Рынок недвижимости Внутреннего Лондона пострадал от новой тенденции: Вест-Энд стал стремительно терять свою притягательность. Сельское хозяйство «великих землевладений» еще с 1880-х годов находилось в упадке, подоходный налог возрастал, не говоря уже об огромных налогах на наследство. Последние в 1914 году выросли до 20 % с недвижимости стоимостью более 1 миллиона фунтов стерлингов, а в 1919 году – до 40 % с недвижимости стоимостью более 2 миллионов фунтов. Многие семьи потеряли мужчин на войне, что способствовало росту жалованья и создало дефицит слуг.

Рекламные объявления от агентов по недвижимости, например «Найт, Фрэнк и Ратли» (Knight, Frank and Rutley), можно читать как страницы альманаха «Дебреттс». Землю продавали герцоги Вестминстер, Сазерленд и Нортумберленд, лорды Абердин, Нортгемптон, Питри и Толмэш. По оценкам, за четыре года четверть земли в Англии сменила хозяев (в основном она перешла к собственникам-фермерам), и это, пожалуй, был самый крупный переход недвижимости из рук в руки со времен упразднения монастырей.

В Лондоне, по мере того как подходил к концу срок 99-летних аренд, продажи земли становились все чаще. Герцог Бедфорд еще до войны сбыл с рук Ковент-Гарден. Выручку он вложил в царские облигации и прогорел. Первое из старинных лондонских землевладений теперь превратилось в запущенную складскую территорию вокруг прежней рыночной площади. Далее лорд Беркли избавился от большей части своего владения в Мэйфэре. В 1925 году семейство Говард де Уолден продало Грейт-Портленд-стрит сэру Джону Эллерману, который стал одним из редких полноправных владельцев, вошедших в прежде закрытый клуб собственников «великих землевладений».

Аристократические таунхаусы, использовавшиеся только в сезон, рассматривались как ненужная роскошь, покупателей на них нашлось немного. Следствием стало падение продаж и снос этих зданий по всей длине Парк-лейн и Пикадилли. В отсутствие органов охраны архитектурного наследия изящные георгианские и викторианские особняки исчезли с лица земли, уступив место новой застройке. В 1919 году маркиз Солсбери продал свой дом на Арлингтон-стрит за отелем «Ритц»; на его месте был построен массивный многоквартирный дом. Парк-лейн лишилась Дорчестер-хауса, который представлял собой копию римской виллы Фарнезина, равно как и Гровнер-хауса, Кэмелфорд-хауса, Олбери-хауса и Честерфилд-хауса. Герцог Девоншир продал особняк на Пикадилли работы Уильяма Кента с садом, который простирался на север вплоть до Лэнсдаун-хауса работы Роберта Адама на Беркли-сквер. От последнего сохранился только фасад. В 1938 году был разрушен позолоченный особняк герцога Норфолка на юго-восточном углу Сент-Джеймс-сквер; его музыкальную комнату удалось сохранить для Музея Виктории и Альберта.

Парижу той эпохи повезло, что его аналогичный район Марэ не оказался камнем преткновения на пути городского обновления. Он опустился до трущоб и благодаря этому дотянул до возрождения. В Лондоне вне района Сент-Джеймс едва ли сохранился хоть один особняк XVIII века. Читать книгу Гермионы Хобхаус «Утраченный Лондон» (Lost London) – печальное занятие. Из «великих домов» на Пикадилли только Эпсли-хаус и старинный клуб «Ин-энд-аут» хоть в какой-то степени сохранили первоначальный вид. Остальным не повезло: продержись они еще два поколения, их славную историю охраняли бы лучше.

Кроме «великих домов», были и другие утраты. Отель «Сесил» на набережной уничтожили ради постройки оруэлловского Шеллмекс-хауса (Стрэнд, 80, где, кстати, работает издательство этой книги). В 1937 году в Адельфи Роберта Адама по соседству с Сомерсет-хаусом снесли центральный квартал, заменив его курьезной стилизацией в духе ар-деко. Олдвич, не пользовавшийся спросом у арендаторов, в конечном итоге перешел американскому спекулянту Ирвингу Т. Бушу; его имя ненадолго обрело мировую известность, когда в Буш-хаусе разместилась Всемирная служба корпорации Би-би-си (BBC). Самым бессмысленным был снос неоклассического Банка Англии, построенного по проекту Соуна. Его утрата воспринималась в широких слоях общества как величайший вандализм в Сити этого периода (а побороться за этот сомнительный титул могли многие события). Банк заявил, что ему нужно больше места, которое и было в конце концов найдено путем расширения куда-то еще.

Но квинтэссенцией гибели старинного Лондона стало разрушение Риджент-стрит, построенной Нэшем. На ней по-прежнему действовали строгие условия аренды, заложенные самим архитектором: арендаторы должны были каждые четыре года штукатурить фасады и ежегодно их мыть. В 1920-х годах владельцы отеля «Пикадилли», расположенного между Пикадилли и Риджент-стрит, заявили, что им нужно расширить здание с тыльной стороны. Совет по собственности короны (Нэш по понятным причинам возразить уже не мог) позволил Норману Шоу построить необарочный фасад, нелепо торчащий над соседями. Для Нормана Шоу, по словам датского урбаниста Расмуссена, «слова “штукатурный фасад”… были ругательством». Некоторое время отель возвышался на дуге Риджент-стрит как большой серый слон в поле белоснежных лилий: его белый строительный известняк мгновенно темнел.

Совет по собственности короны явно стремился избавиться от шедевра Нэша, и снос в конце концов был довершен. Был уничтожен особняк архитектора на Ватерлоо-плейс, целыми кварталами разрушались фасады к северу от Пикадилли-серкус и вверх по Риджент-стрит вплоть до Ланем-плейс, где вскоре был воздвигнут радиотелевизионный центр Би-би-си. Все проекты новых зданий на замену прежним ориентировались на тяжелое барокко Шоу, с каменными, а не штукатурными фасадами. Ветераны войны сравнивали руины, оставшиеся после сноса, с полями битвы во Фландрии. Новая Риджент-стрит стала воплощением возрождения барокко в XX веке – тяжелого, нудного, но не без собственного характера. Только универсальный магазин «Либерти» (Liberty) сохранил определенный шарм. Владельцы магазина были сторонниками движения «Искусств и ремесел» и, воздвигнув на Риджент-стрит барочный фасад, выстроили позади него неоелизаветинский верх, отделанный деревом с двух старых военных кораблей, причем деревянные панели крепились шпеньками, а не гвоздями. Согласно Певзнеру, это должно было отражать «ностальгию по старому, более уютному миру, утраченному Британией после Первой мировой войны».