этот момент из меня выплеснулся остаток проглоченной воды, причем прямо ей в лицо. Она на секунду застыла, а после заорала, как торговка на рынке, причем ее вопли время от времени заглушал хохот Ласло, который уже добрался до берега.

Я тоже не стал тянуть, и задом, помогая себе руками, пополз туда, где веселился мой компаньон.

— В меня — плевать? — негодующе кричала девица, следуя за мной. — Ах ты, скотина! Да я тебя знаешь что? Знаешь? Ты у меня мальков пасти сто лет будешь! Лично батюшку — водяного упрошу тебя в самый дальний омут запихнуть!

— Угомонись, — посоветовал ей Ласло, отсмеявшись. — И радуйся, что тебе не удалось забрать его с собой. Поверь, это большая удача!

— Хитник он! — Девушка находилась в нескольких шагах от нас, стоя по пояс в воде, и выглядела она так, что было почти невозможно отвести от нее глаза. Белая кожа, идеальные формы, невероятной красоты лицо. Бывает же такое на свете! — Нет у него права забирать то, что принадлежит воде!

— Ласло, а она — кто? — спросил я у приятеля, впрочем, догадываясь уже, что услышу в ответ.

— Дитя вод, — негромко произнес тот. — По — вашему…

— Русалка я, — подбоченилась девушка. — Русалка. А ты — ворюга!

— Офигеть, — только и сказал я. — Слушай, а у тебя правда рыбий хвост?

— Что — о — о — о? — совсем уже взбеленилась обитательница озера. — Да чтобы у тебя язык отсох за такие слова! Чтобы не только язык, но и…

— Эй — эй — эй! — посерьезнел вдруг мадьяр, щелкнул пальцами, и девушка, взвизгнув, вдруг подпрыгнула, причем в этот момент я убедился, что никакого хвоста там нет. Ноги у нее, длинные и стройные. Причина столь резких телодвижений мне стала понятна мгновением позже — вода вокруг русалки покрылась пузырями, словно закипев. — Поосторожней с проклятьями, озерница. Думай, что и кому говоришь. Он не просто смертный. Он Хранитель Кладов.

— И друг Великого Полоза, — добавил я. — Вот он тебе ужо!

— Напугал. — Вода перестала пузыриться, русалка тоже вроде угомонилась. — Что мне твой Полоз? Он над земными силами владыка, да и то не из главных, похоже. Он вообще, может, не существует! Нам про него Агафья рассказывала, а она еще царя Гороха помнит, потому путает, что явь, а что нет!

О как. Выходит, не всякая нечисть моего нанимателя опасается. Ну вурдалаков я в счет вообще не беру, эти ребята борцы с системой, а вот остальные к нему с почтением относились.

— Тебя как зовут? — спросил я у зеленоглазки.

— Алена, — не стала кочевряжиться совсем уже успокоившаяся девица. — Слушай, а это выходит, ты любым кладам господин? Агафья про то упоминала.

— Ну почти, — согласился я. — И тому, у которого ты меня прихватила, — тоже.

— Да вот еще, — фыркнула русалка. — Все, что в воде — наше. Вернее — оно нашему повелителю принадлежит, батюшке — водянику. Так что не Хранитель ты никакой, а…

— Ворюга, мы помним, — закончил за нее фразу Ласло. — Валерий, а там случайно не то, что мы ищем?

— Точно нет, — помотал головой я. — Этому сундучку лет сто — двести, если не больше.

— Больше, — влезла в беседу Алена, которая недовольно глянула на солнце и окунулась в воду. — Мне об то лето сто сороковой годок пошел, а это сокровище здесь задолго до меня лежало, так мои подруженьки говорят.

— Красивая ты, — вдруг, сам не знаю почему, сказал я. — Очень! Жалко, что утонула.

Русалка кокетливо потупилась, но при этом сквозь золотые волосы то и дело посверкивал ее зеленый глаз.

— Утопилась, — поправил меня Ласло. — Если бы просто утонула, давно бы на волю ушла. Так ведь? Срок безвинных речных дев вековой, а ты тут подольше плескаешься.

— Злой ты, колдун, — насупилась девушка, снова забравшись в воду по шею. — Ну утопилась, и что? Все зелено вино виновато, и Гришка — приказчик, что меня на грех подбил да дурной болезнью наградил. А я… Ну вас обоих!

Плеснула вода, и вот уже нет перед нами русалки Алены, только слабая волна на берег накатилась.

