Глава 11
— Привет. — Я обменялся рукопожатием с Ласло, который сегодня плюнул на пафосность, натянув на себя вытертые джинсы и зеленую футболку. — Я рюкзак и металлоискатель на заднее сидение брошу?
Кроме него в машине никого не наблюдалось, и, хотя багажник «Фольксвагена Атлас» вполне вместителен, я все же решил, что так будет надежней. Кто его знает, как мой новый приятель водит? Может, он лихач?
— Конечно, — разрешил мадьяр. — А зачем тебе эта штука? Я был уверен, что твой дар не нуждается в технической поддержке.
— Одно другому не помеха, — назидательно произнес я. — Мало ли, как оно там повернется? Ну и потом, мне нравится именно вот так разные всякости искать. Процесс завораживает. Одно дело клады, они почти все капризные, вздорные, то плачут, то стращают, то вообще пытаются убить. Другое дело — монеты, брошки и прочая дребедень, что в земле поодиночке лежит. Ни мне от них ничего не надо, ни им от меня. Гармония!
— Интересный взгляд на вещи, — одобрительно сказал Ласло. — Все, положил?
— Ага, — подтвердил я. — И еще — вон там, за углом, магазин круглосуточный. Мне бы в него минут на пять заскочить?
— Зачем? — удивился мадьяр. — Еду я взял, как договаривались, хорошую, ресторанную. Ну и по дороге перекусим, я уже наметил где. Там чудное место с русской кухней, очень хорошие отзывы посетителей.
— Просто поверь — так надо для пользы дела, — заверил его я. — Вчера хотел зайти, купить что нужно, да забыл.
Тут я приврал. Ничего я не забыл, просто меня Стелла до подъезда довезла, а возвращаться стало лень.
Кстати — ведьма на меня обиделась, потому что я ей перстень так и не подарил. Нет, пообещал отдать насовсем, когда все закончится, но до той поры все же оставил его у себя. Она после этого отказа надула губы и до самого дома со мной не разговаривала. И даже не подпустила свою обычную шпильку на предмет того, что кое — кто мог бы пригласить девушку в гости. Зря, между прочим. А вдруг пригласил бы?
В магазине я купил пару кругляшей «столичного» хлеба, два пакета с карамелью и коробку кускового сахара. Ласло с удивлением посмотрел на данный продуктовый набор, но ничего не сказал. Сразу видно — умный человек. И в самом деле — мало ли какие традиции у русских? Может, они без хлеба и конфет вовсе в леса не ходят, по религиозным соображениям? К тому же, в определенном смысле, так оно и есть.
Расчет нас не подвел, мы успели проскочить Ленинградку до того, как она окрасится на Яндекс. пробках в красный цвет, и вскоре по обеим сторонам трассы замелькали деревья, перемежающиеся небольшими коттеджными поселками, из числа тех, куда без пропуска не попадешь.
Ласло молчал, глядя на дорогу, скорость убаюкивала, и я сам не заметил, как меня сморила дрема. И все бы ничего, да вот только во сне меня снова посетили призраки прошлого, превратив его если не в кошмар, то в неприятное видение точно.
На этот раз обрывки истории приняли вид то ли девушки, то ли молодой женщины, лица которой я, как не старался, ни смог разобрать. Была она стройна, причем это достоинство ее фигуры отлично подчеркивало старинное платье из числа тех, что так любят показывать в сериалах про красивую дворянскую жизнь.
Девушка немного покружилась, словно в танце, а после рядом с ней возник силуэт молодого человека, стоящего на коленях и что — то ей протягивающего. Что — не разглядел, поскольку, к моему великому разочарованию эту картину скрыла мутная пелена. А секундой позже я снова увидел незнакомку, она стояла одна в темной комнате и смотрела в окно, за которым царила ночь. Но главным было не это. Главное то, что она время от времени проводила ладонью по правой стороне груди, где искоркой вспыхивало… Черт его знает, что именно. Понятия не имею. Но это точно то, за чем мне предстоит гоняться.
И снова — пелена, более всего похожая на капли дождя, стекающие по стеклу, причем я стою непосредственно рядом с ним, вроде как снаружи, глядя на то, как девичий пальчик с обратной, запотевшей стороны выводит буквы «S» и «C». Что они значат? Не знаю.
