В 1550 году появилось первое аутентичное изображение Лондона, нарисованное на семи листах с натуры фламандцем Антонисом ван ден Вингарде, мастером панорам европейских городов. На основе своих прогулок по улицам столицы он изобразил город с высоты птичьего полета широкой дугой, идущей от Вестминстерского аббатства до отдаленных башен Гринвича, так, как если бы наблюдатель парил над Саутуорком. За этим изображением скоро последовала первая настоящая карта, известная как «медная» и отпечатанная с анонимной гравюры на меди в Антверпене в 1559 году. Она стала источником новой карты, опубликованной Франсом Хогенбергом в 1574 году; считается также, что на ее основе создана знаменитая «деревянная» карта Лондона, отпечатанная с деревянной доски Ральфом Агасом и другими уже в XVII веке. Недавно Университет де Монфора создал на ее базе трехмерную цифровую модель тюдоровского Лондона – блестящий способ получить представление о средневековом городе.

В этих работах Лондон показан таким, каким он был между упразднением монастырей и началом эпохи Стюартов. Архитектурными доминантами по-прежнему являются церкви во главе с собором Святого Павла. Ренессанс почти не коснулся архитектурного облика города: у особняков готические фасады, вдоль улиц выстроились дома с выступающими рядами кладки и стрельчатыми крышами. Нет никаких признаков официального планирования – прямых улиц, декоративных садов и классических фасадов, характерных для Рима и Парижа этого времени. Разве что по улице Чипсайд сразу видно, что это транспортная артерия. Хорошо заметен Лондонский мост, и на нем по-прежнему торчит жутковатый ряд кольев с головами изменников.

За пределами городских стен застроен главным образом Саутуорк, включенный в юрисдикцию Сити после 1550 года, а также районы Фаррингдон, Кларкенуэлл и Холборн. За пределами этих районов – сельская местность. Коровы пасутся на Боро-Хай-стрит, а лучники упражняются в полях Финсбери, окруженных садами, где на продажу выращиваются фрукты. К западу среди полей стоит Ламбетский дворец; к востоку река вьется вдоль разбросанных по берегу поселений, пока не достигает готических башен королевского дворца Плацентии в Гринвиче. Здесь родились и Генрих VIII, и Елизавета; сюда они любили приезжать на лето.

Как ясно видно из рисунка Вингарде и карты Хогенберга, Лондон XVI века почти не имел достопримечательностей, подобающих великой столице, за исключением Вестминстерского аббатства и собора Святого Павла. Он не произвел бы впечатления на искушенного путешественника. Здесь не было королевского дворца с аллеями и изящными фасадами. Генрих VIII построил дворец Нансач близ Юэлла в Суррее в попытке подражания Фонтенбло Франциска I, но этот дворец, расположенный слишком далеко за городом, пришел в упадок и в конце концов был разобран. Елизавета новых дворцов не строила: ей хватало Уайтхолла, Гринвича и Ричмонда. Ее творческие порывы были направлены на экстравагантный макияж и наряды. Однако она не возбраняла своим придворным тратить деньги (главным образом из бывшей монастырской казны) на «чудо-дома» в стиле английского Ренессанса, самые известные из которых построил Роберт Смитсон в Хардвике, Уоллатоне и Лонглите. Просто королева без приглашения наезжала в гости, что ей самой ничего не стоило, зато влетало хозяевам в немалые суммы.

Самой сильной стороной Лондона была литература. Здесь он в полной мере пожал плоды Возрождения в поэмах Эдмунда Спенсера, драмах Кристофера Марло и Бена Джонсона, но прежде всего в трудах Уильяма Шекспира, чьи стихи при жизни не уступали в известности его пьесам. Но пьесам, в отличие от книг, нужны театры, а властям Сити они не нравились из-за шумной толпы и причиняемого беспокойства. Согласно одной из петиций, призывавших к запрету театров, в них можно было найти «лишь нечестивые басни, дела любострастия, мошеннические приспособления и непристойное поведение». Сити исключил театры из своей юрисдикции и подал прошение об их закрытии, с тем чтобы изгнать их за пределы городских стен, например на свободное место на берегу Темзы за границей округа Саутуорк. Исключением была труппа королевских хористов в Блэкфрайарсе, известных тем, что они похищали мальчишек, чтобы те пели в хоре.

Столяр Джеймс Бербедж построил первый деревянный театр в полях Финсбери в Шордиче в 1576 году да так и назвал – «Театр» (The Theatre). Вскоре вблизи открылся театр «Занавес» (Curtain), а в 1587 году в Саутуорке, где тогда уже устраивались бои быков и медвежьи травли, – «Роза» (Rose) Филипа Хенслоу. Согласно записям, «Роза» за один только 1595 год дала около 300 представлений, причем в репертуаре было тридцать шесть пьес. В 1596 году труппа Бербеджа попыталась переехать из Шордича в Блэкфрайарс, но ему пришлось закрыть театр. Он буквально по одной дощечке перенес здание в Саутуорк и в 1599 году вновь открыл театр под названием «Глобус» (Globe). Он стал домом для труппы «Слуги лорда-камергера», для которой писал Уильям Шекспир, а сын Бербеджа Ричард стал звездой спектаклей по шекспировским пьесам. Два театра были злейшими конкурентами, но оба оказались чрезвычайно уязвимыми для огня, и их не раз приходилось отстраивать заново.

Театр был популярен и как развлечение, и как литературное явление. Даже относительно небогатые лондонцы могли заплатить несколько пенсов за вход. Драматург Томас Деккер старался в пьесах угодить и своим богатым патронам, и «простолюдинам из партера и с галерки», от которых зависел его доход. Среди этих простолюдинов были каретники и носильщики, паписты и пуритане, щеголи и проститутки – неудивительно, что между зрителями часто вспыхивали драки. Смотрели не только пьесы, но и медвежью травлю, цирковые представления и показы уродцев. Театр был не просто развлекательным заведением: здесь смешивались между собой разные общественные слои; сочинители пьес, их постановщики и актеры служили мостиком между аристократией, мелким дворянством и чернью. Возможно, именно поэтому Тайный совет относился к театру с подозрением и стремился связать его определенными правилами или цензурой. В конце концов, когда более либеральные Стюарты дали драме «права гражданства» при дворе и в Вестминстере, театральная жизнь в Саутуорке пришла в упадок. И все же вспомним добрым словом район «к югу от реки», который на время стал для лондонцев вотчиной непослушания, отдыха и творчества.