— Лучше тебе в этом озере в ближайшие годы не купаться, — сообщил мне мадьяр, натягивая трусы. — Ты ей определенно понравился, потому она тебя обязательно утопит при первом же удобном случае. Не из злости, а из симпатии, ей с тобой под водой веселее будет. Девы вод крайне тверды в своих симпатиях, очень настойчивы и невероятно памятливы.

— Даже не знаю, гордиться своим мужским обаянием в такой ситуации или нет, — растянулся я на теплом песке. — Но, знаешь, она мне тоже понравилась. Красивая!

— Потому что день, — усмехнулся Ласло. — Интересно было бы посмотреть на твое лицо, увидь ты ее при лунном свете.

— Даже не говори ничего дальше, — попросил его я. — Не разрушай иллюзии. Слушай, но хоть по колено — то можно в воду зайти? Песок смыть?

— Если что — я за тебя вступлюсь, — рассмеялся мадьяр. — Можешь быть уверен. Нет — нет, ты и сам за себя прекрасно можешь постоять, но вовремя подставленное дружеское плечо никогда не окажется лишним.

Дед Силантий, с пня, на котором мы его оставили, похоже, даже не вставал, но откуда — то уже знал про наше приключение. Впрочем — с его — то количеством осведомителей?

— Шалят девки, — кхекнул он, лукаво глянув на меня. — Водяник наш, что в озере главный, до них всегда слаб был. Как какая утонет, так он сразу давай ее обхаживать, чтобы, значит, не вздумала дорогу на ту сторону Кромки искать и с ним осталась. Но и тех, кто доброй волей в воду кинулись, не обижал сроду. Вот они волю и взяли.

— Зато имущество его как свое охраняют, — заметил Ласло, развязывающий объемный рюкзак, который он прихватил с собой, когда мы уходили с той поляны, где осталась машина. — Такая преданность дорого стоит. Ладно, давайте перекусим. Свежий лесной воздух и купание всегда аппетит разжигают, как костер. Вот тут у меня говядина, овощи, два вида пирогов…

— Погоди — ка, чародей, — насторожился вдруг дед Силантий, глядя на то, как зашевелилась земля на кротовьем раскопе, находящимся прямо рядом с пнем. — Сдается мне, не успеем мы потрапезничать, вести нам несут.

И верно. Из дыры в земле показалось остроносое рыло подземного копателя, причем он, высунувшись, сразу же забавно зашевелил усиками, что — то безмолвно сообщая лесовику.

— Нашли, — удовлетворенно гукнул тот. — Как говорено — плоская та штука и вытянутая, с ручкой. В старом ельнике, что у ручья, прикопана. Надежное место, ничего не скажешь. Случайный человек туда даже за грибами не полезет, потому как бурелом вокруг, а медведю или лисе та поклажа даром не нужна. Да ты, чародей, снедь тут оставь, токмо вон на ту ветку рюкзак повесь. Лисы у меня в этот год… Тьфу ты! Я ж про них уже говаривал!

Я так думаю, что если бы грибники знали, сколько тут белых грибов, то они бурелом штурмом бы взяли. Никогда такого не видел, честно. Десятки, если не сотни крепких, коричневошляпых, с пузатыми серовато — белыми ножками красавцев стояли стройными рядами, только и ожидая того, что их сорвут и положат в корзину. Мне даже застонать захотелось от осознания того, что все это изобилие нынче пролетает мимо меня.

И ведь наверняка все без изъяна, несмотря на жаркую погоду. Вот зуб даю — так и есть!

— Где? — Моему спутнику было плевать на грибное безумие, его больше волновало то, что скрыто в земле.

— Говорят — тут, — показал пальцем на засыпанное хвоей место дед Силантий. — Парень, ты лопатку — то свою взял?

— А как же, — усмехнулся я. — Ладно, копнем, поглядим.

Странное дело — я ничего не слышал. Вообще ничего. Ну, кроме шелеста еловых верхушек да неумолчного птичьего пения. Может, дело в покойном дядюшке и тех чарах, что он на спрятанное сокровище наложил?

Копать было на удивление легко. Хотя — травы, с ее невозможным количеством сплетенных корешков тут, в ельнике, почти нет, потому прорубаться не надо. Рой да рой на здоровье. Душно только очень, потеешь сильно.

Минут через пять лопата скрежетнула по металлу, попутно, как мне показалось, распоров какую — то материю. Хотя «распоров» — это не совсем то слово. Та словно бы расползлась под сталью шанцевого инструмента.