А после там, за окном, вдруг вспыхивает пламя, яркое, безжалостное, и слышится крик из числа тех, которые называют последними. Стекло лопается, огонь рвется ко мне, чтобы забрать жизнь не только той, что умерла бог весть сколько лет назад, но и мою.
Страшно — то как!
— Кошмар приснился? — сочувственно осведомляется у меня Ласло. — Бывает. Мне тоже иногда всякое снится. Иногда очень страшное. Но снов бояться не следует, они не принесут вреда. Более того, если верно их истолковать, то можно избежать многих неприятностей. Правда, настоящих повелителей снов почти не осталось. Я знаю только двоих, и они не так сильны, как сами про себя думают.
Я вытер холодный пот с лица и несколько раз вдохнул — выдохнул. Однако. Аж жилка на виске запульсировала.
Жестко. Прямо жестко. И непонятно. Например, вот этот огонь — привет от Полоза или подсказка? Наверное, подсказка, иначе чего бы там девица орала?
Или мой наниматель таким образом мне советует повнимательнее в сторону Воронецкой смотреть? Дескать — будет лезть во все дырки, сгорит к нехорошей маме?
Тьфу, какая чушь в голову лезет. При чем тут вообще Воронецкая?
— Ага, — ответил я. — Приснится же такое. Слушай, можно я закурю? Ну или прижмись к обочине, я там подымлю. Просто машина ведь прокатная, верно? А у них разные требования бывают.
— Кури, — разрешил мадьяр. — Мне, как правило, в подобных организациях редко претензии предъявляют. Что снилось?
— Разное, — уклончиво ответил я, и понятливый спутник более ничего спрашивать не стал, чем заработал в моих глазах еще большее уважение.
«S» и «C». Имя и фамилия? Возможно. Еще это, скорее всего, опять иностранка. Хотя — тоже не факт, у нас в девятнадцатом веке аристократия больше на французском говорила, чем на русском. Да и немецкий был в чести, поскольку многие фамилии, из числа не сильно влиятельных, род вели от иноземцев, что на службу к герру Питеру нанимались.
А платье все же можно принять как временной ориентир. Даже я, не являясь историком моды вроде Васильева, могу точно сказать — это фасон, появившийся не ранее середины восемнадцатого века и не позже середины — конца девятнадцатого. Я видел гравюры и рисунки той поры, до указанного периода дамы носили кринолины, каркасные воротники и все такое, тут же ничего подобного в помине не имелось. Ну а к концу девятнадцатого века мода вообще пустилась вскачь, подобные наряды стали архаикой. Так что диапазон можно сузить.
Но это все не самые важные вопросы. Что за предмет мне подмигнул светом во сне? Что это было? Брошь? Этот… как его… Аграф? Вариантов — масса.
— И все — таки — что тебя так озадачило? — не удержался от вопроса Ласло. — Если это не тайна — может, помочь?
— Как думаешь, что могла носить на груди девушка в восемнадцатом веке? — решил не отказываться от предложения я. Ну а почему бы и нет? — В смысле — из украшений. Вот тут, справа.
— Очень много вариантов, — тут же сообщил мне мадьяр. — Все зависит от того, что это за девушка, из какой она семьи, какого возраста, в какой стране проживала, замужем она или нет.
— Ого, — опешил я. — Даже так?
— Само собой, — усмехнулся Ласло. — Это сейчас ты можешь за сутки облететь половину планеты, оказаться в незнакомом городе и все равно ощутить себя как дома. Везде одинаковая реклама, одно и то же меню в ресторанах, одни и те же сериалы по телевизору. Мир стал единым пространством, за редким исключением, границы остались только в виде географических понятий. А тогда условностей была масса. Хотя какие — то вещи, разумеется, были едины. Например, если речь идет о незамужней девушке из хорошей семьи, впервые вышедшей в свет или только начавшей делать это, то на груди у нее могла находиться бутоньерка с белой розой и крупной жемчужиной, они символизировали ее девственность. И всякий кавалер, если он имел понятие о чести, обязан был соблюдать определенные правила по отношению к ней. Не скажу про Россию, но в Европе это практиковалось.
