Эпилог
Незадолго до своей смерти Михаил Петрович Девятаев вместе с семьей посетил остров Узедом и аэродром бывшего ракетного центра Пенемюнде. Он показал сыновьям, где размещались бараки, откуда производились запуски ракет, где стоял «Густав-Антон» с красивым вензелем на фюзеляже. Вместе с сыновьями Михаил Петрович прошел весь путь по рулежной дорожке и по взлетной полосе до самого обрыва. Его переполняли воспоминания. Он молча стоял на краю полосы и глядел вдаль, куда угнанный им самолет унес из ада десять человеческих душ.
О чем тогда думал бывший летчик-истребитель Девятаев? О ком вспоминал? Может быть, о роковом воздушном бое в небе над Львовом, когда фашистскому асу удалось сесть на хвост и сбить его. Или о несостоявшемся подкопе в лагере Кляйнкенигсберга. Или же о старом парикмахере, подменившем бирку «смертника» и фактически спасшим его жизнь.
Здесь на острове он поставил сто свечей своим друзьям по плену – Кривоногову, Соколову, Немченко, Урбановичу, Емецу, Олейнику, Сердюкову, Кутергину, Адамову. Никого из них уже не было в живых, Михаил Петрович оставался единственным участником тех событий.
На взлетной полосе аэродрома он встретился со старым немцем. Это был Гюнтер Хобом, впервые вблизи увидевший того, кто наделал столько шума в Пенемюнде в феврале 1945 года. Именно Хобом со своим звеном, посланный в погоню за Девятаевым, должен был догнать и сбить его над морем. Но советскому летчику удалось тогда сделать невозможное – умело маневрируя, он скрылся в облаках. Обер-лейтенант Хобом искал пропавший «Хейнкель» дольше всех, но вынужден был вернуться на базу ни с чем.
Они долго сидели вдвоем за столиком, медленно пили белое вино и вспоминали давнюю войну. Потом встали и обнялись. У обоих на глаза навернулись слезы.
На фронте они были врагами и вот много лет спустя пили за мир в аэропорту Пенемюнде. Только тут Хобом признался несостоявшейся жертве, что вел поиски «Густава Антона» далеко на севере – у берегов Швеции, будучи уверенным, что пилот захваченного бомбардировщика полетит по кратчайшему маршруту в нейтральную страну. А тот выбрал курс на юго-восток – в сторону линии фронта.
Два военных летчика, два бывших врага, поднимали бокалы за мирное небо, за удачу, за удивительное спасение Михаила и его девяти товарищей. Да, конечно, если бы Гюнтер в феврале 1945 года обнаружил «Густав», то твердой рукой нажал бы на гашетку и выпустил очередь по беглецам. Но судьба распорядилась иначе, и в 2002-м эта рука держала бокал.
– Zum Wohl! – поднимал его Гюнтер.
– Ваше здоровье! – отвечал Михаил.
Они долго вспоминали те далекие военные годы и сходились в одном: больше подобного в мире повториться не должно. Расставаясь, они крепко пожали друг другу руки.
По дороге домой Девятаев пошутил:
– И все-таки я его свалил! Сломался Гюнтер на пятом тосте…
Что ж, это была еще одна победа летчика Девятаева.
Кстати, ветераны из дивизии Александра Покрышкина на одной из послевоенных встреч единогласно проголосовали за то, чтобы угнанный Михаилом Девятаевым «Хейнкель» был засчитан как сбитый им лично самолет. Десятый!
И еще. В свое время отважного советского летчика занесли в Книгу рекордов Гиннесса с формулировкой: «Странным образом отмечен подвиг советского летчика-истребителя лейтенанта Михаила Девятаева, сбитого над Львовом 13 июля 1944 года. Он – единственный в мире летчик, который за один подвиг сначала посажен в тюрьму, а затем удостоен высшей государственной награды».