Так оно и было на самом деле! Как оказалось, я задел чемодан, который был завернут в кусок ткани, почти сгнившей за то время, что она находилась в земле. Металлом же были окованы его уголки, как видно, для пущей прочности, один из них и попал под штык моей лопаты.

— Странно, — немного ошарашенно сообщил нам Ласло. — Дядюшка никогда не отличался экстравагантностью, но зато ославился прагматизмом, потому я крайне удивлен его выбором.

— Может, просто под рукой у него ничего другого не оказалось? — предположил я, глядя на чемодан, который мне навевал воспоминания о советских фильмах, что время от времени смотрела моя мама по телевизору. Там люди в поездах с такими же ездили. Однако шутки шутками, а поговорка о том, что «советское — значит отличное» все же не так и неверна. Этот коричневый пришелец из прошлого изрядное количество времени пролежал под землей и при этом практически не пострадал. Ну да, есть пара темных пятен на крышке, но и только. Правда, замки и крепежи ручек ржа почти съела, но это и понятно. — Всякое в жизни случается.

— Всякое, — признал мадьяр и провел рукой над находкой. — Не спорю. Но даже чар никаких нет? Он что, просто его закопал — и все?

— Это да, — признал я. — Тоже ничего не слышу, хотя вроде бы и должен.

— Откроем да глянем. — Наша беседа, похоже, наскучила лесному хозяину, он и откинул крышку.

Тишина. Первую минуту после этого под елками стояла тишина.

— А это чего? — нарушил ее Ласло. — Кто — нибудь понимает?

— Пока нет, — отозвался я, присел на корточки у чемодана и начал в нем копаться. — Одно точно понятно — это не то, что мы ищем. Но забавно.

Надо признать — содержимое и вправду оказалось забавным. Нам достались два мужских костюма — черный и серый, несколько галстуков с жуткой расцветкой, пяток сорочек, подтяжки, нижнее белье, носовые платки и бритвенные принадлежности, причем все было очень старое, чуть ли не полувековой давности. Мои предположения подтвердила книга, которая тоже обнаружилась внутри, годом ее выпуска значился 1976. Это был детектив под названием «Счастливый билет», на его обложке какие — то люди гнались друг за другом.

Но самое интересное обнаружилось на дне чемодана. Там, завернутые в пакет, лежали деньги, причем пачками, в банковских упаковках, на глазок около пятидесяти тысяч рублей. Я не очень силен в ценах прошлого века, но, как мне кажется, такая сумма в те времена считалась весьма изрядной. Помимо денег обнаружился еще паспорт гражданина СССР и несколько книжечек, подтверждающих то, что их обладатель является членом разных общественных организаций, причем во все была вклеена фотография одного и того же усатого дядьки. Мало того — из военного билета, когда я раскрыл его, на хвою под моими ногами выпала неаккуратно разорванная надвое пятирублевая купюра. Этот обрывок и накладные усы, лежащие в отдельном пакетике, собственно, и расставили все по местам.

— Ох! — сообщил я моим спутникам, а после начал хохотать. — Ну мы и дали!

— А в чем, собственно, дело? — все так же удивленно спросил Ласло. — Валера, ты хоть поясни?

— В «холодной войне», — держась за бока и не в состоянии остановиться, ответил ему я. — Мы нашли захоронку шпиона тех лет, ясно? Ну чтобы в случае провала личность сменить. Уффф! А может, наоборот, это тайник, который другой резидент для него заложил. В Москву из Бонна прилетел какой — нибудь Карл Шульц, который после таинственно пропал из столицы, зато из этого леса вышел… Как там его? Мищенко Вадим Игоревич, гражданин СССР. Потому и место глухое выбрано, то, в которое особо никто не ходит. А родник — верная примета, чтобы не ошибиться. Вряд ли тут много ельников с родниками.

— Потому ты ничего и не слышал, — тоже расхохотался мадьяр. — Это же не клад!

Лесной хозяин переводил взгляд с него на меня, похоже, так и не взяв в толк, что к чему, но тоже начал тихонько подсмеиваться.

— Как видно, прихватили засланца империалистической державы доблестные чекисты, — предположил я. — Не добрался он до этих мест, вот чемодан так тут и остался, не забрал его никто. Правда, странно, что никто другой за ним не пришел. Вон тут денег сколько, не могли их просто так бросить. Может, остальных тоже арестовали?

— А почему тогда никто это место не выдал? — заинтересовался Ласло.