— А что еще могло быть? — оживился я.
— Например, кулон в виде замка, — отозвался мадьяр. — Впрочем, иногда его вешали и на шею. Он свидетельствовал о том, что его владелица хранит верность мужу или же любовнику, потому не стремится заводить новые связи. Подобное украшение вошло в моду в начале восемнадцатого века, немецкие мастера постарались. Чуть позже они стали делать к замку ключики, которые его открывали, тем самым превратив его в медальон. Причем иногда эти предметы вступали в определенные сочетания с «мушками», создавая совсем уж причудливые послания окружающим. Это, мой друг, был самый настоящий тайный язык, доступный только посвященным.
— Хорошо. — Я потер ладони. — Такой вопрос — а что мог подарить девушке юноша? Ну из подобных предметов?
— Подвеску, — уверенно заявил Ласло. — Знак любви и верности. Если он был богат, то, возможно, в виде сплетенных инициалов — его и избранницы, если не слишком — то попроще, но непременно с тремя камнями разных цветов. Это должно было сказать окружающим, что сердце данной прелестницы несвободно. Ну а если та меняла свое решение в отношении юноши, то можно было избежать ненужных объяснений, просто вернув подвеску дарителю. Да и мужья частенько дарили подвески женам, как бы говоря им, что их страсть не угасла. Ну хотя бы формально.
— Подвеска? Это как в «Трех мушкетерах»?
— Да — да, — подтвердил Ласло. — Людовик не любил Анну Австрийскую, но приличия ради подарил ей подвески, говоря о том, что чувства есть, и они сильны. А та, в свою очередь, передала их Бекингему, причем как что?
— Как дар любви, — усмехнулся я. — Вроде, в тексте их так и называют.
— Именно. — Мадьяр чуть прибавил скорости, ибо дорога с нашей стороны была почти пустая. — После чего король сильно и обоснованно разозлился, заподозрив, что его подарок был передан другому мужчине. Причем не какое — нибудь кольцо или колье, а именно подвески. Замечу отдельно — очень дорогие подвески. Двенадцать алмазов — это серьезно. За такую побрякушку в те времена где — нибудь в Руссильоне можно было прикупить поместье, землю и виноградники в придачу. Про Гасконь с ее многочисленными полуразрушенными замками я и не говорю.
Подвеска. А что, очень может быть. Почему нет? Теперь бы еще понять, кем была эта «SC», да получше рассмотреть предмет.
Настроение поднялось, а после того, как мы перекусили в придорожном кафе, том, о котором мне говорил Ласло, стало вовсе замечательным.
Остаток дороги пролетел незаметно, и я даже удивился в тот момент, когда увидел из окна машины озеро Сенеж, красиво бликующее под солнцем.
После мы проехали мимо рыболовной базы, мелькнул справа дом отдыха довольно старой постройки, а следом за этим Ласло направил автомобиль на какую — то совсем уж узкую дорогу, которая шла через лес. А минут через пять и с нее свернул, сообразуясь с какими — то приметами и рукописной картой. Надо полагать, нарисованной его братом, тем, который дядюшку порешил.
— Приехали, — наконец сообщил мне он, съехав с лесной дороги на уютную полянку. — Поиски стоит начинать отсюда.
— Почему отсюда? — полюбопытствовал я. — Пару минут назад мы не менее живописное место проезжали.
— Так сказал Лукан. — Мадьяр помахал картой. — Ему можно верить.
— Н — да. — Я вылез из машины, и потянулся. — Ну раз Лукан.
В Москве предстоящее приключение виделось мне более простым. А тут, глядя на высокие ели, стоящие с трех сторон вокруг поляны, уверенность как — то немного рассеялась. Тут вообще леса были не чета тем, что я посетил за последнее время, никаких березняков, насквозь просвеченных солнцем. Суровый ельник, через который запросто не продраться.
— Посиди — ка еще маленько в машине, — велел я мадьяру. — Надо кое — что сделать.
— Хорошо, — без малейшего удивления и каких — либо вопросов согласился он. — Как скажешь.
Я взял с заднего сидения пакет с теми продуктами, что купил с утра, повертел головой, заметил между елками слева просвет, да и направился туда.
