Пожар, судя по всему, застиг столь ценимое лондонцами самоуправление врасплох. Восстановлением и отстройкой города руководил Вестминстер. Сам король был повсюду. Во время пожара он верхом проезжал по улицам, подбадривая борцов с огнем. Хотя план Рена был отвергнут, Карл показал себя дальновидным администратором. О его авторитете многое говорит тот факт, что лондонцы, хоть и неохотно, соглашались с решениями короля и арбитров, назначенных для рассмотрения споров, возникавших после пожара. Не последнюю роль в этом, несомненно, сыграло то, что строители старались в максимальной степени держаться допожарного плана улиц.

В действительности на месте приблизительно 13 200 домов выросло всего 9000 новых; правда, чума, свирепствовавшая годом ранее, уменьшила и население. Так как прежние улицы сохранились, единой планировки так и не было. Дома часто строились в садах, что требовало прокладки новых проулков для подъезда к ним. На карте Джона Огилби, составленной в 1677 году, в том числе и для того, чтобы было легче планировать новый город, сетка улиц немногим отличается от той, что была до пожара. Если верить картографу, в новом Сити было 189 улиц (со словом «стрит» в названии), 153 переулка («лейн»), 522 проулка («элли»), 458 дворов («корт») и 210 двориков («ярд»). Прежнее административное деление осталось нетронутым: в Сити насчитывалось 24 округа плюс Саутуорк, делившиеся на 122 прихода. Изменилось словно бы все – и при этом ничего.

Однако одной возможностью все же воспользовались: упорядочить рынки и переместить их на более удобные места. Были перестроены большинство залов так называемых ливрейных компаний и половина церквей. Из 109 утраченных в пожаре церквей пятьдесят одна была перестроена (24 из них сохранились до наших дней). Сооружение всех новых церквей контролировал Рен, и их авторство традиционно приписывается именно ему, однако Саймон Брэдли в исследовании, выполненном для Певзнера, считает многие из них работой его ассистента Роберта Гука. Учитывая, что большинство церквей были средневековыми, а слияние приходов подразумевало максимально возможное расширение молитвенного зала, от Рена и Гука потребовалось немало смекалки. Одни церкви были в плане квадратными, другие – прямоугольными, третьи – овальными, четвертые – неправильной формы. Все башни отличались друг от друга, равно как и интерьеры (во всяком случае, насколько можно судить по сохранившимся записям).

Брэдли усматривает в работе Рена «восторг ученого-экспериментатора: сколько различных типов приходской церкви, пригодной для службы, удастся спроектировать». А церковь Святого Стефана в Уолбруке, как считается, была пробным вариантом собора Святого Павла в миниатюре. Самый совершенный из интерьеров Рена, церковь Святой Марии-на-холме на Ловат-лейн возле Биллингсгейта, Джон Бетчеман называет «наименее испорченным и наиболее пышным интерьером в Сити, тем более волнующим, что эта церковь спрятана от любопытных глаз среди булыжных проулков, мощеных проходов, кирпичных стен и укрыта сенью платанов». Здание церкви, расположенное в одном из уголков города, где сохранилась атмосфера довоенного Сити, пострадало при пожаре в 1988 году, и ее резные деревянные панели XVII века убрали в запасники. Сити, при всем своем богатстве, пока отказывается от попыток реставрации. Эта задача ждет поколения более благородного.

Что касается собора Святого Павла, он остается духовным центром Лондона с VII века. В 1561 году шпиль здания обрушился, а в 1620-х годах Иниго Джонс спроектировал западный фасад в классическом стиле. Во время пожара Рен как раз собирался построить новый крестовый свод, и деревянные леса, как считается, облегчили возгорание. Раздавались голоса, предлагавшие перестроить почерневший купол в исходном готическом стиле, но Рен твердо стоял за современный ему барочный стиль, красота которого была обусловлена геометрией. Он все еще надеялся, что когда-то в будущем собор станет центром радиальной сетки улиц.

Следующая битва предстояла по вопросу о том, как именно будет воплощен план Рена. Служители церкви неохотно идут на компромисс, и их нерешительность доводила архитектора почти до отчаяния. Модель собора, построенная им через шесть лет после пожара, имела в плане форму равностороннего креста, однако приверженцы традиций желали удлинить неф и сделать короче трансепты. В конце концов король потребовал начинать строительство, предоставив Рену свободу вносить «время от времени те изменения, какие он сочтет нужными». Работы длились больше тридцати лет, а их стоимость выросла до умопомрачительных 720 000 фунтов стерлингов (на современные деньги почти 100 миллионов фунтов).