— Кто его знает? — пожал плечами я, взяв из чемодана пачку десятирублевых купюр. — Неисповедимы пути шпионские. Или тот, кто все это прятал, рассчитывал потом сюда вернуться и деньги забрать, как компенсацию за годы тюрьмы. Правда, просчитался, стали они просто бумагой.

— Стало быть, не то вы выкопали? — подытожил дед Силантий. — Охти мне!

Он топнул ногой по земле, там немедленно образовалась дыра, из которой высунулся длинный нос.

— Дальше ишшите, — велел лесовик. — Не то это. И не лениться мне. А ты, Хранитель, давай — ка либо с собой это все забирай, либо обратно зарой. Мне тут мусора не надоть!

Я подумал, закрыл чемодан и бросил его обратно в яму. Ну а какой прок с этого добра может быть? Мусор, вернее не скажешь. Ладно бы еще тут пистолет обнаружился, его хоть как — то можно использовать, но деньги и документы давно рухнувшей Империи — это хлам, который даже антикварам не нужен. Я не о Шлюндте, который работает с серьезными ценностями, а о тех, которые берут все, что можно, от непонятно чьих фотографий до театральных афиш.

Но настроение нам эта история подняла изрядно, мы еще долго посмеивались — и когда обратно на нашу поляну шли, и когда начали перекусывать снедью, припасенной Ласло.

— Ить не помню, чтобы эту штуковину кто закапывал в моем лесу, — сообщил нам дед Силантий, с удовольствием похрустывающий маринованными огурчиками. — Чудно! Видать, шпиёны ваши тоже магию какую знают.

— Маскировочную, — усмехнулся мадьяр. — Скорее всего он или они выглядели как грибники, вот вы их и не приметили.

— Грибники с чемоданом? — усомнился я. — Сомневаюсь, что такое диво можно проморгать.

— Ну тогда не знаю, — спасовал мой новый приятель. — Еще говядины хочешь? Надо доедать, на такой жаре она долго не протянет.

Время шло, стрелка часов делала оборот за оборотом, на лес опустилась предвечерняя прохлада, а мы так и сидели на поляне в ожидании вестей. Нельзя сказать, чтобы их совсем не было. Например, кроты нашли скелет какого — то бедолаги с кошелем на поясе и даже притащили нам его содержимое. Сам кошель распался в труху, но монеты оказались в отменном состоянии, так что стал я обладателем тридцати двух серебряных рублевиков времен веселой императрицы Елисавет. Что интересно — все они были датированы либо 1742, либо 1743 годом. Странно это. Не фальшивые ли? Вот не помню — Демидовы при Елизавете Петровне свои поддельные монеты в районе Каменного Пояса шлепали или нет?

Еще усатые поисковики обнаружили схрон с оружием, надо думать, времен Великой Отечественной войны. Как видно, армейцы делали заначку для разворачивания партизанского движения на территориях, захваченных противником. Я было решил пойти поглядеть, но потом передумал. Устроили тайник не по уму, в него постоянно попадала вода, и все давным — давно заржавело или сгнило. Кстати, дед Силантий даже вспомнил, как это происходило, а после еще раз предложил нам забрать «кассе», оставшееся от фашистов.

— Может, все же стоило и нам самим походить по лесу? — спросил у меня Ласло невесело в какой — то момент. — Судьба любит тех, кто что — то делает, а не ждет от нее подарка.

— Ты всерьез думаешь, что мы эффективней кротов? — выпустив сигаретный дым, иронично отозвался я. — Это ошибка. Нет, какая — то доля вероятности того, что я услышу клад твоего дядюшки, есть, но она настолько мизерна, что о ней и говорить не имеет смысла. И сразу — дело не в моей лени. Дело в элементарном расчете. И потом — мы что, куда — то опаздываем? Этот день кончился — и все, далее тишина? У тебя виза насколько?

— Виза? На сколько захочу, — передернул плечами мадьяр. — Велика трудность глаза таможеннику отвести. У меня, собственно, ее как таковой и нет. Дело в другом, Валера. Мне перед тобой не слишком удобно, мы с тобой заключили договор…

— Все, понял. — Мне стало смешно. — Ласло, ты в России. У нас никогда никто ничего не делает в том случае, если ему это вменено в обязанность и по договору, потому что просто работу работать скучно и неинтересно. Но если что — то надо сделать бесплатно и по дружбе, то слова «нет» в этой стране не существует. Мы с тобой теперь вроде как приятели, я помогаю тебе по — братски, потому мы будем обитать в этом лесу столько, сколько надо. Ну если дед Силантий нас отсюда нафиг не выгонит, разумеется.