Точного текста, с которым надо обращаться к лешему, мне никто не надиктовывал, потому я решил импровизировать.
— Добрый день, лесной хозяин, — поклонившись, произнес я, перед тем положив на найденный пенек привезенные гостинцы. — Не обессудь, не знаю, как тебя звать — величать, но все одно хочу поклониться тебе хлебом да сладостями, в знак большого уважения и…
— Ишь какой вежливый, — проскрипел сзади старческий голос. — Давно таких слов не слыхал. Уважение, гляди — ко!
— Большое, — отметил я, поворачиваясь к говорящему. — Еще раз — добрый день, дедушка.
Стар был местный леший, ох как стар, даже на фоне не сильно молодых дяди Егора или дяди Фомы. Борода белая и какая — то поредевшая, нос крючком, сам весь какой — то сгорбленный, на посох опирается. И из телогрейки, что на нем надета, тут и там клочья торчат. Знал бы — купил не только еды, но куртку какую поприличнее.
— Хлебушка, стало быть, мне принес, — прошамкал лесовик, глядя на продукты. — За это спасибо, малец. Давно не едал, давно.
Он направился к пеньку, шаркая по траве старенькими валенками, подшитыми кожей, после с трудом уселся на него, чуть подвинув еду, отломил себе горбушку и медленно начал ее жевать, глядя перед собой.
Однако, ерунда вышла. Как бы дедушка не оказался склеротиком, или, того хуже, маразматиком. У меня на его помощь большие надежды были, а теперь уж и не знаю — выгорит дело или нет.
— А как звать вас? — уточнил я. — Меня вот Валерой.
— Дедом Силантием зови, — посопев, ответил лесовик. — Не пойму никак — ты каких будешь? Ведьмак, что ли? За травами пришел? Или из оборотней, спрятаться надо? Хотя нет, Велесово племя — оно другое, сразу говорит, чего надо. И да, пахнут оне.
— Не тот и не другой. — Отчего — то мне стало смешно, еле улыбку сдержал. — Хранитель кладов я, дед Силантий. Великий Полоз меня выбрал из всех и к этому делу приставил.
Вообще — то про золотого змея я говорить изначально не собирался, но, глядя на этого старичка, я вдруг подумал, что до него вести от дяди Егора могли и не дойти. А если и добрались, то он про них давно забыл, потому лучше перестраховаться.
— Эва. — Дед Силантий вдруг кинул на меня быстрый взгляд. Слишком быстрый и слишком пристальный. — Сам Полоз, говоришь?
Я молча задрал майку и показал ему сплетенных воедино змеек, которые расположились рядом с моим сердцем.
— Слыхал я про тебя. — Мне кажется, или лесовик стал говорить куда быстрее и внятнее. — Приносили сороки вести на хвосте, правда, не думал, что свидеться придется. А с тобой на повозке кто приехал? Брательник твой, или просто дружок закадычный?
— Пожалуй что дружок, — подумав, ответил я. — Не то чтобы закадычный, но… Хороший человек.
— Да какой он человек? — хмыкнул дед Силантий. — Охти мне! Ладно, пошли к нему, что ли? Все ж таки чародей, хоть и не наших кровей, надо уважить гостя. Еду только прибери, парень, тут не оставляй. Лисы у меня наглые этот год народились, чуть что оставишь — жруть!
И он зашмурыгал в сторону поляны, причем теперь вполне шустро, особо не сутулясь и не охая. Вот ведь! А я поверил!
Ласло так и сидел в машине, ожидая моего возвращения. Впрочем, как только мы с дедом Силантием вышли из ельника, сразу из нее вылез и подошел к нам.
— Прими мое приветствие, повелитель деревьев, — приложив руку к сердцу, поклонился лешему мой спутник. — Пусть лес твой растет ввысь и вширь, а звери в нем не переводятся никогда.
— Как он меня назвал? — уточнил у меня дед Силантий.
— Повелитель деревьев, — подсказал я. — У него в стране так лесных хозяев называют, наверное. Он же мадьяр. Венгр, если по — нашему.
— Это не по — нашему, а по — вашему, — осек меня леший. — Мне и то слово неведомо, и другое. А что, чародей, далеко твоя страна?