Собор Святого Павла стал зримым символом возрождения Лондона после пожара и по меньшей мере до 1960-х годов оставался архитектурной доминантой столицы, видимой со всех сторон. Джон Саммерсон, ведущий специалист по истории Лондона XVIII века, немало восхищался его академичным классицизмом: «То, что подобный памятник был воздвигнут не среди новых улиц и площадей Вестминстера, а на бесплодной, невежественной почве Сити, оплота торгашей, – один из капризов истории». Престарелый Рен, во всяком случае, увидел собор законченным, и в 1711 году сын архитектора поднял его на крышу собора в корзине.

Сити восстанавливал дома, но не мог принудить кого-либо в них жить. В действительности тысячи погорельцев уже не вернулись. Те, кто был побогаче, наняли себе временное жилье на западе, и многие в конце концов там и остались. Купцы обнаружили, что Ковент-Гарден представляет не меньшее удобство для торговли, чем Чипсайд, тем более что и то и другое находилось в пешей доступности друг от друга. Блеск двора Стюартов и многочисленные увеселения притягивали как магнит, и Сити ничего не мог этому противопоставить. Не дремали и в других пригородах, где спекулянты быстро воспользовались ростом спроса. На востоке можно было на короткий срок нанять жилье в Хокстоне, Шордиче, Финсбери и Спиталфилдсе. Чем выше задирались цены, тем прямее были улицы, что особенно хорошо видно в Спиталфилдсе. Меньшим спросом пользовались дома вдоль грязной Темзы, от церкви Святой Екатерины до Уоппинга и Шедуэлла. Согласно обследованию 1650 года, в Шедуэлле было 700 домов, почти все – одноэтажные или двухэтажные.

Совет олдерменов был в тревоге. В сотни новопостроенных домов не возвращались хозяева и не спешили вселяться арендаторы. В переписи 1672 года было отмечено 3000 пустующих домов, отстроенных после пожара. Олдерменов предупреждали, что они лишатся своих прав, если не будут жить в своем округе; тщетное требование, что тогда, что сейчас. «Компании» Сити начали открытый набор подмастерьев – легкий путь к правам горожанина. Сити отчаянно сопротивлялся постройке выше по течению, в Вестминстере, нового моста, опасаясь, что тогда товары из провинций по пути в Кент и на побережье будут везти в обход Сити, и преуспел: мост не построили, что еще на столетие заблокировало рост Южного Лондона.

Однако вновь прибывающие ремесленники обнаруживали, что могут запросто избежать гильдейских ограничений, устроившись вне юрисдикции Сити. Ювелиры открывали лавки на улице Хаттон-гарден (которая остается улицей ювелиров и сегодня), серебряных дел мастера – в Кларкенуэлле, портные – к северу от Ковент-Гардена. Так Сити вступил на долгую дорогу утрат своих ремесел и производств. До пожара его население составляло 200 000 человек; после пожара осталось 140 000. Три четверти лондонцев теперь жили вне Сити, который неизбежно начал превращаться в «центральный деловой район».

Однако от пожара остались не только утраты, но и приобретения. Если бы план Рена или Ивлина был утвержден и восстановление Сити отложили, его экономика не просто потерпела бы крах: торговцы, отчаявшиеся поправить дела, могли попросту сняться с места и переехать в Вестминстер, подобно тому как англосаксы в V веке переселились в Лунденвик. Старый Лондон мог уступить младшему брату не только политическое, но и торговое первенство и превратился бы в трущобный пригород.

Так что Сити был прав, убеждая Карла положиться на волю рынка, хотя именно король, а не Сити установил правила, по которым отстраивался город. Есть свои преимущества и в сохранении средневекового плана улиц. Если бы Лондон реализовал геометрически правильную сетку Рена, в XX веке он стал бы легкой добычей перепланировщиков (подобная судьба постигла Риджент-стрит Джона Нэша). Даже сегодня чары древнего плана улиц не утратили свою силу, и градостроители, охотно снося старые здания, не смеют нарушить кривизну линий, проведенных самим Альфредом Великим.