— И в думах не имелось, — добродушно сообщил нам лесовик, который успел сжевать один подаренный ему каравай целиком и добрался до второго, а в перерыве крепко помог нам со снедью Ласло. — Хоть вы и человеки, но из наших, понимающие. Только ты, шустрый, как стемнеет, к озеру не вздумай соваться, ясно? Точно тебя девки тамошние на глубину утащат, и я не помогу. Нет там моей власти.

— Ну вот, — приободрил я мадьяра, туша сигарету. — Поживем тут, в лесу, на природе, нервишки подлечим в естественной среде. За едой в соседний магазин сгоняем, видел я там один у санатория, спать в машине можно. Опять же — вон грибную похлебку сварим. Знаешь, какое это объедение? Опять же — в озере можно окуней надергать, уху сварганить. С перцем, с лаврушечкой, с картошечкой, да под водочку ее и убрать. И дед с нами похлебает.

— А как же, — с достоинством ответил старик. — Это можно! Пока вот малинки пожуйте. Хороша в этот год малинка уродилась!

Невесть откуда он достал два кулька, свернутых из больших лопухов и доверху заполненных ароматными ягодами. Вот тоже интересно — малина лесная, должна быть мелкая, а тут ягоды такие, что иная садовая позавидует.

— Спасибо, — обрадовался я. — Всегда ее уважал!

Успокоившийся Ласло тоже принял кулек и поблагодарил гостеприимного лесного хозяина.

Доесть вот только угощение мы не успели, поскольку из все того же лаза высунулась башка крота — лидера с несвойственно для данного существа выпученными подслеповатыми глазами, а следом за этим с пня встал и дед Силантий.

— Ну вот, ребятки, — огладил он свою бороду. — Кажись, нашли вашу пропажу.

— Случилось что — то? — насторожился мадьяр.

— Одного из его помощников прямо на месте убило, — пояснил старик. — Он на какой — то препон в земле наткнулся, да и полез смотреть, что да как. Нет чтобы весть подать и в сторонку отползти! А это невесть что его возьми, да жизни и лиши. Чародейство, никак не иначе. Стало быть, это то, что вам потребно. Но я — то, старый дурень! Чего сразу не смерковал, что кроме как в Ведьминой просеке поклаже быть и негде? Самое же пакостное место в моих владениях! Дядька твой, поди, потому и бродил по моим лесам столько времени, что подыскивал такую лежку, где земля зло в себя впитала.

— Ведьмина просека, — повторил я. — Ну раз Ведьмина, стало быть, ясно.

— Чего тебе ясно, щегол — болтун? — насупил брови дед. — Ведьмы — они не хуже и не лучше, чем ты или вон он. Все мы под Луной живем, каждый своим путем идет, как может, когда добро сотворит, когда зло. Жизня — она что лес для того, кто привык в полях жить, никогда не ведаешь, куда тропинка заведет — в чащу глухую или на опушку светлую. Просека потому так называется, что там лет триста назад двух ведьм селяне жизни лишили, да еще и пакостно оченно. Издевались над ними всяко, потом одну, что постарше, повесили, а вторую… Рассказывать не хочется даже. Нет, может, и было за что, только эдак — то зачем? Хочешь убить — убей, но измываться — не дело. Я селян тех после хорошенько по лесу помотал, два дня выбраться к своей деревне не могли. А просека та с той поры недобрым местом стала, потому как одна из ведьм предсмертное подсердечное проклятье кинула на убийц. Потому я их, кстати, живыми и отпустил, они все, почитай, всё одно что мертвецы. От такого проклятия спасения нет. Но вот беда — его и земля запомнила, и трава, и деревья. Плохое стало место. Гибельное. Если человек там сильно долго пробудет или, того хуже, заснет — все, пропал он. Болезнь его убьет вскоре, или какая другая напасть. Возьмешь там гриб или ягоду — тоже гроб можно заказывать, в них яду больше, чем в гадючьем клыке по весне. Врать не стану — я туда особо не суюсь. Неуютно там. Стыдно сказать — когда мой лес вырубали, я сильно опечалился, что эта просека под пилу не попала. Все деревья жалко, а эти — нет.

— Веселые дела, — встал и я на ноги. — Ласло, пляши. Мы нашли то, что искали.