— Для человека — да, для птицы — не очень, — улыбнулся Ласло. — А для мысли вовсе рядом.
— Ясно. — Лесной хозяин потоптался на месте, а после сел на пень, который, само собой, возник именно там, где было надо. — Ну ладно, ребятки, а теперь скажите мне, что вы в моем лесу забыли? У меня ить кладов — то давно нет, тем более таких, чтобы за ними Хранитель с иноземным чародеем на пару пожаловали.
— Как нет? — удивился я и посмотрел на Ласло. — Друже, мы точно туда приехали?
— Второй раз отвечу — ручаюсь за то, — строго глянул на меня мадьяр. — Ошибки нет.
— Так и кладов нет, — показал я на лесовика и прислонил к пню пакет с продуктами. — Дед Силантий тут каждую травинку знает.
— Серьезных — нету, выкопали их уже, — подтвердил старик, отламывая себе еще хлеба. — Осталось кое — что, но то не клады, а так, мелочь. Под дубами на косогоре, к примеру, чугунок с монетами зарыт. Дурные деньги, кровью взятые, разбоем. Их Еремейка закопал, он в моем лесу хоронился лет триста назад со своими дружками, такими же злодеями заугольными. Из беглых холопов Еремейка был, дран за воровство нещадно, потому большую злобу затаил на служивых людей да на господ. Нет бы только грабил, это ничего, но он кровь лил что водицу, а женщин еще и того… По — всякому случалось, короче.
— Так понимаю, закончил он плохо, — подытожил я.
— Людишек его всех тут солдаты порешили, — подтвердил дед Силантий. — Живыми брать не восхотели, тела так в Черном овраге и оставили, на прокорм зверью. Не стали закапывать. А его увели куда — то связанного, должно, в другом месте казнили. Ну а чугунок под дубами остался. Коли желаешь — забирай.
— Пока не надо, — отказался я. — А еще какие клады у вас тут имеются?
— В дальних мшаниках могила есть, — подумав, отозвался лесовик. — Сильно старая. Там великий воин лежит, ему с собой в дорогу злата — серебра отсыпали собратья, коня там же положили, оружие дорогое дали и курган небольшой насыпали. Курган время изничтожило, но могила осталась. Еще несколько совсем маленьких кубышек зарыты там да сям, разные люди клали. Ну и цыганская захоронка в дальнем распадке имеется. Но ее лучше не трогать.
— А почему? — тут же уточнил я.
— Потому, — отправил в рот крошки леший. — Цыгане народ непростой, много чего умеют да знают, так что если чего прячут, то непременно стража при добре оставят, и не простого, а с подвывертом. Да и не жди добра с такой поклажи, она точно лихом обернется. Что цыган положил, то цыган и забрать должен. Опять же — никто за спрятанным не вернулся, стало быть, некому было, погиб, видно, табор. Не просто же так они все, что имели, в яму поклали? Немец тогда по нашей земле шел, цыгане от них бежали, да, видать, не получилось.
Ну да, фашисты ромов не любили, есть такое. Сразу их к стенке ставили.
— Вот! — оживился вдруг дед Силантий. — А хочешь, Хранитель, я тебе покажу, где два десятка солдат германских у меня лежит? С офицером! От них много всякого осталось. Оружие — то проржавело давно, а вот коробка железная так и валяется в том овраге, где я их… Кхм… Они ее «кассе» называли.
Интересно, а как эти солдаты с офицером в овраг попали? Сдается мне, что неслучайно. Потом глянуть, что ли? Только прежде надо отыскать то, зачем сюда приехали.
— А старые да большие клады все давно нашли, — тем временем вещал лесной хозяин. — Народу на земле все больше, места ему не хватает, вот лес и вырубают. То дома поставят, то вон этот возведут… Санаторий. Одно время думать начал, что скоро мне конец придет. Оно ведь как, — нет леса — нет меня. Но обошлось, обошлось, ушли из моего дома пильщики, нашелся на них укорот. Ко мне сюда ведьма одна захаживает, травы собирает, так она сказала, что у меня здесь нынче зона… Эта…
— Природоохранная, — предположил я.
— Вот, она, — подтвердил лесовик. — Закон теперь меня охраняет. Ну а я ему, стало быть, помогаю, если кто нарушать пытается. По — своему, стало быть, как сызмальства учен.
Даже знать не хочу, как именно он помогает. Крепче спать буду. У него наверняка тоже своя стая волков имеется.
— Так вот когда деревья мои вырубали да пни потом корчевали, почитай, все клады и выбрали из земли, — закончил свою мысль дед Силантий. — Да и было — то их…
— Наш найти не могли. — Ласло, как мне показалось, занервничал. — Я бы знал. Да и закопал его дядя не так давно!
— Дядя, говоришь? — Старик достал из пакета коробку с сахаром, открыл ее и засунул кусочек рафинада в рот. — Твоих кровей, выходит, только с чернотой внутри? Колдун, по — нашему?
— Да, сказать, что он служил Свету, никак нельзя, — вздохнул мадьяр. — Этот человек предпочитал темные пути.
— Был такой, — причмокнул дед Силантий. — Вон в той стороне жил, помню. Хаживал сюда, бродил по моему лесу. Я за ним приглядывал, вестимо. Все же колдун, да еще чужеземный, поди знай, чего он удумает? Это племя такое, никогда не ведаешь, чего от них ждать. Коли просто походит, травки какие соберет — это хорошо. А ну как какую каверзу устроит? А мне потом за нее отвечай! Но родич твой ничего такого не творил, знай меж деревьев бродил, что — то бормотал, песни пел иногда. Но вот того, чтобы он прятал что — не видал, врать не стану.
— Тупичок, — развел руки в стороны я. — Ласло, если желаешь, тоже походим, побродим и мы, но дед Силантий ошибаться не может. Это его лес, как ты слышал. Он тут знает все.
— А дядя Силард знал, что за ним наблюдают, — вдруг по — мальчишески улыбнулся Ласло. — Ну конечно же! Он чуял, что вы, уважаемый, рядом, потому в нужный момент просто отвел вам глаза.
— Мне? — Дед Силантий забросил в рот еще кусок сахару. — В моем лесе? Ты что, чужеземец, с глузду съехал?
— А? — непонимающе посмотрел на меня мадьяр.
— С ума сошел, — пояснил я. — И да, мне тоже так кажется.
— Дядюшка знал толк в своем ремесле, — упрямо заявил Ласло. — И был крайне терпелив на пути к цели. Он мог прийти сюда двадцать раз и просто петь песни, а в двадцать первый сделать то, что собирался. Это очень на него похоже.
— Может, ты и прав, — призадумался лесовик. — Он сюда ить сколько раз ходил, а потом вдруг раз — и перестал. Хотя еще какое — то время тут жил, пока совсем не сгинул. Опять же — он не нашей земли колдун был, мог знать те чары, которые мне не под силу развеять.
— Мог, — подтвердил Ласло. — Его учил отшельник Грегош, он знал многое и о многом. Грех так говорить, но мой брат сделал благое дело, забрав жизнь дядюшки. Слишком уж тот любил золото, настолько, что ради него мог пойти на любое злодейство. И жалости не знал.
— Ну если это так… — Глаза лесовика блеснули. — Ну я тогда…
— Так он все, мертвый уже, — напомнил я деду очевидный факт. — Ласло только что сказал про это.
— Неважно, — засопел старик. — Если кто такой пожалует еще раз, буду за ним внимательней смотреть. В моем лесу мне же глаза отвести! Куда это годится?
— Безобразие, — согласился с ним я. — Дед Силантий, может, поможешь нам найти то, что этот паразит закопал? Там две вещи лежат, что он у семьи Ласло стащил. Памятные вещи, что от отца к сыну переходят много поколений.
— Да я не прочь, только вот… — засопел лесной хозяин, засучил ногами в валеночках. — Стыдно сказать — где искать — то? Лес хоть и проредили, но он все же велик, а я той поклажи не чую.
— И что? Я тоже не чую, хоть и должен. Ласло, карту дай и покажи деду, где мы сейчас.
— Вот. — Венгр развернул листок, лесовик с интересом в него уставился. — Мы сейчас здесь. А вот этот кружок — то место, где, скорее всего, дядюшка все и спрятал. Только это большое пространство.
— Ага. — Дед Силантий поводил заскорузлым пальцем по бумаге. — Здесь, стало быть. Вот что, добры молодцы, есть одна мыслишка! Пошли — ка за мной! Только ты, Хранитель, харчи с собой прихвати! Лисы у меня, тут, понимаешь… Что, рассказывал уже про это? Нет, не та память стала, что раньше, не та. Старый стал совсем.
Тропинка, появлявшаяся из ниоткуда и исчезавшая за нашими спинами в никуда, минут через десять привела нас на светлую полянку, неподалеку от которой поблескивала на солнце гладь озера.
— Сюда он каждый раз приходил, — пояснил выбор места дед Силантий, плюхаясь на очередной пенек. — Ни разу не было, чтобы не заглянул. Придет, под дерево сядет, глаза закроет и песни поет.
— Потоки силы, — поднял руки к небу Ласло. — Я их ощущаю. Это непростое место, очень непростое. Не ошибусь, если скажу, что здесь когда — то…
— Капище было, — закончил за него лесовик. — Верно, чародей. Пращуры вот этого мальца здесь богам старым поклонялись, жертвы им приносили. Вот тут он мне, видать, глаза и отвел. Я той силы, о которой ты говоришь, не чую, мне не дано такое, а сродственник твой, похоже, ее зачерпнул вдоволь. Но ничего, он хитер, а мы хитрее.
И я ничего не чуял, если честно. Поляна — и поляна, разве что грибов тут много. Вон подберезовик, и еще один, и еще. А там, близ елки, «белый» стоит, почти на самом виду. Надо было корзинку взять, а не металлоискатель.
Дед Силантий тем временем встал на пень, и залихватски свистнул, вызвав восторг Ласло, который подобного явно не ожидал. Впрочем, на этом неожиданности не закончились — прямо под моими ногами вдруг начала вспучиваться земля, да так сильно, что я чуть не упал.
Это был крот. Здоровенный до невозможности, размером с кошку. Он высунулся из земляной башенки, которую сам же и сотворил, повертел слепой башкой, пошевелил усами, а после, если можно так сказать, уставился на лесовика.
— Созывай своих, Прокл, — коротко велел тот. — Где — то в лесу, под землей, спрятан… Эй, а как выглядит то, что вы ищете? Сундук, чай?
— Не знаю, — растерялся Ласло. — Вряд ли это сундук. Скорее всего — кейс. Хороший дорогой металлический кейс.
— А? — перевел на меня взгляд дед Силантий.
— Прямоугольный железный ящик вот такой толщины, — объяснил ему я. — С ручкой сверху.
— Ройте землю, — велел кроту леший. — Ищите.
— И если будет что — то странное, тоже пусть сразу сообщают, — попросил Ласло. — Лучше сходить и проверить. Он мог чары невидимости на то, что спрятал, наложить. Только чары — они и есть чары, сама — то вещь никуда не денется.
— Верно, — одобрил дед Силантий и обратился к кроту: — Слышал? Вот и славно! И чтобы в пределах двух верст все перерыли, каждый корешок обнюхали. Пока двух, а там поглядим.
Тот мотнул башкой и скрылся в раскопе.
— Отличное решение, — сообщил мне Ласло. — Простое и эффективное. К тому же, если честно, глядя на этот лес, я понимаю, настолько был наивен еще пару часов назад. Здесь можно ходить очень долго, но так ничего и не найти.
— Ну почему? — возразил ему я. — Не исключай фактор удачи. Но в целом — да.
— А что, чужин, леса в твоей стране есть? — Лесовик снова уселся на пень, покопался в пакете, достал конфету, развернул ее, обнюхал, да и отправил в рот. — Что у тебя там произрастает, какие дерева?
— Есть, — охотно ответил ему мадьяр. — Леса у нас, правда, не такие густые, как здесь, да и поменьше их, но есть. Если желаете, почтеннейший, я могу фотографии показать.
Дед Силантий, похоже, не понял, о чем его гость ведет речь, но глянуть на предложенное все же пожелал.
Пока эти двое общались, я расчехлил металлоискатель, вставил в него новые батарейки, поскольку он их жрет как не знаю кто, нацепил на голову наушники и потихоньку двинулся в сторону озера. Это направление мне показалось наиболее перспективным.
